Halocline

Чонгук плыл и трогал себя за губы, что невыносимо кололо, — на его лице была глупейшая улыбка. Он выглядел невменяемо счастливым — таким, что даже рыбы пугались его, оплывая вокруг. Но Чонгук ни на кого не обращал внимания, напевая себе под нос и быстро рассекая воду. От внутреннего волнения после произошедшего его крутило и вертело в водовороте прозрачных плавников и пузырей, досталось даже бедной рыбешке, которую Чонгук, не в силах сдержаться, затискал. Он поцеловался с Тэхёном! И Тэхён не был против, поцеловав его в ответ. Для Чонгука влюбиться в Тэхёна без памяти — дело простое. Кто, если не он? Чонгук за всю свою жизнь таких никогда не встречал. Таких умных, смелых, сильных, красивых и при всём при этом невероятно добрых. Было бы преступлением не влюбиться в него. Чонгук не знал, испытывал ли Тэхён к нему хоть толику тех чувств, что и он, но Чонгук отчаянно надеялся на это. Его переживания по поводу взаимной симпатии были обоснованы: кем был он, чтобы заинтересовать Тэхёна? Тот звал его мальком и обращался как с глупым ребёнком, сколько бы Чонгук ни пытался доказать обратное. Поэтому прежде Чонгук не планировал целовать Тэхёна всерьёз, не тогда, когда был абсолютно не уверен в его отношении к нему. Однако Тэхён сам начал разговор о поцелуях. А значит, сам первый начал всё это. Как только он упомянул о традиции людей, Чонгук не смог не представить, как они делают это. Как их губы, влажные от дождевых капель, встречаются. Чонгук не мог упустить эту возможность, не в тот момент, когда Тэхён ответил, что ни разу не целовался под дождём. И возможно это было эгоистично, но Чонгуку хотелось забрать у него этот поцелуй, отдать его своими девственными, подрагивающими от волнения губами. Он был абсолютно уверен в своём решении, однако стоило приблизиться к сирене, как он тут же замер в нерешительности в каких-то несчастных сантиметрах. В тот момент он думал, что не сможет сделать этого и что его храбрость напускная и жалкая. А потом всё случилось само, словно кто-то извне подтолкнул их к этому: Тэхён нагнулся, и их губы долгожданно встретились. Чонгук от наплыва чувств перестал дышать и соображать, лишь кончики его плавников яростно хлестали по воде, подавая признаки жизни. Чонгук не подозревал, что поцелуи могут быть столь приятны. И он также не знал, что услышит дивную песню, что всё не умолкала и продолжала звучать в ушах, хотя Тэхён и был невероятно далеко. Чонгук начал сомневаться, что её пела сирена. Возможно, думал он, так звучала любовь. Он захихикал от своих мыслей и пришёл в чувства, вынырнув из воспоминаний о поцелуях с Тэхёном, только когда его лоб встретился с чем-то твёрдым. Он открыл глаза и понял, что это была грудь Чимина. Надо сказать, довольно сердитого Чимина, смотревшего на него серьёзным, пугающим взглядом. Чонгук перестал улыбаться, наблюдая за тем, как глаза брата сурово сужались. — Ты снова опоздал. — Кхм… Разве? — Чонгук оглянулся, удивившись. Маленьких русалочек, что обычно резвились на полянах, уже не было. Должно быть, родители давно разогнали их по домам. Только сейчас Чонгук понял, что была глубокая ночь. Он, вероятно, настолько утонул в своих фантазиях, что забыл о времени. Было удивительно, что он добрался домой без проблем. — Ох, и правда. Я не