Funny how the heart can be deceiving More than just a couple times Why do we fall in love so easy Even when it's not right Ever worried that it might be ruined And does it make you wanna cry? When you're out there doing what you're doing Are you just getting by? Tell me are you just getting by by by Where there is desire There is gonna be a flame Where there is a flame Someone's bound to get burned But just because it burns Doesn't mean you're gonna die You've gotta get up and try try try © Pink «Try» Забавно, как сердце порою подводит, И лжет нам не раз и не два. Влюбленность нередко с ума нас сводит, Выбор верным бывает едва. Осознание, что можешь все потерять Доводило ли до сумасшествия? Предпочитал ли в бездействии просто ждать, Не сознавая масштабов бедствия? Отдаваясь страсти — рождаешь пожар, И в нем точно кто-то сгорит. Когда жизнь наносит новый удар — Кто не прогнется, тот победит. -Lisyona-
Ей было страшно. Тишина давила на перепонки, и было тяжело дышать. Её нельзя было назвать трусихой, она не боялась вызовов судьбы, ответственности и невзгод. Единственное, что внушало ей страх — это смерть. Вполне естественно для молодой девушки, только начинающей жить. Но даже в такое непростое время, когда за стенами Хогвартса пропадают люди, совершаются зверские убийства, а страх за родных и близких не даёт уснуть по ночам, ты не думаешь о конце своего пути, потому что смерть для тебя пока что пустая угроза, неоформленная и неясная. И вот ты с чувством стыда и радости засыпаешь ночью, не прекращая благодарить судьбу за то, что она к тебе благосклонна. Сегодня не повезло. Гермиону отравили, и ты увидела, как в одну секунду потухли глаза твоей лучшей подруги. И ты злишься, потому что ты не помнишь, что она говорила перед этим, что ела, над чем смеялась. Не знаешь, кто и как совершил нечто столь ужасное. Время не замедлило свой ход, как пишут в книгах, а наоборот, ускорило своё течение, словно твой разум попытался защитить тебя, стерев напрочь детали, которые могли бы тебя напугать. Чтобы ты не вспомнила карие, родные, полные эмоций глаза, в которых отразилась сама Смерть. Сейчас Джинни Уизли лежала на кровати своей подруги, чувствуя, что подушка стала совсем мокрой от слёз. В её семье не было трагических случаев, она никогда не была на похоронах и предусмотрительно не заводила себе рыбок и хомяков. Поэтому сейчас девушка хотела сбежать из комнаты, вмиг ставшей пустой и необжитой. Единственной живой душой этой мрачной обители был Драко Малфой. Ради него она и пришла: заплаканная и растерянная. Он не произнес ни слова ни когда она носила его на руках до тех пор, пока не почувствовала, как руки теряют чувствительность, ни тогда, когда положила рядом с собой на кровать, поглаживая его по спине, ни даже тогда, когда говорила что-то сбивчивое и невнятное, выговаривая все свои страхи и опасения. Крик Северуса Снейпа, словно приговор, стоял в её больных ушах: «Она не дышит, Альбус!». И только тогда, когда в организме, казалось, закончилась влага, а маленькая теплая ладошка успокаивающе покоилась у неё на щеке, Джинни забылась беспокойным сном. Её воображение нарисовало красивую блондинку в черной мантии, которая сидела в кресле в ожидании чего-то, загадочно и грустно улыбаясь ей. Наверное, она замерзла, потому что ресницы её были покрыты тонким слоем инея, хоть в комнате и было тепло. Девушка ждала, поглядывая на настенные часы. Джинни хотела спросить её кто она и чего ждет, но, попав в омут глаз-льдинок, поняла, что не может выдавить и слова от страха. — Нет! — Джинни попыталась встать, путаясь в одеяле, но поняла, что не может, потому что что-то удерживает её. — Тише. Эй, всё хорошо. Успокойся, — раздался над ухом знакомый голос, заставив её вырываться с удвоенной силой, — Если не угомонишься, я тебя обездвижу, — предупредил её Драко Малфой, а это был, несомненно, он. Ей стало