Ночь

      Вельзевул жмурится от удовольствия, ощущая Гавриила внутри. Жар медленно затапливает её всю, течёт от его Сути к её и пульсирует, отдаёт покалыванием в кончиках пальцев, стоит ей качнуть бёдрами. Гавриил запрокидывает голову, выдыхая стон; она видит, как от сдерживаемого желания двинуться навстречу напряжены его грудь и живот, как проступают мышцы на шее, разрезая сумрак и глубокую тень.       Вельзевул легко проводит по его груди: от впадинки между ключицами до конца грудины, вниз и вверх. Вниз и вбок, вокруг соска и по нему кончиком когтя, дразня, не смотря на то, что делает. Она смотрит Гавриилу в глаза, почти чёрные, провалившиеся в тени, но жаждущие.       Вверх и вниз, вспарывая кожу и будто бы ненароком проникая к нежной, тёплой благодати.       Вельзевул просыпается с застывшем на губах криком и привкусом крови. Она не чувствует своего тела и смотрит на руку, будто в ней всё ещё зажато окровавленное, пульсирующее сердце; её пальцы дрожат. Вельзевул закрывает лицо ладонями, отряхивая руку, и жмурится, стискивает челюсти, пытаясь избавиться от ухмылки.       Всхлип раздаётся сам собой, и она вздрагивает, притягивая колени к груди.       Из нутра к горлу подступает удушающая Тьма.       — Вель?       Гавриил садится рядом с ней, его голос звучит сонно и удивлённо, и Вельзевул лишь сжимается сильнее, чувствуя тошноту. Муть плещется на дне желудка и изводит под рёбрами, поднимается волной, когда Гавриил касается плеча, в попытке успокоить. Прикосновение обжигает, обнажает кожу, и Вельзевул чувствует на пальцах тёплую, липкую плоть.       Резкий и терпкий запах крови будит голод, и без того скупой связи тел становится мучительно недостаточно. Вельзевул склоняется, слизывает капли, проводя языком по неровным краям пореза, и наращивает темп, впиваясь Гавриилу в плечи. Она кожей и губами чувствует, как бьётся его человеческое сердце, подражая пульсации Сути.       В груди тесно и воздух становится тяжёлым; от лёгкости и головокружения Вельзевул бесконечно далека, и раздражённая ярость заставляет прижиматься ближе, целовать жадно, прикусывая губы — вгрызаясь. Жужжание вырывается из опустошённой утробы, и Вельзевул скалится, предвкушая скорое наслаждение. Она пробирается внутрь к сокровенному, желая забрать то, что Гавриил может дать.       Её рвёт горечью и вчерашним кофе на ковёр у кровати, и в темноте Вельзевул чудится кровь.       — Вельзевул!       Она всхлипывает, пытаясь откашляться, но холодная дрожь в теле едва позволяет ей вдохнуть и удержаться от нового позыва. Гавриил больше не пытается к ней прикоснуться и остаётся где-то на периферии сжавшегося до тошнотворной Тьмы и ужаса мира. Тьма плывёт перед глазами, оставляя разводы алого и бордового, проваливается в мягкое и склизкое; пряный запах становится кислым и затхлым, и Вельзевул задыхается, не зная, как скинуть с себя этот морок, барахтаясь в панике словно в болоте.       Спрятанные крылья кажутся слишком тяжёлыми, вымоченными в раскалённой смоле.       Тьма неумолима и необъятна, она дрожит перед ангельским естеством, и Вельзевул облизывается, не сдерживая довольного жужжания. «Хороший ангел, — повторяет сонм мух, — хор-рож-жий-ангел». Весь в её безграничной власти, покорный её упоению.       — Вель, посмотри на меня, Вельзевул. Всё нормально, ты в безопасности, я рядом, слышишь?..       Голос звенит белым, прорывается сквозь мутную пелену; Гавриил говорит что-то ещё, беспрестанно повторяя её имя. Вельзевул моргает, смотря перед собой, и видит его, присевшего на корточки, со стаканом воды и полотенцем. Он встревожен, и тревога залегает в резких тенях от включенного ночника. Пол перед кроватью чист.       Гавриил протягивает ей полотенце, и Вельзевул, взяв его дрожащими руками, ощущает, что оно влажное и прохладное и умывается, пытаясь стереть и грязь, и тремор, и сам сон. Из нутра вырывается судорожный вздох, не приносящий облегчения. Гавриил предлагает воды, и Вельзевул делает лишь пару глотков, боясь наполнять желудок.       — Можешь рассказать, что случилось?       Она мотает головой, отползая от края кровати и обнимая себя за колени; Гавриил садится на кровать, оставив стакан и полотенце на полу.       — Просто кошмар, — хрипит Вельзевул себе под нос, зная, что Гавриил не отстанет.       Он всё равно смотрит недоверчиво.       Вельзевул знает.       Она почти не видит хороших снов. Она Падает, она убивает ангелов и демонов, она наблюдает, как рушатся города, погребая под собой что-то неизвестное, но очень важное, очень дорогое; она пьёт чужую кровь, она слышит угрожающий голос Богини; она видит бесконечную Адскую бездну и Тьму, рокочущую и жужжащую, клубящуюся вокруг неё. Поглощающую.       Она видит, как исчезает Гавриил, как оседает пеплом в её руках, как растворяется, лишь смотря ей в глаза с нежной улыбкой, но не крича, не противясь своей судьбе, в которой, Вельзевул знает, виновата она и только она, и её демоническая Суть. Но даже тогда она не вскрикивает спросонья, не дрожит, и её желудок не выворачивается наизнанку.       Вельзевул не знает, как объяснить своё состояние, что спросить, чтобы стало легче, чтобы потаённая тревога исчезла, перестав изматывать Суть.       