***
Первое, что воспроизвела и без того болящая с похмелья голова Тэёна — это чьи-то крики и слёзы. Спросонья Ли ничерта не мог понять, думая, что ему опять снилось его прошлое, однако чем больше он просыпался — тем больше вспоминал. Вспоминал прижатого к стене Марка, вырывающегося из его захвата. Вспоминал его всхлипы и слёзы, перемешанные с просьбами его отпустить. Вспоминал его болезненные и сдавленные крики от издевательств над его телом. — Нет, ну это какой-то крайний пиздец, — прокомментировал свои воспоминания Тэён, хватаясь за голову. Да, он мог бесконечно издеваться над людьми, потому что никогда не считал их чем-то нужным для жизни. Он мог поливать грязью и матами кого-то угодно, мог ввязываться в драки, мог избивать людей до полусмерти, однако никогда в жизни он не позволял себе просто взять и надругаться над кем-то в сексуальном плане. — Пи-изде-е-ец, — Тэён закрыл лицо руками. Ему стало страшно за себя. Неужели он допился до той белочки, что позволил себе изнасиловать этого пацана? Да, он безумно раздражал, но Ли никогда бы на трезвую голову не совершил того, что натворил вчера. Воспоминания о беспомощном парне в его руках чем-то нехорошим отдавались где-то внутри, и Тэён впервые сам лично посчитал хуёвым своё же поведение. — Я просто схожу с ума, — мёртвым взглядом Тэён посмотрел куда-то в пол. Он хотел поставить этого выскочку на место — он это сделал, однако почему нет того самого чувства удовлетворения? Что с этим Марком не так? И у Ли, пока ещё неосознанно, появилось первое чувство за долгое время — жалость.***
Минхён очнулся. Да, по-другому он не смог бы это назвать — он не проснулся, не пришёл в себя, а просто тупо открыл глаза. Лучше бы он этого не делал вообще — захотелось просто сдохнуть от боли. Она самая сжирала его и физически, и морально, что парень вообще не понимал, почему он имел возможность что-то чувствовать вообще. «Меня изнасиловал Тэён», — красным светом пульсировала в голове Марка эта мысль, отдаваясь болевыми потоками по всему, и без того измученному телу. Минхён узнал эту комнату — это была комната Тэна, а значит вчера друзья его нашли, подобрали и привезли сюда. Однако лучше бы он остался валяться там на улице, может и окочурился бы совсем, потеряв возможность чувствовать что-либо вообще. Ни о какой злости или, более того — ненависти, и речи быть не могло, Марк был просто разбит от такого отношения. Как назло, когда требовались покой и тишина, дверь приоткрылась и в проёме показался хозяин комнаты: — О, ты проснулся, — сказал Читтапон и прошёл внутрь, присаживаясь на кровать. — Ну, давай рассказывай, что вчера произошло. Минхён с трудом приподнялся в кровати, чувствуя как неприятно заныла поясница. У него не было сил ничего рассказывать, не хотелось, не думалось, просто нет — поэтому Марк обесиленно уткнулся в плечо друга лбом и неожиданно разревелся, словно ребёнок, даже не пытаясь себя остановить — вынесло. Присутствие друга рядом, его почти ощутимая физически забота и духовное стремление поддержать, помочь любым способом, слишком сильно сейчас обезоружили Ли. Тэн не стал лезть с лишними допросами и трепетно приобнял Минхёна за шею, укладывая свою голову на него и позволяя тому выплакаться — выплеснуть хоть немного накопившиеся внутри чувства, о которых пока знал только он сам. Читтапон не говорил ничего лишнего и не пытался успокоить — когда успокаиваешь человека, тот начинает плакать ещё больше, поэтому просто духовно поддерживал тем, что находился рядом. Марк постепенно успокоился, размазывая слёзы по щекам, а после посмотрел на Тэна: — Можно я ничего не буду говорить? Не потому что он не доверял своему другу, а потому что сам не хотел эти слова даже озвучивать — от этого было сильно тяжело. — Хорошо, не говори, главное успокаивайся и приходи в себя. И если кто-то обидел тебя, только скажи имя, и мы разорвём на части ту тварь, которая заставила тебя плакать. Вот оно. В том всё и дело. В том именно всё чёртово дело, потому что Марк не хотел Тэёну зла, не хотел, чтобы друзья его разорвали. Больно было именно от того, что даже после того, что Тэён натворил, Марк всё равно продолжал его любить и верить, что тот действительно сможет измениться. Друг кивнул и покинул комнату, оставляя Минхёна в одиночестве, поняв, что оно сейчас требовалось тому, как ничто другое. Однако Марк, полежав так минут пять в тишине, понял, что свихнётся, если и дальше будет сидеть один в своих мыслях, поэтому он решил вернуться в цивилизацию поближе к друзьям. — О, привет! — Лукас тоже оказался здесь, видимо по привычке большая часть компании после очередного тусича забурилась в привычную хату. Юкхей вообще не выглядел болеющим с похмелья — будто и не пил вовсе! Хотя Марк не мог точно сказать, сколько выпил друг, ведь эти события он по определённому стечению обстоятельств пропустил. — А где все? — Ну, здесь больше нет никого, кроме нас троих. Чону у Юты, а Джонни уехал по каким-то делам к своему отцу, о которых он разговаривал до этого с Ченлэ, честно, я даже не понял, о чём речь. Никто и не приезжал больше, насколько я помню. Честно, я сам в половине вечера проебался и очнулся уже тогда, когда мы все тебя искали, и то не особо чётко всё помню. Минхёну сказать было нечего, просто потому что говорить ничего не хотелось, и даже присутствие друзей его не успокаивало — на душе всё равно было очень отвратительно.***
