Лжецы и клятвопреступники

О время, ты меня опередило! Как только дело отстает от воли, Ее нагнать уже нельзя.

      Зал заседаний был благословенно пуст, будто участники только что разыгравшейся драмы сознательно не решались вернуться в помещение, едва не ставшее их общей могилой. Голоса из коридора доносились приглушённо, как сквозь толщу воды. Спотыкнувшись на ровном месте и едва удержавшись на ногах, Айлендз присел на первый попавшийся стул. Гулко стукнула, покатилась по паркету трость, выпавшая из сведённых усталостью рук. Как он её потом поднимет, Айлендз старался не задумываться. В ушах шумело, заходилось сердце, подкатывала к горлу сухая тошнота, и сознания Айлендз не терял лишь оттого, что недуги яростно грызлись за право подкосить его первым.       — Хью?       — Просто проверяю. Сейчас вернусь, — на автомате отозвался он, собственный голос и то воспринимая будто на расстоянии. Минуту, только минуту покоя. Позволить себе минуту слабости в стороне от чужих глаз. Как теперь поднять с пола трость? Если он опустится на колени, то едва ли встанет обратно...       — Боже правый, Хью, я был уверен, что придурок этот выстрелит. Упырей, кажется, и то меньше испугался.       Шелби Пенвуд.       — Я тоже был уверен. И испугался. Кажется, сильно.       Со стороны, должно быть, осталось незаметным, но на самом деле запредельно страшно было осознавать, что с каждым следующим вдохом он может принять и собственную смерть в оболочке обжигающей боли огнестрельной раны. Даром, что давно одной ногой в могиле. Айлендза повело, качнуло, будто под левой ногой он на самом деле ощутил разверзшуюся пустоту. Шелби удержал его за плечи.       — Ой, не теряй сознания, сейчас позову...       — Нет!       Он принялся через силу дышать, вот так, просто лопнула от признания собственного страха какая-то тугая бечёвка, стягивавшая и мешавшая дышать, и теперь Айлендз жадно хватал в опавшие лёгкие воздух с запахом гари.       — Не надо... Никто видеть... не должен... Я сейчас.       — Ты чёртов, чёртов упрямец.       Лишь по изменившемуся свисту собственного дыхания Айлендз понял, что губы сами сложились в улыбку.       — Чёрт, в голове всё, вот это, просто не укладывается. Но знаешь, Хью? Он тебя, пожалуй, испугался ещё сильнее.       — Ему следовало бы.       Шелби вдруг снова стиснул его плечи.       — Ты ведь не простил ему, Хью? И не думал прощать? Спускать с рук?       — Никогда.       — Твою мать, Хью, о твою мать... — застонал Шелби, слегка раскачиваясь, совладал затем с собой. — Ну с какой стати ты отмалчивался? Ничего не сказал мне? Думал, я не смогу молчать? Наделаю каких-нибудь глупостей, да?       — Нет. Не знаю. Но так точно не думал.       Не думал вообще. Быть может, в глубине души рад был, что Шелби остался в стороне от их с Уолтером сомнительной затеи. Нет, не сомнительной. Несомненно безрассудной и требующей со стороны Уолтера, скажем так, разъяснений.       — Идём, — придержавшись за спинку стула Айлендз поднялся на подкашивающиеся ноги, призадумался, как ему осуществить собственное предложение.       — Уверен, что тебе не нужен врач?       — Трости пока что достанет. Да и откуда сейчас взять врача, в любом случае?       — Ну, — крякнув, Шелби сам не без труда согнулся и, подняв трость, протянул ему, — можно попросить того доктора, который помогает Уолтеру.       Айлендза снова покачнуло. Отступив, он опёрся на стол и уставился на Шелби в упор.       — Ты что?       — Шелби. Скажи мне, пожалуйста, откуда здесь взяться какому-то врачу?       — Ну, не знаю. Не все ведь, наверное, погибли... — Шелби замялся, запоздалое понимание выливалось в замешательство. — О чёрт, Хью, и правда. Не понимаю, почему мне сразу это странным не показалось. Такой переполох стоял, тушили ковёр, он, ну, затлелся, когда сгорел этот подонок...       — Где они?! Уолтер и этот врач?       — Он помог Уолтеру и потом увёл его, кажется...       Айлендз заковылял спешно в коридор, но на пороге замер, опираясь на трость обеими руками и понимая, что ни он, ни самый моложавый и быстрый среди них за Уолтером и его загадочным не привлекающим внимания визитёром уже не угонятся. Лучше было развернуться и сделать самое тяжёлое за последнее время признание:       — Знаешь, Шелби, если кто тут и натворил глупостей, безрассудных и опасных, то только я.              Это была катастрофа. Блядская, застряло отчего-то намертво в голове, сраная катастрофа. Уолтер исчез, как сквозь землю провалился: вероятность, которую следовало не просто предвидеть, но и как-то попытаться предотвратить заранее. Не то чтобы, конечно, проследить за Уолтером и, тем более, попытаться остановить его было тривиальной задачей. Слишком много воли дал ему Айлендз, слишком поздно стал ясен весь масштаб опасности, которую представляли собой загадочные союзники Уолтера, за пару часов лишившие Англию единственной организации, противостоящей нежити. И не последней загадкой оставалось, отчего Уолтер, цинично предав и «Хеллсинг», и Айлендза, поставив под удар всю страну, при этом спас всё-таки жизни членов Совета Круглого стола. Что за интрига крылась за противоречивой разборчивостью? Работал ли Уолтер ещё на какую-либо сторону, помимо Ричарда Хеллсинга, Айлендза и кукловодов искусственной нежити? На загребущий Ватикан? С него, пожалуй, сталось бы.       Обязана ведь была найтись, нащупаться ниточка, за которую можно было бы распустить загадочную сеть. Физически где-то находилась лаборатория, где проводились операции, где мразь всех мастей обращали в вампиров и чиповали как скот. Лаборатория, которая использовала в микросхемах радиоактивный осмий, поставщиков которого нашёл лично Айлендз, повёлся на ложь Уолтера о «необычных запросах посредника». Должна была действовать целая сеть вербовщиков, которые упомянутую мразь заманивали, чёрт знает что обещая: очередной интернационал, анархию во всём мире или банальную личную крутизну. Но единственной хлипкой ниточкой оставалось пока что то ли название, то ли клич «Миллениум», которое успел выкрикнуть разгромивший «Хеллсинг» подонок, горя уже ясным пламенем. Айлендз заранее жалел аналитиков, перетряхивавших теперь все вероятные ассоциации со словом «Миллениум» в году от рождества Христова тысяча девятьсот девяносто девятом.       Ричард Хеллсинг после рокового выстрела в собственного сына так и пребывал в прострации. От греха подальше, чтобы в помешательстве тот не приказал своему чудовищу чего-нибудь... чудовищного, Айлендз велел держать его на снотворных, почти не позволяя приходить в сознание. Само же чудовище затаилось в подвале. Во всяком случае, нижние этажи подвала затянуло колышущейся чернотой, непроницаемой для электрического света. Проверить, действительно ли вампир там, за смоляной завесой, не вызывался никто.       Восстановить функционирование «Хеллсинга» следовало в первую очередь. Без персонала, без Ричарда, без чудовища — восстановить как угодно. Чересчур легкомысленным оптимизмом было надеяться, что с разгромом «Хеллсинга» нападения под руководством так и не обнаруженной организации — «Миллениума»? — прекратятся. Конечно, «Хеллсинг» требовалось реструктуризировать. Не исключено, что, если нападения примут массовый характер, в ускоренном порядке придётся задействовать план по рассекречиванию факта существования нежити. Но для начала следовало попытаться воссоздать то, что успешно действовало всего несколько дней назад. Боевой состав подготовить из частей САС. Собрать на помощь всех вышедших в отставку ветеранов. И подобрать кого-нибудь, хотя бы отчасти знакомого с тем, что за последние годы накрутил Ричард.       С последним, правда, тут же повезло. Объявился чудом оказавшийся не в «Хеллсинге» личный помощник Ричарда Мэтью Леннокс, который названивал по всем контактам, выясняя, отчего с «Хеллсингом» не удаётся связаться. Взяли Леннокса, подумать только, у разрытой и обнесённой сигнальной лентой могилы Интегры Хеллсинг. Когда Айлендзу доложили, кольнуло искушение провести допрос в пошлейших традициях преступных группировок: столкнуть Леннокса в могилу и пригрозить закопать живьём. С другой стороны, обстоятельства прямо напрашивались на определение «взяли с поличным», и дали Айлендзу повод, помариновав Леннокса день-другой в одиночке, начать допрос с десять лет томившего его:       — Выкладывайте всё. Можете начать со дня смерти Артура Хеллсинга, когда Ричард дал выходные всему персоналу, кроме вас и нескольких ваших друзей.       К общей неопрятности времяпровождения в одиночке добавилась нотка свежего страха. О разгроме «Хеллсинга» Ленноксу было известно лишь в самых общих чертах. С плохо скрываемой паникой он пытался сориентироваться, следует ли по-прежнему поддерживать Ричарда. Предсказуемо попытался вылавировать посерёдке, и нашим, и вашим: признался, что Интегра была убита Ричардом («сам, это он сам сделал»), но что «мы ведь правда обнаружили её рядом с тем подвалом». Ничего по сути нового не добавил в давнее признание Ричарда в Совете Круглого стола. Как ему Айлендз, не скрывая неприязни, и сообщил.       — Хорошо же, мистер Леннокс. Ваши показания подтверждают отчёт Ричарда Хеллсинга. Ещё один вопрос: связывают ли вас какие-либо другие общие дела с вашими коллегами Ангусом и Сейтоном?       Новая волна страха, подозрения: кто из двоих сообщников проболтался, поспешил донести первым? Отрицание каких-либо связей, всего, всё случайность. Просто коллеги, не более, чем коллеги, меньше друзья, чем с некоторыми другими коллегами.       — Рад слышать, — поспешил прибавить Леннокс, будто показным дружелюбием в отношении «просто коллег» стараясь заработать очки доверия, — что они тоже пережили... случившееся.       С такой лёгкостью полез в ловушку, что даже немного скучно было.       — Пережили? Какая жестокая ирония, мистер Леннокс. Не далее, как вчера, я бы порадовался вместе с вами. Будучи непосредственным очевидцем «случившегося», прибавил бы, пожалуй, как невероятно им повезло. Однако сегодня утром мистера Ангуса и мистера Сейтона обоих нашли мёртвыми.       — Что?!       — Мёртвыми. Точнее, убитыми. Каждого у себя дома. Крайне необычное убийство: убийца отсёк им головы очень острым оружием. Или очень тонким.       Такому известию надо было позволить впитаться, быть усвоенным и переваренным до перепуганного:       — О господи... Это же... Это ведь не может быть... — Леннокс уставился исподлобья на Айлендза. Тот с понимающим видом кивнул. Будто без должного позволения никак невозможно было, Леннокс закончил: — Но ведь это не может быть Уолтер?       — Отчего вы решили, что не может быть? — Леннокс передёрнул подрагивающими плечами. — Мистер Дорнез также был из тех, кому повезло пережить упомянутый инцидент. Более того, проявил себя, не побоюсь этого слова, героически.       — Он угрожал Сейтону. Угрожал однажды, что если его отдел снова прохлопает подозрительное... — Леннокс умолк, не решаясь конкретизировать угрозу. Айлендз хмуро поблагодарил Уолтера за редкую несдержанность. — А Уолтер?.. Что он говорит?       — О, я безусловно расспросил бы мистера Дорнеза лично о причастности к безвременной кончине ваших коллег. Но видите ли, после инцидента в «Хеллсинге» мистер Дорнез исчез без вести.       Таймер показывал ещё семнадцать минут до приёма лекарств. Но был подходящий момент, чтобы небрежно прерваться, налить себе воды и, похрустывая фольгой и пластиком, выковырять таблетки, запить. Перед лицом встревоженного Леннокса — не слабость, а жест равнодушной обыденности.       — Говорите, мистер Дорнез угрожал Сейтону?       — Точно угрожал однажды. Вот да, когда на месте происшествия Алукарду устроили засаду оперативники из Ватикана.       — Интересно. А другому убитому, Ангусу, он тоже угрожал?       — Понятия не имею. Но, говорю, я особо близко не общался ни с тем, ни с другим.       — Значит, мотив убийства — вина за разгром «Хеллсинга». Интересно. Видите ли, мы искали, что могло бы связывать Уолтера Дорнеза с Сейтоном и с Ангусом. И до вашего ценного замечания вспомнили только то, что именно Ангус и Сейтон, а также мистер Кэтнес, который погиб, оставались, по случайному совпадению или нет, вместе с Ричардом в особняке в ту давнюю ночь убийства Интегры Хеллсинг — происшествие, которое в своё время вызвало у мистера Дорнеза много вопросов. Происшествие, в котором принимали участие и вы.       — Я не принимал участия! — вскочил в панике Леннокс. — Я пальцем к ней не прикоснулся, клянусь. Я даже отговаривал Ричарда, когда понял, что дело заходит слишком далеко. Говорю вам, Уолтер просто умом тронулся. Наверное, этот кошмар в «Хеллсинге» триггернул его...       — А что вы имели в виду под «слишком далеко заходит»?       Леннокс так и не сел обратно. Неловко сутулясь, он опирался на стол и каждым дёрганым движением просто кричал о замешательстве.       — Ничего особенного, нет, поверьте. Мы просто искали девочку три дня. Всякое бывало в то время. Мистер Ричард — человек вспыльчивый... Но, поверьте, если бы не критическая ситуация, никто ей вреда причинять не собирался.       — Зачем вы вскрыли могилу?       Леннокс взмахнул руками и сам зашатался нервно.       — Не знаю. Мистер Ричард приказал, у него какая-то сумасшедшая идея возникла по поводу всех этих нападений. Позвонил и приказал ехать на кладбище, — надо же, подумалось Айлендзу, что нечистая совесть творит, даже десять лет спустя. Почувствовал Ричард, что нападения имеют отношение к смерти Интегры. — Вы у него лучше спросите.       Айлендз снизу вверх окинул его взглядом.       — Вы совсем не в курсе, что случилось с Ричардом Хеллсингом?       Леннокс помотал головой, понимая, впрочем, что обнадёживающего ничего не услышит.       — Сэр Ричард в ближайшее время никаких внятных объяснений дать не сможет. И к руководству «Хеллсингом» навряд ли вернётся.       — Ох... — Леннокс помялся, помучался и выдал наконец приличествующее «Какая жалость». Айлендз не потрудился изобразить, будто надуманную его жалость разделяет.       — Что ж, если вам нечего больше добавить, мистер Леннокс, можете быть свободны. Охрана проводит вам на выход. Личные вещи, если такие были изъяты, вам вернут.       Лицо Леннокса сковало небезосновательное ожидание подвоха.       — Это правда всё?       — Конечно. Меня также просили информировать вас, что до окончания расследования и реорганизации «Хеллсинга» — того, точнее, что от «Хеллсинга» осталось, — вы отстраняетесь от должности. Подписка о невыезде, о неразглашении — в канцелярии разъяснят весь порядок. И дадут вам телефон дежурного. Хотя мы и выяснили, что убийства мистера Сейтона и Ангуса к вам отношения не имеют, но если всё-таки заметите что-то подозрительное — не теряйте головы.       Чувства юмора своего дознателя Леннокс не разделял.       — Послушайте, но ведь если Уолтер правда явится и ко мне... позвонить я, может, и успею.       Айлендз благодушно отмахнулся.       — Но мы же только что выяснили, что к вам эти убийства отношения не имеют. И вообще, никакой вины за вами не водится.       Спина затекла от неудобного стула в допросной, колено, когда Айлендз вставал, неприятно защёлкало. Несколько его медленных старческих шагов до двери Леннокс, не успевший поверить, что освобождение обойдётся без подвоха, бормотал об Уолтере, у которого чёрт знает что творится в голове.       — Мистер Леннокс, — взявшись уже за ручку и не оборачиваясь, отозвался с досадой в голосе Айлендз, — не представляете, сколько всего на нас сейчас свалилось. У меня нет никакой возможности выделить людей для охраны по такому сомнительному поводу, дескать, мало ли что у вашего бывшего коллеги творится в голове.       Среди всех вариантов подвоха, которые наверняка успел перебрать Леннокс, не было варианта, где камера оказывалась предпочтительнее опасностей свободы.       — Ах, вот оно что. Вы выпускаете меня, чтобы этот псих меня...       Леннокс сорвался наконец. На Айлендза выплеснулся страх, возмущение, отчаяние, обвинения в сговоре с Уолтером (небезосновательность которых Айлендз осознавал чересчур остро), угрозы разгласить тайну о деятельности «Хеллсинга» и самого Совета Круглого стола. Айлендз не столько слышал, сколько чувствовал беспокойство охраны за дверью, но этот подлец был не из тех, кто представляет опасность. Буйство перетекло под конец в мольбы уберечь его от убийцы-психопата, и тут Айлендз, переждавший истерику в презрительном молчании, заговорил снова:       — Вас поймали за осквернением могилы. Само по себе это нарушение правопорядка и элементарной порядочности — не будь даже могила могилой ребёнка, к убийству которого вы причастны. Поэтому для начала вы всё-таки расскажете мне всю правду, всю не согласованную с Ричардом Хеллсингом правду об убийстве. Затем вы так же честно ответите на другие мои вопросы. После чего, обещаю, я предоставлю вам защиту от Уолтера Дорнеза.       Леннокс прикрыл лицо ладонями, тяжело перевёл дух, успокаиваясь.       — Не пытайтесь только опять лгать, — предупредил Айлендз. — Я успешно отличал правду от оговора, когда вас ещё на свете не было.       — Всё завертелось как-то внезапно, — не поднимая лица, через силу заговорил Леннокс. — Ричарду и в голову не приходило, кому в голову могло прийти, что брат возьмёт и поручит руководство «Хеллсингом» девчонке? А когда она ещё и надерзила Ричарду... Ну, вы знаете этих подростков...       Сбивчиво и, вопреки предупреждению Айлендза, сваливая порой вину на покойных коллег и на низложенного Ричарда, Леннокс рассказал всё. Войдя во вкус, без всякого нажима пошёл и дальше, растрепал о прочих известных и предполагаемых прегрешениях Ричарда, растёкся бесхребетно, и пол им Айлендз не вытер исключительно из брезгливости. Требование вернуться в «Хеллсинг», охраняемый в настоящий момент подразделением САС, и разобраться с делами организации Леннокс почёл за величайшую милость. Дай бог, необходимость в его услугах отпадёт поскорее.       Проблема с администрацией «Хеллсинга» была временно разрешена, а предложение о помощи с комплектацией боевого состава пришло, откуда Айлендз менее всего ожидал.       — ...известны как «Дикие гуси», прибыли чартером из Марокко. Полный багажный отдел оружия, вдобавок. Сопротивления, правда, не оказали. Военная полиция оцепила аэропорт и оперативно взяла всех под арест, — выражение лица Шелби чересчур красноречиво предупреждало, что новость о появлении буквально с ясного неба неизвестно чьей маленькой частной армии — не худшее, что ему ещё предстоит сообщить. — Вот письмо, которое их командир предъявил в качестве рекомендации. Просто письмо, никаких потайных знаков или вируса сибирской язвы в нагрузку. Твой Гай на всякий случай перепроверяет ещё оригинал, вот копия.       Озабоченность Шелби прояснилась, когда Айлендз опознал автора письма.              «Сэр Хью, я прекрасно понимаю, что у вас нет никаких оснований доверять мне. Тем не менее, прошу вас трезво оценить положение. «Хеллсингу» необходимы новые войска. Не просто высококвалифицированные бойцы, но вдобавок привыкшие быстро осваиваться с новой спецификой сражения и способные к определённой доле самостоятельности и импровизации в самых отчаянных условиях. Никто лучше зарекомендовавших себя наёмных отрядов на такое не способен. Поскольку на мне лежит ответственность за уничтожение войск «Хеллсинга», я взял на себя смелость вызвать в Лондон подразделение под командованием капитана Бернадотта. Если вы не готовы довериться моему выбору, попробуйте в кратчайшие сроки найти альтернативу. Но я настоятельно рекомендую не пренебрегать моим советом относительно профессиональных наёмников.       Мне самому неизвестна, увы, точная дата, но ориентируйтесь на то, что крупномасштабное нападение на Лондон может произойти в ближайшие дни. Признаю, что по ходу нашего сотрудничества мои личные цели и методы частично расходились с заявленными. Тем не менее, в готовящемся противостоянии победительницей я предпочёл бы видеть Англию. В ваших интересах, полагаю, также добиться нашей победы и с наименьшими потерями.       С уважением,       Уолтер К. Дорнез»              — И что ты на это?       Айлендз удержал себя от драматического порыва порвать письмо в клочья или, скомкав, бросить его в камин. Камина, собственно говоря, в рабочем кабинете и не было.       — Я не стану сомневаться в том, что готовится что-то серьёзное — нападение, утверждает он. В остальном, однако... Обмани меня дважды — позор мне.       Шелби согласно кивнул.       — Ты видел досье на тех, кого обращали в вампиров. Отбросы всех сортов. И у Уолтера ещё хватает наглости предлагать, чтобы мы с распростёртыми объятиями приняли компанию точно таких же мерзавцев, вдобавок профессиональных вояк и вооружённых до зубов. Господи, повезло, что они не прямо вампирами сюда прибыли!       У Шелби кровь от лица отлила.       — А ведь ты прав. Пассажирские рейсы-то мы проверяем, со всех международных рейсов проходят через ультрафиолетовое освещение. А на частные, наверное, вообще стоит ограничения ввести, пока не разберёмся. Николас с Томасом придумают подходящий предлог... Да, наёмников мы передали твоим ребятам на допрос.       — Непременно. Вытянем из них всё, что им известно об Уолтере, а то и чего сами не знали.       — Я тут подумал ещё...       Снова это лицо, предвещающее, что Шелби собирается сообщить своему старому другу нечто лично неприятное, пускай даже сам будет переживать больше всех.       — Какие у тебя свидетельства, кроме утверждений Уолтера, что Ричард избавился от дочери Артура именно преднамеренно? То есть, взял и решил стать во главе «Хеллсинга» во что бы то ни стало и хладнокровно убил её?       Уверенности в том, что его трудно удивить, у Айлендза последнее время поубавилось. Но уж от кого, а от Шелби Пенвуда он coup de grâce по своей убеждённости не ожидал.       — Понимаю, — тут же сконфузился сам Шелби, — речь идёт о вопросе, из-за которого мы ещё тогда, ну, поссорились...       — Временно отдалились.       — Пусть будет так, хорошо. И как раз я был уверен, что Ричард убийство спланировал. Ричарда мы всегда недолюбливали, а тут он ещё попытался обстоятельства гибели Интегры скрыть... Но ты-то, у тебя, Хью, здравого смысла всегда на нас троих хватало. Ты не пошёл бы на поводу у одних лишь эмоций, ведь не пошёл бы? Вот я и спрашиваю: могло всё обстоять именно так, как Ричард и рассказал? Он был вынужден убить девочку, чтобы та не разбудила Алукарда. Потом перепугался, что неудивительно, попытался скрыть правду, но когда ты надавил на него, рассказал всё начистоту. А Уолтер, воспользовавшись ситуацией, успел тебя настроить против Ричарда.       — Уолтер здесь ни при чём!       В раздражении Айлендз хлопнул ладонью по столу, каждая косточка кисти руки охнула и попросила больше так не делать. Если уж Шелби считает его воплощением здравого смысла, почему бы не довольствоваться его же кратким заверением? Почему вообще задаёт тогда вопросы, которые сам Айлендз не раз задавал себе за последние дни, тянулся за ответом на глубину десяти лет, которая отчего-то была мутнее, чем пятидесятилетняя.       — Что ж, если ты уверен...       — Нет. Честно говоря... — чёрт возьми, он разговаривает с Шелби Пенвудом. С кем он мог быть абсолютно честен теперь, если не с Шелби? — Боюсь, самым твёрдым моим аргументом будет то, что я помню, как десять лет назад был уверен в виновности Ричарда. А десять лет назад мозги работали на десять лет лучше.       — Чушь. Твоим мозгам любой молодой позавидует. Давай спокойно рассуждать. Вот, есть ведь показания этого ричардова прихвостня.       Худшего аргумента привести было невозможно.       — Он бы что угодно рассказал на тот момент допроса. А я, зная, что хочу услышать, несколько преувеличивал, пожалуй, свои способности отличать правду от лжи.       Уолтер. Уолтер рассказал, что Интегра погибла от огнестрельных ран. Что подтвердила бы эксгумация и что не опровергло бы версии Ричарда (кстати, позаботился ли кто-нибудь привести в надлежащий вид разворошенную могилу Хеллсингов?). Но Ричард, с Ричардом ведь у них состоялся пренеприятнейший разговор...       — Не представляю, что стрельнуло ей в голову... — повторил вдруг чётко по памяти Айлендз.       — Что?       — «Не представляю, что стрельнуло ей в голову». Он мне прямо так и сказал тогда. Ричард. Как по-твоему, это слова убитого горем дядюшки?       Шелби снова заёрзал неловко, не находя слов. То ли в потрясении от услышанного, то ли сомневаясь, не бредит ли Айлендз.       — Он ведь явился ко мне, Шелби, ещё до того памятного заседания Совета. Никаких разговоров об опасности пробуждения Алукарда и о спасении страны не было, он неумело пытался угрожать тем, что сила Алукарда теперь в его руках, и практически признался в убийстве.       — Зачем? — вырвалось у Шелби сдавленное.       — Не зачем, а почему. Потому что Хеллсинг, чёрт их побери! Вначале делают, потом думают. Полагаю, об Алукарде он узнал незадолго или вовсе после смерти Артура. То ли от Артура, который поддался в итоге сентиментальности, то ли от Уолтера, то ли от самого дьявола, не суть. Чувствовалось, как от осознания силы у него в подчинении у Ричарда прям голова кругом идёт. Я охладил немного его пыл, полагал, что справлюсь с ним, — но под давлением он-таки придумал убедительную оправдательную версию для остальных.       Шелби простонал уже неразборчиво.       — Понимаешь, если бы он немного раньше понял, что не стоит идти нагло напролом, продумал бы историю с угрозой пробуждения Алукарда заранее, у меня не было бы никаких рациональных оснований в ней сомневаться. Не было бы причины... А чёрт, не пришлось бы расхлёбывать сейчас всё это! Нет, я искренне жалею, что Ричард не приложил тогда достаточно усилий, чтобы обвести меня вокруг пальца.              — Вы-то уж точно не адвокат. Даже на французского консула не тянете.       — Я не собираюсь притворяться ни тем, ни другим, мистер Бернадотт. Расскажите мне ещё раз, какие причины привели вас и ваш отряд в Англию.       — Nique ta mère, да я три раза уже...       — Неважно. Расскажите мне всё ещё раз, с самого начала.       — С того, что ли, как дед учил меня не сикать на веранде?       — Необязательно. Почему дед, а не отец, мы успели сами поинтересоваться. Достаточно будет начать с того, как вам стало известно о возможности контракта в Великобритании.       — Этот ваш тип, Уолтер Дорнез, связался с нами сам. Вообще-то, дела на территории Европы — совсем не наш профиль. На Югославию в своё время мы и то не подписались. Но вышло так, что мы оказались в полной... затруднительном положении — я не вправе разглашать, где.       — Я готов пойти вам навстречу и сделать вид, что не в курсе, где и чем вы занимались. Местные дела заботят меня сейчас куда больше. Вы виделись с мистером Дорнезом лично?       — Нет, он вёл дела через посредника. Амин Абделазиз. Учтите, я не разглашаю, как правило, контактов. Но ваши предыдущие коллеги были исключительно настойчивы.       И профессиональны. Личное вмешательство Айлендза ничего к показаниям наглого рыжего француза с характерным неевропейским загаром и пустой глазницей не прибавило. Да и не позволяли обстоятельства зацикливаться на остывшем следе Уолтера. Антитеррористические подразделения пребывали в состоянии повышенной готовности в всех городах, а в Лондоне так вовсе каждый квадратный метр был под присмотром. Но первая тревога обещала куда худшее, нежели самый разнузданный публичный теракт.       — Двери на фотоэлементах — мы ведь всегда посмеивались над этой инициативой Хеллсинга, да? — Ивлин, младший сын Айлендза, только что не подпрыгивал от распирающего охотничьего азарта. — Но чем чёрт не шутит, мы посадили одного новичка, стажёра вчерашнего, за просмотр материалов с камер генерального штаба в Андовере. Ну и нашли, смотри.       Ивлин пустил запись. Сквозь плавно раздвигающиеся и сдвигающиеся двери благополучно сновали люди, пока не подошёл смутно знакомый рослый офицер — и лишь в последний момент выставил руку, едва не ударившись о стеклянную дверь, которая вдруг взяла и не сработала. С сердитым выражением беззвучно окликнул дежурного и, видимо, тот открыл дверь с пульта управления.       — Автоматика сплоховала? Бывает, я и сам в клятые двери не раз врезался. Они частенько чуть-чуть тормозят. Но сколько потом на записях наш клиент ни мелькает, никогда не проходит через двери один: или в компании идёт, или быстренько подтягивается по пятам другого человека.       — Выглядит знакомо, кто он?       — Гэри Даймонд, адъютант главы объединённого вертолётного командования.       — Чёрт возьми, твоего крёстного Шелби удар хватит. Что ещё вы обнаружили, помимо сложных отношений с дверьми?       — Мы провели у него дома обыск. Живёт один, пару лет назад развёлся с женой. Мазки с одежды и обуви показали следы крови по меньшей мере трёх различных людей. Ещё у него дома склад солнцезащитного крема армейского образца. Так что двери — не курьёз. Ну и заглянули к Даймонду в сейф, часть документов там отношения к работе явно не имеет, включая обширное досье на «Хеллсинг» и его руководство. Видимо, на Уолтера даже этот загадочный «Миллениум» не склонен полностью полагаться.       Айлендз слегка поморщился, стоически принимая от младшенького очередную шпильку за бездарную оплошность.       — Мы следим за домом Даймонда и за штабом. Повезло, что последние дни Даймонд, похоже, только между домом да службой и курсирует. Советники из «Хеллсинга» с пеной у рта отговаривают нас от нормальной слежки, якобы, мы не сможем как следует укрыться от вампира. Чёрт возьми, у них в делах сложнее «найти и уничтожить» опыт почти нулевой. А нам по пять раз приходится выверять все детали, чтобы не провалиться на вампирской специфике. Вот, только в последнюю минуту хеллсинговцы предупредили о чутье вампира, и мы агента в комбинезон одеть догадались.       — Не заигрывайся. Скорее всего, никаких более сложных подходов и не потребуется. Уничтожить Даймонда, безусловно, не спешите, но продумайте, как бы его захватить для допроса.       Ивлин дёрнулся, случайно нажал локтём какую-то клавишу, отчего на остановленной записи вновь замелькали в ускоренном режиме снующие люди и открывающиеся-закрывающиеся двери.       — Но, пап, ясно ведь, как божий день, что таких агентов, как Даймонд, инфильтровано не один и не два. И у них наверняка имеется протокол на случай, если одного из них арестуют.       — Я не говорю бросаться арестовывать его. Но твой Даймонд наверняка не просто информатор, но и опасный диверсант. «Миллениум» может перейти к опасным действиям в любой момент, и проблем нам хватит и без диверсии в генштабе.       — Если так, то обижаешь. Думаешь, все варианты я не прорабатываю и сам?              — Ни за что не догадаетесь, кто прислал Ричарду Хеллсингу весьма витиеватое приглашение на переговоры.       — Ватикан?       Айлендз намеревался подшутить над известной одержимостью Томаса Чепмена, но тот разочарованно протянул в трубку:       — Ах, да. Забыл, что вас удивить невозможно.       — Никогда не говорите никогда, Чепмен. Помните, например, идею Ричарда Хеллсинга с повсеместной установкой дверей на фотоэлементах? Давеча я с искренним удивлением узнал, что она оказалась вовсе не пустой имитацией бурной деятельности. Расскажу потом, при случае. И чего же там желает Ватикан?       — Энрико Максвелл, молодой и весьма самоуверенный руководитель Тринадцатого отдела, явно полагает, что у него к Ричарду Хеллсингу предложение, от которого тот не сможет отказаться.       — Но что случилось с Ричардом, Максвелл при этом не знает.       — Я так и сказал: весьма самоуверенный. Видимо, при разгроме «Хеллсинга» Ватикан остался без тамошних шпионов и теперь блефует.       Стало быть, хотя бы на Ватикан Уолтер не шпионил, мелькнула малоутешительная мысль.       — Чего они хотят от Ричарда?       — Не знаю, чего хотят от него, но намекают, что о нападавших знают больше, чем мы. Как считаете, стоит рискнуть и разбудить нашу спящую красавицу с пистолетом? Или попробовать убедить Тринадцатый отдел довольствоваться моей скромной персоной в качестве переговорщика?       — Без разговоров, отправляйтесь вы, Чепмен. Во-первых, вы гораздо больше вытянете из них и словами, и невысказанного...       — Это во-вторых. Во-первых, никто не горит желанием сейчас выяснять, насколько тронулся умом Ричард Хеллсинг.       — Не напоминайте.       — Так и быть. Может, угадаете ещё, где Максвелл назначил встречу?       — В Сент-Джеймсском парке?       — Почти. В Национальной галерее.       — Угадал хотя бы дурное влияние кинематографа.       — Да. Поэтому скоординируйте уж как-нибудь график тамошних рандеву агентов, чтобы впопыхах не перепутались секретные материалы из разных ведомств.              Леннокс ночевал на работе под охраной местных частей и исправно писал ежедневные отчёты. Логистика, коммуникации, экспертиза — претензий предъявлять не приходилось. Подобрать нужных людей, оперативно переманить их в «Хеллсинг» без двухнедельного зазора Леннокс умел. Не за совесть, а за страх работал, конечно; оно и к лучшему, пожалуй. Первого у Леннокса водилось явно не в избытке, зато второго можно было нагнать, сколько необходимо.       Только подвал и, не подлежало уже сомнению, Алукард в глубине его по-прежнему тонули в густой тьме, которая и не думала рассеиваться.       Гай сообщил, что благодаря аресту «Диких гусей» отследили, что личные денежные средства, которые Уолтер сразу после инцидента в «Хеллсинге» успел перевести за границу, были отправлены в итоге наёмникам в качестве аванса. Всё ещё висел вопрос, что делать с самими наёмниками, о чём Айлендз и спросил у Чепмена первым делом при встрече, прежде чем перейти к главному. Чепмен поморщился и опустил пузатый бокал с коньяком, досадуя на мелочность Айлендза. А скорее, обиделся за прерванную дегустацию. Уделить минуту-другую маленьким радостям жизни ему не помешало бы и приближение конца света.       — В самом деле, Айлендз, речь идёт о гражданах десятка европейских стран и Канады. Не думаете же вы экстрадировать их в Судан, как намекают некоторые заинтересованные лица? Пускай убираются в двадцать четыре часа обратно в Марокко, откуда прилетели, если у вас к ним нет больше вопросов.       — Никаких. И так на них время и силы впустую потратили.       — Ничего. Зато я буду звездой вечера.       И Чепмен умолк, снова уткнув нос в бокал явно дольше необходимого. Не исключено, что считал, будто Айлендз прервал его занятие нарочно, из зависти вынужденного абстинента, и вершил теперь мелочную месть. Перед самим Айлендзом стоял маленький стаканчик с кокосовой водой. Модно и полезно, заверял Чепмен. Нет, вполне подходящий для слишком тёплого сентябрьского вечера освежающий напиток, но определения «модно» и «полезно» у любого порядочного человека отобьют охоту. К тому же, всё нелепее казалось отказывать себе в маленьких удовольствиях жизни, когда жизнь эта в любую секунду грозила полететь в тартарары.       — Итак, его преосвященство Максвелл, — смилостивился наконец Чепмен, — не слишком обрадовался, встретив не того, кого приглашал. Видимо, у него прямо-таки заветной мечтой было макнуть своего протестантского коллегу лицом в грязь. Когда я поставил его в известность, что он может разве что помолиться о скорейшем исцелении Ричарда Хеллсинга, то немного опасался, что на этом встреча и завершится. Но личное — личным, а подкинуть информацию, которую я добросовестно и принёс нам, Ватикану, видимо, крайне требовалось.       — И вы полагаете, она чего-то стоит.       — О да, и даже большего, чем хотелось бы Максвеллу. Молодой человек весьма экспрессивен, и только что транспарантом не размахивал, как он скрывает больше, чем сообщает. Не сомневаюсь, если бы в Ватикане предвидели, что общаться ему придётся не с Ричардом Хеллсингом, а со мной, прислали бы кого-нибудь поопытнее. Но что касается не догадок, а фактов, то на главный наш вопрос: с кем мы имеем дело? — Максвелл, похоже, ответил честно и исчерпывающе.       Вытянув расслабленно ноги, Чепмен снова сделал глоточек, посмаковал.       — Не ждёте же вы, Чепмен, всерьёз, как я переспрошу «с кем же?»? — проворчал Айлендз, насмешкой маскируя искреннюю досаду.       — Да вот думаю, как бы выразиться, чтобы не показалось, будто я канала «Хистори» пересмотрел. В общем, как Ватикан без зазрения совести помогал нацистским преступникам перебираться в Южную Америку, вы мне явно можете лучше рассказать, чем я вам. Так вот, были в их числе и военные с учёными, которые работали над проблемой превращения человека в вампира искусственным путём... Нет, ну что же такое. Даже это для вас не новость...       — Уж лучше было бы новостью.       Жестом Айлендз остановил подскочившего в тревоге Чепмена, помотал головой. Рука инстинктивно ухватилась за воротник, но галстук был повязан свободно. Сейчас. Сейчас всё пройдёт. Только дышать, не переставать дышать. Нет, не в его возрасте, конечно, такие потрясения. И величайшее из них — как он сам не вспомнил?       Нацистские учёные. Превращение человека в вампира искусственным путём. Жуткие фотографии из концлагеря для военнопленных под Варшавой. Хмурящий брови Артур: «Хью, проводить изощрённые исследования, чтобы превратить сотню человек в упырей — это забивание гвоздей микроскопом. Для того, чтобы превратить в упырей сотню, да хоть тысячу, десятки тысяч, нужна самая малость: один упырь. Нет, микроскоп — лишь часть какого-то более серьёзного проекта. Зная амбиции нацистской верхушки, ставлю на то, что они изучают, как добиться бессмертия. Превратить человека в вампира. Ходячий труп — лишь первый их результат».       Сквозняк, порыв свежего воздуха привёл Айлендза в себя. Поднимать панику Чепмен по его просьбе не стал, но хотя бы окно открыл.       — Никакой мистики здесь нет, — ответил Айлендз хрипло, смочил горло мутной сладковатой кокосовой водой. — Ваш отец тоже сразу свёл бы концы с концами. Любой из тогдашних членов Совета свёл бы. Мы столкнулись с этими нацистами во время войны. Тогда их достижения были менее продвинутыми, но «Хеллсинг» всё равно выслал диверсантов и уничтожил их базу. Тогда казалось, что уничтожил. Стало быть, вмешался Ватикан?       Чепмен с облегчением перевёл разговор на любимый Ватикан:       — Ватикан был вроде как не против сам извлечь пользу из трудов нацистов. Но те вышли из-под контроля, и Святой престол счёл за меньшее зло открыться нам. Вынуждены, так сказать, временно объединить силы перед лицом угрозы всему христианскому миру.       — Во что вам не верится.       — Ни на йоту. Во-первых, со спутников заметно некоторое оживление судоходства в районе Родоса.       Родос — это могло быть серьёзно. Серьёзнее, чем якобы чересчур рьяный разбушевавшийся оперативник из Тринадцатого отдела. На закрытой базе на Родосе были дислоцированы военные силы Ватикана, которых официально, разумеется, никогда не существовало. Современные крестоносцы.       — Ну, а во-вторых, какая им беда от хаоса на нашей территории? Повода половить рыбку в мутной воде Ватикан никогда не упускал. Как минимум, выставят нам счёт в виде уступок в Северной Ирландии. Тем не менее, заговор с участием искусственно обращённых вампиров — тут они явно против истины не погрешили.       — И Южная Америка вписывается в то, что мы уже знаем. Эти отморозки Валентайны — шпана нашего местного разлива, из Бирмингема. Однако выяснилось, что недавно оба ни с того, ни с сего на пару месяцев слетали в Рио-де-Жанейро, о чём разболтали некоторым старым подельникам. Я понимаю, Чепмен, насколько фантастична и безумна история, которая здесь вырисовывается. Но там, где замешан «Хеллсинг», неизменно начинаются фантастика и безумие.       Чепмен довольно отсалютовал бокалом, опустошённым наконец-то, слава Богу.       — Думаю, и ребус с «Миллениумом» загадки больше не представляет. Тысячелетний Рейх — для нацистской организации название просто классическое.       — Загадка, боюсь, остаётся лишь одна: когда нам ждать нападения? Не считая одной мелочи, правда. Знаете, кого Артур Хеллсинг забросил на ту нацистскую базу во время войны в качестве диверсанта? Не считая чудовища, разумеется. Лучшего тогдашнего оперативника.       — Неужто Уолтера Дорнеза?       Айлендз мрачно кивнул.       — Мелочь, но, признаться, мне хотелось бы знать, когда этот человек предал нас. Десять лет назад? Двадцать? Или ещё тогда? — с поразительной чёткостью Айлендз помнил, когда: в точно таком же ясном сентябре сорок четвёртого года.              Запрос бразильским спецслужбам Айлендз отправил, не откладывая, но на особую пользу не рассчитывал. Сомнительно, чтобы в тамошних краях серьёзная организация действовала без покровительства власть имущих. Больше надежды Айлендз возлагал на запрос поделиться любой возможно имеющейся информацией, который, смирив неизбежную британскую досаду, отправил ЦРУ. Американцы не могли не приглядывать в оба за своим «задним двором». И не дожидаясь, будет ли от обоих запросов толк, они с Чепменом созвали экстренное заседание Совета.       К утру Айлендз звонком разбудил Ивлина и велел приступать к аресту Даймонда.       — На нас уже нападают? — проворчал младшенький, чьё чувство субординации ещё не проснулось.       — Во-первых, когда нападение начнётся, будет поздно. Во-вторых, мы выяснили, что такое «Миллениум», ознакомишься позже. В-третьих, о «Миллениуме» прекрасно осведомлён Ватикан. Их силы настолько нагло барражируют Средиземноморье, что мы впервые точно вычислили все их базы.       — О блять, ещё эти чёртовы паписты, измученные целибатом. Извини, папа.       — Я слышал и худшее, не переживай. Давай к делу. Не сомневаюсь, что Даймонд готовит какой-нибудь пренеприятный сюрприз в преддверие нападения или саботаж по ходу такового. Самое время принять меры. А если повезёт, вытянем вдобавок из него полезную информацию — которой успеем ещё воспользоваться, надеюсь.       