Зачем бежать? Я зла не делала. Но нужно помнить, Что в этом смертном мире зло нередко Весьма похвально, а добро бывает Опасной блажью. Женская защита, Увы, не больше, - клясться, что я зла Не делала.
Летняя ночь шла на прохладцу. Полная луна подсвечивала пасторальный холмистый пейзаж. По окрестностям разбредался отряд полиции, обращённый в упырей, а бывший их начальник морально готовился к отставке. — Вы проигнорировали служебную инструкцию, которая предписывает вам сообщать о подобных инцидентах наверх незамедлительно. Не-за-мед-ли-тель-но — то есть, срочно, если «незамедлительно» для вас словечко чересчур заковыристое. — Прошу прощения, сэр. О подробностях мне самому стало известно слишком поздно. В церкви засели какие-то сектанты, доложили мне поначалу. Ну и что ходят слухи, будто именно они убили за последние дни несколько человек. И Уэйд, тамошний комиссар, запросил подмогу. Притом не столько, чтобы выкурить этих подонков, сколько для того, чтобы удержать возмущённую общественность от расправы. Потом только стали доходить подробности, вроде того, что какой-то тип припёрся прямо к полицейскому участку с окровавленной рожей, поухмылялся и смылся. Старину Уэйда я лет тридцать знаю, вот и отправил людей, как только он попросил подмогу. А потом уж подробности стал выяснять. — Знали тридцать лет. Да, конечно, к чему никчемные подробности да всякие дурацкие новомодные инструкции, доклады и формальности, когда два деревенских старпера и так тридцать лет неплохо справлялись? Ричард вышел из палатки, чтобы освежить очередную сигарету порцией свежего воздуха, и заодно чтобы не начать отчаянно орать снова. Жизнь только начала налаживаться, и на тебе, сраный Чеддар на голову. Издали, разгоняя иллюзию деревенского ночного покоя, послышалась трескотня перебивающих друг друга выстрелов, эхом поносилась туда-сюда по холмам и стихла. А затем, выждав полную презрения и предвкушения паузу, в ответ зазвучали выстрелы совершенно иные: мощные, гулкие, быстрые, но без суетливой поспешности. Ричард вслушался, мало что не млея от удовольствия, будто девчонка-подросток, в какофонии торгового центре различившая мелодию любимой группы. Так стреляло одно-единственное оружие — с которым, к сожалению, могла справиться одна-единственная тварь. Пробуждение Алукарда и знакомство с ним поначалу ничего хорошего Ричарду не сулили. Искренне хотелось порой, чтобы тварь и в самом деле оказалась больше не пригодной к истреблению себе подобных, и вместо того, чтобы терпеть его провокации, со спокойным сердцем можно было бы закончить за отцом то, что он предпочёл отложить. Пускай даже чем дальше, тем яснее становилось, что Алукард — единственный шанс положить конец разгулу внезапно расплодившейся нежити. Пускай даже с избавлением от Алукарда, этой панацеи и угрозы в одном лице, Ричард развязывал руки Айлендзу. Неделю Ричард терзался сомнениями, какой исход предпочтительнее, когда Уолтер, исправно посещавший подвал и таскавший туда пакетики с донорской кровью, сообщил: «Он готов, сэр Ричард». Шатающийся остов за неделю преобразился до неузнаваемости. Не зная, и не скажешь, что не человек. Вампир не только оброс бледнокожей плотью и вытравил седину из чёрной теперь, хотя по-прежнему нечёсанной гривы волос, но и соткал вокруг себя иллюзию одежды, аляповатую мешанину старомодных вычурных стилей, увенчанную красной широкополой шляпой. А может, и не иллюзию, вкладывать перстов и убеждаться Ричард не стал. Ричарда волновали не одетость вампира, а иные его свойства, но Алукард продемонстрировал ему и иные. На первом же выезде, получив извлечённое из сейфа