заметил. — Ты… Папа сходил с ума! — прошипел Чимин, отчего Чонгук вздрогнул и зажмурился. — Мне пришлось соврать ему! Снова! — Прости, — пропищал Чонгук, вжав голову в плечи. Ему хотелось стать черепахой и спрятаться от злобного брата в панцирь. — Что ты делал всё это вр… — Чимин вдруг замолк на середине слова, его глаза неестественно широко распахнулись и уставились на Чонгука так, будто за его спиной была акула, готовая вот-вот слопать его. — Что это?! — шокировано спросил Чимин, но Чонгук не понимал о чём он. В его голове сразу же вспыхнули возможные варианты: вдруг Чимин понял, что Чонгук делал совсем недавно? Остались ли на его губах признаки недавнего поцелуя? Ранка на его губе не заросла? Отражается ли в его глазах картинка прекрасной сирены, промокшей под дождём? Все эти мысли набросились на беззащитного Чонгука, заставив его трястись. Чимин схватил его за замудрённо заплетённую прядь волос и, пристально разглядывая, осмотрел со всех сторон. — Кто заплёл тебя, Чонгук? «Мои волосы!» — вспыхнуло у Чонгука в голове вместе с болезненным писком, заставив поморщиться. Он вспомнил, как читал, пока Тэхён кропотливо делал что-то на его голове, словно собирался свить в нём гнездо для кружащих вокруг чаек. — Ну… эм, я сам? — спросил Чонгук, прекрасно зная, что эту ложь Чимин не примет. Чонгук был, возможно, единственным, кто не умел заплетать — терпения ему для этого не хватало. Чимин вдруг ахнул, смотря на брата. — его поразила внезапная, шокирующая до глубины души мысль. — Неужели ты… — Чонгук зажмурился, его сердце пустилось вскачь. — Тайно встречаешься с кем-то?! — улыбнулся Чимин и захлопал в ладоши, сверкая огромными счастливыми глазами. — Неужели мой младший братишка нашёл себе пару? Ты поэтому так странно ведёшь себя в последнее время? Неужто ты… влюбился?! — И он весело засмеялся, поддразнивающе оплывая Чонгука кругами. Он схватил его за щёки, будто им всё ещё было по пять, и начал теребить их, вынуждая Чонгука недоуменно хмуриться. Неужели всё было так просто? Стоило стать в глазах Чимина русалом влюблённым, а не занимающимся не пойми знает чем, не пойми знает где, как все проблемы тут же решены? — Я знаю, кто это? М? — Чимин завлекающе глянул на Чонгука. Он был похож на молодых русалок, которые стайками шептались и плели сплетни о жителях королевства. — Я уверен, что это кто-то красивый. Верно, невероятно красивый. Эх, Чимин, если бы ты только знал, кто это, ты не был бы так радостен сейчас. — Это тайна. Никто не должен знать, что я встречаюсь с… кое-кем. Ясно? — Я нем, как рыба, — хихикал Чимин, обнимая брата за плечи. — Ты познакомишь нас? Может, это та русалка с рыжими волосами, что постоянно смотрит на тебя? Чонгук отпрянул в ужасе. На него смотрит какая-то рыжая русалка?! Почему он об этом не знал? Неужели его взгляд и впрямь не устремлён никуда дальше его носа? — Нет, Чимин, это точно не она. Чимин выпятил нижнюю губу, такую же нежно-розовую, как и его хвост. — В любом случае, кто бы это ни был, он мне уже нравится. Так красиво твои волосы не выглядели ещё никогда. Чонгук вымученно улыбнулся. Он был уверен, что Чимин не говорил бы так, узнав, что его заплетала сирена — опасное и кровожадное существо океана, от которого русалкам было приказано держаться как можно дальше.

