***
Воспоминания о времени, проведённом вместе, сводили с ума, но Чонгук ни за что не хотел переставать думать о том, что между ними было, пусть даже боль переполняла душу. Чонгук хватался за каждое мгновение, когда Джин был в его объятьях, каждую его улыбку, всё то счастье, что они испытали. Неважно, как сильно он скучал, и как теперь больно было думать обо всем этом, - Чонгук не позволял себе забывать всё это. Он предпочитал переживать каждый момент снова и снова, доводя свой измученный разум до агонии, чем стереть со временем воспоминания, в которых есть Джин. Шли дни, недели и месяцы, а Джин всё не возвращался. Чонгук писал бумажные письма, отправлял фотографии, сделанные на старый полароид, звонил каждый день, присылал кучу голосовых сообщений - Джин отвечал, но продолжал неумолимо отдаляться. Новая страна, новый город, новые люди поглощали его жизнь целиком, забирали его у Чонгука… Джин всё чаще рассказывал о новых знакомых. А Чонгук… В городе он везде снова стал чужим, и как будто не было ему нигде места, пока нет рядом Джина. Как корабль без якоря, уносимый куда-то штормом во тьму, Чонгук проваливался в липкую, густую пустоту одиночества… В который раз.***
- Привет. - О, Чонгук! Привет! - Слишком весёлый голос для страдающего от разлуки влюблённого. - Как ты?.. - Я - отлично! - На заднем фоне слышны смех и музыка. - Подожди секунду… И его голос куда-то испарился.- В который раз он обещал себе, Что будет к жизни яростно стремиться, Что не погибнет в холоде он вновь; И есть ли вес его словам, что, словно дымка, До зари растают…
Чонгук держал телефон возле уха и слушал новую жизнь Джина. Тот снова читал стихи и выдержки из старых книг, но уже чужим людям. Он веселился и пил, он смеялся и кричал свою «ерунду», - но уже не Чонгуку. Джин продолжал жить, пока он, Чонгук, умирал от тоски. - Алло? Там кто-нибудь есть? - Появился чей-то недовольный женский голос. - Есть… Это Чонгук. - Кто-кто? - Я… - О, Маргарет! Ты пришла! - Воскликнул где-то вдалеке Джин. Маргарет. - Подожди секунду, я закончу… Да это просто мой друг, Господи боже! Успокойся. Друг. - Алло, ты ещё здесь? Чонгука душили подступающие слезы, он открывал рот, но не мог озвучить ни одного вопроса из крутившихся на языке. - Кто эта Маргарет? - Наконец произносит он севшим голосом. - Это… Хм… Дочь одного из партнеров отца… - Понизил тон Джин. - Я с ней… Как бы тебе сказать… Мой отец хочет, чтобы мы были… - Ты что, встречаешься с ней?.. - Послушай, я просто иду отца на поводу. Временно! Усыплю его бдительность, показав себя образцовым сыном, и сразу - к тебе… - Посылаю тебе безымянный прощальный поклон с берегов неизвестно каких. Да тебе и не важно. - Чонгук бросил трубку.***
Отбросив телефон на кровать, Чонгук рухнул на пол. Свернувшись калачиком, прижал руки к лицу, и дал волю слезам и боли. Джин… Если бы он только был здесь... Нет, всё же хорошо, что его здесь нет. Как бы эгоистично это не звучало. Лучше бы ему не видеть всего этого. «Всего этого» - это раскиданных повсюду пустых бутылок, ужасного беспорядка вокруг, десятка разбросанных по комнате скомканных листов бумаги, и новых порезов на тонких руках. Больно, больно, больно… Нет выхода. Его нет. Боль, обида, ревность сжирают Чонгука изнутри. Обгладывают кости, чёрными когтями раздирают грудную клетку, оставляют обжигающие раны… Хочется бежать, но бежать некуда. Хочется выйти из вечного полумрака задёрнутых штор комнаты, но выйти некуда. Чонгук ждал, тогда как ждать было больше нечего: Джин налаживал свою жизнь без него. Вопль. Чонгук издает жуткий вопль, заставляющий зажмурить глаза и крепче прижать колени к подбородку. Чонгук начинает рыдать навзрыд, завывать и отчаянно скулить, будто его смертельно ранили, причинили нестерпимую боль; он захлёбывается своими слезами… В стену стучат соседи. Чонгук всхлипывает и замолкает, тяжело дыша.***
- А сегодня холодно, правда? - Джин пытается согреть дыханием замёрзшие пальцы. - Ещё бы! Маргарет вышагивает рядом в чёрной шубке, что золотится в неверном свете кованых фонарей. Звонкое цоканье тонких каблуков отдаётся по мощёному камнем тротуару, разливаясь эхом по всей набережной. - Зайдем погреться? - Спрашивает Джин, дрожа от вечернего холода, кутаясь в шарф. - Конечно, - Маргарет подхватывает его под руку, ослепительно улыбаясь, и пара заходит в ближайший бар.***
- Мне нужно припудрить носик, - Маргарет встаёт и целует Джина в щёку, шепча на ухо: - Я скоро, милый. Джин остаётся сидеть у барной стойки, и, попросив бармена повторить заказ, начинает лениво помешивать остатки напитка в почти опустевшем стакане. Напротив висит телевизор, и бармен, переключив несколько каналов, отвлёкся на заказ Джина, бросив пульт на столешницу; начался выпуск новостей, и Джин, подперев голову рукой, скучающе уставился в экран. «Тело молодого человека, предположительно спрыгнувшего с моста в попытке совершения суицида, было обнаружено местными рыбаками. На данный момент, по предварительным данным, парень доставлен в больницу -//- в крайне тяжелом состоянии». В тот момент Джин почувствовал, как барная стойка уплывает куда-то вдаль - как и высокий табурет, как