Уолтера оружие, Алукард нырнул в самую заварушку, догнал и разделался с вампиром-зачинщиком чисто, в два выстрела, а неупокоившихся, как водилось последнее время, вампиров, покосил вовсе мимоходом. — И всё? — протянул он, по первому требованию, без выкрутас, вернул оружие Уолтеру, но обращаясь к Ричарду так, будто держал его на мушке. — Из-за такой вот падали развели панику? Мельчает порода. Чья, по мнению Алукарда, порода: вампиров или Хеллсингов — Ричард уточнять не стал. — Даже упыри не считают нужным дохнуть по упокоению этой мрази, — с чувством добавил Алукард. — Или это упыри вампира, которого ты упустил. Алукард вскинулся. Оказалось, его тоже можно задеть за гипотетическое живое. Пускай лишь на миг. — Не-ет, — протянул он, приспустив неуместные дымчато-жёлтые солнцезащитные очки и придирчиво оценивая, верит ли Ричард в свою версию сам. — Упыри были именно от этого хозяина. А отчего они вместе с хозяином не упокоились — вопрос очень хороший. Артур и Абрахам так сразу заподозрили бы, что это — самый главный вопрос. Пробуждение Алукарда — вот чего недоставало Ричарду для полного понимания своей семьи и своего наследия. Для понимания, почему в семидесятых, когда Ричард присоединился к семейному делу, насчитывающему более полувека, в работе организации было столько перекосов и провалов, будто Артур принял руководство только-только. Алукард не упускал повода сравнить Ричарда с предшественниками не в его пользу. Но именно благодаря Алукарду Ричард осознал, что посмертное соперничество с братом, который добился сногсшибательных успехов вопреки всем недочётам организации, оказалось жульническим. Ричард ломал голову в поисках новых тактик, совершенствовал оружие, системы слежения и превенции. У Артура был Алукард. Впрочем, досада, что Артур оставил Ричарда справляться человеческими силами там, где сам добился славы единственно за счёт сверхъестественного оружия, быстро сошла на нет. К беспощадной эффективности, с которой Алукард убивал, претензий у Ричарда быть не могло. Не сожалел он, безусловно, и об упрочившемся положении в Совете, о том, что остались в прошлом трагические неудачи последних месяцев. Можно было перевести наконец дух и уделить внимание другим делам и проблемам, помимо отчаянного выживания в кругу кровожадных старцев. А уж от облегчения, когда Ричард понял однажды вечером: впервые за долгое время ему не пришлось написать ни одной похоронки — просто голова кругом пошла. Но вместе с тем наслаждаться этой головокружительностью сам же Алукард и не позволял. Сотня лет не смирила вампира с пленом. Логические лазейки в отданных ему чётких приказах и уязвимые места он чуял не хуже крови, доводя Ричарда до исступления одной выходкой за другой. Слухи и пересуды о забытой, вроде бы, загадочной кончины племянницы Ричарда воскресли и расползлись по углам, курилкам, кухням. Разумеется, преимущества, которые Алукард давал сейчас, в кризисной ситуации, были неоспоримы. Но пришла вскоре уверенность, что в подвал его Артур запер не из-за нежелания делить славу с братом, на которого якобы затаил обиду. И отцовскую брошь, чисто католический серебряный крест, носил у горла, не снимая даже дома, не только ради показной гордости за собственные экзотические корни. Но так или иначе, жизнь скорее налаживалась, чем нет, когда Ричарду на голову обрушился злосчастный Чеддарский инцидент. Разросся втихомолку; проскользнули мимо «Кингфишера», новой системы фильтрации телефонных переговоров, сообщения и пересуды, застряли на местном уровне. Когда известие о чрезвычайной ситуации достигло «Хеллсинга», было уже не до тактических