Some kind of heaven

Чимину снятся уютные материнские объятия, то, как она качает его на ручках, пока он засыпает, и полушёпотом напевает колыбельную. Но картинка вдруг меняется. Лицо матери искажено страхом, и она пытается спрятать своё чадо. Его закрывает дощечками и со слезами на глазах прикладывает палец к губам, моля, чтобы он дождался маму и не издавал ни звука. Страшно, холодно, а отовсюду доносятся предсмертные стоны и крики ангелов. Когда же всё стихает, ребёнок сначала замирает, а после копошится и в ужасе поднимает глаза на плохого, ужасного мужчину, что занёс над ним оружие… и темнота. Ангел медленно открывает глаза, обрамлённые дрожащими ресничками. Первое, что он чувствует, это щиплющая боль в крыльях. Они аккуратно сложены по двум сторонам, занимая всю мягкую кровать. Чимин несколько раз смаргивает сон, медленно поворачивая голову, разглядывая крылья. С них смыли кровь, но она осталась засохшей в пустых дырках от вырванных пёрышек, местами виднелись ожоги. У Чимина ком в горле образуется, а в глазах противно режет. Тёмные дыры в некогда белоснежных крыльях заставляли внутренности скручиваться, наружу лезть. Ангел чувствует себя грязным, изуродованным, жалким. От этого хочется плакать, но слёзы не идут. Он закрывает глаза, сжимая в пальчиках пуховое одеяло, желая в нём раствориться. Слух улавливает звук открывающейся двери, и маленькое сердечко забивается в разы сильнее, когда он видит входящего. Плечи Чонгука устало опущены, лицо сурово и мрачно. Его статный торс обтягивает чёрная лёгкая водолазка, отчего хорошо видно его перекатывающиеся мышцы на руках, когда он аккуратно переставляет ближе к кровати кресло. И он поднимает тёмные глаза только тогда, когда усаживается на него, сразу встречаясь с медовым взглядом. И, если минуту назад в глазах было сухо, то сейчас, при виде такого значимого лица рядом, соляная жидкость непроизвольно потекла по щекам. Воспоминания страшного Суда быстро пролетели в голове, заставляя Пака словно ещё раз пережить то событие. А последнее, что он помнит — это убаюкивающие руки, нежные поцелуи и слова утешения на ушко. Чонгук теряется, когда видит кристаллики на мраморной коже. Ангел пролежал без сознания пять дней. И это были самые долгие дни в жизни дьявола. Мучительно было смотреть на нешевелящееся тело, его закрытые веки и не знать, когда же они откроются. Он привстает и наклоняется к мальчишке, его заплаканное личико в свои большие ладони берёт. — Я-я думал ты не придёшь за мной, — всхлипнув, ангел прикусил губу, вспоминая то отчаяние, в которое впал, когда первые перья с корнем выдрали. Тогда он считал, что никогда больше не увидит Чонгука, что погибнет от безумной боли, пронизывающей тело. Честно, ему этого и хотелось. Ведь без своих ангельских крыльев, он вряд ли смог бы справиться и продолжать жить. — Мне было так страшно… — Знаю, кроха, и мне жаль, что я допустил это, — сводя брови, дьявол сцеловывает крупные слёзки. — И я снова оказался обманщиком: говорил, что не позволю твоим крыльям пострадать. — Но ты спас меня, — успокаиваясь, шмыгает в последний раз носом Чимин, — и мои крылья. Они скоро заживут и станут такими же, как и прежде… Из-за некой горечи и серьезности в глазах напротив, голос мальчишки с каждым словом терял уверенность и стихал. — Станут же, д-да? — Чимин, послушай, — мужчина ведёт большим пальцем по его скуле, — это совершенно не важно, какого цвета твои крылья. Так сложно было смотреть в полные надежды округлённые глазки и понимать, что придётся разрушить её. — Что это значит? — переходит на шёпот Пак, громко сглатывая. — Ты всё равно, вне зависимости от их цвета, самый прекрасный, искренний и светлый ангел, которого я когда-либо встречал за всю свою жизнь. А она долгая, — он приближается к его лицу опуская