Модные шалавы 2: Гамбит картоса

— Как вы могли его потерять?! Он же совсем ещё ребенок! Назар и Гриша, вцепившись в друг друга, стоически пытались выдержать словесные атаки Святковского, наворачивающего по спальне такие дичайшие «па», что артисты Большого театра в истерическом припадке сжирали руки по локти от зависти. Меж тем, Вотяков пытаясь использовать Буду как живой щит, мысленно проклиная себя за то, что впустил взбешенного героя-романтика к себе в квартиру. Улан, причитая смахивая слёзы, по пятам следовал за Никитой, пытаясь угомонить того. Платина, как говорится, нервно курил в сторонке. Вернее он действительно вышел на балкон под предлогом покурить, на самом деле закрывшись с уличной стороны, дабы ураган Оффми не достиг и не порвал в клочья и его. — Он попадёт под машину! Потеряется! Его украдут! Зарежут! — не успокаивался с Святковский, активно помогая себе жестикуляцией. — Прошу тебя, тише! — заливался пуще прежнего Кристалл, — Мы его обязательно найдём! Я клянусь тебе! — Он подсядет на химию! На него упадёт рояль! Блять, он паспорт дома забыл, ему даже не продадут энергетик! — тут Никита внезапно остановился, в его спину врезался хнычущий Познякус, — А виноваты… Он повернулся на парочку, испуганно сжавшуюся на кровати, внушительно выдохнул пар. Гриша выплюнул трехэтажный мат на венгерском, зажмуриваясь. — Вы двое! — Они?.. Все разом повернулись на оказавшегося в двери парня. То был сонный Егор, прижимающий к себе свои «сорок одеял» (три пледа, если говорить серьезно). Тейп, однако, быстро отойдя от состояния сна, сурово уставился на оборвавшегося на полуслове Святковского. Возникает и затягивается внушительная пауза. Внезапно Егор выплевывает отчетливое «уебаны!», мнет пледы, придавая им форму огромного кома и кидает в оппонента. Никита ловит, машинально расправляет, складывает их в стопку и та вновь отправляется в полёт, попадая уже в руки Грише. Тот, немного растерявшись, нервно переводит взгляд от одеял на Оффми и Ракитина и обратно. — Что опять у вас происходит? — Тейп недовольно озирается, — Почему когда я появляюсь в вашей компании вы всегда на друга друга орёте, блять?! — Да мы всегда на друга друга орём про… — начал было издеваться Вотяков, но тут же получает пробитие локтем в живот от Гриши, сгибается, шипя, в болевом спазме. — У нас тут… — Будапештов, лучезарно улыбаясь, пизданул того ещё и стопкой пледов по башке для верности, — Заминочка маленькая с Дим Димычем. — В смысле «заминочка»? — хмурится Егор. — В смысле хуй знает где он… — кряхтит избитый Назар, уворачиваясь от рук Гриши, перехватывает одеяла и выкидывает их нахуй на другой конец комнаты, едва ли не попадая в Никиту, —…Мы его, кажется, того…! — Ч-чего? — Ну, потеряли… Егор широко распахнул глаза, открыл и закрыл рот как аквариумная рыбка. Подоспели ласковые руки Улана, мягко сжавшие его плечи сзади. — Короче, все хорошо… — Познякус старательно скрывает панику на лице, стоя за спиной Ракитина, — Ты тут не причём, честно. Мы просто… — Просто пять взрослых идиотов не смогли уследить за ещё одним! — в сердцах рявкнул на того Егор так, что тот в ахуе разжал руки, попятился и сел рядом с Назаром и Гришей. — Все заебись?! Я тут не причём?! Охуеть, спасибо, угодили! А с хуя ли такие ебла испуганные? М?! Он, словно выбирая жертву, яростно оглядел всех, останавливаясь на Будапештове. Тот быстро понял, что первый в списке на уничтожение от ядерной бомбы стоит он. Ничего лучше, чем найти временное убежище, Гриша, собственно, придумать не смог, поэтому щемился под руку Назара, прячась от разъяренных глаз. Егор прогрохотал. — Григорий, вашу ж мать, Алексеевич Ляхов!.. — Не-не-не, Егор, давай только не так! — завопил в ужасе тот, услышав полную форму своего имени. — Ты, блять, устроил самый убойный в плохом смысле вечер всем, втянул меня! Охуеть, знаешь, дружище в следующий раз, когда тебя потянет играть на ревности твоего ебанутого дружка, обращайся к кому угодно, только