тонкостей, не до планирования, под каким предлогом эвакуировать соседей и как спасать уцелевших — шансы обнаружить таковых были ничтожны. Оставалось лишь отправить Алукарда стереть этот копошащийся муравейник нежити подчистую да оцепить деревню и перекрыть дороги, чтобы нежить, спохватившись, что с людьми, оказывается, шутки плохи, далеко не удрала. Спасибо, хотя бы от самого Чеддара упыри, подкормленные и пополненные присланными отрядами полиции, расползтись не успели. Перестрелка выродилась в отдельные характерные редкие выстрелы и затихла совсем. Ричард вернулся в палатку, но когда через полчаса от Алукарда всё ещё не было ни слуха, ни духа, нетерпение выгнало Ричарда наружу снова. Надо будет приказать поганцу по окончании дела возвращаться, не мешкая. Может ведь при желании перемещаться быстрее любого человека. Прибегать к мысленной связи, которая, по идее, должна была установиться между вампиром и хозяином, Ричард избегал категорически. Рацию же Алукард постоянно отключал, мотивируя тем, что фоновый треск могут услышать преследуемые вампиры, уничтожение которых — задача первостепенная. Правда Уолтер при случае откровенно высмеял этот аргумент, уверяя, что никогда на его памяти Алукард не пытался подкрасться к цели незамеченным. Тем не менее, связи с Алукардом, как водится, не было, и Ричард в одном пиджаке успел озябнуть, когда включился прожектор, подсвечивая долговязую фигуру нелепых пропорций, с ленцой приближающуюся по однополосной местной дороге. — Пошевеливайся, — буркнул Ричард в темноту, но Алукард его, естественно, не услышал или предпочёл не услышать. — Передайте, — сообщил он уже громче в палатку, — что вампир ликвидирован. Приступайте к зачистке от упырей. В искажённой резкой подсветкой фигуре вампира что-то сегодня, тем не менее, казалось особенно неправильным, и пробившееся наконец понимание ознобом проползло по позвоночнику. В руках Алукард нёс большой свёрток — похоже, человеческое тело. Провокацию очередную затеял, как пить дать. Забормотало радио, Ричард оставил на минуту вопросы Леннокса насчёт прессы и прочих без внимания. Тварь скрылась вместе с нырнувшей под холм дорогой и с минуты на минуту должна была показаться здесь. Заглянув в палатку, Ричард коротко отдал указание поджечь церковь и останки упырей вместе с ней заодно. А то скоро могильник для захоронения останков нежити углублять придётся. Леннокс же пускай сообщит позже журналистам, что сектанты сами себя спалили. Формально пятнадцатый век, но перестроена церковь в девятнадцатом, не жалко. Строили бы в пятнадцатом, нежить бы и на порог не ступила, не то что священником могла бы прикинуться... А вот и Алукард, вот различимая в свете фонарей белобрысая шевелюра у плеча вампира и яркое одеяло, в которое было завёрнуто небольшое тело — ребёнка? Плотно завёрнутое, чтобы не извозить кровью лифт и крышу особняка, лишь светлые пряди высовывались... Алукард ухмыльнулся от уха до уха, будто насквозь видя сковавший Ричарда на миг леденящий испуг. Твою мать, разбередил-таки непрошенные воспоминания, мерещится чёрт знает что. Никакой не ребёнок, отлегло от сердца, когда Алукард с нехарактерной бережностью опустил свою ношу на ноги, и та, ойкнув, осела, цепляясь за его рукав. Вполне живая, оказывается, девушка, миниатюрная и светловолосая, в полицейской форме, показавшейся из-под одеяла, плавно села, скрестив ноги, прямо на землю. Мать вашу, гендерное равенство — равенством, но таких вот соплячек нахрен в полицию брать? — Можешь отзывать своих людей, Ричард, — заявил Алукард самодовольно. — Упыри все полегли, как подобает. Сегодня в меню