Ночь

      Гавриил не любил ходить на вечеринки, где для разговоров есть всего две темы: воспоминания о прошлых вечеринках с подробным обсуждением кто куда блевал и кто кого нёс и обсуждения секса, а соответственно и любовных отношений всех в институте. Гавриил не любил играть на этих вечеринках в «Правду или действие», где каждые два кона кто-то с кем-то сосался. Гавриил не любил шум и хаотичное сборище народа. Он бы и сегодня не пришёл, но делать дома оказалось вдруг совершенно нечего, вдруг помимо Кроули, организатора, настаивать стала и Микаэль, да ещё и Вельзевул тоже собиралась придти. Это было странным — девушка и в институте держалась особняком, и если бы не общие пары и не студсовет, куда она приходила в качестве зама старосты, Гавриил вряд ли бы о ней вообще что-то знал. Но он знал. И был влюблён.       После смачной попойки, заглушающей бой курантов, праздничного ужина из пиццы, бургеров и картошки с рыбой, пьяных игр и провокационных разговоров, которые Гавриил благополучно пропускает, сбежав бродить вокруг дома с Сандальфоном — единственным парнем, которому необходимо быть дома трезвым и не позже шести утра, когда просыпаются родители, — Хастур и Лигур кое-как организовывают всех смотреть фильмы, но вырубаются первыми или уползают на кухню на первый этаж, где уже валяется Люцифер с компанией, и девушки переключают «Звонок» на «Мистер и Миссис Смит». Азирафаэль ругается, что новогодняя атмосфера совершенно потеряна, и тогда Кроули, обмотав парня мишурой, утаскивает его в свою спальню смотреть «Один дома». Оставшиеся человек десять облепляют гостиную и успевают уснуть в обнимку с пустыми или не очень бутылками. Гавриил проваливается в сон из-за элементарной усталости в самом начале фильма и, наверное, именно потому не замечает, как Вельзевул с подлокотника дивана плавно перекочёвывает к нему на колени. Это явление абсолютно нормальное: в первый раз, когда сам Гавриил выпил, он уснул в обнимку с Люцифером, а на Хэллоуин уже в позапрошлом году к нему лез целоваться Рафаил, и подобных случаев, которые произошли и без Гавриила, не счесть.       И он не против подобной близости ровно до того момента, пока не проснувшись окончательно, не осознаёт весь ужас ситуации. На часах давно за полночь, а из-за мигающей разноцветной гирлянды никак не удаётся рассмотреть сколько именно. Гавриил предполагает, что уже давно утро, но из-за темени на улице он об это наверняка не узнает. В приоткрытое окно задувает ветер, не давая мыслям слепиться в один комок и сдувая жар с лица. Но Вельзевул буквально лежит на Гаврииле, слишком горячая, отчего внутренности начинают закипать. Она не спит — лениво играет с пальцами Гавриила, как маленький ребёнок, и уютно посапывает, прижавшись макушкой к его щеке. Её волосы не пропитались запахом алкоголя и всё ещё пахнут шампунем — чередой и календулой, Гавриил впервые чувствует запах девушки так близко. Ещё она пахнет какими-то совершенно не сладкими духами и чем-то тёплым.       Гавриилу с каждой секундой дышать становится труднее, и тело отчаянно требует хоть какого-то движения. Когда супруги на экране начинают страстно мириться, мир представляется совсем невыносимым. Самым правильным сейчас будет попросить Вельзевул слезть и самому уйти в душ, встать с головой под ледяную воду, а потом вернуться домой и забыть об этом. Гавриил дёргает девушку за руку.       — Вельзевул, — шепчет, и голос его хрипит после долгого молчания. За этим не слышно дрожи. — Ты не могла бы…       Она вздрагивает и резко садится, оборачиваясь. Гавриил готов взвыть. Он сам выпрямляется, пытается пододвинуть Вельзевул, чтобы хоть чуть-чуть ослабить давление на член. Это не приводит ни к чему хорошему.       — Ты можешь встать? — наконец выдавливает. Лицо его приобретает совершенно несчастное выражение.       — Зачем? — Вельзевул приподнимает бровь в недоумении. Гавриил чувствует, как в её голове вертятся шестерёнки, в попытке сообразить.       — Прост слзь, пжалуста, — бормочет и неловко елозит, собираясь встать и одновременно не дать Вельзевул упасть. Бросает случайный взгляд вниз, и теперь до неё доходит.       — А-а-а, — тянет понимающе, чуть склоняя голову, и Гавриил становится чуть ли не пунцовым. В неровном радужном свете этого не заметно.       Вельзевул наконец встаёт, но только для того, чтобы повернуться к Гавриилу лицом. Она кладёт ему руки на плечи и прижимается всем телом, обнимая руками и бёдрами и ввергая Гавриила в абсолютный ужас.       — Чтобы ты знала, — он сглатывает и облизывается, но его рот абсолютно сух. — Это совсем не облегчает ситуацию.       Она улыбается, мягко и чуть грустно; её лицо находится от его в паре сантиметров.       — Может, я не хочу её облегчать, — взгляд у Вельзевул тяжёлый. И Гавриил никогда не думал, насколько сложно и безумно смотреть в глаза девушке, которая так сильно возбуждает. И совращает, похоже.       — Издеваешься? Мне чертовски стыдно перед тобой.       Вельзевул усмехается. Они едва знакомы, так мало знают друг о друге, пусть и пересекаются по рабочим — учебным — вопросам. Они уважали друг друга, а это всё испортит… Так нельзя!       — За что стыдно? — её голос, глубокий и хриплый, точно прокуренный, хотя Вельзевул терпеть сигареты не может, давит Гавриилу на разрывающийся между паникой и желанием мозг. — Мы просто хотим друг друга. Просто секс — это же нормально. Разве нет?       Гавриил рвано вздыхает. От её слов крышу сносит почти окончательно, а Вельзевул зарывается пальцами в волосы на затылке, лаская, но больше никак не двигается. Гавриил понять не может, хорошо это или плохо, и сдавленно произносит:       — Наверное, нормально, — жмурится, собираясь с мыслями. — Нам нужно в душ.       Вельзевул смотрит удивлённо, отстраняясь.       — Гигиену никто не отменял, — объясняет парень, примиряясь с тем, что сейчас произойдёт, и стараясь совсем не думать о том, что будет дальше.       Она кивает и слезает, чуть покачнувшись, выходит из комнаты и идёт в ванную. Гавриил неровным шагом следует за ней, растирая лицо руками. Врезается в дверной косяк и отшатывается. Вода должна успокоить.       — Идёшь? — Вельзевул выглядывает из ванной и шире открывает успевшую закрыться дверь. — Иди сюда, — говорит твёрже, видя замешательство Гавриила. Берёт его за руку и тянет за собой, потом отпускает и принимается раздеваться.       Гавриилу остаётся только последовать её примеру. Внутри что-то дергается, сжимается и пульсирует, отдавая в пах, в ещё не нагретой ванной уже становится слишком жарко. Он не может не смотреть, как Вельзевул методично и совершенно буднично стягивает с себя лифчик, потом штаны с трусами и залезает в душ. Словно не происходит ничего особенного. Впрочем, она сама сказала: просто секс — это нормально. Гавриил же двигается, как контуженный, теплая вода обжигает кожу кипятком. Парень не пытается прикрыться, Вельзевул не пялится, протягивая мыло, будто специально не касается, смотрит в глаза — совсем серьёзно, но уголки губ чуть приподняты, искривлены в ухмылке.       — У меня нет презерватива, — Гавриил говорит, чтобы хоть как-то заполнить пустоту, тяжёлый гул воды. Или говорить в таких случаях не полагается? Говорить в душе полагается?       — Не важно, — Вельзевул отмахивается. — Я пью таблетки. Там… просто не важно.       Она не раздражена, но Гавриил видит, как напрягаются её плечи. Вода пополам с пеной стекает по ним совершенно сексуально. Он украдкой смотрит на покрытый короткими волосками лобок, на втянутый живот и проступающие кости — снизу вверх: коленные чашечки, подвздошные, рёбра, ключицы, на маленькие груди со вздёрнутыми сосками и понять не может, холодно ли ей всё ещё или она так же сильно возбуждена; замечает просвечивающие сквозь раскрасневшуюся от воды кожу венки на ногах и руках, хаотичную россыпь родинок.       — А… венерология? — продолжает, и Вельзевул, кажется, чуть пошатывается.       — У меня всё чисто, — откидывает мокрую чёлку со лба, в глазах — вызов. — А у тебя?       — И у меня.       Кажется, он всё испортил, если что-то вообще шло нормально.       Он вылазит первым, вытирается полотенцем, взятым из огромной стопки на стиральной машине, и промакивает волосы, и неловко топчется на месте, не зная, одеваться или нет. Вельзевул же, вытершись, выходит из ванной, на ходу заворачиваясь полотенцем.       Они идут в одну из пустующих спален. Дом у Кроули, точнее, у его родителей, весьма большой. Гавриил в нём не в первый раз, но так до сих пор и не видел его целиком, как и всю остальную семью: у Кроули младших братьев и сестёр, по его словам, вагон и маленькая тележка, но на праздники все всегда уезжают в Шотландию к бабушкам и дедушкам, что, наверное, навсегда определило дом Кроули как место для вечеринок.       Спальня оказывается гостевой: ни картин, ни фотографий, стандартная двуспальная кровать, занимающая большую часть небольшой комнаты, тумбочка, шкаф и минимум украшений — выключенная гирлянда вьётся по карнизу.       