и сам бар, как и вся земля под ногами. Оперативная съемка скрывала шашечками тёмный силуэт, что несли санитары, окружив «тело» капельницами, всякими пугающе-странными приборами… Джин узнал его. Это был он. Это, чёрт возьми, был он. Дыхание остановилось. Джин чувствовал, как часть груди, как половина всего тела резко онемела и будто отвалилась, рассыпавшись по полу на мелкие осколки, перестав существовать. Мир перевернулся с ног на голову. Это всё было похоже на внезапное наступление безумия. Этого просто не могло быть. Это нелепо, это невозможно, ЭТО НЕВОЗМОЖНО. «Надо ехать, надо ехать туда… Ехать… Что делать? Как ехать? Что для этого нужно… Сделать… Как...» - Эй, парень, - с тревогой нахмурился бармен, - ты в порядке? Парень был совсем не в порядке - он продолжал молча задыхаться, руки его тряслись, слёзы бились о грудь изнутри, не находя выхода. Вся существующая реальность рухнула в один миг. Джин почувствовал, как он и сам умирает. Джин молча встал, не отрывая взгляда от экрана телевизора, и попятился к выходу. Сделав пару неверных шагов назад, он развернулся и бросился прочь.***
Джин сидел в скором поезде, у него ничего с собой не было, кроме того, что лежало в карманах. О Маргарет он и не думал. По громкой связи объявили отправление, и поезд тронулся. Свет погас, и Джин больше мог не сдерживать отчаянных слёз. «Он сделал это. Он прыгнул. Тот, чьи шрамы на запястьях я целовал тогда… Чьи слезы впитались в мою грудь даже через рубашку… Прости меня, прости за то, что оставил… О нет, я бы на твоем месте не простил… Ты не простишь. Пожалуйста, будь жив, умоляю, - это всё, о чем прошу… Будь жив», - в мыслях Джина царил полный хаос. Слёзы стекали по щекам и подбородку, обжигали грудь. Сотни исходящих вызовов - и все безрезультатно. Чонгук исчез из жизни Джина - и, казалось, сама жизнь покинула его. Всё, что было так важно, всё, в чём и заключалась эта самая жизнь - умирало где-то за сотни километров.***
- Чон Чонгук! Чон Чонгук!.. - Кричит, задыхаясь, Джин, несясь по больничному коридору, останавливаясь у стойки регистратуры. - Кто? - Парень, прыгнувший с моста… Я… Его близкий… - Одышка не дает закончить фразу. Женщина проверяет что-то в компьютере. - Он в реанимации. В глазах Джина темнеет, белая плитка куда-то уходит из-под ног... - Молодой человек! - Строго вскрикивает темноволосая женщина. - Я ещё раз спрашиваю: кем вы ему приходитесь? Вы его… брат?.. - Да… - Джин поворачивается, намереваясь дойти до дивана, но падает, ударяясь о стойку, и сползает на пол. - Он… Жив?.. - Из последних сил шепчет он, но его никто не слышит. - Это ещё что за фокусы?.. Все, что окружало Джина секунду назад - бледные стены, яркий свет ламп, стойка регистратуры - растворяется в тумане, скрываясь в беспроглядной тьме.***
Джин сидит на холодных металлических стульях, что стоят в коридоре. Мимо проходят разные люди. Взгляд Джина замер на противоположной синей стене. Мимо деловито проходит какой-то мужчина, что немногим старше самого Джина; следом торопливо бегут несколько медсестер. Взглянув мельком на врача, Джин опускает голову, возвращаясь в то положение, что занимал последние... Часы?.. Минуты?.. Может быть, дни?.. Счёт времени был потерян. Во всём времени не было уже никакого смысла. - У нас новый пациент? - Как бы между делом интересуется врач, на секунду покосившись на Джина. - Прыжок с моста, - («Прыжок… Он прыгнул… Он шагнул вниз… А я в это время…» - Джин сжимает пальцы в замок, оставляя на коже красные следы от ногтей).***
Проходит так мало и так много времени, прежде чем над ухом раздаётся настойчивый высокий голос, возвращающий в реальность: - Простите, сэр, - наклоняется к Джину совсем юная медсестра, - вы - брат Чона Чонгука? - Да… - В таком случае, с вами хочет побеседовать наш дежурный фельдшер…***
Джин едва пережил ту беседу. Это было... больно. Очень больно. Джин винил себя, и он, безусловно, был виноват. - Вещи его заберите, - презрительно бросает дежурный врач. И Джин забирает. Длинная черная куртка - в ней Чонгук стоял тогда, выслушивая новость Джина о том, что им предстоит разлука на месяц («На месяц! Я не только бросил его, я его обманул…»), и снежинки блестели в спутанных волосах; пакет с промокшей насквозь одеждой; не реагирующий уже ни на что телефон, какие-то деньги, и… И маленький целлофановый пакетик, выпавший из кармана куртки на безукоризненно чистый пол. Джин смотрит на него сверху вниз, а затем переводит непонимающий взгляд на дежурного врача. - Это..? Тот молчит некоторое время, после чего равнодушно выдаёт: - А я почём знаю?.. Джин поднимает мокрый пакет и садится на ближайший металлический стул. Распаковав скомканный клочок бумаги, чудом оставшийся практически невредимым, Джин читает. Это письмо. Самое настоящее предсмертное письмо. Адресованное ему, Джину. С каждой прочитанной строчкой на измятую бумагу падали неудержимые слезы. Джина начало трясти. Если бы только Чонгук сказал, если бы высказал всё, что чувствовал… Но он промолчал. Джин понял, что Чонгук медленно умирал без его присутствия в своей жизни, но продолжал молчать. Это было невыносимо, это было слишком… Это было слишком.