приличный вампир старой закалки с приличными упырями. Кто его знает, последний, быть может, на всю Англию. Девчонку и ту медлил кусать, не попользовав, чтобы не порождать себе подобных без надобности. Несостоявшаяся жертва содрогнулась всем тщедушным телом при бравурно-небрежном упоминании участи, которой чудом избежала. Выжившая, и, скорее всего, единственная. Повезло — если можно сказать так о девчонке, на чьих глазах полсотни коллег и просто добропорядочных граждан только что бродили по знакомым улицам и жрали друг друга. А теперь неизвестно сколько будут мурыжить психологи и спецслужбы, чтобы не сболтнула лишнего. Присев на корточки, Ричард мягко заговорил с выжившей: — Что же это, в полицию теперь сущих детей берут? И без того большущие глаза от испуга распахнулись ещё сильнее, с трудом сосредоточились на Ричарде. — Сколько тебе лет, а? — Д-девятнадцать. Я на п-практике. В очередной раз Ричард про себя крепко выматерился. Мало, что вызвали полицейское подкрепление, вместо того, чтобы доложить по цепочке в «Хеллсинг», так ещё и совершенно зелёных стажёров с собой притащили. — А зовут тебя как, практикантка? — Серас Виктория... сэр. Чтобы эти старперы так в собственную подставку для фуражки служебные инструкции вбивали, как в курсантов — «сэров». — Виктория, — Ричард старался говорить успокаивающе. Но девушка, наоборот, взволновалась, замотала головой, с неуместной настойчивостью поправляя: — Ф-фамилия. Чёрт бы побрал папашу и мамашу Виктория, которые при такой фамилии ещё и имя девчонке дали какое-то выпендрёжное. Которого Ричард впопыхах не разобрал. А по имени, учили его, да и сам он успел убедиться, к потерпевшему обращаться предпочтительнее. — Единственная выжившая? — уточнил он у Алукарда. И снова Виктория с неразборчивым именем сочла необходимым настоять: — Не в-выжившая. П-простите, сэр. Ну ясное дело, шок. Так и сидя рядом на корточках, Ричард щёлкнул зажигалкой, раскуривая ещё одну сигарету и размышляя, пытаться ли дальше по свежим следам расспросить чудом выжившую свидетельницу, или препоручить её медикам. Виктория, тем временем, попыталась поправить всё сползавшее с узких плеч одеяло, но только сбила его сильнее. Перед униформы представлял собой окровавленные ошмётки, за которыми зияла чудовищная, разворотившая грудь рана. Ричард вскочил, отшатнулся, когда мышцы запротестовали от слишком резкого движения, едва удержался на ногах и тут же рефлективно выхватил пистолет. Другая рука сжала крестовидную старинную брошь у горла, вовремя он начал её носить, раз так долго соображать стал. «Не выжившая», — пронеслось в голове, ах, старый дурак, надо же так оплошать. Виктория натянула на плечи, стиснула запачканными пальчиками одеяло снова. Со стороны посмотреть — будто в смущении прикрывает голые сиськи, а не дыру на месте одной из них, ещё более анатомически откровенное свидетельство того, что «не выжившая». И сама сболтнула ведь, как непривычно быстро уловила суть того, что с ней стряслось. Не успела только усвоить, что не следует каждому встречному признаваться. — Твою мать, ты ведь представил всё так, будто этот мудак не успел её обратить! Какого чёрта ты приволок её, не упокоил на месте? — Будь она дракулиной вампира, которого я убил, она бы уже упокоилась с ним заодно. Упущение столь очевидного базового факта вывело Ричарда из себя ещё сильнее. — Кто же тогда обратил её? Да объясни ты без дурацких выкрутасов, сколько в этом сраном Чеддаре вампиров? Почему ты не разобрался с другим вампиром тоже, а позволяешь ему тут шататься да обращать девиц? — Её обратил я, Ричард. У Ричарда в глотке сцепились