***

Чонгук сплёвывал воду и убирал пряди с лица, жмурясь от чересчур яркого солнца. Он не помнил, чтобы оно когда-нибудь было столь ослепительным. Его глаза болели от лучей, и ему хотелось уйти под воду. Чонгук внутренне подозревал, что его нежелание находиться на поверхности было связано с тем, что теперь он не знал, как вести себя с Тэхёном. Он не мог заснуть полночи — беспокойно ворочаясь в водорослях, свисавших с его потолка и баюкавших его, как в колыбели, — потому что он не мог не думать о поцелуе. Не мог перестать бессмысленно хихикать и изворачиваться во все возможные стороны, словно выброшенная на берег рыба. А сейчас он не мог понять, как стоило себя вести. Границы, что были негласно установлены между ним и Тэхёном, в один момент стёрлись, и Чонгук не знал, что делать. В любом случае мысли, что терзали его, исчезли, стоило поднять взгляд на камни и не увидеть на них Тэхёна с книгой в руках, привычно ждавшего его. На валунах никто не лежал, и паника поднялась к горлу Чонгука, когда он подумал, что остался один. Что после вчерашнего происшествия Тэхён не захотел его видеть, и он — односторонне влюблённый — будет вынужден продолжать одиноко плавать на дне в поисках вещей, названия и применения которых не будет знать, потому что Тэхён от него отказался. Чонгук с тревогой думал о том, что вновь будет придумывать небылицы и бессмысленные названия найденным безделушкам, потому что по своей невероятной глупости поцеловал Тэхёна и теперь был вынужден пожинать горькие плоды своих действий, вновь оставаясь в одиночестве. Потому что Тэхён — такой же отшельник и изгой среди сирен, как и Чонгук среди русалок, — не захотел быть с ним. От осознания этого к глазам подступили жгучие слёзы; всё внутри больно сжалось, а потом расширилось, словно хотело разорвать его на куски. — Бу! — Тихо высунувшийся из воды Тэхён наклонился к самому уху растерянного, в надежде озиравшегося по сторонам русала, и крикнул, чем невероятно его испугал. Чонгук вздрогнул, резко махнул хвостом в воде, задев им сирену, и обернулся. На его лице было облегчение, вместо ожидаемого сиреной осуждения. Не было ожидаемых криков, войны, хватания за хвост и щипания. Никаких недовольных возгласов, никаких брызг в лицо — только взгляд, полный странной благодарности. Когда Тэхён, нахмурившись, хотел было спросить, в чём дело, Чонгук неожиданно накинулся на него и обнял за шею, уткнувшись носом за ухо. Его сердце билось быстрее обычного, и Тэхён отчётливо это слышал, удивившись, что его собственное, из-за внезапных объятий, подстраивалось под чужой ритм. — Я думал, что ты бросил меня! — воскликнул Чонгук, в конце срывая голос на всхлип. Тэхён положил руки ему на голову, в которую бы очень хотел залезть и понять, каким образом в неё попадали столь глупые мысли, и погладил Чонгука по волосам. Он представлял себе их сегодняшнюю встречу не так. Тэхён прекрасно знал, что вчерашний поцелуй сделает их неловкими, — и хотел разрядить обстановку, начав их встречу с дразнилок. Но в итоге всё вышло не так, как он предполагал. Только сейчас Тэхён понял, как глубоко Чонгук волновался за него: только мысль о том, что он бросил его, выбила Чонгука из колеи. Тэхён не раз думал о том, что ему не стоило появляться в жизни Чонгука и баламутить устоявшиеся нормы, а стоило остаться по разные баррикады. Чонгук — спокойное дно океана, Тэхён — его опасная поверхность. Они как галоклин — вода, что не может смешаться, сталкиваясь друг с другом. Так что как они оказались переплетены, оставалось загадкой. Просто на свете были чувства сильнее вражды и страха, помимо них существовали те, что превосходили их по силе, — и это несомненно смелость и любовь. — Эй, посмотри на меня, — прошептал Тэхён, прислонившись лбом к лбу Чонгука. Вода с волос текла по их носам, но они не обращали на это внимания. Чонгук неохотно приподнял дрожащие ресницы, робко взглянув на сирену. — Я не собираюсь оставлять тебя. Чонгук отрицательно мотал головой и нервно сминал губы — этих слов было недостаточно. Он не верил и не мог поверить в то, что Тэхён серьёзен, и потому сирена намеревалась