свой лоб на его. — Т-то есть, — щёчки, почему-то, краснеют от такой близости, а сердце пропускает удар из-за собственного предположения, — я… стану демоном? — Ну уж нет, — после некоторого молчания, усмехается вдруг Чонгук. — Ты слишком часто во что-то вляпываешься, и твоя прелестная попка любит попадать в неприятности, а вот я не люблю наводить порядок за своими подчинёнными. Поэтому я не разрешаю тебе становиться демоном. Чимин вскидывает брови, в возмущении отстраняя от себя мужчину, глядя на него так, будто собирался устроить самую настоящую взбучку. Но губы сами собой растягиваются в слабой улыбке, а вся боль и печаль отходят на второй план, заменяясь всепоглощающим сильным чувством к этому дьяволу. Он отвлекает от всего произошедшего, заставляет почувствовать себя лучше и забыться хоть на мгновение. Чонгук поддаётся вперёд и накрывает розовые губки, приоткрывая его рот за подбородок. Сперва осторожничает, боясь ненароком сделать больно, медленно мнёт губы, а уже после добавляет язык, сплетаясь с чужим. И вскоре поцелуй этот переходит в нечто большее, чем лёгкое касание губ. Он наполнен страстью, той боязнью потери, что ощутил Чонгук, и облегчением того, что его мальчик наконец очнулся. Чимин отвечает с такой же необходимостью, высовывает ручки из-под одеяла и закидывает их на его шею, пятерню сразу запуская в густые чёрные волосы. Рядом с дьяволом мальчишка чувствует себя спокойно, безопасно и хорошо. А если хорошо, то значит правильно. Чонгук углубляет поцелуй, всасывает нижнюю губу и языком вовсю исследует его ротик. Тот тянется ещё ближе к нависшему над кроватью мужчине, желая совсем вплотную к нему прижаться. Он чувствует, как утробно рычит Чонгук и хмурится, потому и отстраняется, замечая, как умело тот скрывает болезненные эмоции на лице, надевая маску с полуулыбкой. — Что-то не так? — гнёт бровки домиком Чимин, скользя ладошками с шеи по широким плечам, как замирает, кое-что вспоминая. Кое-что большое, пугающее и обжигающее. Клеймо, выжженное на накаченной груди. Пак быстро перебирает ручками и цепляет за край обтягивающей кофты мужчины, начиная задирать её. — Чим? — выразительно изгибает бровь Чонгук, как до него доходит, когда он видит округляющиеся глазки ангела, глядящего на страшный ожог. Дьявол тут же хватает его ладонь, что вцепилась в чёрную ткань, и пытается опустить её. Но тогда вторая рука упирается в его пресс, не позволяя кофте окончательно всё закрыть. — Чонгук, что это? — Пак делает голос тише, ещё раз поднимая одёжку, внимательнее разглядывая глубоко выжженный узор. — Это руна? — Не бери в голову, ангелок, — фырчит мужчина, улыбаясь шире, перехватывая его руку. — Главное сейчас, чтобы твои крылышки зажили… — Нет! — почти что обиженно вскрикивает Чимин, снова делая попытку задрать кофту, высвобождая руку — Почему она не заживает? Тебе больно? Для чего она?.. — Разве вас в ваших ангельских школах не учили различным рунам? — недоумевает Чонгук. А мальчишка подозрительно замялся, открывая и закрывая рот, как рыбка. Он стыдливо отводит глаза, закусывая губу. — Я не очень хорошо учился. Ангелок выглядел при этом таким провинившимся щеночком, что Чонгук не мог сдержать теперь уже искренней настоящей улыбки. — Вот как? — хмыкает. — Значит, ты у меня плохой мальчик? Он запускает руку под одеяло, где нащупывает тонкую талию и ведёт выше, проводя пальцем по рёбрам. Губы уже оставляют влажную дорожку на шее мальчишки, что запрокидывает голову, подставляясь под его ласки. — А ты знаешь, детка, что плохих мальчиков надо наказывать?.. — Кхм-кхм, — довольно громкий кашель заставляет двоих моментально повернуть головы. На пороге застыл заглянувший в дверь Тэхён, который в шоке смотрел на довольно сомнительную картину, что он увидел. Нависавшего мужчину над таким