У Ивлина на месте всё было готово в течение часа. Однако сигнала тревоги, чтобы вынудить Даймонда явиться в штаб в неурочное время, выдумывать не пришлось. К рассвету обнаружилось, что за ночь два необычных воздушных судна, массивные дирижабли, успешно пересекли половину Атлантики. Вскоре выяснилось и почему не пришла информация от американских военно-морских сил, дежуривших в тех водах — вернее, почему оказалось не до неё. Президент Соединённых Штатов и кабинет почти в полном составе погибли при нападении нежити. Даймонда срочно, без объяснений вызвали в штаб, пока не дали в эфир информацию, отцензурированную для широкой публики.       Ивлин примчался с рапортом сразу по завершении операции. Засаду устроили в коридоре на переходе в бункер генштаба. Хеллсинговские новые бойцы дебютировали безупречно: изрешетили Даймонда, не повредив ничего жизненно или нежизненно важного, и тут же столкнули в бак с жидким азотом. Попав в пулевые отверстия, азот сразу остановил все реакции, в том числе и самоликвидации. Далее ожидавший наготове хирург должен был как можно скорее вырезать из тела капсулы с реагентом и электронику. Здесь процесс затянулся: на полузамороженных мышцах работалось медленно, да и пары азота ухудшали видимость. В итоге одна ампула успела треснуть. Хирургу пришлось вырезать Даймонду заодно и часть повреждённого реагентом лёгкого, а тот уже начинал приходить в сознание... Здесь Ивлин скривился, хотя чем-чем, а чувствительностью не отличался.       — И что он, сбежал от вас?       — Нет, что ты. Проблема в другом. Что пережить подобное вампир переживёт, мы не сомневались — хотя, признаться, когда наблюдал это распотрошение собственными глазами, поверить было сложно. Но вот болевой шок у них, оказывается, возможен. Я так и не дождался, пока он закончит орать и заживать, и возможно будет его допросить.       — Крови. Дайте ему крови и допросите. А если начнёт упрямиться, пообещайте повторить предыдущую процедуру.       В Средиземноморье флот военно-рыцарских орденов Римско-Католической церкви стягивался к Гибралтару, уже вовсе не скрываясь. Неотличимый от трупа Даймонд через пару часов был едва в состоянии выдавить названия двух военно-морских баз, в Корнуолле и в Сомерсете, инфильтрированных вампирскими агентами. Уолш с Пенвудом незамедлительно выслали на обе базы группы захвата, но без боя обойтись не успели. В довершение, после обеда Уолш сообщил о потере связи с «Иглом», крупнейшим авианосцем флота       Это был больше не теракт, не беспорядки, не дестабилизация. Британии была объявлена настоящая война. Блядская, сраная и далее по списку. А главное оружие, способное обеспечить в надвигающейся войне преимущество, затаилось в чёрном тумане в подвале особняка Хеллсингов, пока единственный способный направить его в бой хозяин пребывал в бессознательном состоянии. И после того, что он вытворял, будучи в сознании в последний раз, приводить Ричарда в себя подходящим решением не казалось даже сейчас.       Поступило сообщение, что дворец санкционировал переговоры с Ватиканом, как с самым доступным и могущественным на текущий момент союзником. И если уж Её Величество готова была склониться перед наместником Бога на земле, то Айлендзу самое время настало пойти преклонить многострадальные колени перед дьяволом.       Но прежде он мог позволить себе звонок исключительно в личных целях. Один-единственный краткий звонок.       — Розамунда, — сухо сообщил он. — Тревога. Открывай сейфовую комнату, забирай все вещи, действуй по инструкции.       Первым пунктом инструкции стояло, что при подобной тревоге времени для лишних объяснений нет. Но она, конечно же, бросилась выяснять всё равно, эмоциональная непоследовательная женщина.       — Хью, что случилось? Это ведь связано с Америкой, да? Мы видели новости, о боже, кошмар какой...       — Война.       Слово упало как валун, истощая поток её излияний до тончайшей струйки.       — Но кто?.. Как?.. Нет, хорошо, я поняла, что подробности потом. Вещи из сейфовой комнаты. Код?       — Ты должна знать: дата нашей встречи тогда, в Бате.       — Ой, Хью... Думаешь, я упомню сейчас такие мелочи?       Внутри оборвалось что-то. Конечно же, он рассчитывал, что уж кто, а она всяких сентиментальных мелочей не забудет никогда, более личных, чем дата свадьбы или день рождения Гая. Рассчитывал, ещё когда оборудовал сейфовую комнату и, терпеливо снося шутки («Дорогой, что это? Твой ядерный чемоданчик?»), объяснял про собранное здесь самое необходимое: документы, деньги, карты. Заставлял зубрить инструкции, удлинявшиеся по мере расширения семьи. Потому что именно ей предстояло позаботиться о семье, пока ему придётся спасать Британию.       — Только не говори, что и ты забыл.       — Не забыл я, просто...       Забыл, забыл, заволокло туманом лет. Год ещё можно было вычислить, но вот не помнил даже, осень то стояла или поздняя весна...       — Значит, не помнишь, — вынесла суровый вердикт Розамунда и тут же смилостивилась: — Ох, ну конечно, помню я всё, успокойся. И всех я соберу. Но ты ведь тоже приедешь, как только сможешь?       — Не заставляй меня обещать. Сама ведь понимаешь.       — Понимаю, понимаю, дорогой. Иди на свою войну. Иди и возвращайся, — голос Розамунды дрогнул и переломился вдруг: — Возвращайся, ты слышал, Хью? Тебе-то в гуще сражения давно нечего делать. Не смей мне геройствовать! Клянусь, если не вернёшься, ни одного твоего внука или правнука, пока я жива, не назовут твоим именем, как ничего хорошего не обещающим!       Солгать ей обещанием он не смог даже в эту минуту. Вряд ли нынешнее его намерение заслуживало определения «геройствовать», но безрассудным было точно. Такое, во всяком случае, мнение читалось в водянистых глазках Леннокса, когда Айлендз, приехав в «Хеллсинг», потребовал выдать ему из сейфа ключи от подвала и проводить его вниз.       — Так и быть, спущусь сам, — снизошёл он, поморщившись на застывшее и побледневшее лицо Леннокса. — Лифт, надеюсь, ещё действует?       Жестокая вышла бы комедия, если бы при всей отчаянной решимости спуститься в подвал к Алукарду ему помешали бы эти ненавистные бесконечные ступеньки. Леннокс кивнул, будто во сне. Крупные ключи от старых замков кто-то заботливо разметил разноцветными наклейками, которые смотрелись неуместно, но были, что и говорить удобны. Сокращения легко поддавались разгадке: «П1 эт» — дверь на первом этаже подвала, от той самой нахоженной полвека назад лестницы. «Л.0 эт» — то, что надо, лифт. «Л подв»...       — ...одна вещь, — не столько произнёс, сколько сглотнул, не удержав вертевшееся на языке Леннокс. Глазки забегали ещё перепуганнее.       — Выкладывайте уж, не тяните кота за хвост.       — Вы мне солгали.       — Прошу прощения?       Что Ленноксу он лгал без зазрения совести, Айлендз знал прекрасно. Пока тот собирался с духом и повторял обвинение, Айлендз с горькой иронией думал, не придала ли Ленноксу решимости мысль, что из подвала Айлендз может и не вернуться.       — Вы солгали мне. Про Сейтона. И Ангуса.       Всплыть нехитрая ложь должна было несомненно. Досадно не вовремя, правда...       — Я позволил себе вольность в изложении деталей. Но не по сути.       Леннокс оживился, запинаясь в смеси страха и негодования:       — Нет, п-погодите. Они же п-погибли...       — Да-да, во время нападения на «Хеллсинг». А Уолтер Дорнез объявлен в розыск по обвинению в причастности к организации этого самого нападения. И теперь я говорю вам чистую правду без обиняков. Уолтер предал «Хеллсинг». Он находится в сговоре с организацией, которая уже саботировала ключевые для обороны всего нашего острова пункты и вот-вот начнёт массовую высадку весьма недружественно настроенных вампиров. Есть все основания полагать, что среди нападающих будет и сам мистер Дорнез. Мотивы и цели его для меня не окончательно ясны, — или, как выразились вы сами в своё время, чёрт знает что у него на уме. Но в одном можем быть уверены: Ричард Хеллсинг и его приближённые явно находятся наверху его списка. Сознаюсь, детали я приукрасил, но Уолтер имеет прямое отношение к убийству всех троих ваших коллег и, полагаю, только обрадуется встрече и с вами тоже.       — Он сам вам... так и сказал? — попытался то ли сострить, то ли героически резануть правду-матку Леннокс. В любом случае, вышло жалко. Вот на кого сейчас времени не было совсем.       — Не вполне. Но вот у вас есть реальный шанс спросить вскоре у мистера Дорнеза, сильно ли он в обиде на меня за приписанный ему труп номер двадцать семь и труп номер тридцать четыре, опознанные позднее, как ваши коллеги Сейтон и Ангус.       Резкое заявление возымело действие не хуже пощёчины при истерике. Есть ведь люди, которые на человека становятся похожи, только если их припугнуть как следует.       — Стало быть так, мистер Леннокс. Здесь, в этом кабинете, нужен человек, который будет сегодня координировать действия «Хеллсинга». Хотите паясничать — паясничайте в другом месте. Хотите бежать — на здоровье. И на сей раз я ни капли не лукавлю, выбор только за вами. Удерживать вас мне сейчас совершенно не с руки. Введите оперативно в курс дела кого-нибудь из подчинённых, на ваше усмотрение, и убирайтесь на все четыре стороны. Учтите только, что все они ограничены в настоящий момент пределами острова. Сообщение закрыто в связи с чрезвычайной ситуацией. Бегите; но как далеко мы позволим зайти нападающим, зависит сегодня и от человека в этом кабинете в числе прочих, от опыта этого человека. Можете считать, что здесь вам оставаться опасно, но если вас здесь не будет, то безопасно, боюсь, в пределах острова не будет нигде. А теперь, простите, мне нужно в подвал к чудовищу. Определитесь и убирайтесь, если решите убираться, к моему возвращению.       — Напомните, — добавил Айлендз с порога уже, — своей замене, что едва разрешится ситуация в Сомерсете или в Корнуэлле, немедленно пересылайте силы «Хеллсинга» в следующий пункт по указанию генштаба.       Медленно ползший вниз грузовой лифт скопил полвека скрежета и дребезжания. Не мог Ричард поставить новый; пешком, что ли, они в «Хеллсинге» так и ходили в подвал всё это время? Леннокса и возможное его дезертирство Айлендз выкинул из головы сразу же. С Ленноксом или с кем-то другим — ничтожная разница, если не завершится успехом его собственная затея. На самом нижнем этаже, с финальным драматическим содроганием, лифт остановился наконец-то, отмучавшись. Айлендз раздвинул несмазанную решётку, сквозь которую по пути наблюдал проползавшую кирпичную кладку, и отпер ключом из связки дверь шахты. Сразу за дверью стеной стояла непроницаемая тьма. Тусклая лампочка на потолке кабины будто разгорелась ярче, старательно демонстрируя, что трудится в полную мощность. Нашарив пол в темноте перед собой тростью, Айлендз шагнул — и даже этот последний скудный свет отрезало. Он нашарил по памяти полувековой давности справа от лифта выключатель, щёлкнул — как и следовало ожидать, бесполезно. И понятно, что дело не в проводке и не в перегоревших лампочках.       — Добрый вечер, — произнёс Айлендз в темноту. — Снаружи ещё светло, и, знаю, по твоим понятиям я явился с визитом неприлично рано. Но время не терпит.       Густая тьма равнодушно поглотила слова, и лишь на последние непостижимым, но продирающим до костей образом будто усмехнулась. Он был в самом деле смешон. Время-то как раз терпело. Только его собственные суетные дрожащие мгновения утекали неудержимо.       Айлендз переложил трость в другую руку и пошёл, придерживаясь за стену и чуть простукивая пол впереди, как слепец. Кирпичная кладка стены сменилась металлом двери (запертой), снова кирпич, дерево другой, тоже запертой двери. Пуча глаза, Айлендз вглядывался в темноту; всё надеялся, что привыкнет и начнёт различать хоть какие-то очертания, но тщетно. Пустоту проёма бокового коридора пришлось, оторвавшись от стены, миновать едва ли не целую вечность, и когда Айлендз, не вынеся затянувшейся неопределённости, метнулся вперёд, то почти ударился о кирпичный угол. Всё психологические штучки, напомнил он себе, унимая заколотившееся сердце, вампирское внушение. Здесь, на одном-единственном этаже, негде заблудиться. Даже черепашьим шагом ползать дольше часа негде. А кромешная тьма и ощущение следящего чужого присутствия — лишнее подтверждение тому, что никуда вампир отсюда не делся.       И, возможно, ничто, никакие запреты, снятые Ричардом и не восстановленные после нападения, не мешали Алукарду, наигравшись, банально перекусить Айлендзу глотку. Разве что задержит на секунду артурова серебряная брошь в виде креста. Увидев её среди вещей, забранных у Ричарда в больнице, Айлендз присвоил её с совершенно немыслимой для джентльмена уверенностью, что имеет на памятное украшение больше права, чем Ричард, и сегодня, в последний момент вспомнив, достал её из ящика стола.       На ощупь он добрался до лестницы, безрезультатно попытался включить свет там и снова обратился в просторы подвала, не настолько гулкие, какими должны были быть:       — Мне надо поговорить с тобой, Алукард. Будь любезен.       Так же безрезультатно, как и пытаться пробить неестественную тьму простым электрическим светом. Айлендз двинулся обратно вдоль противоположной стены, на память полагаясь не меньше, чем на осязание. Впрочем, не память, а чья-то незримая рука будто приотворила очередную нашаренную дверь. Живо представив себе, как дверь за спиной захлопывается, внутрь Айлендз поначалу заходить не хотел. Протянул в темноту трость, и та упёрлась во что-то мягкое, податливое. Кресло, разобрался Айлендз, рискнув сделать шаг вглубь. Память услужливо подсуетилась: да это же подвальная библиотека, которую они с Артуром использовали в качестве бомбоубежища, коротали здесь столько ночей во время немецких налётов. Вот кресло-качалка, вот, осмотрительно нащупал он, низкий стол и противный, чётко осязаемый слой подвальной пыли на нём. А напротив, на полке, должна быть лампа на случай отключения электричества. И в самом деле, обнаружилась на ощупь лампа, внутри булькнул, как ни невероятно, остаток предположительно керосина. Только ни спичек при себе, ни зажигалки — Айлендз коротко рассмеялся вслух. Вот он, вред здорового образа жизни.       — Закурить не найдётся? — громко вопросил он. Тьма привычно отмалчивалась. Поставив незажжённую лампу на стол, Айлендз сел в кресло, качнувшись и подняв облако пыли, которая тут же засвербела в носу и горле. — Покажись уж. Присаживайся, раз сам привёл сюда.       Ни ответа, ни прорехи в окружающей темноте. Нет, ну чего чёртов вампир добивается, в самом деле? Вымотать его, свести с ума, напугать? Отступать Айлендз не собирался, в рассудке своём был уверен, как всегда, что же касалось страха... Самое безопасное место в Британии, как Артур всегда характеризовал подвал поместья. Пять этажей под землёй и страж, лучше которого не придумаешь. Разве что стража и бояться — но если страж демонстративно его игнорирует... А ведь правда, можно отсидеться тут, какие бои ни велись бы наверху. И к лучшему, пожалуй, что в кромешной тьме ничего не видно, не видно запустения десятков лет. Легко представить себе, что стоит найти в кармане зажигалку и запалить лампу, как оживёт за стенами давнее оживление в подвале. Вскоре явится Артур, вышедший за бутылкой очередного пойла, и снова до хрипоты, до рассвета потечёт спор, равно оживлённый, шла бы речь о немецких философах или о политических актуалиях пятью этажами выше и десятком километров южнее. Здесь ведь, помнится, сколько раз Айлендз уговаривал Артура эвакуировать младшего брата в Штаты. С учётом безрассудств, которые выкидывал Артур, всерьёз следовало опасаться, как бы не прервался род Хеллсингов и их власть над чудовищем. И добился своего, на свою же голову. Как знать, доверяй он Артуру и его чудачествам сильнее, рядом с братом Ричард, глядишь, вырос бы другим человеком. И ведь здесь же собрались они без шуток-прибауток на сей раз обсудить жуткие фотографии, доставленные через польское сопротивление. «Хью, проводить изощрённые исследования, чтобы превратить сотню человек в упырей — это забивание гвоздей микроскопом...» Но на тот момент и упыри представляли собой достаточную угрозу. Волна упырей, которую в охваченной хаосом войны Восточной Европе некому было бы пресечь на корню, упырей, которые, размножаясь в геометрической прогрессии, растеклись бы по всему континенту...       Да. Здесь был исток. Здесь они с Артуром разобрались с этой угрозой, думалось тогда Айлендзу, а оказалось — только отложили на полвека. И здесь Айлендз понял, с какого конца приступить к её решению.       — На Англию напала нежить. Враг, отразить которого мы не можем без твоей мощи, — откровенное признание в собственной беспомощности далось нелегко, но, произнесённое вслух, опьянило отчаянной злостью не хуже отборного артурова пойла. — Знаю, я тебе не хозяин. Не кто-то, кому ты обязан подчиняться. Но я здесь ради того, чтобы приказ твоего хозяина тебе передать. Ты, конечно же, прекрасно слышишь меня в любом случае. Но приказы выслушивают не развалившись на диване и не растёкшись по подвалу, как лужа из прохудившейся трубы. Так что довольно, прими-ка для начала приличный вид!       Тьма свернулась подкисшим молоком, утратила однородность. Какое-то мельтешение, движение происходило в ней. Лицо овеяло сквозняком, будто нечто пронеслось мимо, и Айлендз рассёк воздух перед собой тростью — лишь воздух. Он метнулся следом, прочь из комнаты. Потревоженная тьма мельтешила и шепталась, что-то живое, царапающее бесчисленными лапками шлёпнулось за воротничок, заставив Айлендза вскрикнуть от омерзения и смахнуть с шеи гадину; больше их обрадованно закопошилось вокруг. Всё ерунда, всё мишура да уловки, уверял себя Айлендз наперекор инстинкту самосохранения, который адреналином бился в каждой жилке и панически требовал убираться отсюда со всех ног. Наперекор инстинкту, наперекор здравому смыслу и парализующему страху Айлендз двигался по уловленному течению, вглубь водоворота тьмы, шороха, копошения, по нарастающей шёпота и бормотания неразборчивых голосов, вглубь лабиринта, которого здесь быть не могло. Насекомоподобные твари заползли снизу под штанину, щекотали и пощипывали под коленом, словно начинали пожирать его заживо, и Айлендз ослеплённый, ошарашенный ужасом, готов был из собственной кожи выпрыгнуть, лишь бы выпрыгнуть в том направлении, куда нужно, хотя не помнил уже, зачем ему нужно туда. Он и прыгнул, кажется, или просто метнулся, что-то бросилось под ноги, и он упал на самый обычный каменно-твёрдый пол. Боль и сотрясение от удара прокатились по дряхлому телу, как звук — по пустому коридору. Нет, впрочем, звук раздавался на самом деле; что-то при падении изуверски ударило под рёбра и откатилось, металлически зазвенело. Был звук звонкий, благородный, не жестянка какая-нибудь. Приходя в себя от сотрясения и звона, пару секунд Айлендз пребывал в уверенности, что отлетел протезированный сустав, такой болью пронзило ногу. Пошевелившись, с облегчением он убедился, что кости, кажется, целы, приподнялся на колени. Нашарить трости на полу рядом не получалось. Айлендз повёл рукой в воздухе, ища, нет ли вблизи стены, чтобы опереться хотя бы на неё — и осознал вдруг, что помещение, в котором он находится, тускло освещено. У противоположной стены на низком деревянном кресле с высокой спинкой сидел, как ни в чём не бывало, Алукард.       — Ну и чего тебе неймётся, Хью Айлендз?       Айлендз готов был поднять себя на ноги одной мыслью, что всё-таки оказался перед чудовищем на коленях буквально, но Алукард опередил его. В мгновение ока оказавшись рядом, он вздёрнул Айлендза за отвороты пиджака на ноги и склонился лицом к лицу, вернее, клыкастой образиной. Бешеные глаза уставились в глаза Айлендзу.       — Вот уж кого годы не пощадили, — дыхнул на него Алукард затхлостью и лёгким разложением. — Только страхом от тебя разит по-прежнему за версту.       Ещё бы не разило. Айлендз колебался на грани помешательства, в лучшем случае — обморока от ужаса. Боже правый, за десятки лет подзабыл, насколько неестественна и жутка эта тварь! И то, в последний раз он видел Алукарда в присутствии Артура, а сейчас — один на один, и неизвестно, до какой степени сдерживали его теперь печати и запреты Ричарда.       — Бояться тебя... вполне естественно, — ничего лучшего не придумал он, когда обрёл мало-мальский контроль над собственным языком. Но Алукарда откровенное признание развеселило.       — А со всем, что естественно, ты готов совладать, не так ли?       Это были его собственные слова, давние слова, сказанные в этих самых стенах и будто отражённые ими эхом, запоздавшим на десятки лет.       — Пока «Хеллсинг» справляется с тем, что противоестественно, — закончил Айлендз. Смеясь, Алукард отпустил его так же внезапно, как схватил. Обмякшие после пережитого ноги не держали. Айлендз отшатнулся, сполз по стене и сел на опрокинутый на бок табурет, который удачно оказался рядом. Переведя дух, нашёл в себе силы привстать и поставить табурет как положено. А ведь о табурет этот, похоже, и спотыкнулся, подумалось. Бронзовую же чашу, которую рядом поднял с пола Алукард, Айлендз всё ещё ощущал рёбрами.       