Ночь

Мне больно, когда ты далеко, Ещё больней, когда ты рядом.

      Никто не спрашивает, но вопрос вертится в голове каждую секунду, надоедливым звуком перекатывается по нервам и вырывается сухими словами иногда, словно случайное и неважное.       — Мы гораздо лучше смотримся как любовники, — говорит Вельзевул в их пятую ночь после развода. Прошло почти два месяца, а они не спешили выводить друг друга из-под кожи.       Гавриил ненавидит это и прячет досаду за грубым поцелуем. Он не понимает, что меняется от штампа, от колец, от статуса, но чёртова разница есть. Верно, всё дело в быту. Они двигаются навстречу друг другу идеально слаженно, они читают мысли с полу-взгляда и угадывают настроение по мимолётным жестам, они не теряют связь и не ищут новых — но умудряются срывать голос и сжимать кулаки от ненависти, желать не близости, но смерти, и долгие часы наедине становятся мучительными.       — Брак всё усложняет, — повторяет Вельзевул раз за разом, потягиваясь в постели, а Гавриил отходит к окну, но уже не курит. Бросил настолько недавно, что похоже на перерыв.       Они всё ещё вытягивают друг из друга души и меняются сердцами добровольно, только больше не шепчут слова любви.       — Слишком громкое заявление, — ворчит Вельзевул не вслух, и Гавриил спорит с ней настойчивыми ласками, доводя её до исступления почти назло, доказывая, как она не права. Это единственное, что он может сейчас сделать, а Вельзевул всё равно не верит — и её преданная нежность не доказательство, не аргумент.       Гавриил перебирает жёсткие пряди её волос, любуется в доли мгновений, когда это не кажется неправильным, и отчаянно пытается понять, как всё исправить.       — С тобой хорошо на определённом расстоянии.       — С тобой тоже.       Вельзевул хмыкает довольно. Возможно она права — но ему её не хватает до зуда, не хватает этих встреч урывками, не хватает отношений наполовину. Из Гавриила выходит ужасный любовник — и ещё более ужасный муж. И конечно это всё — не любовь, она такой не бывает: частичной, с условиями и оговорками, не терпящая отклонений. Но они засыпают, обнявшись крепко, они доверяют друг другу больше, чем обнажённые тела, они целуются, словно это самое необходимое на свете.       Гавриил больше не напоминает ей о недостатках, не читает лекций по каждому поводу, не просит надевать что-то приличное, не курит в доме, не ругается вечно хмурому лицу. Вельзевул думает, что развод был хорошей идей, и однажды осекается, когда хочет сказать, что Гавриил идиот.       — Я почти всегда невыносима, не зачем терпеть меня постоянно, — говорит она спустя бессчётное количество ночей, уложенных в полгода раздельной жизни.       Она больше не издевается над его оптимизмом и манерами, не наводит беспорядок, называя его рабочим, не матерится по случаю и без, не кидается оскорблениям в его привычки, не игнорирует его предложения. У них теперь так мало времени, чтобы тратить его на перепалки.       — Я люблю тебя, — впервые отвечает Гавриил и не смотрит на её удивлённо распахнутые глаза. Замечает поцелуем в шею прерванное дыхание и учащённый пульс.       Вельзевул сворачивается в комок на боку, подставляя его взгляду макушку и правое плечо, и осознаёт.       — Я тоже тебя люблю, — шепчет еле слышно.       В отличие от всех предыдущих слов, эти объясняют происходящее лучше всего.       Гавриил улыбается.