в дерущийся клубок страх и бешенство. Только ладонь охватила крепче рукоять пистолета, напряглись мышцы в чёткой готовности пристрелить чудовище, обоих чудовищ, пока ситуация не вышла из-под контроля ещё непоправимее. — Она умирала, — без малейшего следа привычной усмешки или глума принялся объяснять Алукард. — Наш сегодняшний злоумышленник взял её в заложницы. Мне пришлось прострелить ей грудь, чтобы тем же выстрелом упокоить вампира. А потом я сделал для неё, что мог. — Ты, — разбивая нематериальный кляп, выговорил наконец Ричард, — ты убил человека? Обратил его? — Я была не против. Мелкая новообращённая вампирша съёжилась ещё сильнее под двойным взглядом повернувшихся в её сторону высоких сердитых мужчин. Она втянула голову в плечи, борясь, казалось, с искушением спрятаться под одеяло вовсе с головой, но продолжила со знакомой уже настойчивостью: — Я... я умирала, и было очень больно. Мистер Алукард объяснил мне, что собирается сделать. Как-то объяснил... — она прижала ладонь ко лбу, запоздало недоумевая, каким образом он мог ей «объяснить». — Но я согласилась, правда. Я не хотела... умирать. — Он же и убил тебя. Девчонка содрогнулась всем телом. — Иначе было никак. Тот, тот... маньяк грозился меня... Лучше уж так. Ах, лучше так, иначе было никак. Так уж и никак. Тварь могла стрелять с уму непостижимой меткостью. Когда хотела. Когда было кому приказать стрелять прямо в цель, а не развлекаться убийством и воскрешением блондинистых девственниц. — Не ругайтесь на него, пожалуйста, — совсем дурацкой детской просьбой закончила Виктория, бывшая полицейская практикантка, и жалобно уставилась на Ричарда своими глазищами. Умоляюще-распахнутыми, невинно синими, слишком чётко для скудного освещения разглядел он цвет. Ах ты тварь. Меньше часа вампир, а уже пытается гипнотизировать. — Ах ты тварь, — прорычал он вслух одновременно и девчонке, и твари, обратившей её, воистину, наихудшей и опаснейшей из всего их рода. Алукард и бровью не повёл. — Я всего лишь следовал приказу, — с вызывающей невозмутимостью пояснил он. — Найти и уничтожить. Упокоить нежить со всей эффективностью, на которую способен. — Нежить, но не людей, ты, ублюдок! Людей тебе трогать строго запрещено. И уж точно в твои обязанности не входит прибавлять работы мне! Отточенным движением Ричард щёлкнул предохранителем. «Самая ненавистная часть работы», — говаривал ещё Артур, и взгляд его, потухший после заданий, на которых часть эту выполнять приходилось, прояснялся только после крепкого глотка чего-нибудь покрепче. — «Но самое меньшее, что мы можем для этих несчастных сделать — дать умереть, быстро и от человеческой руки». Спорить с его утверждением Ричард даже после всех лет работы не стал бы. Единственным светлым моментом появления вампиров-выродков было то, что новообращённых после их нападения не оставалось. Менее ненавистным и неохотным упокоение их никогда не становилось, но случалось поймать момент, когда исполнить это было чуть легче. Как сейчас, когда девчонка скорчилась на земле, вызывая больше брезгливости, чем жалости. — Твой отец мог уничтожить меня — но предпочёл использовать и преуспел. Возможно, перед тобой сейчас такой же выбор. — Не мешайся! — отрезал Ричард, но пакостное дело было сделано: выстрелить на волне нужного настроя Алукард ему не дал, на земле сидела растерянная и явно не понимающая нависшей над ней угрозы девчонка, которой сегодня ночью крайне не повезло. Ричард едва не пальнул с досады по собственному вампиру. — Тебе, может, и в радость истреблять себе подобных, кровопийца. А мне, думаешь, взять и убить другого человека