***
Маргарет была молода и красива. Её вьющиеся рыжие волосы пружинисто развевались на ветру, заставляя прохожих мужчин оборачиваться; её туфли всегда решительно выстукивали свой ритм бодро и чётко; её губы всегда были покрыты плотным слоем красной помады и всегда изогнуты в полуулыбке. Маргарет знала себе цену, и охотно торговалась. Безупречный маникюр, общительность и талант «приготовить завтрак из того, что найдётся в холодильнике» делали своё дело. Несмотря на успех, она ждала улова покрупнее, нежели одинокие, сексуальные, но всё же беспутные холостяки. И дождалась. Она знала Джина ещё до того, как увидела его и впервые заговорила с ним - сын иностранного дипломата-атташе был предметом её охоты уже достаточно давно. Обеспеченный, привлекательный, перспективный - это было именно то, за что Маргарет была готова предложить всю свою цену. Он стоял в темноте у бара, где Маргарет уже давно приготовила для него засаду; подкравшись и небрежно взбив рукой и без того пышную причёску, девушка попросила прикурить. Когда огонёк в руке парня потух, исчезнув в кармане чёрной куртки, Маргарет сосредоточенно спросила, выдыхая дым: - Эй, ты в порядке? Он был не в порядке. И она ловко сцапала его в тот же вечер, и больше уже не отпускала.***
Одна лишь дорога до рая, Но сколько же адских кругов?!
- кричал Джин в лицо какому-то парню, совершенно не слушая; восторг от того, что есть человек, способный кричать в унисон, перекрыл все иные чувства, разбившись о стены оглушительным раскатом хохота. Один из новичков среди уже знакомого контингента постоянных посетителей оказался не так уж и плох, в сравнении с прочими первокурсниками. Джин и сам был студентом, но учился уже на последнем курсе, а это что-то да значит в иерархии молодости. Стараясь быть лояльным, иногда Джин просто не мог совладать со своей снисходительностью по отношению к младшим курсам, но сейчас этого чувства не было и близко. - Так как, ты говоришь, тебя зовут? - Вопрос урывками перекрывает музыку, но смысл его всё же оказывается донесён до собеседника. - Чон Чонгук! - Что-что? - Чонгук!! - Чон-гук?! И откуда ты только взялся такой? - Смеётся Джин, смотря со скрытым восхищением. - Я из Кореи, - отвечает тот, скромно улыбаясь. - И я тоже! - Джин закидывает руку ему на плечо и тянет за собой. - Друг мой, видел ли ты когда-нибудь «Ахилла» Роберто Ферри? Такое сочетание возвышенного с греховным… Или как там пишут критики? - Хмурится Джин. - Погоди-погоди, я читал! - Вспомнить не получается. - Эта твоя волнистая прядь, которую ты всё время поправляешь, делает тебя ужасно похожим на того Ахилла! Парень смущается, спешно заправляя непослушную прядь волос за ухо - он, кажется, не настолько пьян, как Джин, и подобные откровения ещё заставляют его смущаться и заливаться румянцем. Оказавшись перед распахнутой настежь балконной дверью и распихивая сидящих на ковре курящих людей, Джин подталкивает Чонгука в прохладную звёздную темноту, положив руку на его спину. Прикрыв дверь, Джин пытается прикурить свою сигарету, но тщетно - пальцы после выпитого плохо слушаются. Чонгук протягивает горящую зажигалку к лицу Джина; тот с благодарностью смотрит в ответ, и пляшущие огоньки пламени отражаются в его чернеющих зрачках. - На кого учишься? - Выдыхает Джин. - На бухгалтера… Рассмеявшись, Джин перебивает: - Ты? На бухгалтера?! О нет, мальчик мой, пошли всё это к черту! Это же совершенно не для тебя! Чонгук растерянно улыбается, его взгляд в замешательстве ищет подсказку в лице собеседника. - В чём ты видишь красоту? - Поворачивается Джин всем корпусом, безумно уставившись на Чонгука. - В искусстве?.. Джин молчит несколько секунд, затаив дыхание, после чего произносит: - Искусство - в том, чтобы воссоздать красоту движения в чем-то неподвижном, воссоздать жизнь, если угодно. Научись создавать эту красоту, создавать жизнь, и не прогадаешь! - Смеётся Джин, опираясь локтями на холодные металлические перила.***
