***
— Ну и что оно делает? — воскликнула Эмма, сложив руки на груди. Едва Голд с отцом вернулись, она по их лица сразу поняла, что дела плохи. Голд посмотрел на нее и ответил: — Теоретически, с помощью это проклятия можно заставить кого-то полюбить себя. Эмма подняла брови. — А разве это возможно? Я думала, что даже магия имеет свои исключения, например там: нельзя воскресить мертвых, нельзя заставить кого-то полюбить… — Ты права, но это особое заклинание может заставить кого-то думать, что он тебя любит, — объяснил Голд ей. — И, судя по всему, Реджине будет достаточно и этой иллюзии. Эмма покачала головой, все еще не понимая, как работает мозг Реджины. Ее внимание было привлечено к звуку шагов на лестнице, после чего она услышала голос Генри: — Она собирается использовать его на мне… Да? Эмма растерялась. — Малыш… Дэвид тем временем, видя растерянность дочери, хотел было подойти к внуку, чтобы его успокоить и желательно отправить наверх, чтобы они могли закончить разговор, но тут голос подал Голд: — Ты прав, юноша. Но это проклятие также даст ей и желанную месть. Дэвид нахмурился, недовольный тем, что он вмешивает в это дело его внука (вообще-то он и его внук, — ехидно сказал противный голосок где-то в глубине его сознания) и скрестил руки на груди, сказав: — Как проклятие дает ей и то, и другое? — Потому что последний ингредиент, который ей нужен, чтобы наложить его — это сердце человека, которого она ненавидит больше всего, — сказал Голд и махнул в сторону Мэри-Маргарет. — Нужно остановить ее, — выдохнула Эмма, чувствуя, как земля у нее под ногами закачалась, а перед глазами на миг все поплыло. Голд нахмурился, увидев, как взгляд Эммы помутнел и она начала покачиваться, быстро вытянул руку и схватил ее за локоть. — Эмма? — тихо позвал ее он, отпустив ее руку и приобняв за талию. — Мам? — испуганно протянул Генри, сделав пару шагов в их сторону. Эмма пару раз моргнула и, сжав ворот пальто, Голда сказала: — Ничего Генри… — но чувствуя, как земля вновь закачалась, добавила: — Ой, что-то мне все-таки не хорошо. — Может тебе присесть? — обеспокоенно спросил Дэвид, тоже сделав шаг в сторону Эммы. Она встряхнула головой и, пытаясь говорить более уверенно, ответила: — Нет, мне нужно остановить Реджину, и… — Оу, нет, милочка, ты сейчас ничего делать не будешь, — твердо заявил Голд, сильнее обхватив ее за талию, повел в сторону кровати, где лежала Мэри Маргарет, и, обращаясь уже к Белоснежке, с сарказмом добавил: — Я, конечно, понимаю, у вас тут горе по своей утерянной невинности и прочее. Но, может, вы на секунду, дорогуша, оторветесь от своего сеанса самобичевания и присмотрите за своей дочерью, которая от переутомления и переживаний о вас, кстати, чуть не упала в обморок. — Голд!.. — тихо прошипела Эмма, но он даже внимания на это не обратил. Мэри Маргарет тем временем, наконец, повернулась, оторвав затуманенные глаза от стены, в которую она пялилась уже почти вторые сутки, посмотрела на дочь, после чего пару раз моргнула и молча распахнула одеяло, в которое она укутывалась с головой, в приглашающем жесте. — Прелесть, — иронично сказал Голд и усадил, а потом и вовсе толкнул в объятия матери слабо сопротивляющуюся Эмму, у которой перед глазами все еще все плыло. — Отдыхайте, дамы, а с Реджиной я сам разберусь. — Но… — хотела было возразить она из чистого упрямства, ведь ей, и правда, что-то совсем поплохело. — Нет! — резко сказал Голд и, повернувшись к Дэвиду, который смотрел на все это с немного приоткрытым ртом, иронично добавил: — Или есть какие-то возражения? Дэвид просто покачал головой, сам не особо желая, чтобы его явно плохо себя чувствующая дочь шла на поиски неадекватной ведьмы. К тому же он в тайне надеялся, что, возможно, беспокойство об Эмме, растрясет его впавшую в депрессию жену. — Вот и отлично! — сказал Голд, повернул голову обратно к Эмме, наклонился, поцеловал ее в лоб и ласково добавил: — Встанешь с этой кровати, и я тебя к ней лично привяжу, поняла, душа моя? Эмма только нахмурилась и надула губы. Мэри Маргарет тем временем все так же молча, довольно крепко обняла со спины удивленную таким поворотом Эмму, прежде чем та попробовала встать, и, уткнувшись ей в белокурую макушку, с тяжким вздохом вновь замерла. Эмма сначала застыла. Она не очень-то привыкла к обнимашкам в постели, особенно с собственной матерью, но ей было так плохо, голову, казалось, сдавило тисками, а все окружающие периодически двоились перед глазами. «Спать надо больше и себя