***
Первоначально, выйдя из участка, Эмма хотела отправиться в ломбард Голда, но по дороге туда она растеряла все свое мужество и, резко свернув от первоначального пункта назначения, поехала домой. Вернувшись в квартиру, она с удивлением застала там Августа, который зашел сделать им новый засов, как и обещал еще на вечеринке, правда, Эмма, к своему стыду, совершенно об этом забыла. — Такой засов никому не сломать, — гордо сказал он, любуясь своей работой. Эмма и Мэри Маргарет, стоявшие рядом с ним, обменялись взглядами, полными веселья. — Да уж, прямо-таки камера пыток, — сыронизировала Эмма, глядя на пышущего самодовольством Августа и новый засов, который был похож на экспонат исторического музея. — Не нравится? Это средневековый шик, — возмущенно сказал он. — Как по мне, так вид не особо важен, лишь бы защитил от Реджины с ее отмычками, — пожав плечами, сказала Мэри Маргарет. — Писатель с золотыми руками, — сказала Эмма, прикоснувшись к новому дополнению их с подругой входной двери. — И где вы только этому научились? — В классе… восьмом, — как-то неуверенно ответил Август. Тут Мэри Маргарет встрепенулась и пошла в сторону кухни. — Кстати о школе, я опаздываю. — А… ты точно хочешь вернуться? — спросила ее Эмма, идя следом за Мэри Маргарет. — Того, кто сидел за решеткой, четвероклашки вряд ли испугают, — усмехнувшись, сказала она, наливая себе кофе. Эмма, сложив руки на груди и оперевшись на другую сторону стойки, в соглашение с этим утверждением слегка повела бровями. — К тому же я больше волнуюсь о тебе, — бросив быстрый взгляд в сторону складывающего свои инструменты Августа, слегка понизив голос, сказала Мэри Маргарет. Эмма непонимающе нахмурилась и спросила: — Обо мне? То есть? — Ну, кое-кто грозился отнять Генри у Реджины, — вмешался в их разговор Август. Эмма, немного раздраженная тем, что он влез в их разговор, повернула к нему голову. — Что-то я не припомню, чтобы я говорила это вам, мистер писатель, — возмущенно сказала Эмма, поняв, что он подслушал не только нынешний их с Мэри Маргарет разговор, но и тот, в котором, придя домой, она вполголоса рассказала своей подруге, отойдя подальше от работавшего Августа, о ее стычке с Реджиной. Бут примирительно поднял руки и сказал: — Я просто услышал это краем уха. — Ну, конечно, — прищурившись, сказала Эмма и добавила: — И вообще это была не пустая угроза, я сделаю все, чтобы Генри был со мной. А еще и в суд подам на Реджину, — и увидев, как Август и Мэри Маргарет обменялись растерянными взглядами, уточнила, глядя на подругу: — За то, что она тебя подставила. — Но… ты понимаешь, что если тебе все же удастся выиграть, Генри будет жить с тобой? — проникновенно смотря на Эмму, сказала Мэри Маргарет. — Ты готова… стать мамой? — явно имея при этом в виду не только Генри. Эмма, не колеблясь, ответила, рефлекторно положив руку на живот: — Да. Мэри Маргарет, увидев решительный блеск в глазах Эммы и защитное прикосновение к своей утробе, со странной гордостью, переполнившей ее до краев, улыбнулась ей. Эмма, увидев, как Мэри Маргарет улыбнулась ей, на секунду внезапно почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. «Дурацкие гормоны», — подумала она и незаметно смахнула слезы, не желая, чтобы ее подруга и все еще не ушедший Август посчитали ее плаксой. Тут она услышала знакомое шипение рации и голос Генри, доносившийся из нее: — Тревога, тревога. Взяв рацию, Эмма немного обеспокоенно спросила: — Генри? Что стряслось? — Жду тебя «У бабушки», у нас ЧП, дело касается операции «Кобра», — не терпящим возражений голосом сказал Генри. — Уже выхожу, — сказала обеспокоенная Эмма и пошла к двери, возле которой