неловко и горько, потому что ЭТОТ Малфой не способен слушать, сопереживать, поддерживать. Потому что у неё не было сил и желания спорить до хрипоты и бросаться в словесный бой. Надо признать, что часть её наслаждалась их пикировками и той странной сумасшедшей химией, что возникала при их столкновении. Сейчас ей не нужен был Драко Малфой, сейчас ей нужен был кто-то простой и понимающий, как Дин Томас, например. — Не могу сказать, что рада твоему облику, — буркнула Джинни, устало потирая опухшие веки. — Ты тоже выглядишь так себе, — серьезно заверил её блондин, впрочем, без обычного апломба, — Грейнджер отравили? — с сомнением спросил он, прикрывая глаза. И слова полились безостановочным потоком, словно, выговорившись, ей станет легче. — Мы были на ужине. Это случилось так быстро, мы не успели толком ничего понять. Снейп словно вырос из-под земли рядом с нами и пытался… пытался привести её в чувство, — слова давались тяжело, легкие со скрипом выпускали воздух, и Джинни казалось, что она задохнется, — Знаешь, как я поняла, что всё очень плохо? Профессор был напуган. Нет, ты представляешь? Снейп не мог произнести заклинание и не смог найти у Герм пульс. В итоге он схватил её и вылетел из зала, сопровождаемый профессорами. Гарри с Роном тоже пошли. А я… оцепенела, — призналась Рыжая, пряча лицо у него на груди. Ей было всё равно, как он отреагирует. Разве она виновата, что рядом больше нет никого, кто мог бы выслушать её спутанные мысли? Каково же было её удивление, когда до её воспаленного сознания дошло, что Драко и не думает её отталкивать, не пытается сказать что-то резкое и ударить по больному сейчас, когда сама ситуация располагает. Только сейчас девушка осознала, что лежит у него на груди на узкой кровати, не предназначенной для двоих людей. Осознала и покраснела до корней волос, ожидая едкого комментария по этому поводу. — Грейнджер не умрет. Это же Грейнджер, — пробормотал он, словно убеждая себя, — Снейп специализируется на ядах. Он — лучший. В его интересах вытащить её с того света, — убежденно закончил он. — И тебе не плевать? — хмыкнула Рыжая, но, встретив его удивленный взгляд, устыдилась своего порыва, — Я боюсь за неё. Для меня Снейп — не гарант успеха. Он не мой декан. — Снейп — мой крестный, — просто ответил Малфой, — Очень мило, что ты считаешь меня конченым уродом, — презрительно скривил губы слизеринец, — Грейнджер возилась тут со мной и была… Скажем так, я должен ей хотя бы за то, что не чувствую себя дерьмом. И если ты думаешь, что я желаю ей смерти, то… — Прости. Я просто боюсь. — Её смерти? — Смерти как таковой, — призналась Рыжая и, не увидев в его взгляде насмешку, смутилась ещё сильнее. Она не знала, что делать с ТАКИМ Драко. Она его не знала. В попытке смотреть куда-нибудь, только не в эти незнакомые серые глаза, Джинни встретила ещё одно неудобство, — Ты же… голый, — выдавила девушка и покраснела сильнее, если это было вообще возможно. — Знаешь, когда трансформируешься из младенца в свою привычную форму, то у пижамы со снитчами нет никаких шансов. Но ради тебя я обмотал бедра простыней, так что не красней, как будто никогда голого мужика не видела. И если ты сейчас скажешь что-нибудь про голого Томаса или Поттера, меня стошнит, предупреждаю сразу. Я, знаешь ли, почерпнул некоторые навыки у другой своей ипостаси, — Джинни решила смолчать и не разубеждать слизеринца. Это придавало ей несколько фальшивых очков уверенности. — Почему ты не встал и не оделся? — Потому что я не знаю, где моя палочка, — поспешно выдал Драко, словно заранее заготовив ответ. — Ты мог бы найти хоть что-нибудь, или попросту уйти к себе. Для этого не нужна палочка, — девушка испытующе смотрела на него в ожидании ответа. Сердце почему-то забилось чаще, словно чувствовало: «это важно». — Ты рыдала, Уизли. Даже во сне вся тряслась. Плюс, ты отлежала мне всю руку, и я