Лжецы и клятвопреступники

Сказаны две правды, Как бы пролог к торжественному действу Владычества.       Мрачный коридор с рядами одинаковых дверей по обе стороны призван был явно не добавлять уверенности в себе. Напротив, терзало подозрение, что каждая мелочь здесь, вплоть до видимого в перспективе угла уходящих вдаль стен, просчитана намеренно, чтобы налипающие гнетущие опасения капля за каплей подтачивали всякого, сюда входящего. Ричард стиснул между губ торжествующую усмешку, не позволил ей растечься по привыкшим улыбаться мышцам. Хью Айлендзу не под силу было испугать жалкими человеческими уловками того, кто прошёл через подлинную преисподнюю, изнанку своего личного мира, и получил в руки мощь, равной которой не знали в Соединённом королевстве. Субтильный яд навеваемого страха действовал на Ричарда лишь как антидот против чересчур головокружительного чувства превосходства, теребил умудрённую опытом интуицию, которая предостерегала не упиваться успехом раньше времени.       — Доброе утро, сэр Хью.       Громоздкие каталожные шкафы, вышедшие из моды лет тридцать назад, запах полироли, старой бумаги и неистребимый душок въевшегося во все поверхности застарелого табачного дыма, хотя владелец кабинета бросил курить давным-давно, — обстановка наводила на обманчивую мысль об остановившемся здесь времени. Трюк для отвода глаз тем, кто хоть на секунду позволил бы себе забыть, что на эту столешницу с вздувшимся тут и там пузырями лаком газетные статьи ложатся не только до того, как поступят в редакцию, но нередко и до того, как произойдут описанные в них события.       — Утро, Ричард.       Артур уверял, что ни разу не ловил Хью Айлендза на прямой лжи. Что ж, и без его обрубленного приветствия можно было догадаться, что добрым сегодняшнее утро глава Совета Круглого стола признать никак не готов.       — Как я понимаю, вы хотели обсудить со мной ряд дел, не терпящих отлагательства.       — Верно. Прежде всего, в связи с тем, что предыдущий глава семьи не оставил ни завещания, ни прямых наследников, — невозмутимый тон, с которым Айлендз произнёс эту фразу, сбил Ричарда с толку; он не сразу понял, что подразумевается не Артур, — Совет Круглого стола за отсутствием препятствующих тому обстоятельств утвердил вчера вашу кандидатуру в должности директора организации «Хеллсинг» и представителя семьи Хеллсинг в Совете. Мои поздравления.       — Благодарю. Хотя, признаться, не скажу, что такое решение стало неожиданностью.       Ричард едва удерживался от порыва сбросить половину возраста и откинуться на жёстком казённом стуле, вызывающе закинув ногу на ногу. Дерзость, за которой в равной степени можно было разглядеть и информированность, и недальновидность, он дополнил лишь приотпущенной на свободу лёгкой улыбкой. Айлендз спокойно сложил пальцы кончик к кончику.       — Ваша должность и ваше положение в Совете возлагают на вас ряд обязанностей, с которыми вы отчасти, думаю, знакомы, с прочими же будете ознакомлены в ближайшее время. Помимо них, я вынужден затронуть ещё один щекотливый вопрос. Не поймите меня неправильно: Совет не вмешивается в частную жизнь своих членов. Однако вы — последний представитель рода, а прерывание кровной линии в случае любой из входящих в Совет семей становится делом, выходящим за рамки частного; проблемой государственной важности. При всём уважении к вашим печальным обстоятельствам — вам необходимо задуматься о наследнике, как только закончится траур.       — Я думал над этим, сэр Хью.       — Правда? Что ж, тогда можем перейти к следующему вопросу...       — Я подумываю поговорить с кем-либо из моих младших кузенов со стороны матери. Среди них есть очень способные молодые люди, один из которых наверняка согласился бы поступить на службу в «Хеллсинг». Со временем я бы мог бы передать управление организацией ему.       