доказать это. «Не словами, так поступками», — подумал Тэхён и решительно снял со своей шеи подвеску с перламутровой круглой ракушкой. — Что ты делаешь? — спросил его Чонгук, смотря на действия с очевидным недоумением. — Эта ракушка передаётся у нас из поколения в поколение, — задумчиво заговорил Тэхён, крутя перламутровую раковину между пальцев. — Мы вручаем её нашей паре, когда уверены, что хотим провести с ней дни своей жизни. Папа дал её маме, а я даю её тебе. — Что?! — Чонгук отпрянул от Тэхёна. Его хвост, переплетённый с хвостом Тэхёна, резко отцепился, яростно забившись в воде. Тэхён думал, что Чонгук похож на морского ангела. Его невесомые прозрачные плавники напоминали ему крылья. — Так сирены заявляют свои права друг на друга — обмениваются ракушками. Будь ты сиреной, ты тоже дал бы мне свою, — говорил Тэхён, уверенно приближаясь к шокированному Чонгуку, который даже моргать не смел, когда на его шею надевали ритуальное украшение. — Ну вот, теперь ты мой, малёк. И я никуда от тебя не денусь. — Ты… Ты хочешь, чтобы я был твоей парой? — прошептал Чонгук, его заикающийся голос был едва слышен. — Глупенький. Ты уже моя пара. — Но… — Чонгук смотрел на Тэхёна сконфуженно. Его глаза были такими большими, что Тэхёну оставалось лишь удивляться их размеру. — Ты никогда не давал понять, что любишь меня. Ты и сейчас продолжаешь называть меня глупым и маленьким. «Ты и есть глупый и маленький», — думал Тэхён, однако это были не единственные прилагательные, которые он мог дать Чонгуку. Он также невероятно красивый, чистый душой, забавный — хотя юмор у него специфичен, — смелый — скорее отчаянно рисковый, — а ещё у него большое доброе сердце. И глаза, наполненные чистотой и ненасытным любопытством. После заносчивых сирен, ищущих во всём выгоду, Чонгук для Тэхёна был глотком чистой воды среди той, что химикатами отравили люди. — Ну что поделаешь, раз ты у меня такой, — откровенно насмехался Тэхён, гладя Чонгука по щеке. Чонгук кривился, не плененный. Сложно было верить Тэхёну, когда тот говорил односложно. Тэхён вздыхал. Он забыл уточнить, что Чонгук также до ужаса упрям и недоверчив к его словам. — Ты самое глупое, а также самое прекрасное, что случалось в моей жизни. Я бы не стал проводить с тобой так много времени, если бы это было не так. Чонгук не мог понять, чего хотел больше: ударить, ведь всё же слова казались двоякими — Тэхён не то хвалил, не то ругал, — или же крепко обнять. Но не мог он ни того, ни другого: тело казалось таким тяжёлым, что возникало чувство, будто он вот-вот пойдёт якорем на дно — туда, где ему самое место. А не здесь, рядом с солнцем, в объятиях сирены, заявляющей на него свои очевидные права. Его переполнял трепет и страх. Что им делать? Их народ в вечном противостоянии. Сирены страшны и опасны, а русалки беспомощны и слабы. Между ними километры воды и тонны злобы, а они здесь, на несчастном клочке океана, смотрят друг на друга и сами не могут поверить, во что влипли. — Подождешь меня? — выдохнул судорожно Чонгук, сжимая в пальцах врученную ракушку — символ их неразрывной связи. — Я мигом — туда и обратно, хорошо? Тэхён улыбнулся, нежно, едва приподняв уголки рта. Однако даже самая маленькая улыбка делала его особенным и невероятно красивым, сглаживая острые черты лица. Чонгук запомнил его таким, когда отвернулся, готовый уйти под воду. Однако, с борющимися внутри «сто́ит» и «не сто́ит», выбрал первый вариант и перевёл взгляд обратно на Тэхёна — не смог удержаться: быстро подался вперёд, зажмурился и поцеловал того коротко в милую улыбку, словно стремился украсть её себе, забрав глубоко на дно океана. Не успел Тэхён и рта раскрыть, как Чонгук уже устремился вниз, оставив сирене лишь пузырьки и чувство мягкого касания на губах. Тэхён глубоко выдохнул, и как только последние следы Чонгука полопались, склонил голову к камню, упёршись в него лбом. Его когти оставляли на сером базальте продолговатые царапины, он шипел сквозь зубы от собственных решений и думал, не заразил ли его Чонгук своей глупостью после вчерашнего обмена слюной. Он связал свою жизнь с русалкой. И