Сегодня академия гудела громче обычного: студенты готовились к вечернему осеннему балу, на котором должны были выступать самые талантливые ребята. А так же дискотека, творческая программа, и всё-всё для должного приветствия осени. Музыка, голоса, щебет студентов, словно птичек по утру, не умолкал в стенах академии ни на секунду. Многие пары были отменены в связи с подготовками и репетициями, поэтому шума в академии было раза в три больше, чем всегда. Но Марку удалось найти более-менее тихое место: на пятом этаже в небольшом холле между коридорами — сюда вся оживлённая суета практически не проникала — она сейчас очень раздражала. Минхён слишком быстро пришёл к прощению, но горечь накатывала от понимания, что чувства Марка никому не нужны и что он так и загнётся в них, не найдя способа подарить их тому, кому так хотелось. И почему это всегда так тяжело? Ты вроде бы видишь, что шансов у тебя нет, но не можешь просто взять и выбросить человека из своей головы, а продолжаешь умирать под грузом своей любви и от этого же страдать. Лекарства от неразделенной любви ко всяким придуркам ещё не придумали. Минхёну быстро надоело тусоваться здесь в одиночестве, потому что так становилось ещё тяжелее вместо уже желаемого спокойствия. Он и сам не мог найти золотую середину между ненормальными перепадами своего настроения, ведь ему требовалось и одиночество, чтобы вновь погрязнуть в тревожных мыслях, и в тоже время шум и разговоры рядом, чтобы от этих же мыслей отвлечься. Голова шла кругом от того, что в горле постоянно стоял огромный ком обиды. Хотя если подумать, то какого секса Марк от Тэёна ожидал? Что тот узнает о его чувствах, растает, словно снежок под весенним солнцем, и прибежит ручейком к его ногам? Слишком наивно и глупо. И ведь всегда по большей части мы страдаем не из-за поступков людей, а именно из-за того, что сами себе рисуем в голове то, как они должны поступить в связи с нашими ожиданиями, но когда видим иной результат — всегда отчаиваемся и виним в этом далеко не себя, а именно того человека. Хотя тот совершенно ни в чём не виноват — он действовал так, как считал нужным, а наши идеалы и ожидания — это только наши идеалы и ожидания, и только мы сами виноваты в своих же проблемах. И, к величайшему сожалению, понимают это всего лишь единицы. Это та самая грань ненормальной любви, когда ты задыхаешься чувствами, когда любишь несмотря ни на что. Когда чувства слишком быстро охватывают тебя и поглощают целиком, влиянию которых сопротивляться ты не в силах. Они захлёстывают тебя огромной волной, заставляя в себе тонуть, и только ты можешь решить — сопротивляться волнам и от недостатка кислорода неминуемо пойти ко дну, или же принять это и получить возможность остаться на поверхности и видеть пробивающиеся лучи солнца. Жизнь порой слишком запутывает. Ли решил спуститься вниз и найти кого-то из одногруппников, желательно Юкхея, чтобы поговорить о чём-то — о чем-нибудь, лишь бы позволить своей голове отдохнуть от постоянных мыслей-мыслей-мыслей; однако вырулив в коридор, он инстинктивно отшатнулся, чувствуя как неприятное чувство страха, перемешанное с обидой, расползается по телу. На его пути появился тот самый человек, являющийся источником всех его проблем и ненормальных чувств. Тэён двинулся в сторону Марка, однако тот зажмурился и как-то неестественно сжался, неожиданно даже для себя вскрикнув: — Не трогай меня! Старший остановился, а Минхёна трясло от страха, словно шизофреника — он боялся получить ещё больше боли и разочарования от этого человека, коих хватало уже выше макушки, однако то, что он услышал в следующую секунду, уронило его в самую глубь удивления: — Прости. Сказав это, Тэён, не говоря больше ни слова, развернулся и ушёл куда-то в своем направлении, оставив ошарашенного Минхёна позади себя. «Он... Попросил прощения?..» Всё происходящее очень сильно было похоже на большую и нелепую ошибку. Будто Марк сделал неосторожный шаг, теряя привычную траекторию под ногами, и сместился куда-то в сторону, где на него навалилось необъятное количество проблем, корни которых исходили от одного единственного человека. Минхёну хотелось немножко орать, вдребезги разбивать посуду, ругаться самыми последними матами на Тэёна, а потом со психом вышвырнуть недобитую кухонную утварь, прижать этого придурка