стоял уже одетый Август и почти готовая Мэри Маргарет. Выйдя на улицу и попрощавшись с подругой, Эмма решила пройтись пешком и быстрым шагом пошла в сторону закусочной. Тут за ее спиной раздался голос Августа: — Постойте. Эмма с трудом сдержала стон. — Не могу, операция «Кобра» зовет, — желая от него наконец отделаться, сказала Эмма. — Помедленнее, пожалуйста, у меня нога в последнее время побаливает, и кстати, об операции «Кобра», вы ведь в это все не верите, — сказал он, поравнявшись с ней. — Что это со мной и парнями с больными ногами? — пробормотала Эмма себе под нос и уже громче добавила: — Не верю, но пытаюсь подобрать ключ к сердцу Генри. — Такое открытое противостояние Реджине ничего не даст, поверьте, — качая головой, сказал Август, явно не расслышав бормотания Эммы или просто сделав вид, что не расслышал. Эмма усмехнулась, ее прежняя симпатия к нему становилась все слабее, и теперь его присутствие все больше начинало ее раздражать. — В борьбе главное — перспектива, понимание, кто и что вам противостоит, — сказал он. — Без этого вам ее не одолеть. Она закатила глаза и иронично спросила: — Ну и что вы предлагаете? — Возьмите отгул, я вас кое-куда свожу, — загадочно сказал он. — Интересно, куда? — с сарказмом спросила она, если честно, знать не желая, куда он хочет ее потащить в этот раз. — Если я сейчас скажу, вы не поедете, — самодовольно сказал Август. Эмма только посмотрела на него, словно он сошел с ума, и пошла дальше, не дожидаясь, когда он скажет ей что-нибудь еще. — Клянусь, если поедете со мной, то найдете ответы на все вопросы, — крикнул ей вслед писатель. На что Эмма, не оборачиваясь, ответила: — Сейчас я нужна Генри.***
Войдя в закусочную, Эмма сразу заметила за одним из столиков Генри, пролистывающего свою книгу. — Привет, что за ЧП? — подойдя к нему, спросила Эмма. Генри, шикнув на нее, тихо сказал: — Все сверхсекретно. Эмма, сев рядом с ним, с трудом подавила улыбку, глядя на его серьезную мордаху, и, немного наклонившись, так же тихо спросила: — Если все так сверхсекретно, то почему мы встречаемся в закусочной у всех на виду? Генри, сделав жалобное лицо, уже нормальным голосом сказал: — Есть охота. Уголки губ Эммы снова дрогнули в улыбке. — Кто кроме нас знает, что книга хранится в твоем офисе? — деловым тоном спросил Генри. — Никто, а что? — вопросительно подняв брови, сказала Эмма. — Ее изменили, добавили новую сказку, — вернув свое внимание к книге, сказал Генри. — Да? С чего это вдруг? — удивленно спросила она, тоже посмотрев на книгу. — Наверно, чтобы предостеречь нас насчет заклятия, — таинственным тоном сказал он. — Какого заклятия? — Не знаю, сказка не окончена… — расстроенно сказал Генри. — То есть кто-то выкрал книгу, а потом вписал в нее новую историю, но не окончил ее? — уточняющие сказала Эмма. — И это странно… Сказка ведь про Пиноккио, все знают ее финал, — непонимающе сказал Генри. — Может, в этом и есть вся причина? — А может, в другом? — не желал сдаваться он. Эмма вздохнула и печально подумала: «Фантазер… Ему бы лишь заговоры и интриги какие-нибудь подавай, прям как Голду, ей-богу», — на последней мысли она вздрогнула и, посмотрев на мальчика перед ней, сказала, желая сменить тему: — Генри… Кое-кто опаздывает в школу… Пойдем.***
