Ночь

      Вельзевул, быстрыми шагами меряя расстояние до проходной, не волнуется. Конечно нет. И её сердце совсем не бьётся так оглушительно, что слышно, кажется, аж на девятом кругу. И глаза не застилает туманная пелена лёгкой паники. Вельзевул абсолютно собрана и сконцентрирована. Вельзевул демон, а лгать совершенно не умеет, не себе.       Гавриил сидит на коленях, упираясь напряжёнными руками в пол. За его спиной распластаны огромные крылья, обгоревшие, кровоточащие, с выбившимися перьями. Архангел и сам весь в ожогах, в саже и ссадинах, кажется, у него сломаны рёбра и левая рука, но он жив. И больше не архангел.       — Гавриил? — севшим от напряжения голосом зовёт Вельзевул. При виде него она заметно снижает скорость и теперь подходит к нему мелкими осторожными шагами. Бывший ангел сдавленно мычит, качает головой. Вельзевул садится напротив него, также на колени, и тянет руку к его щеке. — Посмотри на меня.       Гавриил жмурится от пронзающей боли. Вельзевул касается его кожи пальцами и тут же одёргивает руку, больше от неожиданности, чем от дискомфорта. К поцелуям адского огня она привыкла, Гавриил же шипит и стонет. Его внутренности выжигает, весь его свет и благость сгорают в этом огне.       — Не надо, не трогай, — хрипит он.       Этот первый огонь, эта новая сила нового демона обжигает даже Вельзевул. И не мудрено: каким-то непостижимым образом Гавриил всегда был сильнее её во всех смыслах. А сейчас он сломлен, он крошится под гнётом собственных обгоревших крыльев, и теперь Вельзевул должна стать его опорой.       — Я всего лишь помогу, — объясняет она, касаясь его крыльев. Гавриил срывается на крик, хватает её за руки и откидывает от себя, кричит от резкой боли в груди и руке. Слышится хруст костей и шипение. Вельзевул бьётся затылком о пол, дожидаясь, пока все позвонки станут на свои места, пока срастутся кости предплечий. Обоих, чтоб его.       Гавриил резко вдыхает затхлый воздух, сквозь пелену глядя, как изворачивается тело Вельзевул. Он чувствует себя в вакууме. Теперь он демон, он Падший, монстр, ничтожество. Один из тех, кого ненавидел всеми фибрами души, кого презирал, от кого отряхивал руки и морщился. Теперь он стал таким же. Теперь им всем плескаться в одной грязной луже под землёй, откуда нет пути к свету и благодати.       — Если хочешь знать, взаимовыручка нам не чужда, — говорит Вельзевул, и её голос эхом разносится по своду пещеры, звенит в голове Гавриила. Она только умалчивает о том, что всё это закончилось, что теперь новеньких встречают с вилами и кольями. Образно выражаясь.       Гавриил не может перестать думать о дыре, в которой оказался. О всём том, чем он стал, что ожидает его. Слова отчаяния и омерзения к самому себе превращаются в слова молитвы. Он взывает к Ней, позорно просит прощения, и все слова священной песни терзают ему горло отравленными ножами. Они вспарывают глотку, чёрной кровью стекают с его губ, обжигая, разъедая слизистую оболочку, кровавыми слезами текут из глаз, угрожая ослепить их. Гавриил всё равно говорит, хрипит и кашляет, но говорит, что не хотел этого, не хотел Падать, не хотел быть таким.       Вельзевул бьёт его наотмашь, не кулаком, а жёсткой ладонью, совсем как смертная женщина.       — Каким таким? — жужжит она, буравя бывшего архангела колючим взглядом. Незаметно потирает ладонь. — Таким, как демоны? Уродливым, жалким, сломанным? Таким, как я?       — Вель… — задыхается он, цепляется за неё выжженными глазами. — Я больше не… Больше не смогу…       — Смож-же-жь, — цедит Вельзевул. Она пытается смотреть Гавриилу в глаза, видит там это бесконечное, опасно море отчаяния и сожаления, видит его агонию на дне потемневшего зрачка. Теперь её лицо так близко к его, что она чувствует жар его дыхания, шепчет ему в губы: — Всё не так плохо, как ты думаеж-жь. Просто поверь мне, ладно?       Гавриил стискивает челюсти, жмурится, но кивает, обессиленно прижимается своим лбом в её. Кровь течёт по подбородку, капает на тлеющие одежды. Крылья сводит судорогой, раскалённой иглой боль пронзает спину. Вельзевул снова кладёт руку с адским огоньком на кончиках пальцев ему на щёку, поглаживая скулу большим, рубцуя ожоги и глубокие порезы. Гавриил кричит, и она пальцами касается его губ. Она не лечит, как ангелы — незаметно, забирая боль. Она добавляет ещё, закаляя.       Вельзевул целует Гавриила осторожно и нежно, прикрывая глаза и смаргивая всё же выступившие слёзы. Она обнимает его за шею, прижимается крепко-крепко, сминая его губы своими, и ему действительно становится легче.