к стене и заткнуть его рот поцелуем, чтобы не было возможности открывать его без надобности. Марк не понимал, зачем тот извинился. Ну, начерта, объясните?! Может ли это значить сдвиги в его больной голове и крохотные шаги к изменениям? Или это очередной ход для усыпления бдительности, чтобы в будущем провернуть ещё какую-нибудь подлость? Минхён прислонился к стене, склоняя голову к прохладной поверхности. Не жизнь, а цирк, ей богу. — Ли Минхён! Погоди-ка! — Марка, спустившегося в эпицентр всеобщей суеты, внезапно окрикнула мастер курса. — Да, госпожа Ким? — остановился парень, разворачиваясь к спешащей к нему женщине. — Ты же идёшь сегодня на осенний бал? А Минхёна данный вопрос застал врасплох, потому что нет, он даже не собирался — не было настроя веселиться, танцевать и играть во что-то, к тому же он договорился с друзьями погулять вечером по ночной столице. Преподаватель, воспользовавшись тем, что студент завис, тут же атаковала его: — Видишь ли, я к тебе с просьбой. Мы увеличили программу вечера, и нам стало не хватать номеров. Я бы хотела тебе предложить спеть что-нибудь, ты один из лучших студентов, и было бы неплохо тебе себя показать. Услышав это, Минхён отчётливо почувствовал, как сердечко трепетно колыхнулось при упоминании о возможности выступить — он обожал своё дело, поэтому тут же выпалил, ещё не до конца понимая, но уже соглашаясь: — Да, с удовольствием! Я же могу спеть что-то собственного сочинения? Марк вспомнил, что недавно, очень вдохновившись красотой Тэёна, сидящего возле мольберта, вечером начеркал кое-какие строчки, больше смахивающие на тайные записочки безответно влюблённой девчонки, однако в какой-то мере в своих сравнениях он был прав. — Это будет просто прекрасно, спасибо, Минхён. С нетерпением жду тебя, ты сможешь посмотреть свой порядок в программе. Марк кивнул, бормоча что-то на ходу про музыкальное сопровождение, после чего ещё раз кивнул мастеру и убежал совершенно в другую сторону. Юкхей, на удивление, был найден достаточно быстро и Минхён из-за переполняющих его чувств, даже не смог вовремя остановиться и с разбегу впечатался в него. Тот сначала недовольно повернулся, но, увидев, что нарушителем его спокойствия являлся Марк, добродушно улыбнулся, а после немного удивлённо раскрыл глаза, услышав вопрос друга: — Лукас, ты вроде умеешь играть на гитаре?***
— Так, ребят, — привлёк внимание всех присутствующих Джонни, прочитав присланное Минхёном сообщение. — Мы сейчас откладываем нашу общую прогулку и валим к Марку в академию на какой-то осенний бал. Он написал, что они с Лукасом будут там выступать, а Марк, если вы не забыли, торчит нам хвастанье своими сочинюльками. — Я всеми ногами за, — поддержал Тэн, поднимая в воздух руки вместо названных конечностей. А глазки Ченлэ по особому загорелись, так как он знал, что его мужчинка нередко ошивается в Минхёновской академии, а посему его желание туда поскорее добраться было вдвойне сильнее. И вся компашка, составом семи человек, весело двинулась пешкодрапом на внеплановое мероприятие. — Блять, как тут душно, ужас, — пожаловался Джонни, когда они дружной гурьбой ввалились в академию и оказались в толпе снующих туда-сюда суетливых студентов. Холл был украшен во всех красках и приличиях осеннего бала, и переоборудован на сегодня как сцена, как игровая площадка и как танцпол. Пестрящие самыми разными образами студенты то и дело пробегали мимо внезапно почтившей своим присутствием их небольшой праздник компашки хитсов. Узнавшие их перешёптывались, кидали заинтересованные взгляды, догадываясь, что ребята пришли к тому самому звёздному новичку Марку Ли, который сегодня похвастает выступлением, и многие студенточки, не собирающиеся идти на бал, узнавав об этом, сию же секунду меняли своё решение. На сцене уже начиналось какое-то действо, почти готовы были привлечь внимание общей суеты ведущие, нервно поглядывающие в папочки с текстами и непрерывно проверяющие микрофоны. Звукооператоры в лице разбирающихся в технике студентов настраивали музыкальную аппаратуру, проверяя каждую мелочь, чтобы во время самого бала ничего не придумало сломаться и испортить атмосферу. — А где Марк? Я его хоть убей не вижу, — Чону разглядывал толпу студентов, надеясь найти знакомую блондинистую макушку. — Наверное, он где-то за сценой, весьма вероятно, — ответил Джонни, пожав плечами, и Ким почувствовал себя немножечко идиотом, потому что где же ещё сейчас быть Минхёну, как не готовиться к выступлению. Во всем огромном помещении зала внезапно погасили свет, и только сумеречные отблески пробивались сквозь массивные окна. На сцену медленно опустились три световых луча, освещая фигуры, расположенные на ней. Лукас, сидящий на стуле и замеревший с гитарой в руках, одногруппник ребят — Тэиль, оказавшийся нереально талантливым пианистом и согласившийся принять участие