Подобного хода Айлендз, без сомнения, не ожидал. Ему, привыкшему к клановой психологии своего круга, явно и в голову не приходило, что человек способен зайти ради наследства так далеко — и не планировать передать его прямым потомкам. Не будь у него даже особых причин таковыми потомками обзавестись.       — Интересный вариант. Однако, должен заметить, нежелательный. Место за Круглым столом всегда передавалось по кровному родству, такова устоявшаяся традиция.       — Речь и идёт о моих кровных родственниках, людях нашего круга, — «аристократах без примеси голландской придури», — едва не добавил Ричард. — На передаче фамилии «Хеллсинг» я планирую настоять, если Совет беспокоит вопрос преемственности.       — При всём уважении к семье вашей матери, Ричард, — за Круглый стол был приглашён ваш отец. Традиция наследования по кровной линии незыблема.       — В шестьдесят лет поздновато менять устоявшийся образ жизни. За всё время существования Совета не могло ведь не быть прецедента нарушения традиции.       — В вашей семье возраст никогда не был помехой, позволю себе заметить. Я не могу настаивать, Ричард, но вопрос с наследованием рано или поздно вам решать придётся.       Настаивать не мог, что верно, то верно, и старательно делал вид, что озабочен исключением соблюдением традиций, приличий. Захваченный врасплох, Айлендз блефовал, тогда как у Ричарда на руках был стрит-флэш. Ставки взлетели достаточно высоко; пришло, пожалуй, время открываться.       — Разве что имеются какие-либо дополнительные причины, по которым главе семьи Хеллсинг положено наследовать исключительно прямым потомкам основателя рода.       Выдержке Айлендза можно было позавидовать. Тот и бровью не повёл, не вздрогнул даже — разве что, напротив, будто окаменел на секунду, до бледной желтоватости притиснув кончики костлявых узловатых пальцев, и неприятно пошамкал губами, прежде чем отозваться невозмутимым тоном:       — Если какие-либо причины и имеются, то кому, как не главе семьи Хеллсинг, о них знать?       Ричард снова позволил вырваться на поверхность скупой дозе улыбки, как затаивший дыхание ныряльщик — пузырьку воздуха. Было ясно, как на ладони, что ознакомление его с тайной существования Алукарда в планы Совета не входило. Слухи и пересуды вокруг кончины уже не только Интегры, но и Артура множились, но Айлендз не задал Ричарду ни одного лишнего вопроса насчёт происшедшего. Ничего удивительного: что с ним можно было сделать, признай даже Ричард вину открыто? Его боялись. И Ричард намеревался использовать эту слабость по полной: упрочить своё положение сейчас и не позволить Совету принять против него меры в будущем, с появлением и взрослением его гипотетического пока что наследника.       — Я не молод, сэр Хью, как упоминал. Тем не менее, я искренне надеюсь, что ничто, кроме разве что возраста, не помешает мне дождаться совершеннолетия моих ожидаемых детей в тёплом семейном кругу.       Ричард говорил мягко, позволяя себе лишь легчайший угрожающий нажим на ключевых словах, и встретил сопряжённую угрозу в ответе Айлендза:       — Дождаться совершеннолетия своих детей? Не всем из нас, как оказалось, доступна роскошь надеяться, что наши дети хотя бы достигнут совершеннолетия.       — И не говорите, — вздохнул Ричард. — Бедная девочка. До сих пор с трудом верится. Не представляю, что стрельнуло ей в голову.       