Издевка судьбы

Невесты — поистине прекрасные существа. Они очень красивы, они улыбаются всем вокруг, они светятся счастьем и игриво крутятся перед зеркалом в пышном платье. Но не наша невеста. Наша была не такой. Её красоты было не отнять, а вот счастья хотелось бы прибавить. Если бы я только могла это сделать! Если бы в моих силах было превратить слезы горечи в слезы счастья! Я застала Дашу в неподходящий для неё момент: утопая в пышных юбках платья, она сидела на кровати и водила руками по черной ткани, лежавщей у неё на коленях. Приглядевшись, я поняла, что это мужской костюм и рубашка.  — Даша? — негромко позвала её я и на всякий случай стукнула пару раз по дверному косяку. Чтобы уж наверняка услышала.  — А? — быстро утерев с щек слезы, она подняла на меня чуть припухшие глаза. Слава тому, кто придумал водостойкую косметику и девушки имели возможность вдоволь нареветься.  — Я иду к тебе, — шутливо пригрозила я, приподнимая полы собственного платья и переступая через ужасно длинный шлейф Дашиного.  — А я тут… — шмыгнув носом, она отложила стопку вещей в сторону. Её руки мелко подрагивали и, чтобы немного успокоить Дашу, я приобняла её за плечи. Я понимаю, почему она плачет. Понимаю и разделяю её боль. В груди неприятно заныло: мне тоже не смириться, что Кости больше нет. Но и вернуть его мы не в силах.  — Я не плачу, нет, — врала она неубедительно, очень неубедительно, — в глаза что-то попало, представляешь?  — В оба сразу?  — Сама удивляюсь. Наверное, тушь осыпалась.  — И вот это, — я кивнула на вещи, которые, несомненно, принадлежали брату, — к тебе тоже в руки случайно попало? Кинув быстрый взгляд на темную ткань, я поспешила перевести взгляд. Поступок, который я совершила после того, как узнала, что брат мертв, был жесток и мне не свойственен. Мать обвинила меня в бессердечии и эгоизме, Даша долго сверлила меня непонимающим взглядом. А Кирилл так и вовсе сказал, что я сошла с ума. Но я сделала это. Я приказала (а не попросила) вынести из этого дома все вещи, принадлежавшие Косте. Потребовала убрать всё, что напоминало бы о нём и запретила упоминать его имя без надобности в моём присутствии. Как больно мне было произносить эти слова! Со стороны я казалась последней сволочью, пытающейся стереть брата из своей жизни… Но на деле я оказалась поразительно слабой. Слабость и ничтожность — вот чем можно было объяснить мои поступки. Я не могла видеть вещи Кости с осознанием того, что он больше никогда ими не воспользуется. Не могла слышать его имя и не наполняться ожиданием родной души. И когда это ожидание вдребезги разбивалось и ранило меня… Я поняла, что не смогу это пережить. Во мне нет столько моральных сил, это невыносимо. Единственное, что я оставила себе — это его платок. Костя никогда им не пользовался, но всегда носил при себе. И всё потому, что весьма корявыми буквами там было вышито его имя… Вышито мной в восемь лет. А ему, соответственно, было девять, когда он получил презент и больше не расставался с ним. Этот платок пах моим братом. Он будто был его частичкой и это успокаивало меня, стоило приложить платок к мокрым глазам.  — Никогда, — горячо шептала я в одну из ночей, прижимая к губам небольшой квадратик белой ткани, — твоя сестра никогда не забудет тебя. Из-за своей боли я больше не смогу упоминать тебя вслух, но я всегда-всегда буду помнить тебя и бесконечно любить. Я всегда буду оплакивать, всегда… В ту ночь мне не хватило слов и я зареклась не бередить травму. Но сегодня, смотря на дрожащую (и совсем не от холода) Дашу, я решила нарушить свой обет. Ей нужно говорить о тебе, Костя. Ей кажется, что она предает тебя и вашу любовь, но это не так.  — Да, — девушка повела плечом, кивнув на костюм, — случайно. Это его форма. Один комплект Кирилл забрал, чтобы отдать вашим родителям, а второй остался у меня. В шкафу завалялся, и вот я его нашла… Подумала, может ты захочешь забрать? Я с трудом приподняла уголки губ, улыбаясь скорее для её ободрения, а не для радости. Никто не зашёл к Даше… А значит, её состоянием должна быть озабочена я. Почему? Всё просто. Она мне не чужая и я по-родственному люблю её. Как сестру, которую очень хотела и которой у меня никогда не было.  — Прости, глупость сморозила. Я же знаю, что ты… Прости, я сейчас уберу.  — Нет, — твердо возразила я, остановив её руки. Даша посмотрела на меня чуть испуганно, что совсем не в её духе. Как же она, бедная, истязала себя…  — Даша, — я обхватила руками её лицо, большими пальцами утирая влажные дорожки слез, — я ведь всё понимаю. Тебе не хватает его… Мне тоже. И… Ведь не только я потеряла… Костю. Мы все его потеряли, — я сглотнула, — это не только моё горе. Если тебе хочется, чтобы тут были его вещи — пусть будут. Я не имею права хозяйничать в твоей спальне и лишать тебя напоминаний о нем. Мне они делают больно, но если тебе становится легче — то пусть. В твоей спальне — пусть. Лишь бы не по всему дому, ладно? Она кивнула, крепко зажмурившись. Из-под век скатились горькие слезы, а затем… Даша кинулась мне на колени и зашлась в рыданиях. Слова были излишни, поэтому я лишь гладила её по волосам и спине, давая понять, что я рядом. Я бы тоже хотела заплакать, но уже не могла. Все слезы уже выплаканы, а оставшиеся осели так глубоко в сердце, что их уже не достать. Сердце плакало, а я — не могла…  — Он был лучшим, Вита, — тянула на одной ноте несчастная невеста, — лучшим из всех парней, которых я знала. Он никогда и никому не желал зла, никому не завидовал и на прочие низменные чувства себя не распылял. Костя, конечно, тот ещё диктатор… — Даша оторвалась от моих колен и стала махать руками на лицо, чтобы высушить слезы. — Но я хочу подчиняться его диктату, Вита! Я готова проглотить гордость и пойти на это, если он вернётся! Я сочувствующе погладила Дашу по плечу. Казалось, она питала надежду на чудесное оживление… И в то же время нет. Зачем-то же она выходила замуж? Вряд ли бы она поступила так, будь Костя жив. Хоть на благо компании, хоть нет.  — А какие у него были планы на жизнь! — восторженно воскликнула Даша, всплеснув руками. — Хотел пойти учиться, хотел мир посмотреть… Ребёнка хотел, — совсем уж убито и плаксиво добавила она, — смотрел на вас с Кириллом и Алису и говорил, что ему такой же егозы не хватает. Что лет через пять-семь, когда встанет на ноги крепче, он обзаведется своей дочкой. Нашей, — голос упал до шёпота. — У вас с братом, Вита, жизнь была не сахар. И тем не менее он любил свою жизнь, он горел ею и совсем не был готов умирать! А теперь… Так пусто без него на сердце, так одиноко… И тысячи Миш не заменят одного Костю! Почему жизнь так несправедливо? Почему судьба так издевается? Сам Миша появился как черт из табакерки, ровно через минуту после упоминания его имени. Будто его кто-то звал! Мы с Дашей синхронно подпрыгнули на кровати от столь внезапного появления, а она ещё и поспешила отвернуться. Мужчина кинул на неё лишь короткий взгляд, сосредоточив остальное внимание на мне.  — Вита, — приглушенно позвал он, — выйди. Нужно поговорить.  — Со мной? — изумилась я, но, сжав напоследок Дашину ладонь, всё же вышла. Миша прикрыл дверь поплотнее и отвел меня подальше.  — Почему она плачет? — хмуро спросил жених. — Что, узнала? Кто проговорился?  — А что она должна была узнать? — обреченно переспросила я. Даже я ещё ничего не знаю, но интуиция подсказывала, что это что-то мне не понравится.  — Что Кирилл не собирается идти на свадьбу.  — Что?!  — Тш, не кричи. Как я хотела высказать от души всё, что сейчас думаю о муже! Какой свиньей надо быть, чтобы пропустить свадьбу сестры просто из-за нежелания на неё идти! О, если бы Костя пропустил мою свадьбу… Я даже не могу представить себе такую ситуацию. Оттолкнув Мишу с дороги, я решительно направилась в нашу с Кириллом спальню. Но, как оказалось, на разборки с деспотом пришла не только я. Над его жалкой душонкой уже стояли разозленные родители. А что Кирилл? Полностью абстрагировался от них, развалившись на кровати и уткнувшись в телефон.  — Назови мне хоть одну весомую причину, почему ты не хочешь идти, — раздраженно проговорила Виктория Сергеевна, потирая переносицу.  — Не в чем, — не моргнув глазом, соврал Кирилл, — голым не появлюсь. Он врал, как дышал. Неделю назад я изрядно потрепала себе нервы, разъезжая с ним по магазинам в поисках нового костюма специально для Дашиной свадьбы.  — Что ты несёшь?! — вскричала свекровь. — У тебя нет рубашки и пары штанов?!  — Нет.  — Олег, дай своему сыну чертовы штаны, раз он так обнищал! Видимо, у Виктории Сергеевны сдавали нервы. Не успел Олег Евгеньевич сказать и слова, как она, не боясь помять красивое платье, резко и неожиданно накинулась на сына.  — В кого же ты такой мудак?! — кричала женщина, в бессилии хлопая деспота ладонями по плечам. — Даже твой отец не такой козел! Да как ты смеешь пропускать свадьбу сестры после всего, что она сделала для тебя! Всегда защищала тебя, всегда была рядом, когда это нужно, даже если не хотела! Она тебя к жизни вернула, идиот, а ты не можешь проявить к ней и капли уважения!  — Вика! Вика, успокойся, ради Бога! — Олег Евгеньевич едва оттащил жену от Кирилла.  — Убери от меня свои руки! Ты доволен, Олег?! Смотри, что получилось из того, кого мы воспитывали лишь поверхностно! Яростно взмахнув юбкой платья, она вышла, ругаясь таким матом, какого я никогда не слышала от неё. Олег Евгеньевич вздохнул, неодобрительно посмотрел на сына и покачал головой.  — Впервые мать разочаровалась в тебе так сильно. Одумайся, сынок. Он исчез следом за женой. На Кирилла его слова никак не подействовали, тот как листал ленту соцсетей, так и продолжал.  — Ну? — не выдержал он и пяти минут моего пристального взгляда, сдался после трех. — Давай, начинай орать. Твоя очередь.  — Я не буду орать.  — Да ты что? Правда? — муж приподнялся на локте. Вид, у него, конечно, так себе: помятый после сна, взлохмаченный и в домашнем. Если он начнет собираться прямо сейчас, то в загс мы всё равно не успеем.  — Кирилл, — вздохнула я, присаживаясь рядом с ним. Ноги запутались в плотной атласной юбке платья, но я проигнорировала сей факт, надеясь, что не свалюсь, когда буду вставать.  — Вита, не читай мне нотации. Без того погано.  — И не собиралась. Поговорить хотела. Давай? Я приняла молчание за согласие. Несмотря на то, что Кирилл отвернулся от меня, перевалившись на другой бок, я все равно начала говорить, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче:  — Я не буду обвинять тебя в чем-то. Скажу лишь то, что ты сейчас ты нужен Даше больше, чем кто-либо другой. Вдумайся в эту фразу: ты единственный, кто успокоит её душу. Из всех родственников и друзей она выбрала тебя. Всегда выбирала. Я не упрекну тебя в жестокости по отношению к сестре. Наверное, для этого были причины, — я пустилась в рассуждения, но на звание психолога не претендовала. — Может, когда-то она совершила ужасный поступок, но сейчас раскаивается за него. Или ты по какой-то причине не можешь раскрыть свою любовь к ней, как не мог к Исе. Или к вам по-разному относились в детстве…  — Да! — рявкнул он, подскочив на месте. — Сеанс психоанализа закончен?!  — Я не имела цели задеть тебя. Прошу, Кирилл, очень прошу: не делай ей больно. Будь тем человеком, который протянет ей руку в нужный момент. Кирилл опять молчал. Я не склонна к раздражительности, но привычка мужа отмалчиваться меня немного подбешивала. Как и дурацкое длинное платье, путавшееся в ногах! Виктория Сергеевна купила и поставила перед фактом, что на свадьбе я буду в нем. Она ещё больший диктатор, чем Костя. Странно, что они не родственники, ведь в нашей семье таких людей, кроме него, нет. Я достала из шкафа костюм и, положив его на кровать, умоляюще посмотрела на Кирилла.  — Пожалуйста, — попросила я.  — Если я сейчас пойду в душ, в загс мы не успеем? Я повернулась, чтобы возразить и ойкнула, обнаружив, что Кирилл стоял за моей спиной. Он положил обе руки мне на талию, смотря прямо в глаза. Тело тут же отозвалось горячим импульсом, крича: «Ты, Вита, может и забыла его, а я — нет. Воспоминания хранятся не только в памяти». Старательно игнорируя толпу мурашек, я мягко убрала его руки с талии, но, чтобы подсластить пилюлю, крепко сжала ладони мужа и не отпустила их.  — Ты очень красивая, — прошептал Кирилл.  — Ты тоже будешь красивый, когда причешешься.  — Мне нравится, когда ты так красишь глаза, — он или разговаривал сам с собой, или намеренно игнорировал меня.  — Иди в душ, Кирилл. В загс мы уже опоздали, хоть в ресторан с достоинством явимся. Со вздохом и видом самого оскорбленного на свете человека. И правда, какая противная жена: помыться заставила. Настоящий мужик моется только по праздникам. Очень редким праздникам. Церковным. А если атеист, то и вообще можно на мытье время не тратить. Убедившись, что в ванной зашумела вода, я, удовлетворенная тем, что уговорила деспота пойти на свадьбу, побежала к Алисе. Сегодня утром выяснилось, что наш ангелочек умеет быть очень упрямым. Папочкины гены проснулись, не иначе. Иса капризничала, отвергая все предлагаемые мной и няней платья. Успокоилась она лишь на шестом, решив, что именно в нем будет такая же красивая, как и невеста, но… Но после этого начались проблемы с бантами. Идти без бантов Иса не хотела, но почему-то упорно срывала их с головы раз за разом. Алина, дай ей Бог терпения, без капли раздражения причесывала Ису снова. Проведя с малышкой разъяснительную беседу, проверив наличие бантов на волосах и поцеловав её в щечку, я побежала обратно в спальню. Жених с невестой уехали в загс, а суета осталась, спасибо деспоту. Кажется, он хотел довести меня до приступа. Нет, он не торчал в душе. Едва открыв дверь, я почувствовала аромат его геля и лосьона. Но… Он сидел на кровати в одном лишь полотенце на бедрах. Меня сей факт разозлил меньше, чем-то, что он опять залипал в телефоне.  — Кирилл! — возмущенно воскликнула я.  — А? — он поднял на меня глаза и ткнул пальцем в экран телефона. — Представляешь, мой секретарь сегодня не вышел на работу. Вот мразь! Знает же, что дедлайны горят.  — Сейчас у тебя дедлайн сгорит! — разозленно воскликнула я, доставая из ящика фен. Очень хотелось бы ударить им Кирилла по голове, но нельзя. Любящие жены так себя не ведут.  — Опусти голову! — приказала я и, пропуская его волосы сквозь пальцы, стала использовать фен по назначению. Проще и быстрее сделать самой. И причесывала его тоже я.  — Надеюсь, в одевалки играть не придётся, сам справишься. Я повернулась спиной. Конечно, было бы правильнее выйти, но мне вдруг очень захотелось немножко поподглядывать. Аккуратно повернула голову на несколько градусов влево…  — Куда смотришь?! — раздался хлопок над ухом и я вскрикнула. Кирилл засмеялся. Он уже надел штаны и натягивал рубашку.  — Эээ… Жди внизу, заведи машину. Я пойду за Алисой.  — Чего? — он посмотрел на меня, как на дуру. — Нас повезу не я, а водитель. Раз уж я иду на свадьбу, то планирую как следует напиться. Поразительно, но мы успели раньше, чем планировали. Даша и Миша уже расписались, но ещё не уехали из загса. Мы ждали возле машины, пока Даша закончит разговаривать с кем-то из родственников теперь уже мужа, чтобы подойти к ней. Я в очередной раз убедилась, что у девушки канаты, а не нервы. От утренних слез не осталось и тени, она очень убедительно улыбалась, хвасталась колечком и изображала счастливую невесту. Да уж, Мише в каком-то смысле повезло.  — Ты смотри, что делает, — Кирилл обратил моё внимание на сына Миши от первого брака. Это был противный гаденыш 13-ти лет от роду, достававший Дашу по полной программе. То ущипнет, то грубо выдернет её руку из руки отца, то по-хамски перебьет в разговоре. Она терпела, но, судя по всему, терпеть был не намерен Кирилл. Последняя выходка гаденыша — он наступил невесте на белоснежный шлейф грязным ботинком — довела деспота.  — Эй, Миша! — заорал он так, что обернулись все гости. — Угомони засранца, пока это я не сделал! А у меня с детьми отношения плохие, ты учти, даже собственная жена хотела на меня в опеку заявление написать! Я ткнула его локтем в бок, чтобы замолчал. Этот факт можно было бы и опустить! Но ор Кирилла достиг нужного результата: Саше (сыну) стало стыдно, а Миша, отвесив отпрыску весьма слабый подзатыльник, прикрикнул на него:  — Успокойся! Совсем оборзел?! Ты что творишь? Быстро извиняйся перед Дашей.  — Не буду, — буркнул мальчик.  — Извиняйся, кому сказал!  — Миша, — Даша примиряюще погладила его по плечу, — не надо. Он ещё маленький, у него стресс. Каждому ребёнку хочется верить, что даже после развода папа может вернуться к маме. А тут я, — она развела руками, — не злись. Наспех поцеловав мужа в щеку, она подхватила юбки в руки и побежала к нам с таким восторгом и радостью в глазах, что я не могла сдержать улыбку. Кириллу Даша радовалась, как другие девушки бриллиантам.  — Ты все-таки приехал, — счастливо прошептала она, едва не подпрыгивая на месте. Я многозначительно посмотрела на деспота: пожалуйста, вспомни, что я пыталась донести до тебя. Даша обняла его. Кирилл на мгновение замер, в глазах промелькнул секундный страх. Но через мгновение он сменился уверенностью. Он обнял сестру в ответ и мимолетно, почти незаметно, коснулся её макушки губами.  — Для меня этот день важнее, чем ты думаешь, — ответил он ей. Меня пронзило молнией радости. В его голосе не сквозило ни капли фальши, а это значит только одно: он всё понял и осознал. Он наконец признал, что сестра для него не пустое место. Даша судорожно комкала его рубашку и цеплялась за брата так крепко, будто он мог раствориться. Она бормотала что-то невнятное, что-то, что мне удалось разобрать лишь с третьей попытки:  — Обнял… Первый раз в жизни обнял… *** Пара детских белых пинеток заставляли смотреть на них вновь и вновь. И я смотрела, думая о чем-то своем. Например, о том, каким чудом меня вообще занесло в отдел для малышей, если мы приехали за одеждой для Исы.  — Вита? Я тебя по всему магазину ищу. Что ты… — он осекся, поняв, что именно привлекло моё внимание.  — Хорошенькие, да? — с улыбкой спросила я, не поворачиваясь (боялась наткнуться на возмущения). — Такие крохотные… Неужели у новорожденных и правда такие маленькие ножки? Но, вопреки ожиданиям, сарказмом и скептицизмом от Кирилла и не пахло. Напротив, хмурое напряжение покинуло черты лица, складки разгладились и он стал выглядеть куда дружелюбнее. Перевернув ценник, он задумчиво проговорил:  — У новорожденных, получается, ножки ещё меньше. Эти пинетки на возраст от 1 до 3 месяцев.  — Ой, — засмеялась я, проходя по ряду с чепчиками, — не возиться мне с младенцем.  — Почему это?  — Потому что страшно. Вдруг что-то повредишь или сломаешь? Разве ты не боялся?  — Я не помню, — Кирилл пожал плечами, — Иса была такой маленькой очень давно. Да и на руки я её брал редко. Крайне редко. Дурак… Все эти трогательно маленькие вещички вызывали у меня невольную улыбку. Я была бы не против, чтобы дом наполнился ими, но… Сейчас не время. И неизвестно, придет ли оно вообще.  — Вита? — вырвал меня из задумчивости Кирилл.  — Да?  — Ты ни о чем со мной не хочешь поговорить?  — Нет, — резко отрезала я, — и вообще, нам уже пора. Опять опоздаем на ужин, твоя мама будет недовольна.  — Моя мама всегда чем-то недовольна, ей даже повод не нужен. Ты ещё не привыкла?  — Ах, вот в кого ты такой. А я-то всё голову ломала, — отшутилась я, двигаясь к кассе и радуясь, что с темы удалось плавно съехать.  — Намекаешь на то, что я противный?  — Не намекаю, прямо говорю. Ты, Кирилл, противный. Поторопись, говорю, что ты там еле плетешься?  — Может, я умираю? А тебе какой-то семейный ужин дороже мужа. Слушай, нам вообще обязательно там появляться? Мы же все понимаем, что этот вечер лицемерия мать устраивает для Миши. Будто ему есть дело до наших семейных связей!  — Обязательно. Тем более, что обещал приехать твой отец, — подождав, пока Кирилл снимет автомобиль с сигнализации, я погрузила пакеты с Алискиными вещами на заднее сиденье. Дома обязательно нужно всё примерить. Взять Алиску в магазин я не смогла, она приболела и шмыгала носом.  — О Боже, — деспот закатил глаза, садясь за руль, — тогда нам точно нечего там делать. Вита, очень тебя прошу, не хлопай так дверью. Это машина, а не холодильник. Моя очередь закатывать глаза. Интересно, у всех мужиков патологическая любовь к машинам или только некоторые этим отличаются? Дверь едва прошелестела, а ему кажется, будто я ударила ею так, что стекла вот-вот вылетят.  — Холодильник — это по твоей части, — съязвила я, — день и ночь его сторожишь.  — Неправда.  — Правда! У тебя два любимых занятия: бубнить и жрать. За тот месяц, что я живу в твоей спальне, заметила одну циклично повторяющуюся особенность: каждую ночь, ровно в час, ты спускаешься на первый этаж. И почему-то я не была удивлена, когда застала тебя на кухне.  — Ты просто завидуешь, что я могу жрать ночами без ущерба, а ты нет.  — Конечно! Ты через день в зал ходишь! Поэтому не оправдывайся.  — Отвали. У меня молодой растущий организм.  — Лучше бы у тебя мозг рос, честное слово.  — Как же он будет расти, если ты, мать твою, весь его мне выклевала? — искренне удивился он, делая поворот на дорогу, ведущую к дому. — Поэтому ты и не жрёшь ничего, что прекрасно насытилась моим мозгам. Я, говоришь, бубню. А ты, можно подумать, нет! Только и слышу от тебя, что всё не так. Поздравляю тебя, Вита. Ты настоящая жена. Признайся, вас этому где-то учат? Обменявшись любезностями и язвительными улыбками, каждый из нас ушёл в собственные мысли. Такие перепалки случались у нас каждый день по несколько раз. Меня они совсем не расстраивали, я привыкла к тому, что Кирилл такой: саркастичный циник с периодичными серьезными разговорами или признаниями, если на него нахлынет. Ну и руки распустить он, как выяснилось, тоже любит. Нет, он не приставал ко мне ночами — не дотягивался до моего кресла. Но не упускал возможности положить руки на талию или ещё куда не надо. Я не отстраняла его, стараясь вспомнить всё это смутно знакомое, но и на долго задержаться не давала. Почему-то я вспомнила почти всё кроме того, что касается нашей семейной жизни с Кириллом. Нет её в моем сознании! И будто не было никогда. Но Виктория Сергеевна с усмешкой говорила, что ничего не изменилось.  — Давай, женушка. Выходи, ты же больше всех спешила на этот ужин.  — Не ехидничай. Я просто проявляю уважение к Виктории Сергеевне.  — А ко мне почему не проявляешь?! Я твой муж!  — Вот именно! Как же меня, прости Господи, так угораздило, — скинув пакеты на Кирилла, я побежала в дом. Машина Олега Евгеньевича уже стояла во дворе. Значит, мы опоздали. Так и оказалось. Когда мы с деспотом появились в столовой, сидели все, кроме Даши, но никто не притронулся к еде. Стало неловко, что все ждали нас.  — Простите, задержались, — проговорила я, садясь рядом с Алисой и мимоходом касаясь её лба. Температуры нет, это уже хорошо. После страшащий воспоминаний о случившейся пневмонии я боялась её, как огня.  — Вы бы ещё попозже приехали. А то спешили наверное, торопились, — сочилась ядом свекровь.  — Да уж. А могли бы и заехать в алкомаркет, не гнать, я предлагал. Но Вита ни в какую, — деспот пожал плечами. Так вышло, что он сидел аккурат напротив Миши и когда взгляд Кирилла попадал на него… Кони бы подохли от такого взгляда. На счастье Миша был взрослым адекватным человеком и на Кирилла не реагировал… А реагировать было на что. По непонятным всем нам причинам Мишу Кирилл сразу же невзлюбил и задался целью выжить его из дома. Об истинной цели брака знали только я и Виктория Сергеевна, Дашу он не обижал, недовольной она не ходила, права он тоже не качал. Обычный, в общем, мужик. Они могли бы даже неплохо смотреться с Дашей: Миша выглядел моложе своих лет и не казался её отцом. Но, увы, было два противоречащих этому фактору: все мы знали, что на самом деле он вдвое старше и Даша любит другого. Правда, о последнем особенно не распространялись.  — Что такое? Что за шум? — подоспела Даша со второго этажа. — На минутку ведь отошла! А… Кирилл приехал, тогда понятно.  — Змеям слова не давали! — выкрикнул он.  — Я сейчас тебе в кофе плюну, отравишься! Все их милости закончились после свадьбы и привычные скандалы вернулись. Но в этой семье по-другому никак. Исподтишка я поглядывала на Олега Евгеньевича. Сегодня он не сказал и слова поперек Виктории Сергеевне, как и она ему… Но, кажется, я знаю, в чем дело. Вещество, которым она травила его, потихоньку начинало действовать. С каждой нашей встречей свекор выглядел всё хуже и бледнее. Ещё немного — и он растворится совсем. Но чем же таким травит его Виктория Сергеевна, что он, всегда разоблачавший её вовремя, не смог определить очередное отравление в этот раз? Мне было жаль его. Я не хотела, чтобы так получилось, но своим молчанием способствовала этому. Потому что Кирилла мне было жалко больше. Кирилла потерять тяжелее. Отвернувшись от свекра, чтобы не мучиться чувством вины, я хотела завести разговором с мужем, но…  — Тш. Минутку, — шёпотом попросил он, слишком уж внимательно наблюдая за Мишей. Опять сделал ему какую-то подлость — к гадалке не ходи. Я совсем не знала Мишу как человека, но тут волей-неволей проникнешься сочувствием. Мужчина, слушая щебетание Даши, поднёс ко рту чашку с кофе, сделал глоток… За секунду его глаза стали втрое больше. Мне показалось, что он вот-вот выплюнет всё обратно в чашку, но, кое-как сдержавшись, он все проглотил и выдохнул. Я, соображавшая быстрее всех, уже подала стакан воды.  — Что случилось? — с ехидным удивлением поинтересовался Кирилл. — Горячо тебе?  — Да, — хмуро отозвался Миша, — только хотел бы я знать, кто его нагреть успел за те полчаса, что он стоял на столе.  — Понятия не имею, — деспот с довольным видом развалился на стуле.  — Прошу прощения, — зло швырнув на стол тканевую салфетку, мужчина ушёл из-за стола.  — Козёл ты! — обозвала брата Даша и поторопилась за мужем. — Миша! Миш!  — Мы, наверное, тоже пойдём, — проговорила я, поднимаясь с места, — Иса, доедай и беги в детскую. Я подойду немного попозже.  — Куда мы пойдём? Самое интересное началось! — заупрямился Кирилл. Не став слушать, я потянула его за руку. Захлопнув дверь в спальне, я обречённо спросила:  — Что ты сделал с его кофе? И, главное, зачем?!  — Кто же виноват, что он, дебил, перепутал сахар и соль?  — Ты поменял солонку. Деспот только махнул рукой и, насвистывая веселую мелодию, скрылся в душе.  — Прекрасно! — воскликнула я. — И с кем я только разговариваю? Рывком выдвинув ящик комода, я достала книгу. Почитаю, успокоюсь… Постепенно я настолько погрузилась в бумажный мир, что перестала замечать реальный.  — Про что читаем? — спросил Кирилл, выйдя из ванной, слава Богу, в штанах. — Я присяду?  — Конечно, — я подвинулась. И правда, развалилась тут. Отложив книгу в сторону, я с горящими глазами посмотрела на мужа. Мне так хотелось обсудить с кем-нибудь книгу, что согласна даже с ним. Хотя этот чурбан наверняка обзовет роман писаниной для маленьких девочек.  — Так о чем книга?  — О девушке, которая попала в аварию и потеряла память.  — Автобиографию, женушка, пишешь?  — Нет, — засмеялась я, — там всё совсем по-другому. Она забыла не только своего мужа, но и любимого человека.  — Дай угадаю: это не один человек?  — Нет, — я стряхнула с его плеч капли воды, стекших с мокрых волос.  — И? Она вспомнила их?  — Тебе интересно? — удивилась я.  — Вита, — мягко улыбнулся он, — когда рассказываешь ты, то интересно всё. Я смутилась и порозовела. Мне и раньше делали комплименты, но из уст Кирилла он прозвучал по-особенному приятно. С чем обычно такие сравнивают? С бальзамом на душе?  — Муж знал о её любовнике и скрыл факт его существования, будто его и не было. А девушка стала находить письма, которые ей писал любовник, стала искать его. Она действительно любила его, Кирилл, так сильно любила… Не случись с ней любовь, уверена, она не стала бы изменять мужу.  — Так они встретились?  — Не сразу. Муж соврал, что он мертв. Что она выжила в той аварии, а он нет.  — А на самом деле?  — На самом деле ему предложили работу в другом городе и он уехал.  — Не знаю, — покачал головой деспот и вздохнул, — я бы не смог уехать и бросить любимую девушку, хоть должность президента мне предложи.  — Может, ему миллионы пообещали? Ты ведь любишь деньги, не отрицай. Ты бы поехал.  — А кто их не любит, Вита? Кто-то больше, кто-то меньше, но факт остаётся фактом. Вопрос лишь в том, что человек ставит выше денег… Раньше я не поставил бы ничего. Но… Черт, я никогда не думал, что взгляды на жизнь могут поменяться так резко. Но такая жизнь мне нравится больше.  — И что же теперь для тебя важнее, чем деньги?  — Многое.  — А что важнее всего? Он подался вперёд, смотря мне прямо в глаза. Его зрачки расширились и задрожали, выдавая нарастающую нервозность.  — Ты, — выдохнул Кирилл мне в губы, обдавая их жаром, — ты важнее всего на свете, Вита. Только ты. Перехватило дыхание. Это уже не первое признание, но… Именно на это сердце отреагировало острее всего. Оно встрепыхнулось, как птичка, почувствовавшая волю и подскочило куда-то к горлу. Я будто уже слышала нечто подобное… «Ты — моя жена. Ты целый мир» — эхом прозвучал в голове голос Кирилла. «Расскажи мне, как Демидов в Линковскую влюбился» — а этот голос уже мой. Всплыл образ переплетающихся губ, блуждающих по телу рук и ощущения, ощущения, ощущения… Чувства накрыли меня с головой. Море чувств. Из воспоминаний меня выдернула ладонь Кирилла, накрывшая мою. Я подняла на него заблестевшие от слез глаза.  — Боже мой, — прошептала я, — я помню тебя, Кирилл… Я знаю тебя… Он странно покосился на меня, будто я сошла с ума. Но мне было все равно. Дабы убедиться, что все эти чувства — не иллюзия, я, положив деспоту руку на шею, притянула его к себе. Мои губы примялись его губами. Связь, нарушившаяся дурацкой амнезией, вернулась так внезапно, что я едва находилась в сознании и не сходила с ума. Каким-то невероятным чувством я ощущала, что привязана к нему незримой нитью и эта нить подтачивала моё сердце сладостной болью. С каждой секундой поцелуя я вспоминала всё больше и больше: как он утирал мне слёзы, как, доверяя, рассказывал о своей жизни, как качал нас с Алиской на качелях, как обнимал ночами и шептал что-то нечленораздельное в запале чувств. Не вспомнила я лишь один фрагмент из жизни. Мутным пятном он плясал на краю сознания, но почему-то казался мне теперь не таким важным. Жизнь повернулась другой, более яркой стороной и я не понимала, как могла не хотеть вернуться в неё.  — Ну, — прошептал Кирилл, отстраняясь и проводя большими пальцами по дорожкам из слез, — что ты плачешь?  — Выкинь это чертово кресло, — процедила сквозь зубы я.  — Тебя кресло расстроило? Понимаю, на нём спать — мука, на него смотреть-то неудобно. Хочешь, я буду на нем спать?  — Нет. Я просто хочу, чтобы его тут не было.  — Хорошо, завтра же уберут.  — Я всё вспомнила, Кирилл.  — Всё? — мне показалось, что он чуть испугался.  — Возможно, упустила один фрагмент, но… Думаю, ничего важного не ускользнуло. Деспот что-то промычал.  — Вита… Мы можем поговорить о том, что произошло в магазине? Ты так смотрела на детские вещи, что… — он не договорил, прервался, но вместо этого задал ключевой вопрос: — Вита, ты хочешь ребёнка? Я повела плечами. Слишком много «но» и препятствий на пути к будущему маленькому Демидову. Так стоит ли высказываться вслух? Не лучше ли на время замять правду, чтобы не забивать ему голову лишними размышлениями?  — Хочешь? — повторил вопрос он с такой интонацией, что соврать и не спалиться невозможно.  — Понимаешь, — пустилась я в путанные объяснения, — ребёнок — человечек маленький, но сложный и одного только желания мамы недостаточно. Сейчас не то время и не та обстановка в доме, чтобы родить ещё одного. Да и папа должен хоть на толику желать рождения ребёнка, иначе ничего хорошего не выйдет.  — Кхм… Не уверен, что смогу правильно сформулировать мысль, но… Дослушай, хорошо? Не перебивай. На самом деле я до сих пор не ощущаю жгучего желания иметь ребёнка, несмотря на то, что у меня уже есть Иса. Её мне хватает с головой, я люблю её. Может, ребёнка я не хочу потому, что очень бы хотел наверстать с тобой всё упущенное. Все свидания, которых у нас не было, все путешествия, в которые мы не слетали, свадьбу, в конце концов. Я хочу летать с тобой по странам, хочу показать мир, хочу целоваться и прятаться от Исы под одеялом. Слишком много планов я построил… Но, как бы парадоксально ни звучало, к ребёнку я готов. Правда готов, Вита! Не так, как с Исой. И твоей беременности я обрадуюсь без всяких сомнений, мне просто нужно будет время, чтобы подготовиться и свыкнуться. Поэтому если ты хочешь родить… Мы родим ребёнка. И за то время, что мы будем планировать его зачатие, за время, что будем ждать его, я, наверное, проникнусь. Когда он родится, мы будем во всеоружии, — он улыбнулся, поцеловав моё запястье. — Думаю, Иса будет рада брату.  — А если это будет сестричка? — улыбнулась я так же, как и он, склонив голову к плечу.  — Ну и ей тоже. Так… Что? Ты хочешь забеременеть? Я задумалась. Иными словами Кирилл сказал, что примет любое моё решение: не хочешь рожать — не рожай, я не расстроюсь, будем жить в свое удовольствие. И если хочешь родить — рожай, приму мелкого. И всё это, конечно, хорошо… Если бы не ещё одно, очень огромное НО.  — Кирилл… — я откинула лезущие в глаза пряди волос на затылок и выдохнула: как же признаться ему в этом? — Сначала я подумала, что тебе это знать не обязательно, но теперь сомневаюсь.  — Ты уже беременна, да ещё и не от меня? — отшутился он, но я смотрела так убито, что с его лица исчез и намек на улыбку.  — Что, если я никогда не смогу родить тебе ребёнка? Что ты скажешь на это? Сейчас ты не страдаешь от отсутствия второго ребёнка и это нормально: у тебя уже есть один, тебе всего 25. Но придёт время, когда в 30-35 тебе до нервных судорог захочется подержать на руках малыша. Не просто малыша, а твоего сына или дочку. Я тебе это дать не смогу. И? Он растерянно моргнул. Не понимал, в какой момент разговор свернул не туда: ещё минуту назад мы обсуждали пол предполагаемого отпрыска, а сейчас говорим о том, что общего ребёнка у нас не будет.  — Я не совсем понимаю тебя, — наконец произнес деспот, — откуда у тебя вообще такие мысли? Ты ведь абсолютно здорова!  — Была. До аварии. Помнишь, полторы недели назад я была у врачей на последних обязательных после комы осмотрах?  — Ну?  — Я была и у гинеколога. И… Кирилл, я могу никогда не забеременеть. Сломалось внутри, понимаешь?  — Но ведь шансы есть? Хоть мизерные! Мы выжмем из них всё, что возможно. В наше время всё лечится, беременеют даже женщины без надежды!  — Даже если я забеременею… Я не рожу. Мой организм не в состоянии выносить ребёнка, отторгнет его.  — Вита. Ты забеременеешь, благополучно выносишь и родишь здорового ребёнка. Только скажи, что хочешь этого и я найду для тебя лучших врачей. Скажи, и через год мы вчетвером будем гулять с коляской в парке.  — Хочу, — прошептала я. — Хочу. Кирилл понятливо кивнул. В эту ночь мы спали вместе, в одной кровати. И мысль о маленькой копии Кирилла, Демидове-младшем так прочно засела в моем сознании, что мне приснился мальчик. И правда, копия Кирилла! Глаза у него были ярко-голубые — визитная карточка всех мужчин Демидовых, темные волосы были прямыми и не завивались, как у меня. А вот улыбка у него была моя: широкая, заразительная, с ямочками. Сон был светлым, пока… Пока я не захотела сделать шаг к сыну. Он не дошёл до меня. Я не дошла до него. Его лицо исказилось болью и слезами, ручки задрожали… Мой сын исчезал. Растворялся. Мой сын не сможет ко мне прийти.