беречь, дура!» — ругала себя Эмма и, неуверенно положив одну из рук поверх рук Мэри Маргарет, которая положила ей их на живот, постепенно расслабилась, понимая, что, кажется, мать даже в своем состояние безмолвно согласилась с Голдом. Это заговор… Глянув из подлобья на Голда, она пробурчала: — А как же Генри? Если я встать не могу, а вы с Дэвидом будете заняты поисками Реджины, кто присмотрит за ним? Генри, который успел подойти ближе и положить руки на изножье кровати, с беспокойством смотрел на свою мать. Он запальчиво было начал говорить: — Не надо за мной присматривать, я сам могу… — Не беспокойся, у меня есть идея, — перебив внука, ответил ей Голд. — С ним все будет в порядке. А теперь отдыхай. — Ну и ладно, — насупилась Эмма, поглубже погрузилась в подушку. Но прежде, чем окончательно поддаться сонливости, которая внезапно на нее навалилась, она вытянула руку куда-то в сторону и, пошевелив пальцами, позвала сына.— Генри? Мальчик тут же подскочил к ней. Она потянула его на себя и, чмокнув в щеку, тихо сказала ему на ухо: — Не переживай все будет хорошо, но, если вдруг что, звони мне, ясно? Генри кивнул. — Да, — так же тихо сказал он. — Беги, собирайся, — сказал Голд, стоящий у мальчика за спиной. Генри вновь кивнул и убежал наверх, заинтригованный тем, куда же дед (все-таки было все еще странно осознавать, что у него теперь было двое дедушек, да еще каких…) хочет его отвезти. Голд, проводив его глазами и кинув последний обеспокоенный взгляд на прикрывшую веки Эмму, пошел в сторону кухни. — Ну и куда ты хочешь отправить моего внука? — шепотом спросил Дэвид, с трудом отведя взгляд от кровати, где теперь помимо его поникшей супруги, лежала еще плохо себя чувствующая дочь. — Не то что бы я не благодарен, что вы хотя бы временно угомонили Эмму, которой явно требуется отдых в ее-то состоянии, но… — Не я, а ты, — перебил его Голд. Дэвид растерялся. — Что? Голд закатил глаза и сказал: — Я говорю, не я, а ты отвезешь моего внука туда, где он хотя бы пока будет в безопасности, — и вздохнув, видя поднятые брови принца, он устало добавил: — Бей. Отвези Генри к нему. Мальчику будет полезно провести время с отцом. — А почему бы вам этого не сделать? — сложив руки на груди, спросил Дэвид. — Потому что мой сын вряд ли будет в восторге от моего присутствия, — процедил сквозь зубы Румпельштильцхен, прекрасно уловив нотку ехидства в голосе принца. — Я готов! — объявил Генри, спустившись вниз держа рюкзак, не зная, что прервал свою присутствием назревающий между его дедушками скандал.***
Позвонив Руби, Дэвид попросил ее передать одному из их постояльцев просьбу встретиться в закусочной. — Куда мы все-таки идем? Может мне все же было лучше посидеть с мамой и бабушкой? — продолжал спрашивать его Генри, который в тайне был слегка разочарован, что его другой дедушка распрощался с ними еще в квартире и не отвез его туда, куда его вел сейчас Дэвид, даже несмотря на то, что это явно была его идея. — Нет, малыш, им сейчас нужно отдохнуть, — ответил Дэвид, потрепав внука по макушке и останавливая машину около кафе. — Закусочная? — окончательно разочаровавшись, протянул Генри, едва увидев их место назначения. — Мы же только недавно ели. — Мы здесь не для того, чтобы есть, — сказал Дэвид, мягко подталкивая Генри вперед. Они вошли внутрь, и за одним из столов он заметил мужчину, который был отцом его внука, и вновь подтолкнул Генри в ту сторону. Тут Нил повернул голову и улыбнулся Генри. — Привет, приятель. Я тебе место приберег. — Схожу выпью кофе, — сказал Дэвид, напоследок хлопнув внука по плечам и предупреждающе посмотрев на мужчину перед собой, добавил. — Я буду неподалеку. После чего Прекрасный отвернулся и пошел к стойке, откуда намеревался присматривать за этой парочкой. Чтобы там не говорил Голд, но Дэвид не доверял ни ему, ни его сыну, который уже, как он понял, умудрился когда-то разбить сердце его дочери. И Дэвид не забудет и то, что именно из-за него Эмма попала в тюрьму, хотя он и не знал точных обстоятельств, приведших к этому. Но когда он сел за стойку, Дэвид столкнулся с их туристом Грегом, который, несмотря на улучшение здоровья и выход из больницы, все еще не уехал. Какой-то он был странный, у Дэвида насчет него было какое-то дурное предчувствие. Когда Грег ушел, Дэвид кинул взгляд на столик, где сидел Нил с Генри и увидел, что его внука там не было. Он резко встал и подошел к столику. — Где Генри? — рявкнул он Нилу. Тот посмотрел на него и, подняв руки, сказал: — Эй! Эй, полегче, он просто вышел в туалет. — С рюкзаком? — сказал Дэвид, чувствуя, как его сердце ухнуло куда-то вниз. Нил растерянно огляделся и с чувством выругался, понимая, что Генри от него, кажется, сбежал. «И почему я удивлен? Он же мой ребенок…» — подумал Нил и обреченно закончил свою мысль. — »…Эмма меня убьет!»***