только сейчас начал думать о последствиях. На что обречены их отношения? А жизнь Чонгука? Это он сильный и сможет за себя постоять, выжить в одиночестве, ничего не боясь. Но не Чонгук, что не может справиться и с маленькой акулой. Он беспомощен, слеп в ночи и поверхность опасна для него, если он без Тэхёна. Тэхён сможет его защищать, он справится, но он боится, потому что не может быть рядом каждую секунду. Один раз он не уберег, опоздал, и когда подоспел на подмогу — было слишком поздно. Думая об этом, в нём проснулся страх, который удавалось подавлять раньше, но не теперь. Страх не за себя, но за жизнь другого. Каждую секунду Чонгуку угрожала опасность, каждое мгновение несло за собой угрозу жизни. Весь океан — сплошное поле боя, а Чонгук в нём — мелкая сошка. И так как Тэхён один, ему некому сказать, что все в мире находятся под прицелом смерти. И что он не Бог, который может всех спасти. Даже если он сам несёт смерть. Даже если сирен создавали кровожадными, даже если их одарили невероятной силой и губительным голосом. Тэхён почему-то думал, что раз у него всё это есть, то он должен быть спасителем, и что Чонгук это тот, кого судьба подарила ему, чтобы оберегать. — Тэхён? — Голос Чонгука позади сирены звучал неуверенно. Тэхён выглядел не очень хорошо — от переживаний каждая мышца была напряжена, мускулы угрожающе бугрились под кожей. Лицо украшал оскал, а плавники на всём теле были расправлены и ожесточены, словно Тэхён собирался вступить с кем-то в драку. Чонгук ещё не видел его таким. Он не знал, что могло так разозлить Тэхёна, но уже боялся этого. — Ты быстро. — Тэхён взял себя в руки за считанные секунды. В присутствии Чонгука его волнительные мысли смолкали. Он словно был волной, накрывавшей его и не позволявшей слушать то неприятное, что выдавал его собственный разум. — Я же сказал, что мигом вернусь. Тебе нужно больше доверять моим словам, — последней строчкой Чонгук передразнил Тэхёнов нравоучительный тон. — Я принёс тебе это, — уже тише сказал он и положил руку на камень. Его пальцы подрагивали: он не мог решиться разжать кулак, потому что для него это был очень ответственный шаг. Тэхён заметил чужую неуверенность и нахмурился, не понимая, чем она вызвана. Что такого Чонгук мог дать ему, не решаясь показать это? Что за безделушку на этот раз он собирался ему дать. Медленно, разгибая пальцы русала один за другим, пока тот не смел сопротивлялся или как-то препятствовать, Тэхён раскрыл его ладонь. Увиденное заставило сирену вскинуть на Чонгука шокированные глаза, ведь на ладони лежали бусы из чёрного жемчуга. В середине тонкой нитки ровных маленьких бусинок висела самая большая, отличавшаяся от остальных деформированной формой. Тэхён знал, что у русалок было принято создавать это ожерелье из идеальных и самых красивых жемчужин, но Чонгук видимо считал иначе. — Ты что, хочешь брака со мной? — Тэхён моргнул, переводя взгляд с брачного ожерелья на отводящего глаза Чонгука. Тэхён знал, что вручение ожерелья — практически цель существования русалок. Сначала полжизни они плавают в поиске самых красивых жемчужин, чтобы сделать из них украшение, а потом ещё полжизни ищут себе подходящую пару. Чонгуку было всего семнадцать, а он уже успел сделать всё то, на что у других уходило пол века. — Конечно хочу. Ты единственный, кого я хочу. — Глаза Чонгука горели, когда он посмотрел в ответ на Тэхёна бойко и с вызовом. Всё в нём кричало: «Только посмей отказать мне». И Тэхён не смог не засмеяться с этого. Как же всё это было глупо и быстро. В темпе Чонгука. — Чего ты вечно смеёшься, когда я говорю тебе такие серьёзные вещи. Ты вообще знаешь, как это труд… Тэхён прижал его к своей груди, и Чонгук, поначалу недовольно пыхтящий, через время уже тёрся о его холодную кожу щекой, чувствуя и слыша возле уха быстрое биение сердца. Тэхён словно сделал это специально: «Вот, смотри, что ты со мной делаешь. Моё сердце сходит с ума из-за тебя». — Ты был создан для неприятностей, малёк, — прошептал Тэхён в чёрные волосы, а Чонгук не стремился возражать этим словам — знал, что они были чистейшей правдой.