легко? — Бытуют всякие мнения. Выстрелить Ричард не выстрелил, просто с размаху засадил вампиру в рожу рукой с пистолетом, чудом не пальнувшим в сторону, по собравшимся, оказывается, зрителям. Слетели дурацкие очки, бледную физиономию прорезали сразу две ссадины. Однако Алукард не ухмылялся, как водилось после удавшейся провокации, а отвёл взгляд покорно, почти виновато, будто — невиданное дело! — сожалея о сорвавшейся с языка пакости. — Я сделал то, что сделать тогда следовало. И, не сомневайся, сделаю, то что следует, сейчас. И с тобой разберусь, когда придёт время. Ричард снова вскинул пистолет, глядя больше на Алукарда, чем на девчонку, на непривычно затравленное его, испуганное даже выражение. Не целясь, на сей раз, а проверяя пришедшую вдруг в голову невероятную в своей банальности догадку. — Она ведь тебе просто-напросто понравилась. — Я не стал бы обращать никого, кто мне не понравился бы. Выкручиваться Алукард принялся слишком поздно, прикрываться неоднозначными насмешливыми словесами. В иных обстоятельствах Ричард поднял бы его на смех: вот уж кого что жизнь, что нежизнь ничему не учит, всегда женщины остаются его слабым местом. Вот только не до смеха было, когда здесь оказалась замешана ни в чём, в сущности, не виноватая глуповатая девчонка — кроме так называемого «выбора», на который пошла, корчась в предсмертной агонии, с развороченной разрывной пулей грудной клеткой. — Строго говоря, — неспешно, будто размышляя на ходу, а не решившись уже, заговорил Ричард, — она ведь больше не человек, так? И выбор свой, говоришь, сделала сама? Стало быть, упокоение её не моя работа, а твоя. Заиграли желваки под бледными, обтянутыми кожей скулами, под налившейся кровью ссадиной. Ну не мог ведь Алукард не предвидеть такого исхода, только явно всё надеялся как-то переиграть хозяина, которого всегда недооценивал. — Упокой свою, господи прости, дракулину, — без обиняков приказал Ричард. — Нет. Послушай... — Хватит, наслушался уже! — вот чего Ричард допускать точно не собирался, так это прямого возражения, сопротивления. — Упокой её прямо сейчас. Незамедлительно! До недоумевающей девчонки, похоже, начало доходить, к чему клонится дело. Она подобрала ноги, вот-вот рванёт, а эта тварь ещё сделает вид, будто промахнулась... — Не мешкай. Это приказ. За пистолетом Алукард потянулся, тем не менее, медленно, приказ Ричарда продавлял сопротивляющуюся, как густой дёготь, волю вампира, зарделись поверх печаток печати. Девчонка глядела на него ошарашенно, и Ричард со стороны почти читал в глазах Алукарда собственный отдаваемый ей приказ: «Беги!». Но то ли от недалёкого ума, то ли от шока после всего пережитого мелкая дракулина с места не тронулась. — Простите, — голос её отчаянно звенел. — Я, я не хотела, чтобы у вас были неприятности. Из-за меня. Не хотела она, чтобы неприятности у него были. Святая наивность, боже правый. Дёрнувшись всем телом, Алукард не шагнул даже — перевалился, приблизившись к ней вплотную. Прохрипел, задерживая настойчивый приказ из последних сил: — Ничего страшного. Не переживай, — и свободной рукой повёл у неё перед глазами. Взмахнули ресницы, опустились тяжело. Девчонка зевнула сладко, как ребёнок, не прикрываясь, сонно улыбнулась и клюнула носом. Как в вестерне, Алукард резко выхватил пистолет. Два мощных выстрела слились в один, разлетелась осколками костей и ошмётками мозгов маленькая блондинистая голова, разворотило выстрелом грудь Виктории с неразборчивым именем, второй раз за эту злосчастную ночь в Чеддаре. Благополучные исходы, входя в привычку, размягчают людей. Если бы, как случалось прежде, погиб