в выступлении; оставалось только удивляться безграничному мастерству учащихся академии — подобрать целое музыкальное сопровождение буквально за пару часов и суметь сыграться — это надо иметь и большой опыт и, несомненно, природный талант. В центре между ними стоял Марк возле микрофона; он нервничал, но виду старался не подавать: перед его глазами открылась весьма большая публика, которая сейчас смотрела на него в ожидании. Никогда ещё ему не доводилось выступать перед таким количеством людей, которые заполнили собою весь холл, стояли на лестницах, ведущих на верхние этажы и сидели на подоконниках. Было очень волнительно, очень. Юкхей подал первый аккорд, моментально разлетевшийся по залу и замеревший в его стенах, эхом раздаваясь в пустых коридорах и заглядывая в тёмные уголки под лестницами. Следом Тэиль подхватил перебор, начиная свою фортепианную партию, чьё льющееся, словно рекой, звучание покрывало негой отголоски аккорда гитары. К партии клавиш постепенно подключился Лукас, гармонично перебирающий струны в сочетании с игрой Тэиля. Марк, сделав вокальный вдох, дождался затишья музыки, и начал петь. Зал затих ещё больше, хотя, казалось, и до этого он замер, но сейчас, если прислушаться, можно было услышать чьё-то сбивчивое от восхищения сердцебиение. Нежный голос Минхёна сливался с живой музыкой, воспроизводимой его товарищами, и создавал в целом эйфорическое состояние, словно отравление наркотиком, только без удушающих последствий — он дарил трепет и покой, заставляя восхищаться им ещё более, чем когда-либо. Марк вкладывал в каждую строчку свою душу и щемящие в душе чувства, пропитывая ими свои слова. Он не надеялся, что тот, кому посвящена песня, был здесь, но всё равно пел с такой нежностью, будто слушателем был только 'он один.Застыл в душе твой взгляд И нет пути назад
Тебя ищу я в тишине ночной
Сердце билось очень часто от волнения, от переполняющих чувств, а в голове царила успокоительная тишина с отголосками своего же текста.Я понял, что влюблён И бесконечен сон
В котором ты и я не за стеной
И ему действительно хотелось верить, что когда-то они перестанут городить друг меж другом непробиваемую стену из бесконечных обид, горечи и ненависти.А сердце верит, сердце ждёт Что тронется когда-то лёд
Он тронется — всего лишь нужно подождать. Минхён готов был претерпеть всё, переждать любую бурю и вымокнуть до последней ниточки под проливным дождём, лишь бы дождаться трепетного момента, когда солнце пробивается из-за густых туч, и на небе расцветает радуга.В глазах твоих тоска Во тьме твоя душа
И разум держит боль в своём плену
Из этой тьмы был выход лишь один — забыть всё прошлое, забыть себя, свои поступки, сломать глупый барьер и позволить настоящему ворваться в душу, чтобы её, наконец, исцелить. И Марк готов был ждать.Глаза свои сомкни Мне руку протяни
Открою мир тебе совсем иной
Минхён верил; верил всей душой, что ему позволят, разрешат, откроют душу, чтобы он мог показать совершенно другие стороны этого мира, и доказать, что жизнь может быть абсолютно другой.Не оттолкни меня Не отрекайся
Любовь моя к тебе сильнее тьмы
Сердце предательски дрожало, часто-часто билось от волнения, а где-то в носу неприятно защипало, предсказывая слёзы, но пока Марк был на сцене — не мог позволить чувствам взять верх над собой. — Это слишком красиво, — Чону вытирал мокрые глаза, утыкаясь лбом в плечо Юты, обнимающего его за талию. — О ком же он так... — А я догадываюсь, — слегка дрожащим голосом произнёс Ченлэ, потому что песня и на него возымела определённый эффект; он словно слушал свои собственные мысли. — Последний оставшийся из всех троих. — ...Тэён. Аплодисменты, восхищённые крики, перемешанные со слезами, взорвали помещение холла, когда всё закончилось: выступающие поклонились, и Минхён поспешил убраться со сцены, чтобы спрятаться в коридоре и позволить в очередной раз горьким слезам скатиться по его щекам. Марк верил. Верил и ждал. Ченлэ, будучи задавленным грузом раздумий после песни Минхёна, хотел просто убежать куда-то и спрятаться, в первую очередь — от самого себя. Он пришёл сюда ради Марка, конечно, но он действительно очень надеялся, что встретит здесь Доёна, хотя догадывался, что тому на данном мероприятии делать было нечего — да и он даже не являлся студентом академии. Однако маленькая надежда на встречу с ним всё же была, и если до этого как-то подпитывалась собственными ожиданиями, то сейчас неумолимо рассеивалась в воздухе, словно развеваемый порывистым ветром пепел от костра. И почему песня Минхёна оказалась настолько трогательной для его неокрепшего сознания? Она была слишком чувственная, слишком сильная и слишком била по утомлённому ожиданием сознанию. А чего он ждал? Он вечно чего-то от кого-то ждал. Так может пришло время проявлять инициативу самому?***
