Ночь

      Гавриил думал, что скрывать радость от отмены Армагеддона будет трудно. Он же должен был вести ангелов в бой во Имя Её, должен был рдеть всей Сутью за воцарения Рая на Земле — и так настаивал, чтобы Азирафаэль прекратил заниматься ерундой, уговаривал Антихриста… Когда всё улеглось, Гавриил почувствовал небывалое спокойствие, какого не чувствовал с самого Начала — слишком давно. Смотреть на подавленных братьев и сестёр было горько, но чувство вины не заполняло собой всё пространство — ютилось где-то на задворках сознания, а блаженную улыбку, в которой никто не заметил искренности, Гавриил назвал «неунывающей», для поднятия общего духа. Он старательно доигрывал роль правильного архангела, преданного слуги Божьего, начальника Небесной канцелярии, чтобы однажды уйти туда, где его больше ничего не потревожит, не попробует закопать, не потребует хранить одни секреты и выведывать чужие — где всё будет просто, без подозрений, без вопросов. Как у людей. Гавриил завидовал им уже очень давно, не обременённым ответственностью перед Вселенной, умеющим её избежать.       Прямо сейчас же Гавриил испытывал смешанные чувства, сидящий над горой документов, необходимых к разбору, перепроверке, над разрозненными крупицами информации, на чьей основе приходилось выстраивать новую тактику — без конечной точки. Он отчаянно устал и, казалась, даже думать было больно. В висках гудело и постукивало, глаза упрямо слипались, слезились, а буквы сливались в одну непонятную кашу. Вельзевул, шелестящая бумагой напротив, выглядела не лучше: двигалась ещё медленнее обычного, тени под глазами налились серым, уголки губ и брови будто сжало параличом.       — Нужно отдохнуть, Вельзевул, — пробормотал Гавриил, откладывая папку. — Времени теперь более, чем достаточно, значит, мы можем позволить себе сделать перерыв.       — Хорошая идея-а, — она зевнула и моргнула. Растёрла лицо, но взгляд осознаннее не стал. — Нужно пос-зпать…       Гавриил зевнул тоже и нахмурился.       — Мы не люди, чтобы спать.       — Но мы з-заебалис-з-зь, — Вельзевул стянула с себя пиджак, глянула на Гавриила, выразительно выгнув брови: — У тебя есть с-зилы для обычного с-зпос-з-зоба?!       Он покачал головой. Ни сил, ни желания, чтобы тащиться на самый-самый Верх и молиться: хотелось отключиться прямо здесь и сейчас. Как можно скорее. Вельзевул уже методично расстёгивала пуговицы на своей рубашке, завозилась с ремнём, и Гавриил, едва обратив внимание на возмущающую мысль «Раздеваться?!», последовал её примеру — было бы жутко не удобно ложиться в костюме. Он бы сильно помялся и нарушил кровообращение… Галстук и пиджак неаккуратно полетели на стул, вопреки обыкновению — всё равно помнутся… Чудо сейчас представлялось чем-то очень сложным. Ну и ладно, потом. Всё потом…       Без одежды тело неприятно холодило, по коже побежали неуютные мурашки. Где-то на задворках сознания снова мелькнуло осознание того, что положение чрезвычайно неподобающее: демон и ангел, почти полностью обнажённые, вместе ложатся спать подобно людям. Но паутина усталости пропустила только короткое замечание, лишённое возмущения и протеста:       — Кровать одна.       Вельзевул скинула покрывало на пол и посмотрела на Гавриила, как на полного идиота, коим он себя сейчас ощущал. «Тебя это ебёт?» — слышал он в своей голове от усталости срывающийся на жужжание и мат голос.       — Ес-зли з-зейчас-з-з не ляж-ж-же-жь, — всё же сказала она, забираясь под одеяло, — то тебе ничего не дос-з-зтанез-з-за.       И Гавриил поспешил улечься рядом и урвать свою половину одеяла. И почему на двуспальной кровати оно одно? Без разницы. Подле Вельзевул, с заключённым внутри неё Адским огнём, было тепло и спокойно. Спокойно… Сознание медленно растворялось в подступающей к нему темноте, мышцы расслаблялись и всё, абсолютно всё становилось неважным, незначительным. Голова сползла с подушки и упёрлась во что-то горячее; Гавриил сквозь сон попытался отодвинуться, но горячее сцапало одно руку, прижало к себе, вторая бессильно легла поверх. Горячее придвинулась ближе, как наступает нирвана.       