Она давит в себе всхлип и перебирается к Гавриилу, жмётся к нему и ложится головой на колени, обнимая, и он сам, без раздумий, обнимает её, привлекая ближе к себе и устраивая удобнее; качает её на руках, как дитя.       — Я люблю тебя, — шепчет Вельзевул настойчиво, зажмурившись. — Я люблю тебя, — повторяет, доказывая своей Тьме, и обнимает крепче.       Она любит Гавриила; в её Сути есть место для нежности и заботы, и она никогда не причинит Гавриилу вреда, никогда не заставит его делать жуткие вещи, никогда не лишит воли. Она задыхается беспомощностью.       — Я знаю, Вель, — шепчет Гавриил в ответ, гладя её по волосам, и целует в лоб. — Я тоже тебя люблю.       Он растерян и сейчас взволнован, наверное, ещё сильнее, и Вельзевул ненавидит себя за это, ненавидит за слабость, с которой не может бороться, ненавидит Тьму, обволакивающую её сердце.       — Я боюсь, что этого не достаточно, боюсь, что я не справлюсь. Я не хочу сделать что-то ужасное…       Только не с ним.       — О чём ты говоришь, Велли? Я не понимаю, с чем ты должна справиться и как это связано.       Он проводит пальцами по её волосам, приглаживая растрепавшуюся чёлку и убирая длинные пряди за ухо, успокаивая. Вельзевул не хочет отвечать на вопрос, словно произнесённые вслух кошмары из её сна оживут в реальности и всё разрушат. Она не может позволить Гавриилу бороться с ними, но справиться одна — уже не может.       — Я демон, — начинает она, но Тьма сжимает горло, и Вельзевул пытается сглотнуть.       — Я знаю.       Он оставляет ещё один поцелуй на её лбу, бесконечно ласковый и терпеливый, изображающий спокойствие и уверенность, чтобы она смогла рассказать. Вельзевул шумно выдыхает.       — Тьма не отпускает меня. Я поддавалась ей так часто, это было… мне нравилось. Но не с тобой. Я не хочу с тобой ничего, что связано с Тьмой, не хочу, и я… боюсь… она как будто становится сильнее.       Её сбивчивый шёпот становится тише с каждым словом, и Вельзевул утыкается носом Гавриилу в грудь, прячась от самой себя, от той части, что перестаёт быть подвластна, с которой не получается более договариваться.       Не то чтобы раньше они шли на компромиссы.       Гавриил обнимает Вельзевул крепче, баюкая. Она чувствует сумбур в его Сути, его тревогу и страх — тот, что она дала ему.       — Всё будет хорошо, — выдыхает он. — Я знаю, как недостоверно это звучит, но я рядом, Вель, и я обещаю, что всё будет хорошо.       Она мотает головой, собирая складками его ночную футболку.       — Это внутри меня, оно в моей голове.       Тьма сжирает её без остатка обещанием никуда не уйти; падающей тенью и штрихом чёрного, хитрым взглядом и душным ночным воздухом, она останется частью Вельзевул на веки, останется на дне Сути бесформенным комом, призраком, что всегда стоит за плечом и шепчет на ухо.       — Посмотри на меня, Вель, — Гавриил пытается взять её лицо в руки, но Вельзевул прижимается к нему крепче, избегая.       Она видит его покорный, жаждущий взгляд на себе и хочет стать ничем, чтобы не чувствовать этого.       — Посмотри, прошу. Посмотри на меня.       Он заставляет её поднять голову, отстраняя от себя, держит её лицо в ладонях и смотрит в глаза. Его фиолетовый почти строг, и на дне зрачка Вельзевул видит настоящую уверенность, видит решимость и жёсткость.       Гавриил склоняется к ней и целует в губы, так легко и нежно, что Вельзевул подаётся мгновенно, раскрывая рот. Это не заходит слишком далеко.       — И что ты чувствуешь теперь?       Вельзевул замирает от удивления, но её эмоции лежат на поверхности, обескураживая и всё сильнее заполняя её целиком, светясь всё ярче, взывая к постоянным чувствам.       — Нежность, трепет, любовь… желание — немного.       Гавриил кивает.       — И что ты хочешь сделать?       Слова встают поперёк горла, жгучие и настойчивые, но… Тьмы Вельзевул не слышит, и говорит медленно, словно она может появиться внезапно; словно может куда-то пропасть.       — Хочу обнимать тебя. Хочу смотреть на тебя и перебирать твои перья. Хочу, чтобы ты обнимал меня и гладил по крыльям. Хочу целоваться и… заниматься сексом, — голос прерывается от непривычки говорить это глядя Гавриилу в глаза и не улыбаться лукаво, не приглашать его, словно в танец. — Хочу смотреть на твою улыбку и готовить вместе с тобой, смотреть, как ты пьёшь кофе и целоваться после этого. Хочу сидеть с тобой и смотреть эти глупые фильмы с песнями и хорошим концом, хочу слушать, как ты смеёшься с неприличных анекдотов, а потом говоришь, что не одобряешь этого. Хочу слушать, как ты зовёшь меня по имени. Как стонешь его. Хочу научить тебя танцевать. Хочу, чтобы ты читал мне вслух старые романы. Хочу…       Вельзевул говорит дольше, чем рассчитывала, находя в себе лишь то, что тянулось к свету, что было светом, чьи мягкие тени обнимали тепло и приглашали отдохнуть.       Гавриил целует её в щёку и прижимает к груди, когда она заканчивает, и на его лице не отображается ни удивления, ни снисходительности: только глубокая любовь, от которой Вельзевул сжимается и жмурится, обнимая.       — Всё будет хорошо, я обещаю.       Она выдыхает и впервые за последний час чувствует подобие покоя.