Как же всё неимоверно бесило с самого утра. Долго поднимающийся лифт, когда Тэён уже опаздывал на пару живописи, забитая мерзкими людишками маршрутка, толкающиеся тупые прохожие и после всего этого — отмена пары любимой живописи, на которую он так спешил, поэтому сейчас раздражала буквально каждая мелочь, проявляющаяся в жизни. Бесит. Бесит. Бесит. Тэён нервно ходил из стороны в сторону по привычной аудитории, пережидая возникшее окно, измеряя её шагами и очень заметно нервничая. Внутри всё просто кипело от беспричинного гнева, хотелось просто орать и крушить всё вокруг, бить стёкла какой-нибудь железной палкой, ломать ни в чём не виноватые столы и стулья, находящиеся в кабинете. Ах, да... Зачем он, чёрт возьми, попёрся извиняться? Что, ну, что могло сподвигнуть на такое действие?! В тот момент свои поступки Тэён вообще не контролировал ровно так же, как и мысли. Потому что в этих самых мыслях действительно творилось что-то страшное. Что-то настолько страшное, от чего появлялось такое огромное количество ненависти ко всему и вся. И это происходящее абсолютно выбивало Ли из привычной колеи существования, от чего хотелось просто выцарапать себе мозг и выбросить к чёртовой матери, чтобы вообще не позволять себе думать о таких вещах. Это ненормально. Ненормально. Абсолютно ненормально. Доён опаздывал и это тоже раздражало. Тэёну нужно было хоть немного выпустить пар, чтобы успокоить бушующее сознание, потому что давно его никто так не доводил. А, собственно, кто довёл-то? Тэён понятия не имел, кто так сильно вывел его из себя, но понимал, что если не успокоится — всё может закончиться очень и очень плачевно. Но почему же так бесит всё, чёрт побери?! Внутреннее состояние вообще не удавалось никак контролировать, от раздражения сбилось дыхание и сердцебиение, что только усугубляло ситуацию. Да что происходит, мать вашу? Что ты делаешь со мной, чёртов Марк Ли?! Именно его имя вызывало такую неоднозначную бурю эмоций где-то внутри: то ли в заглохшем сердце, то ли в сдохшей давным-давно душе, но именно там где-то появлялось что-то непонятное, и это самое непонятное выводило из себя просто неимоверно сильно. И почему вымещать зло на Марке не хотелось, что бесило ещё больше, потому что... А что не так-то всё же?! Что?! Тэён до боли сжал руки в кулаки, сдерживая себя из последних сил, потому что он понимал, что его самообладание стремительно испаряется, словно влага под палящим солнцем. Его беспокоило личное состояние, потому что раньше никогда так сильно нервы не шалили, а от того становилось ещё страшнее, и ещё больше бесило всё происходящее. Всё непонятное происходящее. — Привет, ты меня звал. Что случилось? — с порога спросил Доён тихим и немного безразличным голосом, прикрывая за собой дверь аудитории. — Ты где шлялся? — сквозь зубы переспросил Тэён, сжимая руками выступ подоконника и даже не поворачиваясь на друга. — Логично, что рано утром я мог просто спать? Тэён повернулся, желая истребить нерадивого товарища просто одним взглядом, полным ненависти. И так было очень плохо, а тут ещё пришёл этот придурок усугублять ситуацию. И как же сейчас взбесила в очередной раз его невозмутимая рожа. Ах да, он же не знал ещё, что пропалился... — А не у своего ли малолетки ты тусовался? — плевался ядом Тэён, складывая руки на груди. Доён заметно поменялся в лице, судорожно начиная вспоминать, где бы он мог спалиться с Ченлэ перед Тэёном? Ведь нигде же, тогда как? Взгляд Тэёна — тяжёлый, полный ненависти и желания уничтожать — заглядывал, казалось, в самую душу, он всё знал, и именно поэтому хотелось куда-нибудь спрятаться от него, скрыться, и больше никогда не видеть. А что такого страшного сделал Доён? Внезапно вспомнился Юта и их последний разговор с Тэёном, когда терпение Накамото лопнуло и он просто ушёл, потому что не стал терпеть наезды на него из-за Чону. Они вдвоём никогда не желали зла странному товарищу, всегда поддерживали его идеи, находились рядом, так что всегда было не так? Что? Чем сейчас Доён заслужил этот взгляд? Где-то в глубине души он это понимал, но осознавать не хотелось, потому что сейчас он не видел перед собой человека, за которого всё это время цеплялся. Сейчас перед ним стоял обиженный всей жизнью какой-то несостоявшийся неудачник, злой на всех и вся, плюющийся ненавистью направо и налево. И Доён внезапно открыл, наконец, глаза. — С чего такие завления? Что этот ребёнок тебе сделал? — Вы с Ютой совсем ебанулись со своими тупыми поступками, у того какие-то ебланские чувства, теперь ты ещё начал страдать подобной хуйнёй, да ещё и с кем?! С охуевшим малолеткой, который тебе годится чуть ли не в сыновья, ты внатуре еблан, Доён? «Охуевший малолетка». «Годится в сыновья». Терпение Кима потихоньку сходило на нет. — Не говори так о нём, он не... — Да мне плевать!! Плевать вообще, что ты там к нему чувствуешь, я хуею с происходящего, ты ведёшь себя