Halocline

Чонгук увидел его ещё до того, как всплыл. Тэхён, как и обещал, сидел на камне и задумчиво смотрел вдаль. Чонгук замешкался, покрутился из стороны в сторону, потёр лицо руками и дал себе слабые пощечины по щекам, чтобы привести в чувства. Он не мог поверить, что собирался общаться с сиреной. С врагом! Его семья была бы в ужасе, если бы узнала. Они бы заперли его и не выпускали бы наружу до самой его смерти, не иначе. Чонгук помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, и тихо всплыл наружу, спрятавшись за камнем и используя его как некий барьер между собой и Тэхёном. Ему было немного боязно — он не скрывал этого, — но всё же он был не тем, кто отступит из-за такой мелочи, как страх. — Я вижу тебя, — сказал Тэхён, однако его взгляд был всё также обращён к горизонту. — Кха. — Чонгук хотел ответить, но вместо слов из его рта полилась вода, и он закашлялся. Ему ещё нужно было привыкнуть к тому, что это происходило каждый раз, как он выходил на поверхность. — Ты не соврал, — сказал русал, но от скрывавшего и защищавшего его камня отплывать не спешил. Тэхён повернул голову в его сторону с приподнятой бровью. Чонгук отметил, что на камне вновь лежала вещь, на которую сирена прежде смотрела так, будто внутри находилось действительно нечто занимательное. — Конечно я здесь. Я же сказал, что не совру тебе. — Тэхён сел и подался чуть вперёд, словно стремился дотянуться до Чонгука. — Ты сюда приплыл в прятки играть, или как? Чонгук фыркнул, но подначивание сыграло Тэхёну на руку: русал оторвал руки от камня и приблизился к сирене чуть ли не вплотную. Таким образом, Тэхён смотрел на него свысока, сидя на камне, а Чонгук глядел на него снизу из воды, вытягивая шею вверх. Увидев его так близко, Тэхён не мог не отметить каждую деталь его внешности: мраморную кожу, угольно-чёрные ресницы и едва розовые маленькие губы, неуверенно зажёванные меж зубов. И, конечно, невероятной красоты, даже будучи мокрой, прическа. До волос хотелось дотронуться, и Тэхён решил не отказывать себе в этом желании. Чонгук вздрогнул и зажмурился, когда чужая рука приблизилась к нему. Он затаил дыхание, стоило пальцам Тэхёна взяться за прядь его волос. — Кто заплетает тебя? Так красиво, — спросила сирена, задумчиво вертя между пальцев хитроумно заплетённую косичку, в прядях которой были маленькие, отливающие блеском жемчужины. — М-мой брат, — пропищал Чонгук на выдохе, приоткрывая крепко зажмуренные глаза. — Ему нравится возиться в волосах. Но какой толк? В воде они всё равно в разные стороны. — Мы любим причесываться, — сказал Тэхён, будто был недоволен словами русала. — Наш народ считает, что в волосах заключена большая сила. Чонгук засмеялся и увильнул из-под руки Тэхёна, поднявшись к нему на камень. — Это глупо. Ваша сила скорее в хвосте и зубах. — Ничего-то ты не понимаешь, малёк. Подрастёшь, может тогда до тебя дойдёт. Чонгук нахмурился. Так каждый раз говорила его мама, и ему совсем не нравилось, что Тэхён её цитировал. — Почему ты здесь один? — спросил он, стремясь перевести тему от его возраста. — А почему ты один? — задал встречный вопрос Тэхён, веселясь, когда Чонгук надул щёки, будто его терпение было на исходе. — Я один, потому что никто не должен знать о том, что я здесь. — А я один, потому что хочу побыть в уединении. Чонгук косо посмотрел на него. — Мог бы просто сказать, что тебе неловко, когда другие видят твои странные делишки, — протянул он самодовольно. — Я знаю, ты приплываешь сюда, чтобы пялиться на эту непонятную штуку… Ау! — Чонгук перестал говорить, когда ему дали щелбан по лбу. — Совсем страх потерял? — Тэхён приблизился к нему и оскалился, отчего у Чонгука в горле пересохло. Он на секунду забыл, с кем разговаривал. — Первое правило: не говори о том, чего не знаешь. — Ну тогда скажи, чтобы я понял, — проворчал Чонгук. Почему все только и могут, что отчитывать? Неужели не лучше спокойно растолковать и привнести в разговор смысл? — Это, — Тэхён взял в руку то, значение чего Чонгук пока не понимал, — книга. Люди придумали их, чтобы читать. — Читать? — Чонгук приподнял брови: слово было ему незнакомо. Русалки таким уж точно не занимались. — Да, слова можно говорить, а можно записывать, а ещё читать. У людей есть алфавит — буквы, которыми можно составлять слова, а из слов, в свою очередь, — предложения. Таким образом можно придумать историю, написать её, чтобы другие могли её прочесть. Глаза Чонгука выглядели так, будто готовы были вывалиться, что делало его похожим на золотую лупоглазую