маленьким покрасневшим Чимином, что сам пытался снять с него кофту, зачем-то. — Тэ…! — хотел было воскликнуть загоревшийся при виде друга Чимин, как его тут же прервали. — Чего тебе? — фыркнул Чонгук, очень аккуратно подминая под себя ангелочка, чтобы не навредить крыльям. Ким чуть ли не подавился от возмущения и вскинул брови. Он вовремя остановился, напоминая себе, с кем именно он разговаривает, чтобы не начать грубить. — Хватит есть шею моего малыша. Я тоже хочу с ним побыть… — все равно недовольно проговаривает Тэ, специально так называя младшего. Чонгук предупреждающее рычит, крепче сжимая в своих руках Чимина, как тот пальчиками оглаживает его предплечье. В его глазах, что он переводит на другого ангела, немая просьба. И дьявол, конечно же, её понимает. Он показательно собственнически целует Пака, да так, что у того голова кругом идёт, а между их губ протягивается тонкая ниточка слюны. Мужчина её с ухмылкой на лице слизывает, в последний раз чмокнув. Он проходит мимо вскипевшего Тэхёна, сжимавшего кулаки от злости, и тихо произносит: — Не задерживайся, ему надо отдыхать. — Кто бы говорил, — шипит ангел, закрывая за ним дверь. Тэхён большими глазами, в которых полно облегчения и семейного тепла, смотрит на очнувшегося Чимина. Тот же расплывается в яркой улыбке и пытается принять сидячее положение. — Осторожнее, — помогает ему старший, заботливо подбивая подушки и накрывая его одеялом. А после крепко-крепко обнимает, щекой к его щёчке прикладывается, радуясь легкому юношескому румянцу. — Я так за тебя боялся, — шепчет Тэхен, чуть ли не всхлипывая. — Извини, что не уберёг, малыш… — Эй, Тэ-Тэ, — подбадривающе улыбается Чимин, гладя его по спине, — всё ведь х-хорошо. Голос предательски ломается, и другой моментально отстраняется, беря его две ладошки в свои большие. — Ты поправишься, вот увидишь. — А… меня ведь изгнали, да? — глаза печально опускаются, а пальчики сжимают. — На Небесах сейчас очень нестабильная ситуация, — сводит брови старший. — Идёт смена Совета высших ангелов и… и решение о войне с демонами. Глаза Чимина расширяются, а сердце сжимается, но парень напротив тут же принялся его успокаивать. — Не волнуйся, все будет зависеть от главы нового Совета и его состава. В том числе и твоё изгнание… Да и не все хотят этой бессмысленной войны, а многие даже, пускай и втайне, но благодарны тому, что сделал Чонгук на Суде. Правда, не после… — Ким как-то опасливо осекся. — О чём ты? — Он… — в глазках напротив некий страх за дьявола и долькой непонятной Тэхёну надежды. — Он спас тебя, милый. Чимин точно расцветает, в смущении теперь сжимаясь и такую влюблённую улыбку пряча, что у старшего сердце дрогнуло. — Я же говорил тебе, что он очень хороший. — Конечно, — нервно приподнимает уголки губ Тэхен, гладя мальчишку по волосам. — Я рад, что он ради тебя на всё готов… — Ну как он тебе? Скажи, он красивый, правда? — хихикает Пак. — А его руки! И эти бёдра… Тэхён поддакивает младшему, усмехается и умиляется ему, но внутри кошки скребутся. Когда Чимин засыпает прямо на плече парня, тот бережно укладывает его в кровать, тихонько выходя из комнаты. Там сразу кабинет, где за рабочим столом сидел дьявол, весьма комично смотрясь посреди интерьера, инициатором которого явно был ангелок. Ведь такой большой накаченный мужчина в обтягивающем чёрном гольфе сидит на мягком кресле с пушком, а сзади розовые шторы в цветочек. И, если бы не вся серьезность ситуации, то Тэхен не упустил бы момента подшутить над королём Ада. Однако он лишь встал напротив, скрещивая руки на груди. — Для тебя же будет лучше, если Чимин никогда не узнает о резне, что ты устроил на Суде, но, что самое главное, о той, что была после. Чонгук медленно поднимает на него хладнокровный взгляд и откидывается на спинку