Ночь

      — Поцелуешь меня? — предлагает Вельзевул прямо, и глаза её, такие голубые сейчас, совершенно невинные. Она смотрит словно с надеждой.       Гавриил ощущает себя идиотом и не верит её словам.       — Ангелы не целуются.       Он — не целовался, он не знает как, не хочет обидеть её или опозориться, испортить хрупкость момента…       Вельзевул улыбается.       — Но хотя бы в теории знаешь? Просто попробуй.       Гавриил запоздало думает, почему она сама не может поцеловать его. Но берёт её за плечи аккуратно и склоняется, прижимается губами к губам, чуть повернув голову. Вельзевул мягко раскрывает губы, выдыхая ему в рот, потом сжимает — и Гавриил теряется в ласковых движениях и попытках подстроиться, повторить. Чувствует, как её язык касается его нижней губы, чувствует своим кромку её зубов, и ему чудится привкус крови во рту. Не замечает, как прижимает её к себе крепче, как она обнимает его, как привстаёт на мысочках, — но когда опускается, разрывая поцелуй, Гавриил чувствует в груди странный холод и тянется за Вельзевул, не отпуская.       Она усмехается.       — А у тебя неплохо получается.       Он смотрит на неё заворожённо, словно впервые увидел, только не мощь всего Ада и порока, а что-то удивительно нежное и тёплое… И уже открывает рот, чтобы спросить: а можно ещё? Но теперь Вельзевул прижимается к его раскрытым губам, и реальность дрожит, как водная гладь, от трогательно нежности, с какой она касается, от того, как кончики их носов упираются в их щёки и как на языке оседает чужое дыхание — терпкое и сладкое, как чужой жар проникает внутрь.       Отстраняясь, Гавриил оставляет лёгкий поцелуй на её губах, словно запечатывает это мгновение, и думает о том, что ему совсем не нравится слово «чужое», чтобы описать всё это.