кто-то из своих, а вампир-зачинщик ушёл невредимым, тело немёртвой девчонки не испортило бы настроения никому. Ричард велел кинуть останки в рефрижератор — Ангус будет счастлив покопаться в останках только-только обращённой дракулины, самой настоящей причём, аутентика лично от Дракулы, будь тот неладен. Слишком поздно Ричард понял, что к телу злополучной жертвы лишнего внимания привлекать не следовало. Оставить, где валялось, чтобы подобрали и спалили вместе с церковью и собранными останками упырей. Перебился бы Ангус, ему и с выродками работы хватает. Уцелевшая половина лица, принадлежавшая будто бы ребёнку, как померещилось поначалу и самому Ричарду, притягивала взгляды, пронимала даже видавших виды вояк. Свидетели: охрана, связисты, пара вовсе ошарашенных местных полисменов — каждый на свой лад пересказывал перебранку Ричарда с тварью. И, небось, заново теперь судачили о помянутой другой убитой девчонке. Может, гадали, зачем Алукард притащил вампиршу, а не прикончил на месте, и была ли та вампиршей вообще, — а вдруг простая свидетельница, насмотревшаяся, на взгляд начальника, лишнего? Но хуже всего было бы, если слухи разносили чистую правду. Что вампир нашёл нешуточную, на сей раз, лазейку в запретах, зазор, где мог позволить себе не подчиниться Ричарду. И вопрос, не подчинялся ли кому-то другому?.. Обычно после рабочей ночи Ричард был не против опрокинуть стаканчик, чтобы быстро расслабиться, глубоко отключиться на несколько часов и приступить к обычным хлопотам, следовавшим после задания, что удачно завершённого, что не особо, после обеда. Но сегодня сон напрочь застрял в душной трезвой мути нарушенного суточного ритма. Занятый в ночном выезде персонал уже разбежался, небоевые отделы приступали к работе только через час. В звенящей тишине пересменки Ричард проглядывал, не запоминая, почту, и цедил воду из кулера, которая отливала внутри ледяной слепок его внутренностей. Не преувеличивать произошедшего, уговаривал себя Ричард. Не зацикливаться — ничего лишнего Алукард не наболтал. Да все, кому надо, знают, что он пристрелил Интегру. И, как выяснилось позже, даже не солгал о предупреждении худшего исхода. Не накручивать себя. И точно не поднимать трубку, не набирать номера самого глубокого подвала, куда Алукард после исполнения приказа забился, притихнув и не высовываясь больше, дрых наверняка уже, скрывшись от утреннего солнца, ясность и чистота которого раздражали сегодня и самого Ричарда. Провести Алукарду внутренний телефон Ричард распорядился почти сразу, всё из-за нежелания прибегать к ментальной связи между ним и вампиром. О таком банальном удобстве, как телефон, и то пришлось пожалеть. Алукард подгадывал позвонить в самые неподходящие моменты: прерывая важный разговор или когда короткая пола халатика Джулии успешно зазывала провести рукой по пышному, по-прежнему атласно-гладкому бедру. Потусторонний голос в трубке подстерегал Ричарда с каверзным вопросом или рассказом о делах давно минувших дней, полном живописно-кровавых подробностей. А когда раз случайно трубку подняла Джулия, с ней заговорил «блядский», как разъярённо выразилась она, женский голос. И прежде чем в хозяйственной части раздобыли односторонний аппарат, по которому звонки можно только получать, но не звонить самому, Алукард успел подобрать номер одного-другого отдела и переполошить служащих там. Номер Ричард всё-таки набрал, надеясь, что грубо прервёт первый утренний сон вампира, самый сладкий, если, конечно, сон твари хоть сколько-нибудь походил на человеческий. — Я запрещаю тебе обращать людей в вампиров при любых обстоятельствах. И