очень по-ебанутому, если честно. Да что, блять, на этих тупых хитсах свет клином сошёлся или что?! Тэён бесился. Очень сильно, очень сильно бесился, он почти потерял контроль над собой, потому что всё, всё достигло своей точки кипения. Быстрым шагом он приблизился к Доёну и схватил его за воротник, несмотря на то, что был ниже, сил нагнуть Кима ближе к себе ему хватало более чем. — Что в этих идиотах вас всех так цепляет? Почему вы, блять, как шайка влюблённых дебилов постоянно въётесь вокруг них, будто они боги вселенной? Что такого в этом обычной сборище неудачников, ну, что, объясни мне!!!! Что в них такого, что?! Почему вы все их так любите, почему, почему?! Почему все так их боготворят, почему все за ними бегают, почему даже вы бежите за ними сейчас, наплевав на всё, почему, блять??!! Тэён орал. Просто несдержанно орал свои слова, вцепляясь в воротник Доёна и выкрикивая свои фразы ему в лицо. Всё, абсолютно всё вокруг настолько выводило из себя, что хотелось просто кого-то убить. Доён внезапно скинул руки Тэёна с себя, отходя на пару шагов от него и серьёзно посмотрел ему в глаза: — Ты сам прекрасно знаешь ответы на все свои вопросы. И после этого он, больше не говоря ни слова, молча вышел из кабинета, решив, что если оставшийся в её стенах придурок так и не примет правильно решение, то Доён больше никогда к нему не вернётся. Сердце билось часто-часто. Стук. Снова стук. Да, Доён был абсолютно прав — Тэён и сам знал ответы на свои вопросы. Он сам их знал, но ненавидел их принимать и осознавать. Он всегда знал, за что именно ненавидел хитсов, всегда знал, зачем постоянно устраивал с ними стычки, всегда знал, всегда. Он ненавидел их всем сердцем, всей своей душой. Ненавидел. Потому что безумно завидовал. Потому что они неосознанно покорили его сердце и он, сопротивляясь этому, воспитал себе ненависть к ним, ведь он таким не был! Хитсы были свободны от всех удерживающих рамок, жили в свое удовольствие и наслаждались жизнью на всю катушку, творили необъяснимые вещи, за которые всегда оставались безнаказанными. Тэён не был таким, и именно поэтому зависть поглотила его целиком, превратившись в лютую ненависть, хотя он не до конца понимал, что именно её вызывало. Им всегда всё доставалось с лёгкостью, аболютно всё, они не напрягались для проживания и просто тратили деньги и жизнь на себя, не желая терять время. А Тэён так не мог. Он вкалывал на сомнительных подработках, иной раз не спал ночами, был затравлен своим тяжёлым детством и не мог позволить себе расслабиться. Не мог. А хитсы могли и позволяли. Почему так несправедливо? Почему кому-то жизнь дала всё, а у Тэёна она всё забрала?! Забрала всё, всё! До последней капли!! Тэён со злости перевернул парту, с которой полетели стулья, с грохотом падающие на пол. Сознание заплыло пеленой обиды и ненависти на всех, Ли полностью потерял контроль над собой, злость и ненависть выливались из него через край, и поэтому нужно было отыграться хоть на ком-то. А последняя цель покинула аудиторию совсем недавно. Тэён с обезумевшим взглядом двинулся за ним, вываливаясь из кабинета и отталкивая со всей силы попадающихся на пути студентов. Следовало немедленно догнать свою цель. Доён обнаружился на крыльце академии, спускающимся вниз по ступенькам, и именно там его догнал безумный Тэён, резко разворачивая к себе и со всей силы нанося удар. Ким отшатнулся, но Тэён останавливаться не собирался, сразу нанося второй удар по лицу, от чего Доён не удержался на ногах и упал на спину, от силы удара заваливаясь на асфальт. Тэён начал его избивать руками и ногами, совершенно не задумываясь о том, что он сейчас творит и как может пострадать от его силы сам Доён. Студенты, завидевшие эту картину, в страхе разбежались в разные стороны, прячась за углами и испуганной выглядывая из-за них. И никто не знал, сколько ещё бы мог Тэён испинывать уже теряющего от повреждений и боли сознание Доёна, пока неожиданно для всех из академии не выбежал Марк. — Ты совсем больной?! — срывал голос Минхён, отталкивая Тэёна от Доёна. — Ты понимаешь, что ты делаешь вообще?? Тэён кое-как сфокусировал взгляд на Марке и его сердце предательски дрогнуло. Особенно в таком состоянии. — Неужели ты действительно настолько прогнивший человек?? Неужели ты действительно не можешь ничего понять?? — орал Марк, активно жестикулируя прямо перед Тэёном. — А ведь я надеялся! Я так верил, что ты и правда можешь измениться!! А ты продолжаешь творить хуйню и вести себя, как последняя тварь! Что ещё нужно сделать, чтобы до тебя дошло хоть что-то?! Я верил, блять, я правда верил, что ты можешь стать другим, а ты, видимо, действительно просто кусок дерьма, а не человек!! Минхён едва сдерживал рвущиеся наружу слёзы отчаяния. — Неужели ты так и собираешься прожить так всю жизнь?! Да как же мне хочется тебя ненавидеть из-за этого!! — Марк