Издевка судьбы

Проснулась я совсем не в той позе, в какой засыпала. Если ночью я обнимала Кирилла, поглаживая по голове, то теперь покоилась в коконе его рук. Он крепко обнимал меня за талию, прижимая к себе и спал, уткнувшись носом мне в макушку. А когда я попыталась встать, то дернулся и сквозь сон снова подтащил к себе. Внутри что-то екнуло: меня так обнимали впервые. Будь наш брак настоящим, а не фиктивным, то даже поверила бы, что меня ценят.  — Куда ты? — пробормотал Кирилл, откинув мои волосы и приткнувшись к плечу. — Не уходи, холодно будет. Я вздрогнула, когда тёплые губы коснулись кожи. Такие перемены и радовали, и пугали одновременно. Больше, конечно, пугали, потому что я не знала намерений Кирилла и даже представить не могла, чего ждать дальше. Он вдруг стал хорошим, но что… Что, если он просто решил-таки поиздеваться надо мной, влюбить в себя, а по истечении срока брака выставить с разбитым сердцем? Слишком резко уж он изменился, а людям вообще не свойственно меняться.  — Кирилл, — я мягко отодвинула его руки, — пусти, мне нужно встать.  — Не пущу, — он умудрялся упрямиться, даже будучи в дремоте.  — Я быстро, обещаю. Куда я сбегу, если ты привез меня? Он тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок, давая мне свободу. Я встала и побежала в ванную, на дверь которой смотрела с самого пробуждения. Как хорошо, что она есть в номере! Дальнейший план действий был до ужаса прост. Привести себя в порядок, спуститься вниз за завтраком и накормить Кирилла. Когда он сытый, то более добрый и расположен к различного вида диалогам, а я была настроена продолжить ночную дискуссию. Нам нужно прийти к консенсусу и перестать жить, как кошка с собакой. В конце концов, мы решили воспитывать ребёнка вместе, а вечно ссорящийся с нянькой папа — это не то, что нужно Алисе. Я закусила губу, подумав о ней. Деспот сказал, что она называет меня мамой… Но это не так, хотя я желала того больше всего на свете. Я чувствовала, что могу стать ей мамой, если Алиса только того пожелает. Но вряд ли она воспринимала меня иначе, как няню или жену отца, хоть и очень привязалась. Чтобы перестать думать о плохом, я встала под душ и смыла с себя не только все разочарования, но и размазавшийся макияж. А вот с волосами было сложнее. Распустить прическу перед сном я не удосужилась, за что поплатилась сейчас, едва ли не рыдая, когда расчесывала колтуны. С трудом приведя себя в человеческий вид, я завернулась в полотенце и вышла, чтобы одеться в платье, но… Его не было! Я посмотрела везде: в комоде, под подушкой, под кроватью и поползала по всему периметру комнаты. И лишь когда раздался сдавленный ржач мужа, поняла: он его спрятал, пока я была в душе.  — Отдай платье, — потребовала я, нависнув над ним. Кирилл сел. Видимо, после того, как я его разбудила, уснуть он больше не смог, а потому и направил энергию в русло вредительства.  — Хм, — он склонил голову к левому плечу и хитро посмотрел на меня, — что ты дашь мне за платье? Я возмущенно ахнула. Украсть вещь, а потом что-то требовать за её возвращение — в этом весь Кирилл.  — Леща по роже!  — Так себе мотивация. Хотя я бы все равно не отдал — мои рубашки идут тебе больше. И в полотенце ты мне тоже очень нравишься… Он потянул меня за руку и повалил к себе на колени. Ну вот, началось… А ведь все было так хорошо… Едва я приняла сидячее положение, чтобы окончательно встать, Кирилл проворно придвинул меня к себе. Я судорожно вздохнула, отчего грудь поднялась и едва не выпрыгнула из полотенца. Муж облизнулся, как кот, сожравший банку сметаны и провел пальцами по линии декольте. Тактильные ощущения были очень приятные, а вот моральные… Размахнувшись, я со всей силы ударила Кирилла по руке и он отдернул ладонь. Неприятно, зато красноречивее любых слов.  — Озабоченный! Я снова скрылась в ванной, а через минуту вышла, одетая в его рубашку. Пусть не думает, что спрятанное им платье удержит меня в номере! Рубашка широкоплечего Кирилла кончалась выше колен, но всё, что нужно, более чем прикрывала. Я гордо обула туфли, хоть и понимала, что такое сочетание выглядит странно и не менее гордо хлопнула дверью. На ресепшене меня оповестили о распоряжении хозяина торжества разнести всем гостям завтрак в номер. Милая девушка спросила, чего бы мне хотелось, но я только махнула рукой — что принесут, то принесут, всё равно. Кирилл съест всё, а я завтракать не очень любила, легкого перекуса мне достаточно. Правда, попросила, чтобы кофе деспота был просто черный и крепкий, без сахара. Если Кирилл обнаружит там хоть крупинку сахара или каплю молока — взбесится. Порой мне казалось, что ему можно просто давать зерна кофе — он сжует. Я уже шла обратно в номер, но утро было бы слишком хорошим (а так не бывает), не наткнись я на надменную Юлину рожу в коридоре. Она изумленно вытаращилась и затормозила. Я останавливаться не собиралась, но наглости у этой мадам не занимать, а потому она схватила меня за руку и оттащила к ближайшему окну. Неужто выкинуть хочет? Пусть попробует. Я нахально хмыкнула, наблюдая за её обескураженным лицом. Смотрела на Юлю и не могла понять: что же меня так раздражает в ней? Ответ пришёл секунду спустя: не раздражает, а пугает. Безумно пугает. Я смотрела на Юлю, а видела перед собой повзрослевшую Алису. Девочка была безумно похожа на мать, ей достались те же правильные и нежные черты лица, теплые темно-карие глаза и волосы цвета горткого шоколада. И, хоть Кирилл тоже проглядывался в малышке, Юли в ней было куда больше. Меня пугала не перспектива того, что Алиса вырастет внешней копией Юли. Плевать, главное, чтобы душа была другой, а уж это я обеспечу. Я Алису буду любить любой, меня её внешность не волнует. Но… Но Кирилл не такой, как я. Что, если с возрастом, когда она будет всё больше становится похожей на мать, его зародившаяся любовь к дочке начнет гаснуть? Что, если Кирилл не захочет вторую Юлю рядом? Боже, хоть бы Алиса стала похожей на отца! Он, благо, внешностью тоже не обделен, хоть и не такой смазливой, как у Юли. И если их генетика смешается — Алиса вырастет греческой богиней, не меньше. Сложно не быть красивой с такими-то родителями.  — Какая же ты всё-таки дура, — прервала мои размышления девушка, дернув за рубашку, — раз не смогла раскусить намерения Кирилла. Сколько ты с ним? Видимо, недолго. Ну ничего, он себя ещё покажет.  — Не смей трогать меня, — прошипела я и схватила Юлю за кисть, чуть не вывернув её в обратную сторону, — а все комплексы оставь при себе, не примеряй их на меня. Намерения Кирилла очень прозрачны: чтобы я была счастлива и рожала ему детей. Что он там делал с тобой, мне абсолютно не интересно.  — А как же мой ребёнок? — Юля скрестила руки на груди и вскинула голову. — Думаешь, ты избавишься от Алисы сразу, как только родишь своего? Черта с два! Сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, злость разлилась по венам. Этой дуре было невдомек, что я полюбила Алису и от Кирилла все покатятся кубарем, но малышка останется с отцом. Уйдут все, всего лишатся все и я в том числе, если придётся, но не Алиса, нет. Я чуть было не сжала пальцы на её прекрасной белой шее. Она смотрела на меня так, что было ясно: до дочери ей нет никакого дела, Юля просто хотела позлить меня. Она даже не поинтересовалась, как увидеться с ребёнком, потому что ей это не нужно.  — Алиса не твоя — смирись, — я мило улыбнулась, — она моя и Кирилла, а тебя для неё как не было, так и не будет. Кирилл тоже не твой, не пытайся — он не будет возвращать тебя, когда есть я. Конечно, делить с Юлей деспота я не собиралась. А за Алису — подерусь.  — Думаешь, что он тебя любит. Бедняжка. Я тоже думала. И посмотри теперь на меня: где я? Даже в Москву вернуться не могу. Не удивлюсь, если он и тебя использует. Отец наследством пригрозил, да? Я вздрогнула. Откуда она знает? Впрочем, неважно. Надо уходить, пока я окончательно не сорвалась.  — Кирилл до жути алчный, ради денег и папиного наследства готов на всё! — донеслось мне в спину. — И пока ночью он шепчет о том, что влюблен, днем прикидывает, как бы выгнать тебя ни с чем! Я не стала дослушивать её бредни и ушла в номер. В конце концов, кто такая Юля, чтобы я слушала, а тем более верила ей? Хоть всё и в самом деле закрутилось на наследстве, но Кирилл не оставит меня ни с чем, он обещал. А его обещаниям я почему-то верила больше, чем чему-либо другому. Едва я вошла, Кирилл тут же встрепенулся. Наверное, по моим глазам всё было понятно, потому что он спросил:  — Что случилось? Я с размаху плюхнулась на кровать и пригнула голову к коленям.  — Вита, — муж устроился рядом, — в чем дело?  — Ты давал Юле видеться с Алисой? — этот вопрос тревожил меня больше всего. Я боялась, что она найдёт за что зацепиться и отберет её.  — Да. Когда Алиса была совсем маленькой, я пару раз тайно привозил Юлю в Москву. Надеялся, что она проникнется ребёнком, а там уж я уговорю отца, чтобы Юля забрала мелкую с собой. Сейчас радуюсь, что мне не удалось это провернуть. Ей было абсолютно всё равно на Алиску, она только мельком глянула на неё. В обе наши встречи была занята тем, что пыталась залезть на меня, надеялась забеременеть снова и пустить корни в Москве. А будь умнее — разыграла бы любовь к Алисе. Дура. А почему ты спрашиваешь? Кирилл остановил мои руки, что нервно расцарапывали колени. Он аккуратно провел по царапинам, успокаивая.  — Ты встретила Юлю? — парень всё понял.  — Да, — голос звучал так, будто я вот-вот расплачусь.  — Боже. Что бы она ни сказала — это брехня. И Алису она тоже не отберет. Я посмотрела Кириллу в глаза и, увидев в них безмерное количество тепла и искренности, залезла к нему на колени, обнимая за шею. Деспот оторопел от такого внезапного прилива нежности. Ну и пусть. Таким он бывает редко, я не хочу упустить эти мгновения. Потому что сейчас он мне очень нравился.  — Я обещаю, что никто не заберет у тебя Алиску, — прошептал Кирилл, приобняв за поясницу, — даже я.  — Правда?  — Правда. Мы будем воспитывать её вместе, даже если через пару-тройку лет окажемся на разных берегах. Я не хочу нанести вред собственной дочери. Ей будет плохо без тебя.  — А тебе? — я чуть отстранилась, чтобы посмотреть Кириллу в глаза, но он не выдержал мой долгий взгляд и снял со своих колен.  — Давай не будем об этом, — попросил он и встал, чтобы открыть дверь. Очень вовремя принесли завтрак. Я подвинула журнальный столик к кровати, но не намеревалась заканчивать разговор. Ага, как же! Я только начала.  — Вчера ты очень хотел поговорить об этом.  — А сейчас не хочу. Заткнись и жуй, — Кирилл подвинул мне тарелку с круассанами.  — Ты сказал, что тебе плохо без меня.  — Не ври. Я сказал, что мне просто плохо, потому что у меня болела голова. А знаешь, почему? Я пожала плечами.  — Потому что ты не замолкаешь! Тыр-тыр-тыр, вообще рот не закрывается! И, кстати, не стоит принимать всерьёз всё, что я говорю.  — То есть тебе всё равно, рядом я или нет? — решила уточнить я.  — Вита, ешь.  — Всё равно?  — Отвали, сказал! — взревел муж и едва не перевернул стол. Знатно я его выбесила. Боже, но о какой же любви может идти речь, если он даже не может внятно сказать, нужна она ему или нет? Кирилл встал, достал у себя из-под подушки моё мятое платье и швырнул рядом со мной.  — Доедай, переодевайся и выезжаем, — сухо проговорил он и хотел было уйти в ванную, но я вскочила следом и остановила его, обняв за плечи. Для завершения диалога, чего я так жаждала, мне была необходима его реакция. Если уж Кирилл не хочет говорить мне, то тело скажет куда больше. Он вздрогнул и покрылся мурашками, когда мои губы изучающе скользнули по его виску. Самой от себя было противно, зная, что я лишь проверяю и целую неискренне, но это было необходимо.  — Что ты делаешь? — напряженно спросил деспот.  — Тебе не нравится? А, кажется, ещё утром ты не хотел выпускать меня из объятий.  — Вита, утром я был сонный. И заканчивай весь этот спектакль, не беси меня, а? Мы оба знаем, что между нами ничего не может быть.  — Пока ты этого не захочешь.  — Только моё желание играет роль? — он резко повернулся, подхватил меня под ноги и прижал к стене. В первую секунду я привычно испугалась, а потом расслабилась. Ничего он мне не сделает, Кирилл хоть и скот, но не насильник.  — Да, — я сглотнула, — ты только пожелай и… я стану тебе женой. Настоящей. Я смогу себя заставить. Он горько усмехнулся и закусил губу. Его зрачки расширились, заставляя меня дрожать, а сердце биться чаще. Вдруг в этот момент очень захотелось поцеловаться и расслабить его губы.  — В этом и проблема, Вита. Ты не хочешь — ты заставляешь, а нам такого не надо. Это не любовь.  — А что такое любовь? — я провела рукой по его волосам, но деспот дернулся. Видимо, только ему было позволено трогать меня.  — Это ты мне расскажи. Я, знаешь ли, о любви имею только очень смутное представление из классических произведений, которые нам задавали в школе.  — Вот видишь, — уголок моих губ дернулся в усмешке, — ты и сам не знаешь, а от меня её хочешь. Между нами огромная пропасть, Кирилл. Я любить умею, а ты — нет. И не хочешь уметь, потому что для этого нужно изменить себя. Разве же ты станешь меняться ради кого-то? Нет. А я стала бы. Ты не понимаешь, что любовь не рождается из ничего. Не бывает так, что двое посмотрели друг на друга и бах! — полюбили. Нет. Это труд и, в первую очередь, взаимность. Взаимоуважение, взаимопонимание, терпение. А пока это идёт только с моей стороны. Только я уважаю, только я стараюсь понять, только я бесконечно терплю и даже умудряюсь жалеть тебя. А что делаешь из перечисленного ты? Ни-че-го. Шпыняешь, домогаешься и заставляешь подстраиваться под твои желания. Вот почему я сейчас здесь? На кой-черт мне эта свадьба сдалась? Но я пришла. С тобой, как жена. Ты мне мужем быть не хочешь. Я слегка толкнула его, заставляя отпустить.  — Вот и все, решили, — кинул Кирилл мне в спину, — под каждым твоим словом подписываюсь. Ты права. Поэтому больше не подходи ко мне с этим разговором, отбывай положенные два года и уходи. Держать не буду.  — А я знаю, что не будешь, — с поразительной даже для самой себя холодностью, ответила я, — именно поэтому ты никогда и не познаешь любовь. Таких, как ты, не любят. Лишь спустя десять секунд я в полной мере осознала то, что сказала, но… Извиняться не стала, хоть я сто раз уже прокляла себя за подобную жестокость. Потому что мне тоже было очень обидно после проведенной в его объятиях ночи, услышать, что он не будет и пытаться сделать что-то, чтобы я была рядом. Он испытывал меня, играл на нервах, а я не котенок — после пинка к ноге жаться не буду. Я, в отличие от этого куска стали, живая. Мне тоже бывает больно. Кирилл остервенело натянул на себя рубашку, которую я ему подала и, забрав телефон и ключи от машины, ушёл. Я не придала этому значения, ведь и подумать не могла, что Кирилл бросит меня здесь одну. Это я выяснила спустя десять минут, когда привела номер в порядок и вышла на улицу. А автомобиля не обнаружила и чтобы убедиться в этом окончательно, несколько раз обошла отель кругом и даже уточнила у девушки на ресепшене, не видела ли она черную тойоту. Та подтвердила, что Кирилл уехал. Я стояла в полнейшей растерянности, жгучие слезы подступили к глазам. Быстрым движением утерев веки, я прикинула, сколько у меня с собой денег. На такси не хватит, а на метро вполне. Правда, как объяснила мне работница отеля, до него шагать и шагать… Надежда, что муж вернётся за мной, всё ещё теплилась в душе. Но когда я простояла около отеля на морозе, как дура, в легкой куртке и туфлях, а меня никто так и не забрал — я, казалось, разбилась на части. Идти до метро оказалось каторгой. Я замерзла, промокла и стерла ноги в кровь. И чуть не взвыла, когда поняла, что до дома от метро ещё столько же. Мне хотелось плакать. Хотелось кричать, чтобы все почувствовали мою горечь, потому что внутри умирало что-то теплое. На слова и действия Кирилла я отреагировала острее, чем должна была, но… Дать этому объяснение не могла. Разумеется, что дома меня никто не встретил. Алиса болела, Даша и Костя уехали, а Виктория Сергеевна выходила лишь за тем, чтобы чему-то меня поучить. Я не стала идти к себе, потому что не могла видеть рожу Кирилла. В том, что он никуда не уехал, я не сомневалась, об этом свидетельствовали его ботинки в прихожей. Я зашла к Алисе и… Чуть не вышла обратно. Кирилл сидел ко мне спиной на полу и гладил по спине кашляющую дочку.  — Я видела котика, — сипло произнесла Алиса, — в окне.  — Красивый?  — Серый. Но он плохой.  — Почему?  — Он сожрал синичку, папа. Интересно, и кто же научил Алису слову «сожрать»? Надо открутить уши этому кому-то. Надо научить папу нормально выражаться при ребенке. Правда, уже не мне. Вряд ли мы скоро заговорим друг с другом.  — Как ты себя чувствуешь, мелочь? — Кирилл поплотнее укутал дочь в одеяло.  — Плохо. Больно дышать. Трудно. Что ответил Кирилл, я уже не слышала, потому что прикрыла дверь и вызвала врача для Алисы. Больно дышать — это не шутки. Но сейчас, когда они близки, как никогда раньше, им надо побыть вдвоем. Я им не нужна. *** Всю неделю я жила у Алисы и с Кириллом мы почти не пересекались. Конечно, мы не разговаривали. Даже не пересекались взглядами, а от Кирилла за километр разило холодом. Мы очень сильно обидели друг друга, а извиняться не приходили. Но… Честно? Я бы пришла. Но боялась, что ему это не нужно. Правда, это не занимало и десяти процентов моих мыслей, потому что у меня была другая проблема — Алисе не становилось лучше. Врач поставил ей бронхит, но почему же тогда упорно не спадала температура? Весь день я только и делала, что пыталась завлечь ребёнка да бегала с пузырьками лекарств, а ночью сбивала чертов жар, чтобы она могла хоть немного поспать. Самые ужасные были последние три дня: Алиса перестала вставать с кровати и опять замолчала, лишь слабо кивала. День был на исходе, время близилось к девяти. Мою душу рвали страшные опасения насчет болезни Алисы и я, решив засунуть подальше все разногласия с мужем, приняла решение поговорить об этом с Кириллом, когда он приедет.  — Почитаем? — спросила я, платком вытирая влажный лоб малышки. Сказки она любила, но… Отказалась. Я закусила губу, не зная, что и делать. Только бы дождаться Кирилла!  — А папу позовем, когда он с работы вернётся? Алиса кивнула. Папа — это другое дело, папу она любила больше всего на свете. Больше себя, если ребёнок вообще способен на такое. Деспот будто чувствовал, что нужен нам и осчастливил своим появлением через пятнадцать минут. Только я услышала его шаги на лестнице, сразу же взяла Алису на руки прямо в одеяле и понеслась навстречу.  — Кирилл! — окликнула я его в коридоре. Он поднял глаза от пола и, кажется, немного испугался, увидев меня с Алиской наперевес.  — Вита? Больше он ничего не спросил, лишь забрал Алису и указал мне на спальню. Я боялась, что Кирилл зарастет грязью за ту неделю, что я не убиралась, но нет, всё было чисто. Парень бережно положил дочь на кровать и чуть не убил меня тем, что сделал дальше. Деспот поцеловал её. В первый раз поцеловал. Коснулся губами горячего лба и прошептал:  — Моя мелочь… Успокоив малышку своим присутствием, он отвел меня в сторонку и обеспокоенно проговорил:  — Она никогда не болела так сильно, Вита. Видно, он тоже наплевал на обиды. Я порадовалась, что дочь оказалась для него выше этого.  — Завтра утром отвези нас на рентген, — попросила я, — меня беспокоят её легкие. Она очень сильно кашляет. Ох, если бы я только знала, что ночь не кончится.  — Хорошо. Кирилл переоделся и лег рядом с Алисой, я же устроилась в кресле. Но ненадолго. Меня требовательно позвали:  — Ляг в кровать, ты не собака, ей-Богу. Я не шевельнулась.  — Вита, ляг. Пожалуйста.  — Однажды я выполнила твою просьбу. Обняла, пожалела. А ты меня не пожалел и плюнул в лицо. Мало того, так ещё и бросил одну.  — Прости. Последнее слово сотрясло комнату. Казалось, так мало и незначительно, но… Для Кирилла это значило много, потому что он умел извиняться так же, как и любить — никак. И, пусть топорно, но он это сделал. Я послушно легла напротив. Алиска оказалась аккурат между нами, а когда мы хотели поправить её одеяло — наши руки пересеклись. Мы одновременно замерли и посмотрели в глаза друг другу. О, сколько всего выражали эти взгляды… Не знаю, сколько я продержалась, но в итоге задремала. Разбудил меня хрип. Страшный, надрывный. А затем крик, от которого я медленно начала седеть:  — Мама!  — Я здесь, Алиса!  — Мама!  — Я здесь, родная, здесь! — испуганно кричала я, не ориентируясь в темноте. Кирилл подскочил и включил свет. А затем схватил Алису и понесся вниз, потому что она задыхалась. Кожа уже была голубоватой, малышка старалась захватить ртом больше воздуха. Я побежала за ним, едва не упав.  — Доедем сами! — заорал Кирилл. — Неотложку мы не дождемся! Я боялась. Безумно боялась, сидя на заднем сиденье и, как могла, помогая дышать Алисе, что мы не довезем её. Я даже не замечала, как по щекам против воли катятся слезы. Кирилл кричал и материл каждого, кто смел преграждать дорогу. Грудь Алисы вздымалась тяжело и медленно. А когда мы встали в пробку, перестала вздыматься совсем.  — Она не дышит, Кирилл! — заорала я так, что оглушила саму себя. — Она умирает, умирает! Душа разбилась на осколки. Я никак не могла поверить, что я — двадцатилетняя кобыла жива и здорова, а моя малышка, которая не успела пожить, умирает. Умирала не только Алиса — вместе с ней умирал её смех, её игры, её милая улыбка и первое «мама». Деспот выскочил из машины. Заднюю дверь он распахнул так, что чуть не сорвал с петель. Забрав Алису, он снова побежал, бросив машину. А я, естественно за ним. Ещё никогда я не бегала так быстро — до больницы мы добрались за пять минут, показавшиеся меня пятьюдесятью. Вердикт нам вынесли практически сразу, забирая Алису в реанимацию:  — Обширная двусторонняя пневмония, легкие не справляются! Кирилл встал как вкопанный и побелел. Его руки мелко дрожали. А когда медсестра вынесла крохотную одежду, и вовсе начал медленно оседать. Я едва успела дотащить его до лавки.  — Кирилл… Кирилл… Кирилл… — только и повторяла я, понимая, что должна как-то поддержать, но как, если я себя не могла в руки взять? И сама готова была распластаться на полу и выть, выть, выть, пока Алиса не встанет. А если не встанет — остаться тут навсегда бездыханным телом. Я впервые увидела в глазах у мужа слезы. Он смотрел на маленькую кофту, а затем спрятал в ней лицо.  — Я не любил её, — дрожащим голосом проговорил парень, — я не любил, за что и поплатился. А когда она стала для меня чем-то важным, её отнимают у меня. Я не идеальный отец, но… Я её отец. Я буду любить её больше всего на свете, клянусь, больше всего! Пусть она только будет.  — Она выживет, Кирилл, выживет, — я крепко сжала его руку. Он прижал к груди одежду Алисы.  — Не бросай своего глупого папу, родная. Не бросай. Только ты любила меня в этом страшном мире, где я никому не был нужен. Слова здесь ни к чему. Я просто обняла Кирилла и положила его голову себе на плечо. Так мы и сидели, нуждаясь друг в друге и мучились неизвестностью. Через двадцать минут мне стало душно. И, выйдя на улицу, я от души разрыдалась, сидя на скамейке. Я умирала вместе с ней. Ко мне подсела какая-то женщина.  — Вижу, плохо тебе. Больно, — проговорила она, глядя куда-то в небо. Я молчала.  — Девочка совсем маленькая, вот-вот Богу душу отдаст. Слабенькая, не вынесет натиска болезни.  — Да откуда вы можете знать?! — рыкнула я.  — Я много знаю. Про мужа твоего, что сердце у него метается и не может покой найти. Знаю, что тяжко тебе с ним, да только без дочки ещё хуже. А когда она умрет — беда будет. Большая беда.  — Ну раз вы видите, сделайте так, чтобы она жила!  — Нельзя. Надо что-то дать взамен. Я покосилась на неё. Никогда не верила в гадалок, но… Что будет, если попробую? Уж не хуже точно.  — Что?  — А что предложишь?  — Я… Я не знаю…  — Здоровье отдашь? Обменяешь своё на её?  — Да! — с жаром выпалила я. Цена казалась невысокой, я была готова на органы продаться, лишь бы Алиса жила.  — Уверена? Пути назад не будет. Стоит ли так рисковать ради чужой крови?  — Плевать я хотела на кровь!  — Твой выбор. Запомни: сначала будет страдание. Потом будет боль. Потом темнота. А там уж как судьба решит. Готова?  — Да?  — Повторяй за мной: согласна?  — Согласна.  — Согласна?  — Согласна.  — Согласна?  — Согласна. Что-то произошло. Я не знаю, как это объяснить, но легкие будто наполнились камнями и я перестала дышать. Длилось это ровно десять секунд, а затем всё прошло. Как и испарилась та странная женщина. Я встала с лавки и пошла обратно к Кириллу. Если цена жизни Алиски — моя, то я не буду жалеть.