Подбросив Генри в школу, Эмма вернулась в участок и сама не заметила, как провозилась с накопившимися бумажками до самого вечера. Выйдя из офиса и сделав глубокий вдох прохладного воздуха, она наконец решила, что больше не может откладывать свой визит к Голду. Эмма обвиняла его во многих вещах в прошлом, но на этот раз все было по-другому. На этот раз она чувствовала себя очень виноватой за то, что так набросилась на него. Но ей было трудно перестать думать о нем как о какой-то темной и таинственной фигуре, особенно с учетом того, что с первого дня своего пребывания здесь каждый житель Сторибрука считал нужным ее предупредить, что он ублюдок и лжец, но она действительно начала сомневаться в этом, потому что, узнав его поближе, она смогла увидеть в Голде то, что явно не хотели или не могли разглядеть другие за его маской бездушного дельца. Эмма надеялась, что он хотя бы выслушает ее и, возможно, даже простит ей ее поспешность в суждениях. Но даже если и не простит, то она как-нибудь это переживет, ей не впервой… Черт, да кого она обманывает. Сама мысль о том, что она может потерять его присутствие в своей жизни, отзывалось тупой болью в груди. Она, конечно, выживет, у нее сейчас более чем достаточно для этого поводов, а точнее, два, один из которых пожизненно связывает ее с Голдом, хочет она того или нет, но это будет трудно. Она пыталась представить себе жизнь без него, но просто не смогла. Как бы сильно она не хотела признавать это, но он медленно пробрался в ее сердце и стал частью ее. Припарковавшись недалеко от дома Голда, Эмма, с трудом разжав пальцы на руле, вышла из машины. — Я могу это сделать, — пробубнила себе под нос Эмма, идя по тротуару. — Я должна это сделать. Мне понадобится его помощь, чтобы вернуть Генри. Эмма не собиралась сразу же просить его помочь ей в получении опеки над Генри, сначала она попросит у Голда прощения, и если он ее простит, то завтра первым делом попросит его об этом. Если он не простит ее, она не знала, что будет делать. «Сейчас или никогда, — решительно подумала Эмма, поднимаясь по ступенькам крыльца, стараясь не вспоминать свой первый визит в этот дом. — Ну вот, Свон, докатилась, еще недавно твоего прощения желал он, а теперь ты сама стоишь на его пороге, чтобы извиниться». Она подошла к двери, глубоко вздохнула и протянула правую руку к дверному звонку. Она поколебалась, но, стиснув зубы, быстро нажала на звонок. Ее сердце бешено заколотилось, и Эмме показалось, что оно вот-вот выскочит из груди. Она затаила дыхание, ожидая ответа. Прошло несколько минут, но ей так никто и не открыл, и она уже было решила, что его нет дома, и повернулась, чтобы уйти, когда услышала, как поворачивается дверная ручка. Она замерла, сглотнув, когда дверь чуть приоткрылась. — Оу, мисс Свон, — довольно резко сказал Голд, открыв дверь и увидев ее. — Вы здесь, чтобы снова обвинить меня в чем-то? Эмма прищурилась на его тон. — Нам нужно поговорить. — Да, неужели? Когда Эмма только молча зыркнула на него, он вздохнул и, открыв шире дверь, сказал: — Входите. Эмма смотрела, как он с усталым выражением лица отступил в сторону, приглашая ее внутрь; войдя и услышав щелчок замка за спиной, она обернулась к Голду. Видя, как она продолжает молча буравить его взглядом, он не выдержал и ехидно спросил: — Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить, дорогуша? — Да. Я хотела извиниться, — выпалила она. — Извиниться? — подняв бровь, переспросил он. — За что? Неужели за то, что обвинили меня в похищении миссис Нолан без всяких на то причин? Увидя ее на пороге своего дома в этот вечер, он был очень удивлен, а уж когда она сказала, что пришла извиниться, его изумлению не было предела, но боль от ее недавнего отказа была все еще свежа, и поэтому он не смог удержаться от колкости. Эмма на секунду прикрыла глаза и, сжав кулаки, ответила: — Да, я поспешила с выводами и несправедливо набросилась на тебя. Извини. И отвернулась, смотря куда угодно, кроме него, чувствуя при этом, как Голд пристально смотрит на нее. Наконец он