рыбку, настолько он был удивлён. — Внутри этой шт… книги — история? — прошептал он, смотря на теперь до жути занимательный предмет в руке Тэхёна голодным взглядом. Сирена самодовольно кивнула, приятное тепло разлилось по её венам. — О чём она? — Конкретно эта о такой же глупой русалке, как и ты. — Я не глупый! — возразил Чонгук, однако что-то внутри него ехидно посмеивалось и соглашалось с чужими словами. — Только глупый мог попасться людям в сети, — протянул Тэхён, закатывая глаза. Чонгук вновь надул щёки, ещё и губы выпятил и демонстративно отвернулся от Тэхёна. Он не хотел, но его хвост обиженно хлестнул по воде и обдал недовольно поморщившуюся сирену брызгами. — Надуваешься, как фуга, — подчеркнул Тэхён, посмеиваясь. Чонгук фыркнул и медленно соскользнул с камня в воду, готовый уйти с головой в океан. От злости его пальцы сжимались в кулаки, а зубы скрипели друг о друга. Если Тэхён считал его маленьким и глупым, ему не стоило вообще соглашаться встречаться сегодня с ним. Смотря на него, Тэхён думал, что Чонгук обижался прямо-таки как маленькая русалочка. Малёк он и есть малёк. К таким нужен аккуратный подход. Одно неверное решение или слово — и Чонгук будет глубоко ранен или обижен. — Эй, ну ты куда? Я же пошутил! Не похож ты на фугу! — Чонгук замер, ожидая дальнейших слов. Он услышал, как Тэхён тяжело вздохнул позади него. — Святые ракушки, ладно, ты милый, когда дуешься. Не обижайся. На самом деле Чонгук ожидал не этого. Ему бы хватило простых извинений, он уж точно не ожидал от Тэхёна — опасной сирены — комплимента. Его всего передёрнуло, а в груди сердце гулко столкнулось с рёбрами, вырывая из горла короткий вздох. — Я думал почитать тебе эту историю. Может, тебе было бы интересно, какими нас представляют люди, — продолжил Тэхён, с беспокойным пульсом наблюдая за Чонгуком. Он не понимал, почему так не хотел, чтобы русал покидал его. — Это звучит интересно, — прошептал неловко Чонгук, возвращаясь к сирене на камень. Его голос казался Тэхёну похожим на звук ветра между высоких скал. — Итак, я читаю тебе эту историю и по пути поясняю некоторые детали, — сказал серьёзно Тэхён и открыл книгу на первой странице. — Хорошо, — утихомиренный после комплимента и мягкий, как медуза, Чонгук остался в воде и сложил руки на камне, опустив на них голову. Издав смешок напоследок, Тэхён начал читать: — В открытом море вода совсем синяя, как лепестки самых красивых васильков… — Что такое «васильки»? — последовал вопрос после первой же строчки. И вот тогда Тэхён подумал, что это будет не так уж и просто. — Это такие цветы. Маленькие и пушистые. — А ты видел их? — Голова Чонгука приподнялась. — Ну… нет. Не совсем. Я читал книгу по ботанике, там была картинка. — Ботанике? — произнёс Чонгук слово по слогам, будто пробовал его на вкус. — Так люди называют науку о растениях. — Науку? — Нептун меня подери, это займёт какое-то время, — вздохнул Тэхён, смотря на огромные голодные до знаний глаза. — Нам будет легче научить тебя читать. — Здорово! Я хочу! — Хвост Чонгука радостно забился в воде от столь желанного предложения. — Конечно, ты хочешь, малёк. Кто бы сомневался. Тэхён смотрел на вертевшийся от предвкушения перламутровый хвост Чонгука и поражался, во что себя впутывал. Он читал, останавливаясь через каждые две строчки и поясняя Чонгуку то или иное слово. Русал очень удивился, когда Тэхён объяснил ему значение фразы «ей было так больно, будто она ступала по острым ножам». Теперь-то Чонгук знал, как назывались острые штуки, при виде на которые его мозг выдавал «опасно, не приближайся». Узнать, что люди убивали друг друга этими самыми ножами, клинками, саблями и мечами было для него ужасающим откровением. Было так странно узнать, что помимо прекрасных и удивительно красивых вещей, найденных им в песке, люди создавали нечто настолько отвратительное. — …каждая слеза прибавляет к долгому сроку нашего испытания лишний день, — закончил читать Тэхён, торжественно захлопывая книгу. Когда он посмотрел на Чонгука, его удивило и одновременно умилило то, что в глазах того стояли сверкающие в заходящих лучах солнца слёзы. — Это грустная история, — всхлипнул Чонгук, яростно вытирая влагу под глазами. — Не совсем. Хоть русалочка и не добилась любви, она выбила для себя местечко на небесах. Обрела душу. Ей был дан шанс переродиться и встретиться с принцем в будущем. От слов Тэхёна Чонгуку захотелось плакать только сильнее. — Но ей придётся ждать триста лет. Это нечестно. — Тэхён покачал головой и стал гладить