решил, что безопаснее дождаться, когда ты проснешься, — неохотно выдал он, что Джинни перевела для себя как «я не хотел будить тебя и оставлять одну». Внезапно ей захотелось, чтобы именно ТАКОЙ Малфой был с ней. Не Дин, не Гарри, а Драко Малфой, которому не плевать. — Я никогда никого не теряла. И теперь боюсь… за себя. Это заставляет меня чувствовать себя ужасным человеком, — Джинни почувствовала, как Драко расслабился прежде, чем ответил. — Это нормальная реакция. Ты боишься боли. Это не стыдно, Рыжая. Это даже почетно, что ли. Ты не можешь помочь сейчас подруге, и твой мозг понимает это. Наш разум устроен достаточно эгоистично, и он защищает тебя, подготавливая к худшему. Думать о самом плохом исходе — это естественно. Поверь, когда ты узнаешь, что всё обошлось, то чувство радости просто затопит тебя. Не поддавайся страху, обратись к… вере. — Проповедуешь? — с легкой улыбкой спросила гриффиндорка, чувствуя, как тугой узел нервов начинает ослабевать, а где-то внутри загорается огонек веры в то, что у этой ситуации будет счастливый исход. — Я верю в Снейпа. Подумай, Гермиону отравили под носом у зельевара, которому нет равных. Это ли не удача? Ты скажешь, что это везение. Я скажу, что это знак. Ну как? Полегче? — он дождался её слабой улыбки где-то в районе его ребер и, хмыкнув, предложил, — Поспи ещё немного. — Расскажи мне что-нибудь, — попросила она. И, как ни странно, Драко не стал спорить. — Хм… Знаешь мифы Древней Греции? Я обожал их в детстве. — Знаю несколько: про Трою и Ахиллеса, про Одиссея и Пенелопу, про Зевса и Кроноса. — Неудивительно. Очень поверхностный выбор, — с пренебрежением высказался Драко, становясь похожим на самого себя. И её это очень даже устраивало. Нет ничего стабильнее язвительного Малфоя, который не лезет за словом в карман, — У бога Аполлона был сын, Орфей… — — Аполлон — это который красивый? — Да. Не перебивай. — Извини. — Орфей был искусным музыкантом, мастерски владеющим лирой. — Орфей тоже был богом? — Бог — это я, — рявкнул раздраженный Малфой, заставляя девушку улыбаться. — Прости, больше не буду, — покаянно ответила Джинни. — Так вот Орфей — это Снейп. — Снейп — вампир. — А ты — дура. Ну и что? — Продолжай. — Влюбился Орфей в Эвридику. Это Гермиона. — Снейп влюбился в Гермиону? — засмеялась Джинни от абсурдности его метафор. — Клянусь, ещё одно слово и я умолкаю. Орфей влюбился в Гермиону… Тьфу, в Эвридику. И это была красивая история любви, над которой было не властно ничего, кроме пресловутой Смерти. Однажды, когда девушка гуляла по лесу, на неё напала змея. Девушка умерла от яда, мгновенно поразившего её сердце. — Это очень плохой пример, — сердито буркнула Рыжая. — Женщина, имей терпение! Орфей был безутешен. Он не мог смириться со смертью любимой и отправился за нею в Подземное Царство к Аиду и Персефоне. — Забини? — Драко оставил её без внимания. — Он очаровал богов своей искусной игрой и получил шанс увести душу любимой. — И что, увел? — поинтересовалась Джинни, из последних сил борясь со смыкающимися веками. — Нет, Орфей всё просрал, — фыркнул Драко, глядя на спокойно сопящую под его боком девушку. И, выждав пару минут, аккуратно поправил одеяло, укрывая девушку и ощущая умиротворение и уверенность, — А Снейп не такой. Он вернет её, достанет из-под земли и не сдастся, как глупый самонадеянный грек. Я тебе обещаю.***