утомленно вздохнул и сказал: — Взбалмошная девчонка… Как тебе в голову вообще взбрела подобная мысль? «Скажи это моим гормонам, которые бушуют во мне, благодаря твоему, кстати, ребенку», — возмущенно было вскинулась Эмма, но почти сразу сникла, вспомнив, что ей нужно было еще рассказать о своей беременности Голду. Внезапно на ее глазах в который уже раз за этот чертов день появились слезы. И, резко развернувшись, она буквально побежала к выходу, больше не желая здесь находиться, понимая, что она была права, думая, что он ее не простит. Видя, как эта невыносимая блондинка, в присутствии которой каждый раз у него все внутри переворачивалось, а он невольно превращался в того робкого прядильщика, который не знал, как вести себя в присутствии женщины, снова от него убегает, он с рычанием отбросил трость и одной рукой схватил ее за локоть, а другой захлопнул дверь прямо у Эммы перед носом. — Ты действительно сожалеешь? — многозначительно прошептал ей прямо в ухо Голд, прижимая ее к себе. — Да, — вздохнула Эмма, прижимаясь лбом к закрытой двери и сжимая веки, чтобы слезы, все еще стоявшие в ее глазах, не потекли у нее по щекам. — «Черт! Мне все равно будет больно, и уж лучше мне останутся несколько драгоценных моментов радости с Эммой, которые я позже смогу лелеять в своем сердце, чем останусь с бесконечными сожалениями об упущенных возможностях», — подумал Голд, вспомнив о своем разговоре с Августом, который оказался не его сыном, а Пиноккио, каким-то образом проникшим в этот мир в обход проклятия. И который ранее в этот день клялся, что он сможет убедить Эмму поверить, но для этого Голду придется отказать ей в помощи, когда она придет к нему, желая заполучить опеку над Генри, чтобы ей не к кому было обратиться, кроме Бута. И поэтому, стоя здесь и вдыхая ее запах, зная, что уже завтра она, скорее всего, его возненавидит и вообще пожалеет, что пришла просить прощения вопреки своей гордости, он решил воспользоваться, возможно, последним шансом обладать этой сиреной, что незаметно все сильнее захватывала его сердце. Голд тяжело вздохнул, опаляя горячим дыханием ее ухо и посылая волны мурашек по телу Эммы, убрал руку с двери и, обхватив ее за шею, повернул к себе. Она ахнула, когда он со странным отчаянием и жадностью впился ей в губы, словно пытался насытиться ею за один поцелуй. Эмма чувствовала, как Голд запустил руку в ее волосы, крепко держа за затылок. Она сама слегка наклонила бедра вперед, больше в попытке приблизиться к нему, чем возбудить его, но это работало в ее пользу. Голд гортанно зарычал и сильно сжал ее бедро. Оторвавшись от ее губ, он стал покрывать ее лицо легкими, как перышко, поцелуями, поглаживая большим пальцем ее бедро, и в редкий момент охватившей его смелости он отчаянно прошептал в губы все еще хватающей воздух Эммы: — Останься сегодня со мной… Глаза Эммы резко распахнулись, когда Голд, едва закончив их поцелуй, выдохнул ей в самые губы просьбу остаться. Она изумленно наблюдала за его темными глазами, которые сейчас смотрели на нее с такой нежностью и уязвимостью, и почувствовала, что вот-вот в них утонет. Никогда и никто еще не смотрел на нее так, как он смотрел на нее сейчас. Подняв слегка дрожащую руку, которую она во время поцелуя положила Голду на плечо, Эмма мягко провела пальцами по его лицу. Отчего он слегка прикрыл глаза и, поймав ее руку, уткнулся носом ей в запястье. — Останусь, — едва слышно прошептала Эмма, сдавшись почти без боя, смотря в эти отчаянные темные глаза, хотя все внутри вопило, что она делает ошибку. Но в данный момент ей было плевать. Голд улыбнулся, услышав ее согласие, и, схватив ее руку, потянул за собой.