Чонгука по высохшей макушке, удивляясь, какими мягкими стали его волосы. — Однако, хоть эта история и интересна, это всё равно чушь — мы не растворяемся в морскую пену. — Нда. — Тэхён в который раз возвёл глаза к небу. — Это всего лишь выдумка, так что не принимай близко к сердцу. Люди много чего придумывают. — Они отвратительны, — выплюнул Чонгук. — Они хотели убить меня. Я думал, что мама преувеличивала, рассказывая о них. Ведь как тот, кто создаёт прекрасные вещи, которые я так долго собирал, мог быть таким чудовищем? — Не все люди плохие, — возразил Тэхён, но Чонгук лишь фыркнул. — Я серьёзно. Вот смотри, ты думал, что сирены злые. Я похож на злого? Тэхён предпочитал забыть о других сиренах, единственным развлечением которых было пребывать в ожидании корабля, что был бы неминуемо потоплен ими. И он также предпочитал не думать о том, как они вгрызались в конечности людей, выбросившихся за борт. Никогда он этого не понимал — вид на трупы всегда вызывал у него отвращение, нежели аппетит. — Ну как тебе сказать… — Чонгук неловко отвёл глаза, а Тэхён второй раз за день дал ему щелбан. — Ты выглядишь устрашающе, но ты… на удивление добрый. — То-то же, малёк. — Перестань называть меня так! Будто ты намного меня старше, — возмутился Чонгук, его плавники зарябили. — Тебе лучше не знать, насколько, — насмехался Тэхён. Эх, если бы Чонгук только представлял. — Сколько же тебе? Двадцать? От этого предположения сирене пришлось сдержать смех. Если бы Тэхён и сам точно помнил — он был бы рад. — Я старше самой старой черепахи, — ответил он размыто; брови Чонгука комично изогнулись, а губы скривились. — Да ну? Правда что ли? И сколько это? — Столько, что я уже и не помню — сбился со счёта. — Конечно-конечно, — пропел Чонгук, улыбаясь. — Так я тебе и поверил. — Когда-нибудь до тебя дойдёт, что я не вру. Ложь — источник больших неприятностей, нежели правда. Чонгук не стал возражать этим словам, а лишь отвернулся от сирены в сторону горизонта, где половина солнца скрылась за уровнем океана, будто вода проглатывала его. Ему, недалёкому и не посвящённому в то, что земля вращалась вокруг солнца, так и казалось, что днём огромный яркий шар света был на небе, а ночью ложился спать, укрываясь волнами. — Закат сегодня особенно красивый. Такой яркий, — сказал Тэхён, и его расслабленный тон голоса касался ушей Чонгука мягко и нежно. — Да, закат чуд… Закат?! Ох, нет! Я… — Чонгук завозился и быстро сиганул с камня в воду. — Мне срочно нужно домой. Я не заметил, как пролетело время. Эм… — Он замер нерешительно, уже практически уходя под воду. — Встретимся здесь же? Завтра? — С тобой всё хорошо? Ты выглядишь испуганным. — Тэхён смотрел на переполох русала с хмурым лицом. — Да, всё хорошо. Я просто беспокоюсь, что не найду дорогу домой. — Что? — Тэхён нахмурился пуще прежнего, глядя на обеспокоенное выражение лица Чонгука, ему хотелось схватить его за руку и никуда не отпускать. — Нет времени объяснять. Завтра. Здесь же. Ну, до встречи! — Помахав рукой на прощанье и даже не улыбнувшись, Чонгук с бешено колотившимся сердцем поплыл на самое дно, извилисто оплывая камни и потонувшие, как теперь он знал, корабли и кораллы. Его беспокойству была веская причина — он мог не успеть до полной черноты и не найти путь домой. Всё было вот как: когда темнело, океан тоже погружался в абсолютный мрак, и видеть в таком случае было невозможно. Казалось бы, как тогда русалки жили на самом дне? В полном мраке, на огромной глубине, куда мало кто мог добраться. Вот объяснение этому: они могли там обитать, потому что их хвост светился, а зрение улучшалось, но происходило это при определённой, достаточно низкой температуре. Дома русалок находились глубоко-глубоко, и путь к ним был далеко не прост. Он требовал не только знания дороги, но и способностей, которые проявлялись лишь при очень низких температурах. И если кто-то не успевал доплыть до глубины, туда, где от холода раскрывались дополнительные способности, то им оставалось только плутать в темноте и ждать, пока солнце вновь не взойдёт и не осветит океан. Но это было крайне опасно: множество хищников, выходивших на охоту ночью, представляли огромную угрозу для дезориентированных русалок, и оставаться в это время вне дома было бы сродни самоубийству. Потому Чонгук плыл как никогда быстро, и когда в практически полной темноте ему удалось увидеть очертания нужной узкой расщелины в скалах, он наконец успокоился. Это означало, что дальше он уже не потеряется и стопроцентно вернётся домой.