Чонгук всё ещё держит почти нетронутую сигарету - он никогда прежде не курил, и не хотел начинать. Но покидать Джина не хотел тоже - кажется, найден новый друг, так быстро ставший одним из близких (и не только потому, что тоже родом из Кореи). Спустя некоторое молчание, Джин задумчиво произносит: - «И этой ночью, Как и прошлыми пред ней, Так холодно, так пусто было. Скажи же мне, когда конец Наступит Царствию Уныния?» Стоящий рядом Чонгук отвечает прежде, чем подумать что-либо, на автомате: - И есть конец ли… Джин удивленно поворачивает голову, и их взгляды встречаются. Истина, о которой умалчивают, рано или поздно становится ядовитой. И та истина, что всё это время скрывалась в душе Джина от всего мира и даже от него самого, вдруг больно уколола изнутри, отравляя всю рассудительность и здравый смысл новой внезапной влюблённостью. Джин никогда прежде не влюблялся в парней, и никогда не считал себя способным на такое. Но истина часто выглядит неправдоподобно, верно? И этот первокурсник, стоящий сейчас так близко, с сияющими ярче звёзд глазами, соприкасающийся с Джином локтями, определенно был новой влюблённостью. Вся сдержанность, и осторожность, и «а что будет завтра?» разбились с треском об основание Времени. И Джин подался вперед. И позволил себе поцелуем смять губы Чонгука, как бумажную розу.***
В следующий раз Джин увидел Чонгука по пути на лекцию по истории литературы - тот неспешно прогуливался по пустому пляжу, спрятав руки в карманы брюк, погрузившись в мысли, которых наверняка было слишком много. Он проваливался в песок с каждым неровным шагом, его чёрные волосы трепал солёный ветер, и от темнеющего на фоне моря элегантного силуэта за версту веяло одиночеством, как от человека, лишившегося всех жизненных иллюзий. Джин не удержался и, подбежав к краю тротуара, вскинул руку и с улыбкой замахал Чонгуку; тот улыбнулся все так же смущённо (это было заметно даже несмотря на то, что он опустил голову) и остановился. Джин подошел ближе. - Хэй, привет! Помнишь меня? Я… - …Джин, - быстро произнес Чонгук. Он помнил. - Верно! - Удивленно, но радостно ответил Джин. - Сегодня не лучшая погодка для прогулок, море слишком неспокойное, и ветер слишком холодный… - Вовсе не слишком… То, что нужно, чтобы прийти в себя после бессонной ночи перед парами. - Бессонной ночи? - Игриво толкнул Джин собеседника локтем в бок. Тот рассмеялся, но голос его был грустен: - У меня бессонница, - вздохнул Чонгук, зарываясь рукой в растрёпанные волосы. Джин посмотрел на нездорово бледную, почти серебристую кожу и тёмные синяки под глазами; от взгляда так же не скрылись следы акриловой краски на тонких, длинных пальцах. Из последней фразы напрашивался неоднозначный вывод - похоже, перед ним тот ещё любитель разыгрывать драму на пустом месте. - Быть того не может! После посиделок в хорошей компании бессонницы быть не может, - подмигивает Джин. - Ненавижу вечеринки. Джин был сбит с толку. - Чушь. Просто компания не та, наверное. Чонгук медленно продолжал идти по пляжу, а Джин неосознанно следовал за ним. - Все эти ночные неоновые огни, теснота, шум - не для меня. - А что - для тебя? Ох, лучше бы Джин не спрашивал. Чонгук начал рассказывать о себе, превратив непринужденную беседу с малознакомым товарищем в нескончаемый монолог о мифологии, классической музыке и искусстве фотографии. Любого это могло бы утомить, разочаровать, отбить всякую охоту встречаться с этим занудой еще хоть раз - любого, но не Джина. Он действительно был заинтересован, и действительно слушал. Чонгук, начавший говорить так неуверенно и путано, с каждой фразой становился все более лаконичным, почувствовав подходящего собеседника; это была не исповедь в кабинете скучающего психолога, а монолог, достойный едва ли не Гамлета, рассуждение обо всем на свете - Чонгук задавал вопросы и сам же отвечал, цитировал невероятные вещи, от которых затаивший дыхание Джин приходил в полный восторг. - …для наслаждения чтением нужна бездеятельность. Нужна неповторимая уверенность в том, что спешить некуда и что суть жизни не в результатах, а в процессах. Но как можно не спешить жить, ведь вся жизнь - как это бушующее море?.. В тот день Джин многое узнал о своём новом друге. Чонгук действительно не любил шумных компаний - он просто не был создан для этого. По натуре тихий и мягкий, он часто уносился мыслями в какие-то заоблачные дали и погружался в причудливые мечтания; также он, судя по всему, был всегда немного замкнут и склонен к уединению. Учёба, как и любое занятие, выполняемое без страсти и вдохновения, казалась ему недостойной тратой драгоценного времени. Чонгук обладал поразительной памятью и очень любил читать - почти так же сильно, как и Джин. Также Чонгук очень любил природу; а когда им овладевало какое-то высокое, сильное чувство, то в его выразительных глазах можно было увидеть некое особое сияние... При этом он обладал большим нравственным мужеством, и ничто не могло его устрашить, кроме подлости, фальши и низости. Неизвестно, сколько времени они ходили туда и обратно, истоптав весь прибрежный песок сотни раз. Тучи на небе сгущались и темнели, ветер стал ледяным, и приближение сумерек игнорировать было уже невозможно. - Пойдем греться, выпьем кофе! - Ох, пойдем! Пойдем скорее, у меня все руки уже замёрзли… По пути в кафе Джин взял руку Чонгука - она была ужасно холодной - и, на миг засмотревшись на аккуратные миндалевидные ногти, положил его ладонь в свой карман, осторожно сжав пальцами. Чонгук не сказал ни слова, но не одернул руки.***
