Ночь

      Вельзевул переплетает их окровавленные пальцы, стискивает его слабеющую ладонь в своей. Она захлёбывается в обжигающих и глаза, и щёки и глотку слезах, давится собственными рыданиями. Кроваво-солёные капли падают Гавриилу на лицо.       — Дурак, идиот, безмозглый остолоп! — хрипит она, ударяя свободной рукой по земле, и тут же сжимает ею плечо архангела. — Ненавижу, ненавижу тебя!       Из горла вырывается новая порция хрипяще-свистящих криков, Вельзевул склоняется к Гавриилу ближе, долго целует в лоб, покрывшийся холодной испариной.       — Зачем, зачем? Зачем? — причитает она.       — Это война… в конце концов… а я архангел… — он сдавленно кашляет, на губах выступает кровь и кровь слабой струёй бьёт из открытой раны на груди.       — Ты говнокрыл, слышишь?       Вельзевул давит на рану его и своей сцепленными руками, пытается, так сильно пытается его исцелить, но знает, что не сможет, что это ему не поможет, ничего больше не поможет. Это битва до полного уничтожения.       — Прости меня… — шепчет Гавриил. Тянется дрожащей левой рукой к лицу Вельзевул, неаккуратно стирает слёзы, оставляя на щеке разводы пыли и собственной крови, кончики его губ дёргаются в слабой улыбке. Демон всхлипывает, сквозь булькающие в горле слёзы повторяет за Гавриилом улыбку и не может сдержать жалобного скулежа.       — Не умирай, — сипит она, качая головой. — Это же царапина, а ты арханге-ел, — тянет буквы в попытке вдохнуть. — Ты сильный, не бросай меня, — и жмурится, срываясь на хныканье.       — Ты тоже… сильная, — Гавриил дышит ртом, воздух клокочет в его лёгких, вытесняемый кровью. По бледному лицу, белее чем его крылья до начала Битвы, расползаются чёрные змеи вен со скверной вместо благодати.       — Не умирай! — вопит Вельзевул, едва не ломая архангелу руку. Она водит подушечками пальцев по лицу Гавриила, старается запомнить всё до мельчайшей чёрточки, пока он не исчезнет.       — Скаж-жи, — выдыхает Гавриил, — скажи… что… любишь меня…       По его телу бежит судорога, мышцы сводит пронзительным спазмом. Архангел широко раскрывает рот, судорожно глотая воздух.       — Я люблю тебя, всегда любила, любила, любила…       Вельзевул не признаётся — молит всё сущее, чтобы Гавриил оказался сильнее демонического яда, сильнее смертельной для оболочки раны, сильнее нелепого Великого Плана. Только они оба знают — чудес не происходит. Кожа истлевает за какие-то доли секунды, за пару мгновений на коленях Вельзевул вместо Гавриила остаётся лежать неровный слой пепла и обгоревшие куски ангельского мундира.       Теперь в её руках пустота, холодная и кусачая. Вельзевул беспомощно раскрывает рот, пытается что-то сказать, позвать Гавриила обратно. Она точно просыпается с утра от тревожного сна, а Гавриила снова нет рядом. Пелена слёз застилает глаза, стук сердца застывает в ушах, звенит, звенит, сводя с ума. Вельзевул кричит громко, отчаянно, скукоживается вся, съёживается, сжимая кулаки, пытаясь удержать в внутри себя остатки любви, воспоминаний. Кажется, её крик разрывает Небеса.