от дичайшей обиды осмелел и схватил Тэёна за воротник. — Если тебе так это нравится, то сдохни в своей же ненависти, хоть захлебнись ей, но оставь в покое окружающих. Избивать своего товарища ты считаешь нормальным?! Это самое низкое и отвратительное, что ты мог сделать! А я так надеялся, что ты можешь, можешь, блять, измениться!! Марк с силой оттолкнул от себя Тэёна, от чего тот потерял равновесие и упал на ступеньки, а Минхён, не выдержав больше эмоционального напряжения, в слезах сорвался с места и побежал подальше от здания академии. Сердце билось или нет? Тэён вообще не понимал, а потому, словно в бреду поднялся, едва передвигая ногами, и побрёл в здание, чтобы выбраться из него через чёрный ход. Марк бежал, чувствуя, как обречённые слёзы катятся по его лицу, он старался стереть их рукой, но в итоге только больше растирал по коже, от чего ту начинало неприятно щипать. Почему так сильно колотилось сердце? Потому что, чёрт, даже после этого Минхён не перестал любить! Он по-прежнему хотел верить и надеяться, вот только во что теперь? Во что можно верить после произошедшего? На что ещё надеяться?! Если от этой любви хотелось залезть уже в петлю, выковырять из своего сердца эти чувства ржавым ножом, оставляя уродливые шрамы, и выбросить подальше от себя, чтобы больше так не мучаться. Зачем. Зачем? Зачем?! Где-то рядом мелькнул разноцветный минивэн, резко затормозивший подозрительно недалеко от Минхёна. — Ма-арк, стой! Что случилось?! — друзья, пулей высыпавшиеся из машины, бежали к остановившемуся другу. Видя его разбитое состояние, становилось страшно. Действительно страшно. — Мне сейчас не до разговоров, правда, мне нужно побыть одному. Там Доён возле академии, его избили, ему нужна помощь больше, чем мне, мне... Мне пора. — Это Тэён, да? — Неважно, мне просто сейчас нужно одиночество, поймите. Юта подошёл и затолкал Марку в карман какую-то маленькую бумажку со старой надписью и сочувственно кивнул. — Береги себя. Ведь Юта был человеком, он был привязан к Тэёну, скучал по нему, хоть тот этого и не заслуживал, и сейчас Накамото понимал только одно: помочь тонущему другу может только Минхён. Больше не говоря ни слова, компания запрыгнула обратно в минивэн, и автомобиль понёсся к зданию академии. Минхён успокоил слёзы и просто хотел самого себя обложить проклятиями, потому что какого хрена он всё ещё так сильно любил? Тэён едва дошёл до пожарного выхода из академии, хватаясь за стены, и тяжело дыша. Состояние ушло в ноль. Он еле передвигал ногами, не понимая, что с ним происходит, почему сердце готово разорваться, дыхание сбилось к чертям и хотелось просто сесть и... Плакать? Почему все вокруг достойны счастья? Почему у всех жизнь сложилась так удачно и только у Тэёна происходило что-то дерьмовое? Почему? Разве он и правда, как говорил отец ещё при жизни, не достоин просто быть счастливым? Всё ещё было терпимо, пока не появился Марк, и не подкосил своими словами Тэёна окончательно. Это был единственный светлый луч в непроглядной тьме, в которой всё это время двигался Тэён. Он неосознанно проникся симпатиями к Минхёну, хотя вообще это не принимал, но он впервые оказался кому-то нужен. Впервые. И именно это так согрело больное сознание. А вот сейчас Тэён этот луч, последний луч, благополучно проебал. Даже после того, как он над Марком поиздевался в клубном туалете, тот всё ещё продолжал цепляться за него... До сегодняшнего момента. И винить было некого, Тэён был виноват сам целиком и полностью. Почему так тяжело было физически? Голова шла кругом, от чего картинка перед глазами смазывалась. И неужели это эмоциональное состояние так сказывалось? Вся та тяжесть внутри, накапливающаяся ещё больше с каждой секундой, отчаянно искала выход. Тэён с трудом шёл, надеясь уже, добраться до своего дома, однако высотки, мелькающие впереди, никак не хотели приближаться, казалось, что вообще не двигались. С самого детства у Тэёна не было в жизни никакой радости, никакого счастья, и уж тем более — никакой любви. Его избивал отец, постоянно учил жестокости, читал огромные нравоучения о своей, якобы, правильной жизни, и Тэён действительно таким вырос! Он всё делал так, как отец говорил, так почему же всё совсем неправильно? Тэён за считанные дни потерял авторитет, установленный в академии, и знал, что теперь никто не будет с ним считаться, ведь он остался совершенно один. Один. Он никому не был нужен. Он был всеми брошен с самого детства. Неужели он не заслужил простого жизненного счастья? Высотки, наконец, приблизились, и Тэён не стал дожидаться лифта, забираясь на нужный этаж пешком. Вся жизнь в один момент поблёкла ещё больше, чем была, и как-то всё желание так существовать резко испарилось. Марк. Марк Ли. Имя, которое сейчас красным светом вибрировало в больной голове. Ведь Тэён его потерял. Потерял. По своей вине. Сам потерял