Ночь

      Вельзевул заходит в кабинет без стука. Её присутствие рядом настолько привычно, что Гавриил не отвлекается на звон массивных каблуков. Мужчина улыбается одними уголками губ, продолжая печатать письмо очередному заказчику, с чьим объектом работа подходит к концу. Но от компьютера Гавриила отрывают, толкая офисное кресло и беспардонно усаживаясь на стол. Вельзевул закидывает ногу на ногу, нарочно сбрасывает органайзер со стола руками.       Гавриил со вздохом смотрит на жену и ловит её самодовольную усмешку.       — Есть новости?       — Кроули и Азирафаэль от лица фирмы встречались с клиентом.       — Почему я не знаю об этом?       Мужчина складывает руки на груди, в голосе слышится явное недовольство.       — Теперь знаешь, — ухмыляется Вельзевул. — А вот он о тебе навряд ли узнает.       Гавриил морщится, а вот Вельзевул чуть ли не смеётся.       — Они договаривались о строительстве частного сектора — почти целой деревни. Огромные бабки, прошу заметить: платят тридцать лямов. В долларах, — Вельзевул предупреждающе качает головой, не позволяя Гавриилу возмутиться. — На завтрашней планёрке, думаю, тебе следует поблагодарить их за находку и послать Микаэль ознакомиться с объектом. А пока я проведу воспитательную беседу, уладишь все формальности с заказчиком.       — Вель, — восхищённо тянет мужчина, улыбаясь. — У тебя всегда всё схвачено.       Он встает, чтобы поцеловать Вельзевул, но та кладёт указательный палец ему на губы и толкает второй рукой в грудь, заставляя сесть обратно.       — С музеем мы закончим на следующей неделе, а Оксфорд-стрит задерживается на несколько недель: я предупреждала Лигура, что материал некачественный, теперь неустойку будет платить из собственного кармана. Но к июню мы будем полностью свободны.       — Это замечательно, дорогая, потому что я хочу выиграть тендер на строительство бизнес-центра на Квадратной миле, мы с Микаэль уже договорились, придётся убить всё лето, но оно того стоит…       Гавриил возвращается к компьютеру, привычно тараторя и одновременно набирая совершенно другие слова на клавиатуре. Сидящая на столе Вельзевул его больше не беспокоит, и он не замечает, как хмурится и каменеет её лицо, как женщина поджимает губы.       — Ты всё отменишь, — отрезает она.       — Ни за что, дорогая. Этот тендер может повлиять на дальнейшую судьбу компании, — Гавриил, ещё раз пробежавшись по строчкам письма, нажимает «Отправить» и встаёт, с лучезарной улыбкой обходя стол, чтобы собрать рассыпавшиеся ручки и карандаши. — Это очень важно для меня, ты же знаешь.       — А ты знаешь, как важна для меня наша годовщина, — цедит Вельзевул, сжимая кулаки. — И я заебалась проводить её одиночестве, получая от тебя посылку с подарком!       Гавриил замирает за её спиной. Слова срываются с губ Вельзевул с едва уловимым утробным жужжанием и, пронизанные злостью, продолжают назойливо жужжать у Гавриила в голове.       — Последние три годовщины мы провели вместе, и семь лет назад, — осторожно замечает он.       — Твой блятский дежурный ужин в «Ритц» после встречи с заказчиком не имеет никакого грёбаного значения! — кричит, соскакивая со стола, и стук каблуков о плитку кажется звоном разбитого стекла.       Гавриил поднимается, ставит органайзер на место, замечает, что документы, лежавшие на столе, помяты, некоторые слетели на пол. Гавриил не смотрит на жену, облизывает пересохшие губы.       — Ну извини, что стараюсь ради нашего благополучия, — цедит он.       — Старались мы оба лет двадцать назад, — возражает Вельзевул уже тише, но не менее яростно. — А сейчас ты гонишься за ёбанным баблом и известностью.       — Алчность и тщеславие — не самые страшные грехи.       Гавриил вертит карандаши, пытается выровнять дыхание, не решаясь подойти к Вельзевул. Он совсем не хочет ссориться с ней, не сейчас, не из-за этого, но момент безнадёжно упущен. Обида и горечь текут бурным потоком по случайно проложенному руслу.       — А игнорирование собственной жены на каком месте в списке грехов значится?       — Я не игнорирую тебя!       — Да ладно! — она горько усмехается, будто сейчас заплачет, но глаза у Вельзевул горят. — Торчишь здесь сутки напролёт, словно я для тебя ничего не значу, отмахиваешься своими розами, и ведь за командировку не позвонишь ни разу! Брак — это, блять, не секс по расписанию, а…       — Господи, Вель, это всего лишь штамп в паспорте и пара колец… — устало тянет Гавриил, снова отводя взгляд. Он же просил не материться…       Вельзевул замолкает, становясь похожей на прихлопнутую мушку. Она стоит, упираясь ладонями в стол, больше не размахивая ими, мысли роятся в голове вперемешку с гневом и отчаянием; она вся сжимается, губы нервно подрагивают. Её прерывистое дыхание смешивается с гулом кондиционера, а в кабинете всё равно слишком тихо. Гавриил взволнованно глядит на жену, чувствуя, что перешёл неуловимую грань.       — Дорогая?       — Пара колец… — эхом отзывается Вельзевул, буравит взглядом своё обручальное кольцо. Затем снимает. Аккуратно кладёт перед Гавриилом на стол. Тихо уходит. Дверь захлопывается из-за сквозняка. Слишком громко.       — Чёрт…       Конечно, он так не считал, просто неправильные слова сорвались быстрее, чем Гавриил успел подумать. Конечно, он не игнорировал Вельзевул, просто уделял ей меньше времени, чем она хотела. Конечно, он знал, как важна для неё их годовщина и, конечно, она не менее важна для него самого. Конечно…       Гавриил принимается собирать упавшие листы.       Они всегда быстро ссорились и долго мирились, но умудрились прожить в браке почти двадцать пять лет. В августе будет двадцать пять, ровно через четыре месяца. Двадцать пять лет назад они первый раз подали заявление, счастливые, до безумия влюблённые, такие молодые — ему было девятнадцать, ей едва-едва исполнилось шестнадцать. Их попросили повременить, хотя даже родители дали согласие. Они пришли спустя два месяца, всё такие же уверенные в своём решении, а ещё через два — поженились.       Микаэль, лучшая подруга детства, настолько близкая, что была Гавриилу почти сестрой, всегда говорила, что ранний брак ни к чему хорошему не приведёт, и её нравоучительные нотации, вторящие родительским, до сих пор набатом стучали у Гавриила в мозгу. Только он ни о чём не жалел.       После университета он и Микаэль открыли строительную компанию, мечтая о красивом офисе, планёрках и важных документах, как в фильмах по телевизору в будни. Вельзевул, ещё торчащая на втором курсе, живо записалась в помощники. Она не была в списке учредителей, она даже должность зама получила только лет пять назад, но она всегда была рядом, всегда на подхвате, а то и во главе. Где поставщика получше найдёт, где конфликт замнёт, где с прорабом на ставку пониже договорится. В отличие от Гавриила с Микаэль она не была дипломатом, зато людей чувствовала как саму себя и была той ещё прохвосткой. Фирму они поднимали втроём, но Микаэль в прочном семейном союзе явно была лишней, и ни меньше, ни больше, чем ей полагалось по договору, не просила.       Гавриил с Вельзевул через огонь, воду и медные трубы прошли. Через фирмы-однодневки, использовавшиеся как удобрение поначалу, через налоговые службы, чьи сотрудники использование удобрений совсем не одобряли, через долги и коллекторов, через подставных клиентов и партнёров-мошенников, через отключённый свет и кашу на воде и без сахара. Вельзевул на два года забросила учёбу, потом восстановилась лишь благодаря чуду и хорошим оценкам. Гавриил вместе с рабочими таскал цемент и укладывал вручную асфальт. Они смеялись, сидя дома на холодном полу, жались друг к другу, кутаясь в старый плед и надеясь, что всё будет хорошо.       Мужчина улыбается воспоминаниям, тихо ругается на себя, качает головой. Он сжимает в руке кольцо Вельзевул, по лестнице поднимается на крышу офисного здания. Вельзевул часто сбегала туда проветриться, когда от гудения компьютеров начинала пухнуть голова. Теперь её желание помочь, её нахождение в офисе дольше положенного приобретают иной смысл, и Гавриил чувствует, как колет сердце в груди, как кровь приливает к щекам от стыда.       