В чашу Алукард налил из бутылки вина и протянул ему. По краю чаши запёкся полумесяц тёмной субстанции — не стоило труда догадаться, какой.       — Пей, — вернувшись в кресло, Алукард отсалютовал Айлендзу и пригубил из собственного бокала. Поймав Айлендза за разглядыванием следов на чаше, довольно хмыкнул: — Пей, не переживай. Тебе подобная примесь не должна быть в новинку.       Айлендз пассивно подчинился и, повернув чашу чистой стороной, глотнул вина, не разбирая вкуса. Алкоголь принялся вольготно хозяйничать на пустой желудок; невпопад подумалось, что неизвестно, когда он в последний раз ел и пропустил явно не меньше двух приёмов лекарств, не запустив вовремя таймер. Было бы смешно, если бы не было так грустно — нашёл время беспокоиться о лекарствах!       — Итак, сэр Хью Айлендз, — Алукард опустил бокал на зловеще темневший у стены гроб и переплёл длиннющие костлявые пальцы вокруг колена, — как же вышло, что землю Англии ныне топчет враг?       — Я допустил ошибку.       Не было ни сил, ни смысла юлить, оправдываться, перекладывать вину. Ни, впрочем, надежды, что многовековое чудовище оценит искренность суетного человека.       — И положение, стало быть, достаточно отчаянное, чтобы ты явился за моей помощью, прекрасно зная, что не обладаешь никакой властью надо мной?       — Вполне отчаянное. Не погрешу, думаю, против истины, если скажу «близкое к безнадёжному».       — Надо же, — довольно протянул Алукард. — И что можешь ты предложить, сэр Хью Айлендз, в обмен на помощь?       Это безумный мир Артура Хеллсинга, напомнил себе Айлендз. Страшный, кровавый, но главное — не подчиняющийся обыденной логике. Мир, в котором он, лишённый привычных орудий здравого смысла, способен действовать лишь наугад, ведомый единственным ориентиром: чем сумасброднее, тем вернее. И либо попадёт в цель, либо нет.       — С какой стати ты решил, будто я пришёл торговаться?       — А что же ты планировал? Угрожать? Этим, быть может?       Алукард покрутил на пальце револьвер Айлендза, казавшийся игрушечным в крупной руке. Вытащил из кармана, пока запугивал его, схватив за грудки. Великий вампир с замашками мелкого карманника. Последняя мысль Айлендзу показалась необычайно уморительной, и если бы не чёткое осознание роли алкоголя в этой внезапной весёлости, он расхохотался бы до слёз.       — Ну что ты...       Алукард, не слушая, открыл барабан, потыкал в патроны, отдёрнул палец — серебряные, — опустил револьвер на пол и толчком отправил к ногам Айлендза.       — Убирайся, Айлендз, — не снизошёл уже до вежливого обращения он. — Сам заварил, сам и расхлёбывай.       Айлендз убрал оружие в карман. Спохватился, что не проверил предохранитель, но суетиться под взглядом вампира не стал. Во взмокшей от пота рубашке становилось прохладно. Подавив искушение воспользоваться бесцеремонным предложением вампира, пока цел, Айлендз пригубил ещё вина. Очень терпкое, старое.       — Незванных гостей, которых собираются выгнать взашей, вином не угощают. А таким — тем более.       Алукарду вызывающее нахальство явно пришлось по душе, по какой-то из бесчисленных душ.       — Чёрт возьми, впервые начинаю понимать, что в тебе углядел Артур. Но хозяин мой теперь — не Артур. Это ведь ты его где-то запер.       — Я.       — Мне следовало бы выпустить тебе кишки и потребовать его освобождения.       — Боюсь, что это взаимоисключающие действия.       — Неужто?..       Внезапное перемещение вампира из другого конца помещения снова заставило Айлендза вздрогнуть. Никак не мог привыкнуть.       — Не для меня, не забывай.       Палец вампира жёстко прошёлся по разбитому до крови, оказывается, колену. Нелепость какая, в детстве считанные разы коленку разбивал, думалось отчего-то вместо осознания опасности, что пролил кровь рядом с изголодавшимся наверняка вампиром, который как раз с интересом слизывал с пальца эту кровь, смешанную с пылью и песком.       — Насколько я знаю, не слишком-то ты привязан к своему теперешнему хозяину.       — Правда? Откуда такие слухи?       Оба прекрасно понимали, откуда. И оба не питали иллюзий в отношении Уолтера в качестве источника информации.       — Артура ты уважал и подчинялся его воле. Умирая, Артур предпочёл оставить главой организации и твоим хозяином двенадцатилетнюю девочку, а не Ричарда. Одно это более чем красноречиво свидетельствует о Ричарде.       — Чёртовы братья! — будь Алукард человеком, Айлендз бы заподозрил истерику в его насмешке. — Не зря там, где я вырос, их было принято душить шёлковым шнурком. Но у тебя как хватает совести взывать к памяти Артура, когда сам ты предпочёл оставить преступление Ричарда безнаказанным?       — Если тебе известно об этом факте, то известна и причина. Я не мог оставить тебя без хозяина.       — И лучше Ричарда никого не нашлось?       — Другого Хеллсинга не нашлось.       — О, и кто же сказал, что моим хозяином обязательно должен быть Хеллсинг?       Вот куда клонит, проклятое чудовище. Уж виноваты, подвиг Абрахама ван Хельсинга повторить не решились, да и не знали, как, зло промолчал Айлендз. Алукард обрадованно нащупал слабое место.       — Власть над чудовищем, печати завязаны на кровь Хеллсингов, не так ли? — он поднял руку в перчатке, щеголяя упомянутыми печатями. — На месте Абрахама я бы непременно уверил окружающих в чём-то в этом роде. Особенно окружающих, которые не упустили бы повод передать такой ценный актив в руки более подходящего семейства. Или на месте Артура, чтобы обеспечить неприкосновенность маленькой дочери и брату, которого никто особо не уважал.       А ведь он прав, не мог не признать с ужасом Айлендз. Подобный выверт был бы совершенно в духе Артура, всех Хеллсингов: дерзкий, гениальный — и внезапно оборачивающийся против них самих. Вначале сделать, потом думать. Но даже если так, поздно, поздно сейчас заглядывать в бездну ужаса. Войны раскаянием за жестокую оплошность не остановить.       — Ты не стал рисковать. Предпочёл смириться. Притвориться перед самим собой, что твоё бездействие — часть некоего долгосрочного плана. Не делает ли это тебя трусом и предателем?       — Ты сам знаешь, кто среди нас оказался предателем. И я как раз вправе усомниться, не действуешь ли ты с ним заодно.       — Я? Нет. Мне Уолтер ничего не раскрыл. Я был бы опасным союзником вам, заговорщикам. При малейшем подозрении Ричард мог бы заставить меня выложить всё, что знаю. Уолтер, — Алукард хмыкнул, — напрямую сказал мне: «Я ничего не знаю о нападениях. Если Ричард станет допрашивать тебя, с чистой совестью можешь ответить: “Уолтер сказал, что ничего не знает о нападениях”». В отличие от тебя.       — Я знал. Я даже способствовал, — перед теперешним собеседником — собутыльником? исповедником? — не было ни нужды, ни возможности отпираться. — Я позволил уговорить себя, что так будет к лучшему.       — Вот мы и добрались до сути, — пророкотал довольно Алукард. — Уолтер предал душу врагам внешним, Ричард — внутренним, а у тебя, Хью Айлендз, вкус взыскательный. Ты избрал старейшего и самого изощрённого врага человечества: призрак общего блага, — Алукард снова облизал пальцы и поморщился. — Можешь не бояться больше, что я выпью твою кровь и низвергну твою душу в вечность своего внутреннего хаоса. Подобных метаний и мук совести мне и собственных за глаза хватает. Убирайся, — рыкнул он уже без тени подначки.       — Нет, погоди. Я не поболтать и не попредаваться воспоминаниям сюда пришёл.       — Но не для того ведь, чтобы убедить меня исправлять твои ошибки?       — Вовсе нет.       Айлендз был наконец спокоен, витал в пьянящем спокойствии, знакомому только человеку, которому мало того, что нечего терять, так которому ещё и разбередили и выпотрошили душу за несколько последних минут. И когда Алукард, утратив терпение, снова рыкнул, чего же ему надо, Айлендз ответил:       — Чтобы ты выполнил до конца приказ твоего хозяина.       — Выкладывай уж, чего ты задумал, — процедил Алукард. Чувствовал, ох, чувствовал, тварь, что попался на удочку.       — Кровь Хеллсингов или не Хеллсингов, а власть Артура над собой тебе признавать приходилось. У меня, видит Бог, не было друга ближе Артура. Поэтому я возьму на себя право напомнить кое-что от его имени. Пятьдесят пять лет назад здесь, в этом самом подвале, Артур отдал тебе приказ уничтожить врага. Искоренить нежить, созданную нацистами, и всех, кто к их созданию был причастен. До последней твари, сказал тебе Артур, дословно, как сейчас помню. Но ты не довёл дела до конца, Алукард. Кое-кто из тех, кто был твоей целью, ускользнул, и они, окрепнув и размножившись, напали сегодня на Англию. Ты не выполнил свой приказ, как было велено. И я здесь, чтобы напомнить тебе приказ твоего прежнего, не подлежащего сомнению хозяина. Приказ уничтожить этих тварей до единой, которого никто не отменял!       Айлендз не помнил, как вскочил на ноги, как перешёл в крик. И на полном серьёзе готов был выстрелить в ухмыляющуюся рожу, плевать на последствия. Откажись Алукард сражаться, главное последствие оставалось бы для Англии неизменным.       — Ты старый, старый лис, — протянул Алукард с нескрываемым восхищением.       Айлендз прислонился к неровной стене. Кровь стучала в висках, стягивала лоб пульсирующей диадемой. Хотелось прикрыть глаза, но отвести взгляда от Алукарда Айлендз не мог.       — Ты выйдешь сражаться, — не вполне приказал, но и не вопросительно произнёс он.       — Я выйду сражаться, — подтвердил Алукард.       Расслабляться не стоило, но прикрыть глаза Айлендз всё-таки рискнул, переждать минуту противной слабости.       — Ты имел дело с ними, с искусственными вампирами.       — Жалкое подобие. Считая и того, который дерзнул явиться прямо сюда, в «Хеллсинг». Занимательно было лишь первую минуту, не более.       Удовлетворённый, Айлендз улыбнулся, будто призрак гордости Артура за своё чудовище прохладой прошёл сквозь пылающий лоб.       — Сомневаюсь, что кому бы то ни было под силу создать чудовище, хотя бы отдалённо подобное тебе.       — Ты что, уже переживаешь за меня, Хью Айлендз? Чудовище способен убить только человек, не немёртвый выродок.       — Что ж, прикрыть тебя от людей мы постараемся. А то Святой престол готовится под шумок десантировать силы крестоносцев.       Тишина вынудила Айлендза открыть глаза, хотя бы для того, чтобы убедиться, не исчез ли Алукард, внезапно затихший при упоминании Святого престола.       — Невероятно, — проронил наконец он. — Я всё-таки приму участие в крестовом походе. Правда, не с той стороны, с которой собирался.       — Крестовый поход — не твоя забота... — начал было Айлендз, но Алукард возбуждённо перебил его:       — Думаешь, они идут сюда ради вас, англичан?       — Думаю, да. Вот только выждут, пока нас основательно повырежет и деморализует нежить, чтобы оставшиеся встретили святое воинство с распростёртыми объятиями.       — И ради этого тоже, конечно. Но у такого плана есть серьёзный недостаток: я. Не зря они столкнули меня с Андерсоном. Андерсон будет здесь и снова попытается разделаться со мной, — Алукард стиснул кулак, и печать поверх перчатки зарделась как раскалённая. — Мне нужен мой хозяин, сэр Хью. Мой теперешний хозяин. Если некому будет снять с меня последние запреты и печать, я не смогу действовать против людей.       Если Алукард рассчитывал, что невозможность такого хода событий Айлендза расстроит, то сильно промахнулся.       — Меня последнее более чем устраивает. А вот чего ожидать от теперешнего твоего хозяина, я не уверен.       Выстрелил ли Ричард в собственного сына в исступлении или пришёл в исступление из-за того, что выстрелил в него, разбираться не стали. Как и проверять, на что ещё способен в его состоянии человек, в чьём подчинении находится Алукард.       — Элиту Тринадцатого отдела обычным войскам остановить не проще, чем нежить. Они придут с целью упокоить меня.       — Тебя не так-то просто упокоить.       — Возможно. Но остановить или надолго отвлечь меня им вполне под силу.       — Не вижу смысла скрывать: я готов скорее допустить, чтобы тебя убили, чем легкомысленно спустить тебя на жителей Англии — что было предотвращено сто лет назад.       Алукард расплылся в почти мечтательной улыбке.       — Тогда на жителей Англии будет спущена нежить, которую не смогу остановить я. Вот это дилемма, вот это мне по душе! Что выберешь ты, Хью Айлендз?       Ох, будь проклята эта тварь со своими дилеммами и развлечениями.       — И ещё остаётся «Нереида». Оружие Судного дня.       Улыбка Алукарда заколебалась, расплылась ещё шире.       — И чего же ты боишься сильнее: меня или оружия Судного дня?       — Пока что «Нереида» рассматривается лишь как самая крайняя мера, на случай, если все войска потерпят поражение. Включая тебя, — Айлендз вздохнул и сквозь зубы признал: — Ты отчасти прав. Пожалуй, лучше иметь дело с Ричардом, чем с «Нереидой». Будет тебе твой хозяин.       Теперь Алукард задумался, подперев голову рукой.       — Подчиняться Ричарду мне легко и приятно. Приказы, которые он отдаёт, близки моей природе. Да и равняться на худшего всегда проще, чем на лучшего. Абрахам верил, что может помочь мне вновь обрести человечность. Артур верил слабо, зато любил сложные задачи, вызовы. А вот Ричарда не заботит даже собственная человечность. Главное, пожалуй, за что я Ричарда ненавижу, — под свесившимися на лицо прядями полыхнули алым глаза, — что он способен за считаные месяцы пустить прахом труд десятилетий, все усилия своих предшественников.       Что ж, наконец-то Айлендзу было чего ему предложить.       — Сейчас менять хозяина не время. Давай выстоим в войне — и я обещаю тебе нового хозяина.       Алукард покосился на него настороженно.       — Ты не себя имеешь в виду, надеюсь?       — Никоим образом, — отозвался Айлендз. К взаимному облегчению их обоих. Медленным кивком Алукард выразил осторожное согласие и вдруг вскинулся, уставившись на Айлендза со свежим интересом.       — О, ну конечно же. Мальчик ведь у тебя?       — У меня, — сдержанно подтвердил Айлендз. Хлопнув по подлокотникам, Алукард расхохотался, закинув голову, нечеловечески разевая зубастую пасть. От зрелища и от преувеличенно адского хохота Айлендза передёрнуло.       — Говорил же я Ричарду! Говорил, что так и будет! — он протянул вдруг Айлендзу руку, сам шагнул навстречу, когда Айлендз не двинулся с места. Пришлось эту крупную мощную кисть пожать. — Я сказал ему, а ты воплощаешь. Да будет так, Айлендз! Верни мне моего хозяина, используй его, а потом верши своё правосудие. Я избавлю тебя от врагов, а ты избавишь меня от этого ничтожества. И затем начнём заново, с чистого листа!       Грузовой лифт трясся и скрипел, будто на сей раз уже точно в самый последний поднимался наверх. И всё равно полз недостаточно медленно на взгляд приходившего в себя Айлендза. Он глянул словно в лицо собственной ненависти, собственной жаждой возмездия и увидел харю чудовища, которому всегда ужасался. А затем, как ни в чём не бывало, подписал очередную сделку с дьяволом, да ещё и кровью перепуганного мальчика, в которого стрелял собственный отец. Сделка с дьяволом — не ради таковой ли, впрочем, примчался он в «Хеллсинг»?       Нет, есть ещё возможность решить всё по-другому. Мальчик вспомнился не зря. Вернуть Ричарда, поставить лицом к лицу с сыном, лицом перед фактом: вот то, что тебе предстоит защитить сегодня, не разрушить в самоубийственной ярости. Внезапной радостью вышибить безумие, надеждой — отчаяние. Предоставить Ричарду ещё один шанс. А уж простить его самому сложно не будет. Вволю насмотрелся на последствия ненависти и жажды мести, которые годами субтильно растравлял Уолтер и выставил теперь во всей красе Алукард.       До чего я дожился, тряхнуло Айлендза с толчком остановившегося лифта. Я уповаю на чудо милосердия и прощения, и всё это даже представляется в полном согласии со здравым смыслом.       Наверху его, безусловно, заждались. Айлендз оборвал вопрос охранника «Всё ли хорошо?..», который не мог не вызвать его растрёпанный, небывало неопрятный вид и разорванная брючина. Цепко проглядел тут же поданные секретарём заметки, кто и по какой причине требовал связаться с ним как можно быстрее, и, хромая сильнее, чем прежде, поднялся в директорский кабинет. Леннокс, бледный и сосредоточенный, вскочил почти по стойке смирно. Остался, подлец, ну надо же. Осенённый тенью милосердия и прощения, Айлендз коротко положил руку ему на плечо, дёрнувшееся от неожиданности, а затем мягко попросил позволить воспользоваться кабинетом для нескольких звонков.       Первым делом следовало распорядиться, чтобы забрали из больницы Ричарда и привели его более-менее в сознание. Желательно, чтобы к прибытию в Девонпорт с ним уже можно было договариваться. Следующим на очереди был генштаб, где Айлендз заметно взбодрил Шелби сообщением, что Алукард будет в строю защитников.       — Видел, что бои идут уже в самом Лондоне. Зато вернули контроль над обеими базами, да?       — Вернули, да. Между прочим, не без помощи тех наёмников, которых собирались выслать. Собственно говоря, они сами настояли на помощи, когда узнали, что мы не можем их выслать чисто технически — воздушное пространство пришлось закрыть. Они оказались вроде как лично заинтересованы...       Ах, не время было спрашивать: «Вы там все с ума посходили, что ли?»       — Разберёмся позже. Вам виднее; но не забывайтесь только, чтобы они вам в спину не ударили.       — Хью, тут ещё... Неужто тебе не сообщили?       — Мне много чего сообщили. Конкретнее, пожалуйста.       — Про Гая.       — Что про Гая?       Будто сам не догадывался, что может Шелби сообщить про Гая таким тоном.       — Он вылетел на вертолёте, вот едва после того, как пространство над Лондоном начали простреливать. Сообщение до него могло ещё не дойти... Мы не знаем точно, Хью, но связи с ним нет.       — Понятно.       Айлендз навалился грудью на тяжёлую столешницу. Нет, нет, не переставать дышать, не отвлекаться. Ничего ещё точно не известно; а если и было бы известно, то ничего здесь не изменишь.       — Говоришь, база в Сомерсете освобождена. Отчего же ты тогда в Лондоне? Эвакуируйтесь немедленно.       — Сомерсет отбили, но по ходу вывели из строя часть техники. А до штаба в Шотландии... слишком далеко, — Шелби вздохнул и вдруг пробубнил без выражения в трубку: — Отсюда я лучше всего могу осуществлять управление войсками.       Заранее готовил объяснение, ясно как на ладони.       — Не изображай незаменимого, Шелби. Если где ты сейчас и нужен, то в Девонпорте. Может ещё потребоваться второй код. А что касается управления войсками, то у тебя целый штаб лучших тактиков, чем ты, — желчно добавил Айлендз.       Шелби раздражающе тянул время, пыхтя в трубку. Айлендз лихорадочно пытался придумать, чем ещё его уязвить, чтобы отбить геройские порывы, вздумал на старости лет, чёрт возьми.       — Второй код есть у Уолша, и он уже должен быть в Девонпорте, на месте. Так что это ты поспеши. Извини, Хью, — выдал Шелби с искренним сожалением, но вместе с тем и с редким, но непробиваемым упрямством, которое всегда застигало Айлендза врасплох. — И не спорь. У нас война, и текущие вопросы сейчас решают военные. Мне виднее, и моим людям здесь. Я их не оставлю.       Продержатся ли они, пока он доберётся до Девонпорта? До Сомерсета быстрее, можно ещё перенаправить всё туда. Но в Сомерсете разгром. И в любом случае, доступ к «Нереиде», к оружию на самый крайний случай — только в Девонпорте.       — Хорошо. Я доберусь как можно скорее, и за Ричардом тоже выехали. Алукард скоро будет в строю. Держитесь любыми средствами.       — Береги себя, Хью.       Айлендз положил трубку и вместе с разговором прервал, отрезал как беспокойство за Шелби, так и зашевелившуюся было скорбь по Гаю. Невесть откуда возникшие милосердие и прощение тоже оказались отрезаны в нейтральной зоне между отправителем и адресатом. Оставался лишь неизменный здравый смысл, который уверял, что милосердие и прощение — не пустые слащавости, а способны принести объективную пользу. Но если обещанной пользы они не принесут, то ничем не хуже окажется и револьвер у виска безумца. Айлендз позвонил ещё коротко приказать, чтобы доставили в Девонпорт мальчика.       Теперь либо Алукард во всей своей легендарной мощи их спасёт, либо потерпит поражение. Либо, не стоило сбрасывать со счетов вариант, оставшись без хозяина, Алукард сам станет стихией, опаснее прочих врагов. Помимо Алукарда, надежда была только на «Нереиду», британское термоядерное оружие Судного дня; ultima ratio, крайний довод, которому, возможно, придётся стать ultima rabies — крайним безумием, буйство которого поглотит и орды жаждущих реванша немёртвых нацистов, и самого Дракулу. Все дороги сейчас вели в Девонпорт, во дворец «Нереиды».       Прихрамывая спешно к поджидавшему автомобилю, Айлендз провёл кончиком языка по мнематической гравировке на задней стороне коронок, освежая в памяти свою половину пускового кода.