Всё, что она помнила — это спазм в грудной клетке и его глаза, полные холодной ярости. Глаза, которые заставили её по-настоящему испугаться. На её счастье, на смену черным омутам пришло забвение. Наверное, она умирала, потому что сейчас, очнувшись, ей захотелось забыться вновь от тянущей боли, давящей на левую половину её тела. Казалось, что её сбил огромный грузовик, с наслаждением проехавшись по каждой косточке в теле, а это, ни много ни мало, двести шесть костей, и сейчас она отчетливо чувствовала каждую. В попытке отвлечься, девушка постаралась сконцентрироваться на окружающей обстановке. Без сомнений, она уже была в этой комнате. Более того, в этой кровати ей тоже довелось побывать. Как ни странно, это приободрило гриффиндорку, заставив отодвинуть неприятные ощущения, чтобы найти глазами хозяина её временного пристанища. Северус Снейп сидел за письменным столом и что-то писал, размашистыми движениями руки прочерчивая резкие линии по пергаменту. Судя по всему, у него выдалась тяжелая ночь, о чем свидетельствовало такое количество пустых пузырьков, что даже не верилось, что всё это может предназначаться одному человеку. Почти догоревшая свеча и непроглядная темнота за окном свидетельствовали либо о глубокой ночи, либо о приближающемся рассвете. Ей так хотелось позвать его, и в то же время Гермионе было страшно. Что, если та хрупкая нить, соединившая их вчера, просто лопнет под тяжестью той вины, что возьмет на себя этот сильный человек? В том, что Северус примет удар на себя, не было ни малейших сомнений. Было так страшно окликнуть его сейчас, чтобы услышать отстраненное «Мисс Грейнджер». — Я, конечно, думала о том, чтобы попасть к тебе в постель. Но представляла себе всё немного иначе, — сорвался с её губ полушутливый не то шепот, не то хрип. Черт, это нехорошо. Северус повернулся к ней, скривив губы в жалком подобии ухмылки. Впрочем, это приободрило старосту. Всё лучше, чем холодная отстраненность. — Где болит? — просто спросил он, внимательно изучая любое изменение на её лице, словно пытался уличить во лжи, — Только без героизма. Мне нужно знать, чтобы лечить. Сканирующее заклинание в последний раз привело к кровотечению, — небрежно заметил зельевар. И если бы не тот огонь, что полыхнул на дне его невозмутимых глаз, то, возможно, это бы и смогло кого-то обмануть. — В груди. Слева. А, впрочем, левая сторона болит полностью, включая затылок и пальцы на ногах. Кто меня отравил? — осторожно поинтересовалась Гермиона. Безусловно, она понимала, что это связано с Волан-де-Мортом, и поэтому опасалась реакции Снейпа, желая защитить его от комплекса вины. — Ну, тут длинная цепочка с неизвестной переменной. Темный Лорд решил напомнить мне о том, как устроена иерархия власти, а заодно проверить, насколько сильный рычаг давления в твоем лице он приобрел. Тебя не хотели убить, просто показывали силу. Правда, Рудольфусу было как-то невдомек, что Долохов нанес существенный вред твоему сердцу, отчего оно не способно противостоять такому сильному яду. Это даже забавно, — хмыкнул Снейп, — Совсем недавно мне пришлось пойти поперек Антонину Долохову, а он, оказывается, сыграл уже задолго до этого. Иронично, — пожал плечами Северус, и ей стало по-настоящему страшно. Именно теперь, — Очевидно, что тебя отравил кто-то из студентов. Возможно, с моего факультета, а, возможно, и обычный пуффендуец, когтевранец или гриффиндорец под внушением. Я, конечно, попытаюсь найти эту переменную. Вот только вряд ли у меня будет на это время. Меня, знаешь ли, поставили в условия вечного дедлайна, — Северус взглянул на часы и, взяв с полки ещё одну склянку, подошел в ней вплотную, аккуратно вливая содержимое ей в рот, — Это для сердца. Сегодня придется пить каждые два часа. Не был уверен, что ты очнешься, — вдруг признался Снейп, словно они обсуждали погоду. — Что с моим горлом? — поспешила сменить тему Гермиона, — Разговариваю как ворона, и не чувствую ничего, — пожаловалась она. Но, судя по взгляду, которым её наградил Снейп, эта тема была ничем не лучше. — У тебя открылось внутреннее кровотечение в гортани, образовались язвы, пришлось останавливать кровь и давать тебе анестетик. Какое-то время будет больно есть и пить, а обезболивающее нужно будет снять и… — Северус прикрыл глаза, сжимая губы в плотную линию. — Главное, что ты нашел решение, — бодро отозвалась Гермиона. Она боялась боли, но ещё больше