Вельзевул сбрасывает с себя полотенце и вскидывает подбородок, будто говорит: вот, любуйся. Гавриил любуется, оторваться не может от хрупкого тела, объятого тьмой, но сам снимать полотенце с бёдер не спешит. Осторожно касается щеки Вельзевул, подходя к ней ближе. У неё прерывается дыхание, у него кровь гудит в ушах, набатом бьёт в голове, и губы колет от желания поцеловать. Вельзевул подаётся вперёд первой, первой обнимает, обхватывает губами нижнюю губу Гавриила, посасывая и прикусывая, прижимается к обеим и раскрывает их, чтобы проникнуть языком в чужой рот, нагло и жадно. Гавриил, шокированный и сбитый с толку, замирает, правая рука безвольно повисает в воздухе.       — Не стой как истукан, — упрекает Вельзевул, шепчет в губы. — Ты же сам этого хотел.       — Это мой первый поцелуй, — объясняет и чертыхается про себя: очень нужна эта информация, да и ещё в такой форме! Про отсутствие практического опыта он решает молчать, но Вельзевул, целуя сначала в угол губ, потом в щёку и добираясь до мочки уха, рушит все планы.       — И секса у тебя раньше не было?       Она удерживает его одной рукой, положив ладонь на затылок, второй обнимает за поясницу, словно боится, что он сбежит, но Гавриил не собирается отстраняться.       — Нет, — выдыхает. Наконец-то сам прижимает Вельзевул к себе, скользит по её спине, целует в шею. Влажные волосы приятно щекочут лицо.       — Хорошо — не с кем будет сравнивать, — говорит, кажется, совершенно не впопад, будто её мысли совсем не обо всём этом. Нервы завязываются в плотный узел внизу живота, смутно напоминая тревогу. Гавриил крепко целует Вельзевул в губы, прикрывая глаза.       Она попутно разматывает его полотенце, едва касаясь руками кожи Гавриила, откидывает его в сторону, заставляя парня вздрогнуть. Не глядя, берёт в руку его напряжённый член, чуть сжимает, обводит большим пальцем головку. Гавриил не сдерживает стона, хватает Вельзевул за плечи, стесняясь собственной реакции. Девушка на движения внимания не обращает, продолжает ласкать Гавриила одной рукой, второй скользит вдоль позвоночника, посылая по его телу волны крупной дрожи.       Кажется, они всё время переступали с места на место, потому что в один момент коленки у Вельзевул подгибаются, и она валится на кровать, утягивая Гавриила за собой. Падение выбивает из её груди смешок, в глазах загораются искры — Гавриил надеется, что это не отблески уличных фонарей.       Они сплетают свои тела снова, превращаясь в клубок из рук и ног, из объятий и головокружительных поцелуев. Гавриил, словно на марафоне, пытается достать руками везде и сразу: плечи, грудь, рёбра, бёдра, живот и колени. Вельзевул стонет от его неумелых ласк, выгибается, прижимается, обнимая, так сильно, что у Гавриила сердце заходится; трогает, трогает, трогает его всего, и Гавриилу кажется, что внутри неё — Адский огонь, и сам он сгорает в нём от удовольствия. Покрывала и простыни под ними комкаются. Дыхания сбиваются, но душного воздуха, раскалившегося от их тел, пропитанного желанием и запахом обыкновенного мыла, вполне хватает.       Гавриил чувствует, что его выдержка надламывается, но спросить у Вельзевул, готова ли она, смелости не хватает, зато на ум приходит славный план. Парень пропускает руку меж их тел, чуть отстраняясь, оглаживает проступающие кости, — чёртово наслаждение затапливает его с ног до головы, — внутреннюю сторону бёдер, добираясь до промежности. Вельзевул удивлённо охает, когда его пальцы медленно размазывают смазку по половым губам, и крупно вздрагивает; Гавриил самозабвенно выцеловывает её грудь. Его удивляет, насколько много вязкой влаги во влагалище, удивляет, насколько ему это нравится: заставлять Вельзевул глухо стонать и прикусывать собственно запястье; словно она стесняется; удивляет, как просто это получается — неглубоко вводить два пальца, — он просто боится навредить, — ладонью надавливая на клитор, а потом проводить по нему указательным.       — Чёрт… — Вельзевул сглатывает, прерывисто вздыхает. — Ты говорил… — стонет, — что у тебя… не было… секса…       Она упирается руками ему в плечи, резко отстраняя и пытаясь сесть, но у неё получается только чуть отползти. Гавриил испуганно распахивает глаза: неужели всё-таки сделал больно? Сердце бьётся слишком громко.       — Вель? Я…       Она смеётся, мотает головой. Волосы почти высохли.       — Всё нормально, просто… ближе к делу, ладно?       Гавриил кивает, расслабляясь. Успокаивается окончательно, целуя Вельзевул, укладывая её обратно на кровать и нависая сверху. Она направляет его член в себя, и новая волна жара проходится по телу, заставляя Гавриила вздрогнуть, крепко прижаться к Вельзевул и ненадолго замереть, зажмурившись. Когда он начинает двигаться, замечает, что Вельзевул улыбается. Так счастливо, так искренне и живо. А говорят ещё, что в сексе полно лжи. Она цепляется за плечи Гавриила, обхватывает его торс ногами, едва позволяя ему двигаться; ногти до боли впиваются в кожу, Вельзевул сжимает его совсем сильно, даже там, внутри, и он не сдерживает стона: сознание плывёт от близости, от осознания её оргазма. Гавриилу кажется, что он держит в руках целую Вселенную, что прямо сейчас она принадлежит ему целиком и полностью, и неважно, какие тайны и опасности она скрывает в себе. И он — весь её. Вся его любовь — только для неё, для Вельзевул.       Собственный оргазм накрывает неожиданно, словно внутри что-то взрывается. Гавриил утыкается Вельзевул в шею, пытаясь отдышаться. Водит носом по коже, наслаждаясь запахом, прижимается губами к ключице. Облизывается. На языке остаётся солоноватый привкус. Гавриил выходит плавно и падает рядом с Вельзевул.       — Нужно укрыться, — бормочет. — А то замёрзнем.       — Угу.       Вельзевул ещё дышит шумно. Её глаза закрыты и, кажется, весь мир, включая Гавриила, её не волнует. Гавриил находит в тебе силы слезть с кровати и тянет за покрывало и одеяло, аккуратно перекатывая Вельзевул на простынь. Она только мычит что-то нечленораздельное. Он вытирается брошенным на полу полотенцем, второе протягивает Вельзевул: ещё раз идти в ванную совершенно не хочется. Потом ложится рядом, укрывая их обоих по пояс. Ему хочется обнять Вельзевул, ещё разгорячённую и такую расслабленную.       — Не было у меня секса, — вспоминает.       — Поздравляю.       — Тебе понравилось?       Вельзевул смотрит на него сердито.       — Запомни одно святое правило для случайных связей: после не болтают.       — Почему?       — Потому что говорят одни глупости!       Голос у неё очень недовольный, резкий. Гавриилу почему-то кажется, что не может она злиться сейчас по-настоящему, всё же нормально было. Или нет? Ему вот хочется поговорить, хочется слышать её голос и знать, что она рядом, не только физически; они едва соприкасаются плечами. Почти до слёз хочется сказать, что это не случайная связь для него. И о том, как сильно он её любит.       — Тогда помечаю: это не глупость! — не выдерживает. Смотрит Вельзевул в глаза. — Я люблю тебя! Давно люблю!       Её взгляд меркнет, сквозь раздражение проступает грусть.       — Совершенно зря, — поворачивается спиной, но говорит достаточно громко, чтобы Гавриил услышал. — Ты совсем меня не знаешь.       — Я знаю, что ты ответственная, честная…       — Сплю с кем попало, — перебивает.       — Я не «кто попало», — возражает, скрещивая руки на груди. Становится холодно. — «Кто попало» — это Хастур с Лигуром — они вообще не с нашего потока; Люцифер — ты с ним и словом не обмолвилась. Почему именно я, а не он? Телосложением мы с ним похожи, — в голосе проскальзывают ревностные нотки; слишком много обиды давит на грудь. — Он более грациозен и открыт, в этом всё дело? Тогда…       — Просто заткнись! Заткнись, ладно?       Гавриил давится собственными мыслями. Закрывает лицо руками. Он просто фантастический идиот: стоило только сделать что-то правильно, как нужно снова всё испортить. Тянет отвернуться, закрыться, а лучше — вообще свалить, как и хотел в начале, до того, как случилось непоправимое. Непоправимое. От слова веет горьким отчаянием.       Вельзевул поворачивается обратно, расправляет руки Гавриила и обнимает его, утыкаясь носом в плечо. Лицо её мрачнее тучи.       — Потому что я в тебя влюблена, а не в Люцифера, — бурчит, слишком нежно, чтобы продолжать обижаться даже на самого себя. Коротко прижимается губами к коже. — И никто на тебя не похож. И не смей ничего говорить, понял?       — Понял, — усмехается.       Он чуть сползает, поворачиваясь на бок. Гладит Вельзевул ладонью по голове, убирая рассыпавшиеся по лбу пряди, чуть запрокидывает её голову, держа за подбородок, и целует, долго нежно, так, что начинает задыхаться от переполняющих его чувств.       — Люблю тебя, — повторяет, отстранившись. Обнимает, крепко-крепко.