не ко мне. И знаешь, мне похуй на разбитый нос! Абсолютно похуй! Он быстро заживет в отличие сердца, которое я и ты, по собственной дурости, просто ну расхуячили в хлам об стену! Он резко повернулся на Вотякова. — Во-первых, поклон в пол, сука, за нос. Во-вторых, я тебе щас, блять, септум твой ебанный вырву к хуям собачьим! А че нервный такой, а?! Боишься испытать эффект бумеранга? Все думаешь, — Егор, ехидно прищурился, вынув из рукава нихуевый такой козырь, — Что тебе обязательно воздастся за свою бабу?! Что убиваться от измены придётся и тебе?.. Иди нахуй, Назар Вотяков, официально! Егор выдохнул, Назар театрально приподнял бровь. «Все сказал, кроха?» Ракитин чуть было не рванул прочь, обливаясь слезами, от этого абсолютного похуизма в наглом, взрослом лице, но в глазах, прожигающих ледяным взглядом, прямо на поверхности проплыло что-то тяжелое, колючее… Горькое. Ракитин, еле еле как выцепляя слова из глубины глотки, хрипло прошептал. — Мудакам везёт. Не в этот раз. Не с Гришей. Вотяков сжал кулаки, собираясь резко подняться, но был остановлен Будапештовыми руками, что настойчиво обвили его. Ракитин перевёл взгляд на Познякуса. Тот сжал губы сразу же, незамедлительно обиженно отворачиваясь. Тоже не глупый, тоже понимает, что и его отчитать стоит. — Улан, ты не поверишь мне, но мир не ограничивается Робертом! Я знаю, блять, знаю насколько сильно вы любите друг друга. Знаю, что все остальное вам нахуй не сдалось. Но! Вы не одни тут нахуй! Вы, блять, отвлекайтесь хоть иногда от себя на внешний мир! — Егор, заткнись, пока не вдарил опять. — рявкнул снова на него Назар, — Ему и без тебя тошно, хочешь помочь общему делу — пиздуй из моего дома. — Я не закончил! — топнул ногой Ракитин, — И я говорю правильные вещи! Сам заткнись! — Оба рты закройте, придурки! — Будапештов хлопал по плечу окончательно разрыдавшегося Улана. — Я правда винова-а-ат! — выл тот. — Тайм-аут! Никита, все это время стоящий в стороне, закричал во все горло. Все ссорящиеся моментально застыли на месте, развернувши бошки на него. Никита сделал глубокий вздох, выдох. — Я виноват и точка. Дима — мой самый любимый, самый хороший, маленький человечек, а я не уберёг. Я… Правда его очень сильно люблю, я хочу быть с ним все своё время, всегда его…— он мимолётно улыбнулся, чуть покрывшись красной краской, — Обнимать, он же такой, такой… Никита усмехнулся, да только задора в этой усмешке не было, была лишь сквозящая вовсю безнадежность и обида. На что? На себя. — Мы действительно могли бы сейчас быть вместе дома, Назар и Гриша бы не поссорились, Улан и Роберт не охуели от переживаний, у тебя бы, Егор, был целый нос… — Оффми пожал плечами, выдавая очередную свою печальную белоснежную улыбочку, — Я проебался, мне и отвечать теперь… — Ага, ещё че можешь поинтереснее сказануть? — Обладает, наконец, освободившийся из-под гнета патриархата (Будапештов, зажатый его руками, беспомощно барахтался и хихикал), посмотрел на Оффми с ироничным недоверием, — Вы же оба пизданутые внатуре. С тобой я поеду. — О! Я тоже поеду! Я с вами! — Гриша, будучи зафиксированным между кроватью и Вотяковым, замахал руками, привлекая к внимание. — И ты, бешенный. — Это ты бешенный. — Что?! — Что слышал. — Я тоже с вами хочу. — Егор, улыбаясь задумчиво, ковырнул уголок ковра, — Редко, где с таким количеством интересных педиков пообщаться можно. — Вы закончили с душераздирающими монологами там?! — внезапно прервал всех визг с балкона. Все повернулись, увидев потрясающей красоты картину: Роберт, стуча по стеклу, выкрикивал: «Я замёрз уже, а дверь заклинило! Помогите!» Очередная немая сцена, потом взрыв. Истерически хохотали все: заразительно громко — Гриша, схватившись за живот, беззвучно дёргаясь — Назар, закрыв лицо руками, высокими нотами визжал Егор, отклонившись чуть назад, Никита, валяясь и хлопая рукой по столику. Даже Улан, моментально подскочивших к двери, упёрся в неё лбом и дрожал в приступе смеха.