страшилась причинить её, — Болит — это даже хорошо. Болит, значит жива, — попыталась пошутить девушка, но, встретившись с ним взглядом, сникла, — Не надо так, пожалуйста. Ты смотришь на меня с таким сожалением, что мне становится неуютно. Уверена, что смогу справиться. Только будь рядом, без тебя я не сумею, Северус. Не отталкивай меня только потому, что «всем так будет лучше». Её сердце предательски болело, но она игнорировала боль. В конце концов, что значит эта пытка, если её сердце разлетится вдребезги перед его капитуляцией. Сейчас ничего не казалось более важным, чем его решение. Гермиона видела, что он уходит куда-то вглубь себя, не позволяет ей увидеть то, что чувствует, оберегает её даже от себя. — Думаешь, я теперь скажу, что ты просто маленькая девочка, которая запуталась, а я слишком опасен для тебя? Думаешь, буду гнуть линию «учитель-студентка»? Или буду пытаться вывести тебя из игры, приняв удар на себя? — невесело ухмыльнулся он, — Ты слишком хорошего мнения обо мне, Гермиона. Я — Пожиратель Смерти, — чеканил он каждое слово, — Я не собираюсь сидеть и убеждать тебя, доказывая очевидные вещи, для любого разумного человека, конечно. О тебе речи и не идет, — закатил глаза Северус, давая ей возможность спокойно задышать. Одно она уловила точно — он не уйдет. — Если всё держится на аксиоме, что я — идиотка, то я согласна, — тихо засмеялась она, вызвав боль в гортани. И, не сумев обуздать рефлекс, она попыталась схватиться за горло, но на полпути вернула трясущуюся руку на место. — Больно, — констатировал Снейп, — Иногда ты говоришь странные вещи. В то время, как я начинаю верить, что ты умна, разумна и не носишь розовые очки, ты умудряешься ляпнуть такое, — и в ответ на её приподнятую бровь, процитировал, — «Больно — значит жива». Ты понимаешь, что ты делаешь? Ты ещё не осознала своё положение. Возможно, когда я расскажу тебе про действие яда более подробно, ты перестанешь быть такой раздражающей оптимисткой. Иногда мне кажется, что я играю с судьбой. А я не считал себя фаталистом. До встречи с тобой. Ты никогда не думала, что умереть этим летом было бы… проще? — Гермиона дернулась, неверяще глядя на него. — Ты ведь это несерьезно, Северус. И для кого это проще? Для тебя? — с вызовом спросила она. — Не говори глупости, — поморщился мужчина, — Ты не воспринимаешь боль всерьёз, потому что ты никогда не испытывала её грани. То, что ты пережила эту ночь — чудо. Но я могу тебе обещать, что пока я сварю антидот, ты успеешь испытать всю гамму болезненных ощущений и ненависти к такой жизни, — Северус встал и зашагал по комнате, словно пытаясь стряхнуть своё раздражение, — Ты будешь просить меня о смерти, — вдруг выпалил он, останавливаясь как вкопанный и заглядывая ей в глаза, чтобы убедиться, что она понимает его, — Ты будешь. А я тебе не позволю. Поэтому да, я считаю, что милосерднее было убить тебя тогда, летом. Потому что сейчас я не могу тебя потерять, — категорично заявил зельевар. О, да. Северус определенно смог донести свою мысль, но Гермиону это не испугало в должной степени. Она свято верила в то, что сможет пережить всё, если у неё будет надежда на «завтра» вместе с ним. — И поэтому ты смотришь на меня так, словно я уже умерла? Не надо, обещаю, я буду очень сильной. — Возможно, — не стал спорить он, — Ты не будешь свободна, пока жив Темный Лорд. Кто знает, может, так будет ещё год или два, а может, десять и двадцать лет? Ты не принадлежишь себе. Теперь ты просто способ наказать меня, — с отвращением выплюнул Северус, подходя к двери, прочь от её протянутой к нему руки, — Позову Дамблдора и твоих дружков. Они всю ночь просидели в гостиной. — Не избегай меня, Северус, — попросила она, принимая своё вынужденное поражение в этом раунде. — Мне просто нужно отлучиться на часок. Куда же я денусь от вас, Мисс Грейнджер? Боюсь, ты теперь моя пленница, — устало улыбнулся он. — А я и не против, — подарила девушка ему ответную улыбку, — Обещай, что не пойдёшь к Лестрейнджу, — вдруг попросила она. — Зачем мне к нему идти? — Просто пообещай, — напирала Гермиона, чувствуя неясную тревогу. — Хорошо, — безразлично пожал плечами он. — Ну да, — разочарованно протянула староста, не поверив ему ни на йоту.***
