Ночь

      Иногда Гавриилу кажется, что этот демон его преследует, начиная с незапамятных времён. Эдем, когда она ещё была ангелом и сразу после Падения, Вавилон, Содом, Рамсес, Иерихон, Иерусалим, Назарет и Вифлеем и снова Иерусалим. Она ходит рядом тенью, поглощающей свет, и мушиным роем, хуля Богиню одним только взглядом. Её присутствие — уже осквернение, её слова — Смертный Грех.       Гавриил привыкает к ней быстрее, чем находит способ устоять. Слова Вельзевул пробивают дыру в его груди и пускают корни, и вместе с ними под кожу проникает она вся, весёлая и опасная, пытавшаяся взять его за руку и повести за собой. Она не скрывает лукавого взгляда, когда вытравливает из него благодать и чувство долга перед Богиней, и не стесняется наготы своей души. Гавриил чувствует в этом подвох, ведь Вельзевул — Адский Лорд, он знает её ярость и искристое безумие, знает какой суровой и жёсткой она может быть. И он солжёт, если скажет, что это не привлекает его больше, заставляя забыть обо всём, кроме неё.

***

      Она ловит его в очередной раз в хвойном лесу, когда Гавриил думает, что игры пора заканчивать. Вельзевул стоит на крыльце бывшей лачуги лесника, опираясь спиной о дверной косяк и сложив руки за головой, отчего её растянутый свитер задран, обнажая бёдра и показывая, что на демоне нет даже белья. Она улыбается пьяно и дико, скаля белоснежные зубы, щурится, и Гавриил видит опасно задорные искры в её глазах. Чувствует её рьяный жар и сглатывает, смущённый.       — Ты соблазняешь меня?       Он в собственное предположение не очень верит, но смотрит на Вельзевул с широко открытыми глазами. И лишь по одной её скользящей неровной улыбке понимает: всё-таки прав.       — Да, — отвечает она просто, отлипая от косяка и лишь для видимости оправляя свитер, и подходит ближе, нарочито спокойная и с рассеянной улыбкой.       — Похоть же… не твоя специальность…       — Да.       Она смотрит лукаво, и её глаза кажутся слишком светлыми сейчас, блестящие в блуждающих лучах солнца. Она словно хочет, чтобы Гавриил что-то понял, что-то сделал — очевидно что, а может, что-то сказал в ответ, продолжив всё-таки эту забавную игру. Гавриил сглатывает отчего-то тяжёлое ощущение в груди и прерывисто вздыхает; Вельзевул стоит так близко, что он может чувствовать её извечный сладковатый запах гари. И он вдыхает ещё раз полной грудью, с щемящим сердцем осознавая, что что-то с Вельзевул не так.       Молчание затягивается.       — Знаешь, это на самом деле про желание, — начинает она тихо, вдруг опуская взгляд и быстро облизывается, словно во рту у неё уже пересохло. — Про желание заполнить пустоту, — и есть куча способов, вот, вкусно поесть — прекрасно, или посмотреть на красивую вещь и осознать, что она твоя, или поспать — очень помогает, когда уже не вывозишь, или понять, что ты офигеть, как хорош в чём-то, или наоборот, выплеснуть из себя всё криком, или просто подсматривать за чужим счастьем…       Вельзевул прерывисто вздыхает тоже и наконец поднимает глаза, смотрит откровенно вопросительно, с надеждой: что он скажет на её откровение? Но Гавриил давится почти очевидной параллелью со Смертными Грехами. Она улыбается, теперь горько.       — Мы все просто на самом деле хотим найти что-то вместо Любви, которую Она у нас забрала. И когда дело касается… кого-то конкретного, ничего не может быть лучше Похоти.       Гавриил осознаёт медленно, ещё растерянный самыми первыми словами; теперь находит сокрытый смысл в каждом непонятном, раздражающем раньше действии. Он касается осторожно плеча Вельзевул, привлекая её ближе к себе. Она лишь вздрагивает, чуть хмурится, но не противится, и сама будто бы подаётся навстречу, когда другой рукой Гавриил скользит под её свитер, не отрывая взгляда от голубых глаз. Оглаживает тазовые косточки, проводит одними пальцами по животу и спускается к лону. Вельзевул краснеет стремительно, и голубизна в глазах словно трескается.       — Ты искала моей любви? — спрашивает Гавриил тихо, наконец связав разрозненные, оторопелые мысли в слова.       Она кивает заторможено, и сдавленное мычание обрывается на полузвуке. Гавриил ведёт рукой ниже — между её ног, чувствуя давно выступившую горячую влагу. Давит на клитор и сам задыхается от того, как дёргается её тело в ответ на движение, как жадно и шокировано смотрит на него Вельзевул, толчками выпадая из реальности. Гавриил медленно водит пальцем меж половых губ, удивляясь нарастающему жару и мягкости плоти, как неровно пульсирует чужая Суть под самой кожей. Вельзевул подаётся бёдрами навстречу, когда Гавриил касается промежности и загибает палец, входя; она насаживается сама неуклюже из-за разницы в росте, и нечто внутри неё рассыпается крошками и хриплым стоном. Гавриил зажмуривается на мгновение, чувствуя жаркую волну и внутри себя, словно заразился возбуждением, словно ему тоже необходима Любовь…       Вельзевул некрепко цепляется за его руку, останавливая, заставляя открыть глаза. И на её лице написана такая мечущаяся боль, что Гавриила разрывает между желанием стереть последние минуты и укутать Вельзевул крыльями.       — Почему ты это делаеж-жь? — хрипит, срываясь с ровного тона, и больно впивается ногтями в руку.       Гавриил судорожно вдыхает — её немую агонию, её страх и невозможную надежду. Он заставляет себя расслабиться, обнимает Вельзевул одной рукой, прижимая её к своей груди, — и входит глубже. Зарывается носом в жёсткие волосы и целует в макушку, впитывая в себя всю её Суть.       — Потому что, — шепчет и удивляется, каким грубым выходит голос, — я тоже ищу твоей любви. И ты сказала, что Похоть — это хороший способ.       Он не останавливается ни на секунду, вводит второй палец, отчего Вельзевул со всхлипом упирается лбом ему в грудь, чуть прогибаясь в пояснице. Потом он перестаёт удерживать её за плечо и меняет руки: входит сзади, второй медленно ласкает клитор кругами. От сдавленного мычания, неровно срывающегося с её губ, и усиливающейся дрожи тела, Гавриил дышит чаще и глубже, распалённый, соблазнённый… Вельзевул сжимает его бока, пытаясь удержаться на ногах.       — Гейб, я… — сипит она, но Гавриил, чувствуя её изнутри, договорить не даёт:       — Я знаю.       Она сжимается вокруг его пальцев, дёргается, не то пытаясь избежать ставших слишком ощутимыми прикосновений, не то вобрать больше. Выдыхает удовольствие через рот и не отпускает. Гавриил обнимает её за талию, прижимая к себе всем телом. До мучительного напряжённый член упирается Вельзевул в низ живота, отрезвляя. Она обхватывает руками лицо Гавриила, заставляя его склониться, и целует порывисто и упоённо, продолжая признаваться без слов. Прикусывает губу, забывая о нежности, и берёт потом жадно, нетерпеливо стаскивая с Гавриила рубашку и помогая избавится от брюк, не разрывая почти болезненного поцелуя, шарит руками по спине и бёдрам, распространяя огонь, валит их обоих на землю, прижимаясь ближе. И вместо поцелуев на плечах и животе — укусы, словно по старой привычке, и торопливый язык на члене, слизывающий смазку; Вельзевул берёт в рот глубоко и облизывается, тщательно пробуя вкус, пока Гавриил стонет задушено, не зная, что делать с таким острым желанием, пробирающим до последней мышцы, до основания Сути. Он насаживает Вельзевул на себя почти яростно, устав от томления и выбивая из неё громкий стон; сжимает её бёдра до жгучих отметин и с таким трудом подстраивается под её неустойчивый ритм, а потом, не давая двигаться, просто укладывает себе на грудь, раздавленный волной оргазма, обнимает до невозможности вздохнуть им обоим. Вельзевул вжимается в него сильнее с протяжным всхлипом, кончая следом.       Гавриил зарывается пальцами в её волосы и осознаёт единственную вещь в мире: больше ни за что не отпустит, не оттолкнёт и не сбежит от неё — уже никуда не денется, так глубоко её пронзённый. Вельзевул оставляет мягкий поцелуй у него на ключицах.