манипулировать их сознанием тоже запрещаю. — Не доверяете прежним собственным приказам? — Тебе я не доверяю. То ли Ричард в самом деле удачно выдернул Алукарда из сна, то ли расплата за сегодняшнюю выходку оказалась на редкость действенной, но вампир огрызался вяло и равнодушно, без обычного экспрессивного задора. И Ричард решил не упускать случая. — Почему всё-таки ты обратил её, в самом деле? — Она умирала. Но не хотела сдаваться. — Не хотела умирать, ты хотел сказать? Эка невидаль. — Нет. Тебе не понять, ты сдался давно. Таким, как ты, я никогда не предложил бы долю нежити. Вы и так неплохо справляетесь с ролью чудовищ. — Приходится, чтобы держать в узде таких, как ты. — Брось. Ты не дурак, Ричард Хеллсинг. Должен понимать, что чрезмерная жестокость — признак слабости, а не силы, — прокатился вдруг смешок, тень обычного. — Какой же слабости потакаешь ты, Ричард? Или страху? — Заткнись. Вопрос вампира неприятно впился в мозг, будто тварь дематериализовалась, по телефонному кабелю дотянулась, проникла в ушное отверстие тонкими тёмными щупальцами. — Это не жестокость. Это необходимость, которую ты сам, совершенно намеренно, спровоцировал. Ответа с другого конца провода не последовало. — Скажешь, я не прав? Молчание, демонстративное в своей упрямой наглой беззвучности. — Ах, да, — со смехом выдохнул Ричард, не впервые ставя и себя, и Алукарда в это курьёзное положение непроизвольным «заткнись». — Так и быть, можешь говорить снова. — Возможно, ты убил свой единственный шанс выиграть войну. — Какую ещё войну? — Которая грядёт, — исчерпывающе пояснил Алукард. Подобные предупреждения о войне, море, гладе и прочих радостях жизни Алукард мог провозглашать так, что мороз по коже прошёл бы. Но сейчас вампир вещал нудно, практически без эмоций, будто передавая порцию банальностей по наущению кого-то, не отличавшегося воображением. — Не думаешь же ты, что эта свистопляска вырожденных вампиров — случайная эпидемия? — Конечно же нет. Кто за этим стоит? — Понятия не имею. — А кто имеет, отвечай! — Не знаю я. Уолтер сказал, что тоже не знает. А помимо Уолтера мой круг общения широтой не отличается. Что ж, воспользоваться поводом нажать лишний раз на Алукарда стоило всё равно. — На следующем задании очередного выродка не убивай, а возьми-ка живьём. Я сниму один или два уровня контроля, если потребуется. Справлюсь как-нибудь и без бесценной помощи мелких немёртвых девчонок. — Ах, вот что тебе не даёт покоя, — оживившись, притворно удивился Алукард. — Я прямо ушам не поверил, за людей ты забеспокоился. А тут вот что, маленькие немёртвые девчонки. Или вполне себе мёртвые? — Да перестанешь ты носиться с ней или нет? Пристрелил я маленькую наглую дрянь, пристрелил. Вообразила, что готова стать твоей хозяйкой, и что никто тогда ей не указ будет. Десять лет уже каждая собака знает, что я пристрелил её. — И сам стал моим хозяином, как единственный возможный? — Алукард понизил шёпот до искушающего бормотания. — Только вот теперь ты ведь не единственный возможный мой хозяин, Ричард Хеллсинг. От твоего же семени растёт твоя погибель. Что будешь ты делать, когда твой сын предъявит на меня права, а я не стану возражать? Пристрелишь и его тоже? — Не смей! — захлёбываясь яростью, заклокотал Ричард. — И приближаться к моему сыну не смей! И к моей жене тоже. Телефонная трубка от силы, с которой Ричард её бросил, соскочила с рычажка, шарахнулась о пол и повисла, раскачиваясь на упругом скрученном в спираль проводе. Но под гудок сигнала Ричард всё равно слышал отзвук смеха Алукарда, чрезмерно довольного собой.7.
15 января 2020 г. в 01:56