Вельзевул стоит на площадке у самого края, опирается локтями о перила и кутается в тонкий пиджак. Гавриил цокает, снимает свой и накидывает его Вельзевул на плечи, попутно заключая её в объятия.       — Отвали, — огрызается она, передёргивая плечами. Мужчина не отпускает, и Вельзевул брыкается, давит каблуком его ботинки, и Гавриил выпаливает единственное, что заставит её слушать:       — Я был не прав!       Женщина на некоторое время перестаёт извиваться в его руках, но остаётся напряженной до последнего мускула, выжидая.       — Я тебя поздравляю, — она всё равно пытается выскользнуть из объятий, но Гавриил продолжает виноватым тоном:       — Послушай, пожалуйста!       — Я могу делать это и на расстоянии, в отличие от некоторых, со слухом у меня всё в порядке.       — Нет, Вель, пожалуйста! Пожалуйста! — Гавриил стискивает её запястья одной рукой, зажимает её между своим телом и перилами, Вельзевул морщится от лёгкой боли. Она наконец замирает, и мужчина слегка ослабляет хватку, ненадолго прижимаясь губами к чёрной макушке с испорченной укладкой. — Извини за это и за то, что я наговорил. Я опять не подумал и сказал много глупостей, ты обиделась.       Вельзевул хмыкает, но молчит. Гавриил пару секунд обдумывает, что сказать дальше; ветер остужает разгорячённую голову.       — Наш брак, ты сама — это всё для меня, Вельзевул, и я полный кретин, что заставляю думать тебя иначе. Если мы провалимся в этом тендере, мы можем потерять ещё уйму контрактов, я объясню чуть позже подробней. Я просто не хочу снова свалиться на дно.       — Гейб…       — Нет, дослушай до конца! — Гавриил переводит дыхание. Привычный аромат Вельзевул — герань, бергамот и можжевельник, успокаивает, убаюкивает и сильнее утверждает мысль, что Гавриил без неё не сможет. — Наш брак никогда не был для меня пустым звуком, ты знаешь, что я всегда подхожу к делу серьёзно, даже к такому.       Гавриил берёт её левую ладонь, сжатую от холода в кулак, раскрывает, осторожно надевает кольцо на безымянный палец. Вельзевул не сопротивляется, заворожённая искренностью мужа. Как редко он говорил таким тоном такие слова, но каждый раз, когда он это делал, Вельзевул знала две вещи: что мужчина говорит абсолютную правду на полном серьёзе и она сама готова пойти за ним куда угодно. Женщина ёжится, и Гавриил греет её маленькие руки в своих.       — Мы с Микаэль давно уже всё подготовили, теперь ждём результата. Даже если всё пойдёт не по плану, к середине июля мы утрясём последние вопросы.       — Тогда зачем ты разыгрывал этот спектакль в кабинете? — не удерживается Вельзевул. Хочет развернуться, чтобы посмотреть ему в глаза, но подставлять спину промозглому апрельскому ветру, который, того и гляди, принесёт колючие снежинки, хочется меньше.       — Хотел заняться подготовкой к годовщине, чтобы ты не задавала лишних вопросов. Думал, устроить нам сказочный курорт на Красном море. Ты хотела посмотреть на коралловый риф…       Вельзевул затылком чувствует, как снисходительно улыбается Гавриил, и ощущает себя полной дурой.       — И-ди-от… — она прикрывает глаза, крепче прижимается к Гавриилу, целует костяшки его пальцев. — Какой же ты и-ди-от.       — Извини меня, дорогая. Я совсем не хотел, чтобы так вышло. Я люблю тебя.       Гавриил стискивает Вельзевул в объятиях; кажется, у неё потом будут болеть рёбра.       — Я тоже тебя люблю, — она поворачивает голову, чуть запрокидывает, находя губами его губы, утягивает в долгий поцелуй, полный нежности и признания. — И ты меня прости. Надо будет запастись валерьянкой.       — Пошли внутрь, а то окоченеем и подхватим пневмонию!       Вельзевул только сейчас вспоминает, что Гавриил всё это время был в одной рубашке, и спешит вернуть ему пиджак. Мужчина зябко потирает плечи, но больше ничем не выражает неудобства.       Сегодня они уходят с работы пораньше, предупреждают всех о важной информации на завтрашней планёрке. Забегают в продуктовый, дома спешат переодеться и скорее приняться за еду. Нелепо сочетают рыбу с картошкой-фри из местного бистро и белое вино, сидя на полу в гостиной, кутаются в плед, прижимаясь друг к другу, и смеются.