кресла. — Эти твари донесли на него высшим — за это и получили. — Донёс только один, а ты перебил…! — Не смей меня причитать, святоша, — не даёт ему закончить Чонгук, делая голос ниже и грубее. У Тэхена холод по спине и, признаться, страх сковывает тело. Но он сглатывает и продолжает: — Просто не хочу, чтобы Чимини разочаровался в тебе. И у Чонгука сразу же взгляд меняется, оттаивает и теперь в нём интерес и недопонимание. — Он видит в тебе то, чем ты не являешься. И ему будет больно, когда до него дойдёт осознание того, каково твоё истинное лицо. Дьявол сжимает челюсти, отводя взгляд от ангела на дверь, за которой мирно сопел его мальчик, которому он меньше всего хотел бы хоть как-то навредить. Как вдруг Тэхён неожиданно кланяется, заставляя того вернуть на него взор. — Однако я не могу выразить словами всю благодарность за то, что ты спас его, — он вздыхает и снова выпрямляется. — Он ведь моя семья, и… и я правда рад, что ты есть у него. Спасибо… — Но? — изгибает бровь, понимая, что есть некая недоговорённость. — Но я боюсь, что ты сделаешь ему очень больно, отчего его хрупкое сердечко, полное только светлых чувств к тебе, разобьётся. Чонгук сжимает кулаки, его челюсти сведены и вообще выражение лица пугающе строго. Он точно прожигает всё нутро взглядом, и от этого хочется скрыться, сжаться и вообще не попадаться этому взгляду. — Я своего ангела не обижу, — со всей серьёзностью и уверенностью говорит мужчина, — и теперь никогда в обиду не дам.

***

Чимин уже не мог находиться в постели. Хотя его навещали и Тэ с Юнги, даже Хосок, а Чонгук и вовсе редко покидал комнату и часами лежал с ним в обнимку на кровати. Но всё равно мальчишке хотелось самого обыкновенного движения. — Мои ножки болят, — дуется ангел, — я их вообще не чувствую! А вдруг я больше не смогу ходить? — Ты лежишь всего-то три дня, будучи в сознании, — закатывает глаза дьявол, — не преувеличивай. — Хочу побегать, — ноет всё Чимин. — Мои ножки очень затекли. Чонгук обреченно выдыхает и лезет руками под пуховое одеяло, нащупывая худые щиколотки. — Ой! — вздрагивает Пак от прикосновения. — Ну вот, ты их чувствуешь, — хмыкает мужчина, начиная гладить и массировать его нижние конечности. Чимин ещё немного канючит, но он не мог отрицать, как было приятно от этих касаний длинных пальцев. Он успокаивается и прикрывает глаза от удовольствия, даже не замечая, как с поднятием рук оно увеличивается. И только тогда, когда ладонь сжимает внутреннюю сторону бедра, Пак распахивает глаза, машинально сводя коленки. Чонгук с ухмылкой на лице придвигается к чувствительной шее, опуская на неё губы. Руки тем временем оглаживают бёдра, раздвигая его ножки. И Чимин, не выдерживая, издаёт глухой стон. Он, совсем не думая, тянет на себя мужчину, захватывая его губы сразу в страстный поцелуй. — Ммм, детка, — отстраняется Чонгук, лизнув по нижней пухлой губе, — тебе надо отдыхать, а я боюсь не сдержаться, если мы продолжим. Чимин обиженно фыркнул и демонстративно отвёл голову, натягивая одеяло чуть ли не на голову. Дьявол с внутренним трепетом смотрел на это, позволяя пухлым пальчикам закрыть себя полностью, оставив лишь блондинистую макушку. Взгляд скользнул ниже на крылья, которые ангелу пока нельзя было убирать для их восстановления. Темные проплешины настораживали, в них обрывки старых пёрышков, что у корня кости крыла потемнели. И это, несомненно, настораживает. Дьявол откидывает плохие мысли, дотрагиваясь до плечика. — Не дуйся, кроха, иначе я тебя не поцелую перед сном. — Ты и так не хочешь меня целовать, — все равно весь надувшись, бурчит Чимин, больше кутаясь в одеяло. Мгновение — кровать провисает под весом ещё одного тела. Чонгук аккуратно перекидывает ногу через вздрогнувшее тело, нависая над мальчишкой с надутыми щёчками. Он