- Ты должен поделиться своими мыслями. Чонгук непонимающе уставился на собеседника. Джин был убеждён: в этом университете Чонгук не мог быть счастлив, ведь такому человеку определённо нужен особый наставник, который вдохновлял бы и направлял благородные помыслы и устремления на редкость чуткой, восприимчивой натуры Чонгука. - Помнишь, я говорил, что ты должен найти то, что любишь, что найти любимую работу так же необходимо, как и своего любимого человека? - Джин тогда много чего наговорил, в вечер их первой встречи... - Так вот. Работа будет занимать очень большую часть твоей жизни, и единственный способ получать настоящее удовлетворение от работы - это делать её превосходно, осознавая это. A единственный способ делать свою работу превосходно - это любить её. А так как ты определенно ещё не нашел свое любимое дело, то обязательно продолжай искать, и не прекращай поиски, пока не найдешь. Как и во всем остальном, к чему лежит сердце, ты сразу поймешь, что нашел то, что искал. И, как в любых прекрасных взаимоотношениях, твоя увлечённость работой будет со временем только увеличиваться. - Джин говорил все это, подавшись вперед, сжимая чашку кофе ещё красными от холода пальцами, и глаза его блестели. - Но сегодня, когда ты рассказывал мне всё это у моря, я понял, что тебе нужно - тебе необходимо точно так же, как и мне, рассказать всему миру о том, каким ты видишь его! Как Гинзберг, Керуак и Берроуз, что попытались создать «Новое видение», ты должен попытаться создать своё! Чонгук не знал, как реагировать на все услышанное. Горячий шоколад в стоящей напротив него чашке был ещё слишком горячим, чтобы послужить предлогом к паузе, и Чонгук был вынужден что-то ответить, хоть что-нибудь… - А если я не смогу? Джин молча смотрел в расширенные глаза напротив, после чего почти вскрикнул: - Это - будущее, отбрось его! Чонгук вздрогнул. - А с чего мне начать?.. - Нет начала или конца, есть только само действие. Уверенности во взгляде Чонгука не прибавилось. Джин был вынужден смягчиться. - Я помогу тебе. Приходи ко мне, и мы обязательно придумаем что-нибудь вместе.***
Творчество немыслимо без подражания. Когда-то эту фразу Джин услышал от одного из преподавателей на лекции, и, не обратив на неё особого внимания тогда, невольно вспомнил теперь. Джин и Чонгук решили начать с подражания любимому «творчеству» со всем рвением и страстью, на которые только были способны. - Входи, - распахнул дверь Джин. Легкий полумрак лестничной площадки внезапно осветил поток закатных солнечных лучей, вынуждая Чонгука зажмуриться, прежде чем переступить порог квартиры. Он уже бывал здесь прежде, но при совершенно иных обстоятельствах - тогда был поздний вечер, почти ночь; воздух был отравлен сигаретным дымом и шумным смехом, раздающимся со всех сторон сразу; небольшое пространство этой квартиры было переполнено незнакомыми людьми. Отовсюду звучал нестройный хор множества голосов, и каждый из них произносил свою собственную речь, однако все слова были одинаково помпезными и вызывающими. Чонгук не помнил, кто именно из знакомых приволок его сюда; помнил лишь смутное ощущение неловкости, чувство, что он здесь чужой, и что совершенно не вписывается в атмосферу всеобщего безрассудного веселья. Тогда Чонгук долго бродил по комнатам, потеряв из виду своего проводника, и медленно выпивал стакан за стаканом, бокал за бокалом, чашку за чашкой… Пока не увидел высокого, невероятно энергичного и возмутительно красивого Джина; как выяснилось позже, именно он и был хозяином этого удивительного мира. Чонгук остановился в дверном проеме, в изумлении затаив дыхание от сцены, представшей перед ним тогда: Джин стоял в центре кухни, прямо под старомодной лампой, свисающей с потолка; свет делал его лицо ещё более четким, придавая скулам некой особой античной красоты. Фигуру Джина со всех сторон окружали люди - они сидели вокруг прямо на ковре, стояли у стен, вытягивали шеи из дальних углов, чтобы лучше рассмотреть и расслышать слова говорящего. Чонгук замер на пороге, и услышал чёткий, чувственный голос:- И золото венков, И кожи снег, И трепет глаз - Исчезло всё пред ликом смерти; И словно не было его…