Проснулся Гавриил от дрожи: одеяло куда-то делось, оголив плечо и спину, и стащить его с чего-то, что камнем лежало рядом, не вышло. Пришлось открыть глаза.       Камнем оказалась Вельзевул, и сощурившись от яркого утреннего света, Гавриил даже не стал удивляться. Она ещё спала глубоким сном, тяжело сопела, приоткрыв рот, и на подушку натекла слюна. Блёклый свет из не зашторенного окна делал её лицо ещё бледнее, уязвимее — и сейчас Вельзевул до странного безмятежно, незнакомо; слабо обнимала руку Гавриила, прижимая к груди и переплетая пальцы, словно забыла отпустить — со слишком давних пор забыла… Будить её совсем не хотелось, но Вельзевул, потревоженная движением, всхрапнула, причмокнув губами, нахмурилась, сильнее закутываясь в одеяло, и уткнулась Гавриилу в грудь, снова расслабляясь. На лице расцвела улыбка, и теперь уж Гавриил забыл, что может обходиться без воздуха; стук сердца стал слишком отчётливым и колким.       Если бы вчера он не устал так сильно, он бы сто раз подумал, прежде чем оказаться с Вельзевул в такой близости, поставить всё под удар. А всё — что? Ничего. Только кожа как будто слезала, плавилась под вынужденно-неосознанными прикосновениями Вельзевул, сгорала под её поверхностным дыханием. А мысли скатывались в клубок, слипались вязкой массой.       Если время теперь не закончится, они могли быть свободными вместе как настоящие люди.       Вельзевул вздохнула резко, засопела-застонала зло, скукожилась, зарываясь в одеяло, отстраняясь. Гавриил привстал на локте, делая вид, что между ними было пространство, дистанция и деловой этикет. Только Вельзевул села, зябко поджимая руки и пытаясь удержать края одеяла, заозиралась беспокойно, Гавриила будто не замечая, и уставилась в пустоту перед собой недовольно, плотно сжав челюсти.       — Ты в порядке? — он тоже сел, зачем-то поправил одеяло на покрытых мурашками плечах. Вельзевул покачала головой:       — Хол-лод-дно — пиз-д-з-здец как, — зубы стукнули о зубы; она дрожащими руками попыталась закутаться плотнее, втянула голову в плечи, не переставая крупно дрожать.       — Разве ты не отдохнула?       Она закрыла глаза, пытаясь справиться с дрожью, и только потом ответила:       — Н-не в это д-дело, — воздух вышел со свистом через рот, и Вельзевул сжалась, стала как-будто бы меньше. На вопрос: «А в чём тогда?» она промолчала, не удостоила даже привычным уничижительным взглядом.       Это было неправильно, почти страшно и совершенно неожиданно. Вельзевул — могущественный демон, исчадие Ада, мёрзла и тряслась, как какой-то человек… Это ощущалось чем-то опасным.       — Что ты обычно делаешь?       — Собираю-з-зь з-з-зилами и иду р-раз-з-зноз-зить пор-рок.       Смотреть, как Вельзевул пытается жить и страдает, не хотелось. Гавриил притянул её к себе, обнял, переставая сдерживать благодать. В нём самом стало теплее, тепло потекло через кожу — к Вельзевул, внутрь неё, согревая. Она не стала сопротивляться, замерла в его руках, словно боясь спугнуть, но спросила, будто бы для приличия.       — Т-ты чего делае-ж-жь?       Гавриил не ответил. Украдкой выдохнул облегчённо, что их доверия друг к другу хватало на такие вещи — на уязвимость и защиту. Какого ещё демона он мог пригреть на груди, делясь с ним благодатью? Кто ещё позволил бы с собой это сделать? Гавриил положил ладонь Вельзевул на лоб, проверяя температуру — снова почти горячая, как и должна быть.       — Спать ещё хочешь? — она кивнула, и Гавриил уложил её голову к себе на колени, не давай возразить. — Тогда спи.       Хотелось добавить что-то похожее на «я позабочусь о тебе» или «я буду оберегать тебя», но слова оказались слишком тяжёлыми. Он мог только подоткнуть под её прижатые к животу ноги одеяло и действительно сторожить её сон. Но когда-нибудь он ей обязательно расскажет, — и они сделают всё, как настоящие люди.