Северус вышел из камина в просторном кабинете особняка Ноттов. Так как Лестрейнджи были вне закона и не имели возможности восстановить свой собственный дом, а Корнелия Нотт так кстати отстояла родовое поместье в Визенгамоте, то именно это имение стало оплотом для многих Пожирателей Смерти. Рудольфус встречал его у камина, явно разблокировав его по просьбе друга. Его улыбка была настороженной и дружелюбной. — Северус, старина, вот это сюрприз! Я и не… И всё. Он больше не смог. Этот голос сорвал двери его самообладания с петель, выпустив наружу чудовище, готовое разорвать глотку всему, что встретит на пути. Жесткий кулак ударил точно, прицельно, наотмашь, заставив противника оступиться от неожиданности. Но Северус не дал «другу» упасть. Схватив Лестрейнджа за грудки, он с силой приподнял и толкнул потерявшего концентрацию мужчину к каменной кладке стены, чтобы одной рукой прижать голову к стене, а второй нанести удар под дых. И только услышав звук удушья, Снейп ослабил хватку на шее Рудольфуса. — Ты думаешь, это было забавно? Думаешь, что я прогнусь под тобой, Руди? Хотел разозлить меня? — буквально рычал Снейп, пытаясь обуздать ту часть себя, которая хотела размозжить голову брюнета о серый кирпич. — Сев, остынь. Чёрт, знал же, что ты жилистый, а не худощавый, — прохрипел Рудольфус, пытаясь даже сейчас сострить, — Но мне нравится. Продолжай. Белла говорит, ты совсем размяк. Но я-то знаю, что ты просто скромничаешь, мой старый друг. Не сдерживай себя, — засмеялся Лестрейндж. И Снейп отступил, глядя на мужчину, как на грязь, приставшую к подолу. Он отступил на два шага, развернулся, чтобы дойти до кресла и рухнуть в него, но, передумав, взметнул мантией, разворачиваясь и нанося ещё один удар в челюсть своего брата по оружию. — Ай! Мерлин, Сев, достань палочку! Черт. А ты дикий, — сморщился Рудольфус, сплевывая кровь, скопившуюся во рту, на идеально-чистый ковер, — Ладно, сядь. Да сядь, я говорю. Допустим, — Руди подошел к столу, доставая два стакана и разливая в них огневиски, — я виноват. Понимаю, ты злишься. Ей, наверное, совсем несладко, — посочувствовал Лестрейндж, — На, возьми. Да возьми ты стакан, чертов упрямец. Лед будешь? Нет? А я вот наверное приложу к скуле, чтобы завтра не распухло. — А палочка тебе на что? — С ума сошел?! Белла должна оценить мои жертвы и щедро меня наградить, — воодушевленно и мечтательно протянул Пожиратель, опускаясь в соседнее кресло, — У тебя тяжелая рука, Снейп. Никогда бы не подумал, что эти маггловские приемы такие болезненные. Последний раз меня бил Эндрю Салливан с седьмого курса Слизерина. Грязный ублюдок. Впрочем Стейси МакАдамс того стоила. Ты помнишь? — Да, блондинка с кудряшками. Ты вроде бы с ней встречался какое-то время. — Чистокровная и с четвертым размером, Сев. Я же не тупой и не слепой. Хороша была девица. Кажется, её семья позже отказалась присягнуть Лорду, и их всех убили, — попытался вспомнить Рудольфус, делая первый глоток, — Ай, щипит во рту! — с некоторым восхищением отметил брюнет. — Беллатриса лично это сделала. — Люблю, когда леди дерутся, — признал Лестрейндж, — Ладно, ты не за этим же пришел? Всё просто. Я получил задание, я его исполнил в лучшем виде. Твоя девчонка жива, ты — опытный зельевар. К концу её страданий будете ворковать, как голуби. Чем ты недоволен, Сев? Если бы тебе дали такое поручение, ты бы ни секунды не медлил. Более того, я предвидел некоторые сложности с парой-тройкой ингредиентов и предоставил их тебе на блюдечке. В чём проблема? — Для начала мне нужно