Джин встретился взглядом с Чонгуком. На несколько секунд в помещении воцарилась тишина, перебиваемая лишь приглушенным шумом голосов из-за стены. Публика, окружившая Джина, с недовольством начинала обращать внимание на застывшего в дверях парня, что прервал чтение. Джин медленно улыбнулся, не отрывая взгляда от вконец смутившегося и растерявшегося Чонгука. Тот хотел развернуться и как можно скорее уйти из этой кухни, из этой квартиры, уйти подальше от этого дома и не возвращаться сюда больше; но эти блестящие от выпитого алкоголя глаза, чья необычная форма была так похожа на его собственные глаза, эти улыбающиеся губы… От таких лиц невозможно сбежать. «Его взгляд в сочетании с несколько прокуренным голосом вытворял какие-то странные штуки с моим сердцем», - запишет позже Чонгук в одной из многочисленных тетрадей, разбросанных по его комнате. Джин рассмеялся, и его примеру последовали и все остальные. Нестройный смех утонул в негромких аплодисментах, раздающихся со всех сторон, и люди, еще минуту назад сосредоточенно слушавшие Джина, теперь переключались на другие темы и другие разговоры. - Любишь стихи? - Джин подошел вплотную к Чонгуку и, не разрывая зрительного контакта, отпил из большого хрустального бокала, походившего своими размерами скорее на небольшой кубок. - Да, - виновато ответил Чонгук. Джин закусил губу. Смущение и неуверенность этого новичка - а это, очевидно, был первокурсник, - подкупали и весьма льстили, но это было не единственное, что привлекло внимание Джина. - Ты здесь впервые, верно? Чонгук кивнул, потупив взгляд. - Да расслабься же ты! - Рассмеялся Джин. - Чего ты так боишься? Я - Джин, и я здесь живу, - протянул он руку. Затем, притянув ладонь Чонгука ближе, слегка наклонился вперёд, и уже тише сказал: - И если ты оказался у меня в гостях - значит, ты мой друг. - Но я же… - Да плевать. К черту всё это; просто выпей и стань наконец самим собой, настоящим! Будь смелее! Настоящая смелость проявляется только тогда, когда ты напуган, но всё-таки продолжаешь действовать; так действуй же! - Джин поднял руку Чонгука, в которой тот держал стакан, к удивлённому лицу, настаивая на своем требовании выпить. И Чонгук повиновался, сдерживая восхищённую улыбку.***
- Одна лишь дорога до рая, Но сколько же адских кругов?!
- кричал Чонгук, зажмурившись; восторг от того, что есть теперь в его жизни человек, способный кричать в унисон, перекрыл все иные чувства, разбившись о стены оглушительным раскатом хохота. - Так как, ты говоришь, тебя зовут? - Вопрос урывками перекрывает музыку, но смысл его всё же оказывается донесён до собеседника. - Чон Чонгук! - Что-что? - Чонгук!! - Чон-гук?! И откуда ты только взялся такой? - Смеётся Джин. - Я из Кореи. - И я тоже! - Джин закидывает руку на плечо Чонгука и тянет того за собой. - Друг мой, видел ли ты когда-нибудь... Чонгук видел картину и читал критиков; но слушать Джина было одно удовольствие, - с ним никто не смог бы сравниться в таланте рассказчика; к тому же, счёт выпитому был уже безнадёжно потерян… Поэтому Чонгук старался сохранять наиболее трезвый вид, и слушал, покорно следуя за Джином. Однако слова о непослушной пряди волос заставили залиться румянцем и спешно убрать её за ухо. Оказавшись перед распахнутой настежь балконной дверью, Джин подтолкнул Чонгука в прохладную звёздную темноту, положив руку на его спину. Прикрыв за собой дверь, оба закурили по сигарете. Чонгук никогда прежде не курил, и не хотел начинать, но покинуть Джина не хотел тоже - кажется, был найден новый друг, всего за несколько часов ставший ближе по духу, чем большинство старых знакомых. - «И этой ночью, Как и прошлыми пред ней, Так холодно, так пусто было. Скажи же мне, когда конец Наступит Царствию Уныния?» - И есть конец ли… Джин удивлённо поворачивает голову, и их взгляды встречаются. Нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности. И эта спонтанная влюблённость (возможно, до конца ещё не осознанная и не принятая) заставила Чонгука отбросить сегодня всю скромность и зажатость, швырнуть все свои комплексы и страхи через витые железные перила балкона, и приблизиться к бледнеющему в темноте лицу Джина, к его тёмным, горящим глазам и точёным скулам, и, дрожа от холодного ветра, позволить этому поцелую случиться - поцелую, что мгновенно затмил все предыдущие.