целует ту, что ближе к нему, а до второй пытается добраться, ведь Чимин всячески отмахивается, но не может сдержать наивного смеха. — Я только и хочу, что целовать тебя постоянно, — горячо шепчет на ушко дьявол, играясь с мочкой, то прикусывая её, то теребя губами. — Но больше всего сейчас я хочу, чтобы ты набрался сил, и твои крылышки выздоровели. — А если… — сводит бровки Чимин, разворачиваясь уже к мужчине, при дыхании грудью ощущая его. — Что, если? — Если они не станут такими, какими были прежде, то ты меня выгонишь? Признаться, Чонгук на время выпал из реальности. В голове хаотично прокручивается вопрос глупенького маленького ангелочка, что с детской наивностью смотрит своими невозможными медовыми глазками. Он не мог сопоставить его со всем тем, что было между ними и понять, как вообще Чимин додумался до такого? — Мой маленький, — как-то устало выдыхает дьявол, — с чего такие странные мысли? — Ты часто говорил, какие они прекрасные и… Чонгук затыкает мальчишку глубоким, пьянящим поцелуем, чтобы больше у того не возникало сомнений или этих бредовых мыслей. — Нет, я говорил, какой ты прекрасный, — в распухшие губки говорит мужчина. Чимин тогда улыбается смущенно и что-то ещё бормочет, пальчиком игриво водя по широким плечам. Кажется, он даже задаёт вопрос, но вот Чонгук совсем не шевелится, не моргает и его не слышит. В ушах гул стоит, отчего звуки вокруг отключаются. Слева на груди клеймо горит и точно до костей рёбер прожигает дыру. Дьявола начинает трясти, и он, не слыша и не видя перед собой взволнованного Чимина, просто срывается с места. В глазах плывет и всё темными пятнами покрывается. Он выбегает на ватных ногах из кабинета, врезаясь в стену мрачного коридора, сползая по ней же на пол. — Чонгук? Чонгук, пожалуйста, ответь! Точно в вакууме до него доходит плачущий голос, и глаза натыкаются на дрожащего мальчишку, что с испугом глядел на него. Он боязно протягивал ручки к дьяволу, поджимая к себе перебинтованные больные крылышки. Однако Чонгук, точно неприручённый зверь, скалится и дёргается от него, продолжая бежать по коридору, врезаясь в стены, разбивая статуэтки и картины. Чимин на ослабленных ножках пытается за ним угнаться и застывает в массивных дверях тронного зала. Чонгук с разбега падает на мраморные чёрные плиты, опирается о сильные руки и тяжело, рвано дышит. Он царапает себя, срывает рубашку и откидывает её, являя мальчишке ужасающую на вид ангельскую руну на теле. Дьявола точно наизнанку выворачивает, а из спины прорезаются чёрные огромные крылья. — Чонгук! — ангелок кидается было к нему, как сзади его задерживают крепко, чтобы он не вырвался. — Не надо, — раздается тихий голос вовремя подоспевшего Хосока, — сейчас он не узнает тебя и может сделать плохо. — Плевать…! — вновь совершает попытку вырваться слабый ангел, но ему не позволяют. — Он будет винить себя, если причинит тебе боль. Чимин перестаёт извиваться, глядя со слезами в расширенных глазах на то, как мучительно громко стонет Чонгук, как его крылья страшно дергаются, а кроваво-красным заливается его взгляд. Ангел задерживает дыхание, сердце удар пропускает. Он впервые видел такой цвет глаз… вернее, нет… видел, но не у Чонгука. У того самого страшного убийцы его семьи, что заносил много лет назад над ребёнком клинок. Но теперь его очертания в помутневших воспоминаниях ангела начинают приобретать такие красивые, родные черты. Дьявол издаёт утробное рычание и, взмахнув крыльями, разбивает своим телом темные витражные окна тронного зала, исчезая в вечной ночи Ада. А Чимин оседает на пол, не обращая внимания на волнующегося демона рядом. Из глаз непроизвольно полились горькие слёзы, ведь в сознании всплывают уже чёткие картинки из страшного прошлого и дьявола, чей гнев довелось познать его родителям.