название яда, у меня нет настроения листать трехтомник по токсичным снадобьям. Было бы неплохо, если бы ты, к тому же, сдал мне своё доверенное лицо, чьими руками ты это провернул, — потребовал Снейп, задумчиво глядя на своего приятеля. — Это Vericsus… Нет, подожди это Vestricus… Или оно вообще не с «V» начинается, — задумался Руди, — У меня было «Выше ожидаемого» по зельям, не смотри на меня так. Это то, что вы, зельевары, называете «сюрпризом», — и, глядя на откинувшегося в кресле друга, обеспокоенно спросил, — Что, так страшно? Я только знаю, что приступы меняются каждые два дня, и каждый раз новые симптомы. — Да. Сегодня она может страдать от эпилепсии, а завтра лишиться зрения, а послезавтра — инсульт. Действие непредсказуемо, антидот варится целую вечность. Вот такой вот «сюрприз», — прошипел Снейп, поглядывая на часы над камином. Сейчас ему нужно было быть рядом с ней. Неизвестно, когда начнется первая волна. — А своего «протеже» сдать не смогу. Даже не проси. — Мы на одной стороне, — удивился Снейп, — Мне нужно знать. Какая тебе польза от этого? — Дай-ка подумать, мой друг. Мне нравится быть «серым кардиналом» у тебя под носом, в твоей вотчине. Это тебе за… Мелиссу Морган! — засмеялся брюнет. — Мелисса Мор… Ты сейчас серьезно вообще? — Северус думал, что его сложно удивить. Но Руди смог. — Я позвал её на танцы, а она сказала, что идет с тобой, — обвиняюще заявил Лестрейндж, — а ты себя видел вообще на пятом курсе? Ну чучело же, прости Мерлин. Отказала! Мне! А ты помнишь меня на пятом курсе? Даже ты со мной пошел бы, если бы я позвал. — Не льсти себе. У меня с Морган ничего не было. Я вообще был непопулярен, если помнишь. Да и сейчас популярнее не стал, — неверяще покачал головой Снейп. — Ладно. При всей твоей непопулярности, ты умудрился трижды перейти мне дорогу. Тебе напомнить про Беллатрису и Выручай-комнату? — Она была красоткой, а нотки сумасшествия не проявлялись так ярко. И это она почему-то захотела чего-то менее привычного. А я ведь не дурак, отказываться не стал. Мы это давно прошли. Тем более, ты и Белла были далеки от начала каких-либо отношений. Не считается. — Тогда. Гермиона Грейнджер? — Прости? — Она меня зажгла летом. Ух, какая девица. Я хотел… а, впрочем, не буду посвящать тебя в детали, а то опять с кулаками полезешь. Кто же знал, что ты у нас такой впечатлительный. И угадай, кто сорвал всю операцию, а после забрал девчонку себе? Вот поэтому я — жадина, — притворно надулся Рудольфус, впрочем, не сумев сдержать смешок, — Не могу тебе сказать. — Что такое женщины в нашей крепкой мужской дружбе, — язвительно произнес Снейп, понимая, что эту информацию Руди оставит при себе. А значит он сам попробует найти марионетку. — Ты прав! Женщины — ничто, пусть они и прекрасны. Но у меня есть ещё один аргумент, — Руди показательно ткнул себя в скулу, — Больно! — Это хорошо. Помнишь заварушку в Министерстве? — Падение Люциуса? Конечно, — не без удовольствия кивнул Лестрейндж. — Долохов проклял Гермиону. Мне пришлось варить пару зелий для Больничного Крыла. Я её, конечно, вытащил, но вот её сердце не предназначено для твоих маленьких игр. — О. — Именно так. Яд в любой момент может проникнуть в сердце, и она умрет. И я клянусь тебе, слышишь? Я убью тебя, как маггл, медленно и с присущей тебе радостью от убийства. Ты будешь страдать намного сильнее, чем она. Я возведу твою смерть в идею фикс и буду неотступно следовать за тобой по пятам, загоняя тебя в пучину паранойи. Ты хотел меня встряхнуть? У тебя получилось. Я никогда не бросаю слов на ветер, мой друг. Поэтому молись за неё каждый вечер, потому что я сдержу своё слово, — и, оставив Рудольфуса коротать этот день и обдумывать его слова, Снейп шагнул в камин, возвращаясь в Хогвартс, к ней, чтобы снова удержать её на грани и не дать уйти. Потому что он — эгоист, и он не может её потерять. Ни сейчас, ни потом.