его. Зайдя в квартиру, ему лишь хватило сил снять обувь прежде, чем он обессиленно упал на пол, хватаясь за голову. Душераздирающий, полный боли и отчаяния крик, даже вопль — вой раздался на всю квартиру, отдаваясь леденящим ужасом во всех её уголках. Тэён просто нечеловечески выл, роняя слёзы на пол и сжимая до боли волосы, едва ли не вырывая их с корнём. Вся боль пыталась покинуть, наконец, его тело, и Ли чувствовал, что ещё немного — и он сойдёт с ума. За что? За что?? За что?!! Больно. Больно. Как же больно. Всё тело ломала, кромсала на мельчайшие кусочки эта дичайшая внутренняя боль, льющаяся через край и отравляющая весь организм Тэёна. Так больше нельзя. Нельзя! Он с трудом поднялся с пола на ватных обессиленных ногах и заполз в ванную, открывая кран холодной воды. Струя рванула со всей силы, заполняя собой ёмкость ванны, в которую и плюхнулся Тэён, заморачиваясь на счёт одежды в последнюю очередь. Хотелось вытряхнуть из себя все внутренности, потому что тошнило неимоверно от этой поганой жизни. Уровень воды очень быстро поднялся в силу большого потока, поэтому Тэён трясущейся рукой потянулся за бритвой. А зачем это всё теперь? Когда у него забрали абсолютно всё, чем бы он мог дорожить? Маму, счастливое детство, друзей, первые чувства, Марка...? Зачем теперь продолжать свою никчёмную жизнь, ведь даже если сам Марк пожелал ему сдохнуть? Зачем бороться, когда не за что? Первый порез вышел неглубоким, однако кровь всё равно хлынула алым потоком, стекая по руке, пачкая одежду и расплываясь алыми каплями в воде. Сразу же Тэён сделал второй порез, который оказался гораздо глубже, и Ли даже не морщился от боли — он её не чувствовал. То, что уничтожало изнутри — было гораздо сильнее. Третий порез был глубокий, как и второй, и сейчас кровь лилась из его руки уже струёй, окрашивая полностью всю воду в пугающе красный. Тэён убивал себя не потому что хочет после смерти оказаться крутым и кому-то нужным. Не для того, чтобы его кто-то пожалел и поплакал над его могилой. Нет, наоборот, Тэён знал, что никто, никто о нём даже и не вспомнит — он убивал себя для того, чтобы убить. Чтобы избавиться от бесконечной боли где-то в районе сердца, и больше никогда не чувствовать её. Он был разбит и морально уничтожен. Он действительно не заслужил счастья? А ведь так хотелось простой беззаботной жизни, но у него отобрали любую возможность это сделать. Больно. Больно всё ещё в душе. За что... Вторая рука так же исполосовалась тремя порезами, а вода в ванной уже, казалось, состояла из одной только крови — настолько мутной она была. Сознание так сладко заплывало обманчивой пеленой забытия, и это было весьма приятно, однако... Да в бреду Тэён видел влетающего в его ванну зарёванного Марка и с дикими глазами оглядывающего происходящее. Это что, шутка такая? — Ты чё творишь, придурок?! — начал истерить Минхён, выключая ледяную воду, хлещущую из крана. — Совсем больной что ли?! Марк запрыгнул прямо в воду в одежде, охватывая лицо Тэёна руками. «Идиот, идиот, идиот!!» — Ты ненормальный?! Ты какого хрена творишь-то... — голос Минхёна снова дрогнул, ведь он сейчас до самого страшного ужаса переживал за придурка, сидящего в ванной с разрезанными запястьями. Марк порвал рукава своей рубашки, начиная завязывать кровоточащие запястья Тэёна, чтобы остановить кровь. — Что ты делаешь... Что ты делаешь.. Что ты делаешь? — повторял, как в бреду, Минхён, трепетно обматывая тканью свежие раны. Тэён не двигался. И даже, казалось, не думал. Просто не верил в происходящее и... Марк реально за ним прибежал? Прибежал сюда после всего произошедшего? Он правда пришёл?.. — Ты совсем дурак? — уже более спокойно сказал Минхён, заглядывая своими красными от застывших слёз глазами в глаза Тэёна. — Ты неужели не понимаешь?! А что Тэён должен был понимать? Марк обессиленно прикоснулся к его лбу своим и снова повысил голос: — Я люблю тебя, долбоёба, люблю, понимаешь?! Люблю, слышишь?! Минхён притянул того к себе и прижался нетерпеливым поцелуем к его губам. Грубо, с обидой, но так заслуженно! Тэён даже попытался ответить, но младший оторвался от его губ и начал вытаскивать из воды. Старший не сопротивлялся от слова совсем, он позволял сейчас Марку делать всё, что тот посчитает нужным. А он вёл его в сторону спальни, по пути стягивая с него мокрую одежду, и никого не волновало, что с них обоих по всей квартире стекали лужи воды. Минхён довёл едва плетущегося Тэёна до постели и аккуратно положил, с незаслуженной нежностью глядя на того сверху вниз. Старший пустым взглядом оглядел Марка и закрыл глаза, проваливаясь в мягкую темноту, спасающую от всех внешних проблем. Минхён лишь заботливо прикрыл его одеялом и прилёг рядом, надеясь на то, что когда Тэён очнётся после тяжёлого сна — не выгонит его из дома и не изобьёт. Как бы там не любил его Марк, он всё ещё боялся.