Уж теперь-то Айлендзу должна изменить выдержка, жадно предвкушал он. Несмотря на зловещую и совершенно заслуженную репутацию, воспринимать Айлендза в качестве серьёзного противника Ричарду было нелегко. Слишком хорошо он помнил, как на фоне широкоплечего, лучившегося бодростью Артура в Айлендзе до первой седины просматривались нечто от вечно куксящегося и нескладного переростка-старшеклассника. Вопреки мнению о ледяном темпераменте, Артур выводил приятеля из себя в два счёта. Однако, этот талант Ричарду, как оказалось, перенять не удалось. В ответ на дерзкую провокацию Айлендз лишь поморщился, скорее брезгливо, чем рассерженно, а затем, углубив складки кожи вокруг рта, растянул его в узкой не выражавшей ни капли радости улыбке — и вот от неё мурашки по спине Ричарда побежали.       — Нам, старикам, — тихо, обманчиво-отвлечённо заговорил Айлендз, — трудно не питать вполне оправданного эгоистичного интереса к прогрессу медицины, который чем дальше, тем сильнее поражает воображение. Разумеется, то и дело доводится сталкиваться со случаями, когда современная медицина оказывается бессильна, к моему величайшему сожалению. Не способна она пока что и воскрешать умерших, в том числе и самых юных из них. Но всего и сразу требовать не стоит. Порой достаточно всего лишь распорядиться разумно имеющимися возможностями, более чем щедрыми. К примеру, некоторые новейшие техники не требуют ни активного участия мужчины, ни его согласия для продолжения рода. И даже телесное благополучие его фактически несущественно.       Ричард сидел ни жив, ни мёртв. С оружием он не расставался, и теперь лишь привычная тяжесть пистолета в наплечной кобуре успокаивала, не позволяла удариться в панику. Перезаряжая пистолет с вечера серебряными пулями — другие Хеллсингам обычно были ни к чему, — Ричард усмехнулся про себя, что готовится как к встрече с нежитью. Но столкнулся он с врагом едва ли не более опасным, для разговора-поединка с которым избрал в корне неверную тактику. Беседа обернулась прогулкой в кромешной тьме по зыбкой трясине, вот-вот готовой провалиться под ногой. Стрит-флэш, которым бравировал Ричард, представлял собой пока что всего-навсего мумифицированный остов глубоко в подземелье особняка. Айлендз же мог вызвать своих людей прямо сюда, в кабинет, в любой момент и приступить к осуществлению изложенного или иного, в равной степени бесчеловечного плана. Черта с два, пускай только двинется — для того, чтобы вышибить ублюдку мозги, много времени не понадобится, да и себя пристрелить Ричард успеет, а тогда пускай разбираются с оставшимся без хозяина вампиром как хотят. Правда, проклятущая современная медицина наверняка даже его свежему трупу сможет найти противоестественное применение, которым ему угрожают. Если только вампир не пробудится прежде, чем младенец... Младенец! Чёрт возьми, как Айлендз представляет себе контроль над вампиром, пока единственный его хозяин способен лишь бездумно гукать и пускать слюни?       — Достижения современной медицины потрясают, — выдавил Ричард, с усилием сглаживая нотки испуга и отвращения в голосе. — Вот только, сэр Хью, вы всегда производили на меня впечатление человека, склонного положиться скорее на преступника, — отпираться было бессмысленно, — чем на невинного, но неразумного младенца в колыбели.       — Только в тех случаях, когда действия преступника более осмыслены и упорядочены, чем действия неразумного младенца в колыбели.       Осторожно переведя дыхание, Ричард окончательно унял охватившую его было панику. Упорядоченность. Предсказуемость. Управляемость. Надо учиться мыслить как Айлендз, подстраиваться под его ценности и строить оборону на исходящих из его образа мышления слабостях.       — Моя основная цель в настоящий момент совпадает, полагаю, с вашей: обеспечить успешное функционирование «Хеллсинга». Помимо прочего, цель эта подразумевает и не оставить мой род без наследника, а главное оружие организации — без надлежащего контроля.       — Скажите, пожалуйста, как с этой целью соотносится произошедшее с вашей племянницей «несчастье»?       