Trouble-Drabble

      Он никак не ожидал, что в этот дивный самый обычный полдень вторника к нему подсядет некто вроде него. – Слушай, разговор есть. – США мельком оглядывается вокруг – проверить, нет ли слежки или любопытных ушей, чуть облокачивается на стол, наклоняясь к нему. Россия приподнимает бровь и в ожидании смотрит на него, мимоходом удивляясь и подмечая, что впервые видит эту задницу без очков. Американец прокашливается, поднимает на него сощуренные серьезные глаза. И сообщает тоном суперопасного агента из фильма. – Прекрати лезть к этому парню. Он, типа, не твой… не твоя зона интересов. Справедливости ради, русский не сразу догнал, о чем тот. Но выглядел он как ебаный кирпич, так что проникся РФ сразу. Серьезно кивнул, мол: готов выполнять все приказы, полностью вник в суть боевого задания. Но чуть погодя все-таки уточнил. – Дичайше извиняюсь, но… о чем ты? США сощурился еще опасней. Поджал губы еще угрожающей. – Не заговаривай мне зубы, советчина. – зашипел он. – Ты прекрасно знаешь, про кого я. Россия нахмурился. Собирался было встать во весь рост и показать кулаки, но вовремя остановился, напомнив себе, у кого здесь еще есть ядерное оружие. И тут его осенило. Он нахмурился еще сильнее. Неужто пендос опять хочет забрать у него что-то ценное? Опять давление? Или он сам положил глаз на того, с кем русский теперь «налаживает отношения»?.. Ну уж нет. На этот раз он будет отстаивать свое до конца. – Знаешь, что, май дарлинг… – начал он, сжимая кулаки. – А не пойти бы тебе… – Угх. Какой упрямый. – скривился американец. – Окей, будем говорить на твоем языке. Сколько? Россия опешил и зарделся от гнева. Взятку? Ему?! Да за кого он...! ...Хорошо, с одной стороны, конечно, все логично. Но пендос переходит все границы. – Значит, слушай сюда… - на лице расплылся оскал, глаза загорелись лихорадочным бешенством. Он так просто не отдаст дорогого ему человека! Плевать на ядерку – сейчас кое-кто распрощается с головой и кишками. США внезапно тоже вскочил – и тоже пунцовый от гнева. Кажется, они оба загорелись не на шутку по поводу одного и того же. Россия не знал, что американец тоже может любить по-настоящему. Но не того, кого любит он сам! – Факинг рашан! – яростно зашипел капиталист, впиваясь ногтями в дерево столешницы. – Китай мой, пора бы уже понять, что в Азии тебе делать нечего, недоразвитая горилла! И если ты хоть на миллиметр приблизишься к нему – я не посмотрю на Руку Мертвеца и устрою тебе тру тотал вар, андестенд?! – … Россия замолк и начал медленно расслаблять плечи, все еще глядя на него в упор и хмурясь. Стоп. Так о чем они говорили?.. Оу. А Китай оказался хитрее, чем все они думали. Что ж. – Кхм. – русский натянул маску великодушного спокойствия и снова опустился на стул. – А с тобой шутки плохи. – иронично хмыкнул он, глядя на взъерошенного и все еще покрытого красными пятнами Америку. Тот, видимо заметив, что над ним начали посмеиваться, быстро вернул лицу хладнокровие, взял себя в руки, но на стул не сел. Любил чувствовать даже мнимое сиюминутное превосходство над другими – как банально и предсказуемо. Он в ожидании уставился на оппонента сверху вниз. – Что ж. – Россия вздохнул, собираясь с мыслями, побегал глазами по столу. – Давай по делу. Что именно тебя не устраивает? – Что ты постоянно клеишься к нему. – в голосе его проскользнуло рычание. Россия снова хмыкнул. – Речь о договоре экономического взаимодействия с азиатскими странами? О, милый, но это же просто сотрудничество. У тебя самого таких полно. И ты сам хотел, чтобы я стал капиталистом – а это подразумевает включение в мировую экономику и как следствие… – Меня не ебет сотрудничество! – грубо оборвал его американец, совсем не в его стиле. Сощурился, пристально глядя на русского. – Слишком уж у вас все дружненько. Кажется, ты кичишься дружбой с ним твоего покойного папаши? Россия резко помрачнел. А вот это лишнее – упоминать его отца всуе. Не дорос еще, псина заокеанская, чтоб на его предков лаять. У самого-то папаша гордости не прибавляет, поди?.. Но это пустое. – Кхм. Однако ж, мы сотрудничаем неплохо и сейчас. – за столько лет международного сотрудничества с европейской гидрой – да простит его любовь – он научился-таки говорить не прямо, а сначала ждать, пока скажут другие. В этот раз это умение ему круто пригодилось. – И наша… дружба приносит мне немалый доход, говоря твоим языком. А знаешь, что касается заработка… обсуждать как-то не принято. – язвит, но исподтишка. Делает невинное личико, прекрасно зная, как такое его поведение выводит американца из себя. – Я тебя понял. – скрип зубов. – И потому повторяю вопрос: сколько? «А ты, Россия, все-таки умеешь продавать друзей. Так что нечего строить из себя святошу». – хмыкает про себя Америка. Русский на мгновение задумывается. – Три миллиарда и снятие санкций. – улыбается он как ни в чем не бывало. Америка округляет глаза – он в бешенстве. – Well… Три так три – будут тебе мани-мани. – соглашается США. – Но вот о снятии санкций даже не проси. Это почти не мое решение. – Почти не твое? – елейно передразнивает русский и водит бровями. – Это важная часть моей политики не только в отношении тебя. Не делай вид, будто не понимаешь. Если я сниму санкции – это значит, что уступлю, а это практически равносильно… проигрышу во второй холодной войне. Что будет, когда мир узнает о том, что я снял цепи со своего главного врага и таким образом фактически отпустил его на свободу? Это значит, что я недостаточно силен в защите всемирной демократии. Как Есус может проповедовать что-то другим, если сам не держит своего слова? «О как. Так ты у нас теперь и Иисус». – криво усмехается про себя Россия. — Вел-ел. – снова дразнится он, строя саму непринужденность. Откидывается на спинку стула. – Но ведь Китай, милый мальчик, мне очень дорог, чтоб ты знал. Отмени хотя бы треть. США закипает, но остается непробиваем снаружи. – Кхм… одну восьмую – и больше не смей просить. Пауза. – Ла-аду-шки! – русский улыбается и хлопает в ладоши. На самом деле, ему хватило бы и пары миллионов долларов – но раз уж американец так высоко ценит отношения со своим азиатским партнером... – Ха! Только скажи сначала: как так получилось? – любопытно склоняет голову набок. – У вас ведь торговая война, Китай, получается, твой второй по величине вражище – а ты вот как… – Щит ап, ступид расиш. – снова шипит американец, но русский успевает заметить, как едва видимо алеют его щеки. – Это уже не твое дело. Хватит с тебя и того, что я вообще предлагаю тебе такие неоценимые услуги. «О-о, спасибо, Ваше Высочество. Корону придержи – а то упадет ненароком». – язвит про себя РФ. И они расходятся – вполне довольные (или не очень) проведенными «переговорами».       – Ты не представляешь, какая интересная история приключилась со мной сегодня. – жарко шепчет Россия в оголенную тонкую шею, медленно лаская ладонями чужую грудь. – Мфхх… правда? – шепчут в ответ, чуть выгибаясь в руках. – И какая же? – США предложил мне немного денег и снятие санкций. – ухмыляется русский, показывая клыки и продолжая гладить податливое тело. – Хах?.. и… и что же он просил взамен? – в голосе проскальзывает тревога и настороженность. Оба они знают, что американец ничего не делает просто так. – Сущий пустяк. – легкий укус – и слова между делом, полные уверенной невинности. – Всего лишь перестать делать то, чего я и так не делаю. Германия резко вывертывается из его хватки, переворачиваясь так, чтобы смотреть русскому в лицо. Вопросительно вздергивает бровь и как бы говорит: если ты сейчас же не объяснишь нормально, я закачу панику. Россия добродушно смеется и легко ударяет кончиком пальца по его носу. – Наш альфонс, помешанный на бабле, оказывается, еще и романтик в душе. – и поясняет, – Он приказывал мне не трогать «его» китаяшку. С минуту над ними повисает тишина. А когда до немца доходит, он вместе с Россией заливается тихим хохотом. Затем чмокает того в красные припухшие губы и утягивает за собой на постель. – А я и не знал, что ты изменяешь мне с Китаем, большая инфернальная потаскушка. – наигранно возмущается Германия. Русский смеется утробно, басовито и приглушенно. – Да, я сам узнал только сегодня. Было ужасно весело слушать его ревнивые пыхтения. Они снова хохочут – затем Германия делает два хлопка в ладоши, и свет в комнате гаснет, оставляя рыжеватый полумрак.