Вопроса о том, как с благополучием «Хеллсинга» соотносилось абсурдное решение Артура, не возникло почему-то ни у кого.       — Девочка не была готова к управлению организацией. По сути дела, адвокат Артура обязан был потребовать оценки здравости его суждений, когда Артур составлял такое нелепое завещание.       Вот теперь Айлендз скривился, будто замечание о вменяемости Артура покоробило его сильнее всего остального, услышанного за сегодня.       — А вы, стало быть, не нашли другого способа совладать с двенадцатилетней девочкой? — старый лицемер, оба они понимали, какой фикцией, удобной фикцией оказалось бы её назначение. — И вы рассчитываете справиться с государственными делами? Уверяете, что вам можно доверить «Хеллсинг»?       Ричард дёрнулся, как от удара. Вопрос Айлендза бился гулким подвальным эхом. Доверить «Хеллсинг»? Никому, не сэру Хью Айлендзу, даже не Совету Круглого стола в полном составе было решать, можно ли доверить ему «Хеллсинг». «Хеллсинг» принадлежал ему по праву, и только недавно Ричард доказал, что, защищая своё право, готов пойти на самые крайние меры.       — Совет, тем не менее, организацию мне доверил, — заставил он себя произнести самым покорным тоном.       — Нам обоим известны причины, по которым Совету не оставалось ничего другого, — с недовольством констатировал Айлендз, и на миг Ричард снова ощутил за спиной тень силы, придающей уверенности, силы, равных которой не было. — И, к слову, о причинах. Надеюсь, вам известно, что разбудить Алукарда, вывести из состояния, в котором держал его последние годы ваш покойный брат, без соответствующей санкции Совета — государственная измена?       — Я не собирался...       — Разумеется, не собирались. У нас был не один повод убедиться в вашей порядочности и чистоте ваших намерений.       — Я обязуюсь, — процедил Ричард, — не идти против воли Совета Круглого стола. И в свою очередь, надеюсь, что вы также не намерены действовать наперекор его решениям.       Глаза Айлендза застыли в холодном злом прищуре. Тихие слова отчётливо падали одно за другим.       — Что бы вам ни доводилось, не сомневаюсь, слышать, я не ставлю своего мнения выше закона. Но не заблуждайтесь насчёт решения Совета и не думайте, будто преступление сойдёт вам с рук. Вас не вознаграждают. На вас возлагают обязанность возместить нанесённый семье и государству ущерб, насколько это в принципе возможно. И всего лишь предоставляют отсрочку для возмещения. Так что воспользуйтесь ей наилучшим образом, докажите хотя бы не полную безосновательность ваших притязаний.       — Какую отсрочку вы мне... даёте? — последнее слово Ричард вытолкал с трудом, не желая мириться с положением, в котором ему что бы то ни было «дают». Поза, выражение лица Айлендза едва уловимо выдавали удовлетворённую расслабленность победителя. Мнимого победителя, который попался на обман.       — Сколько оставалось до совершеннолетия Интегры? Лет девять? Понимаю, теперь этого недостаточно. Десять, пятнадцать, двадцать — жизнь покажет, сколько потребуется. Но не вздумайте тянуть время, Ричард. Вы сами лишили себя всякого права рисковать судьбой рода Хеллсингов.       Ричард стиснул упрямо челюсти.       — И ещё раз повторюсь, сэр Хью. Я осознаю свой долг. Я обязуюсь держать Алукарда в заточении, если только сам Совет не примет иного решения. Я обязуюсь как можно скорее обзавестись семьёй. И я обязуюсь вести дела «Хеллсинга» не хуже, чем мои предшественники.       А вот ублажать чувство справедливости сэра Хью Айлендза, который сдержанно кивнул в ответ, Ричард не обещал и не собирался.       В лице обоих братьев Хеллсингов красивой женщине никогда не стоило труда обзавестись любовником, а настоящему мужчине — нажить себе достойного врага. В истинности последнего сэру Хью Айлендзу предстояло убедиться в ближайшее же время.