Эмма внезапно проснулась, словно от какого-то резкого толчка. Черт! Все таки уснула! К счастью головная боль прошла, и она надеялась, что головокружение тоже. В общем сон, хотя и был сейчас не к месту, явно пошел ей на пользу. Прежде чем открыть глаза и встать, Эмма услышала тихие голоса людей, которые явно еще не поняли, что она проснулась. Один из голосов принадлежал Мэри Маргарет, которая, судя по всему, наконец, больше не изображала бревно, лежа в кровати, но, судя по близости его звучания, она теперь на ней сидела. Второй голос ей даже опознавать не пришлось не только из-за его характерного акцента, что вызывал в ней приятную дрожь, но и потому, что ее доча вновь тихонечко начала упражняться в движениях, плавая в ее утробе. Так ее маленькая принцесса реагировала только на одного человека — Румпельштильцхена. — … себя простить, — уловила Эмма обрывок фразы, произнесенной довольно несчастным голосом ее матери. — Дорогуша, тебе придется. Или ты хочешь всю свою семью потерять? — ответил тихий голос Голда. — Реджина ни перед чем не остановится, чтобы убить тебя. — Может оно и к лучшему? — печально сказала Мэри Маргарет. Услышав, как ее мать говорит о собственной смерти так, словно она будет для нее облегчением, у Эммы разбилось сердце. — Ну, конечно. Думаешь смерть облегчит твои муки совести? — насмешливо протянул Голд и уже куда более сердито добавил: — Маленькая избалованная эгоистка, только о себе и думаешь! А что будет с твоей семьей после твоей смерти, ты подумала? Не отвечай! Конечно, нет. — Не смей говорить, что мне на них плевать, Темный! — с небольшой частью былого огня воскликнула Мэри Маргарет и, вероятно, боясь разбудить Эмму, уже тише добавила: — Не смей. Я люблю их. Но… — Но, но, — передразнивая, прервал ее Голд, и уже резче добавил: — Да нет никакого но, дорогуша. Если любишь, то прекрати уже хандрить о том, что произошло совершенно случайно. Или ляг в эту постель и жалей себя, пока твоих близких будут убивать, доказав тем самым, что ты ни черта не изменилась и до сих пор осталась той самодовольной и высокомерной принцесской, которой тебя Реджина и считает. — Это жестоко… — со слезами в голосе сказала Мэри Маргарет. Отчего Эмма хотела уже вскочить и прекратить уже этот разговор, но какое-то шестое чувство ей подсказывало лежать и не шевелиться. — Жизнь вообще весьма жестока, — сурово сказал Голд. — Уж поверь мне, я как ни кто это знаю. Ко мне она вообще добра особо никогда не была. Из-за чего я весьма бережно отношусь к тем хорошим вещам, что на мою долю все же выпали, и твоя дочь — одна из них, как и ребенок, которого она носит. И я не собираю их терять только потому, что ты простить себя не можешь. А это, весьма вероятно, может случится. Если ты вдруг забыла, то Эмма уже пару недель назад и так попадала в больницу, и сейчас она вновь на грани истощения из-за переживаний о тебе, о Реджине и прочего. А уж про ваше рандеву в Заколдованном лесу я и вспоминать не хочу. Это не иначе, как чудо, что наш ребенок не был потерян. Но если… — тут он замолчал, а Эмма с трудом проглотила комок в горле, который появился от звука стольких эмоций в голосе Голда. Тут он совсем тихо и довольно зловеще закончил: — Но, если, это случится, хотя тебе лучше молиться, чтобы это осталось лишь туманной возможностью, Реджина покажется вам белой и пушистой, по сравнению с тем, что с вами сделаю я. Поняла, дорогуша? Судя по повисшему молчанию, Мэри Маргарет была так же впечатлена его речью, как и Эмма. Она не сомневалась, что каждое сказанное им слово — абсолютная правда. Это был один из тех редких мгновений, когда уродливое чудовище, что жило в глубине его души, поднимало свою голову. Эмма знала о нем и не боялась, но все это не могло не вызывать в ней инстинктивное чувство ужаса, которое появлялось, наверное, у любого, кто столкивался с ним в подобные моменты лицом к лицу. Наконец, Эмма не выдержала, открыла глаза и тихо позвала: — Румпель… На секунду повисла тишина, а потом она услышала тихий стук трости, доносящийся с той стороны кровати, где, вероятно, он до этого и стоял, и который теперь приближался к ней. Эмма все так же продолжала лежать спиной к матери, наблюдая за Голдом, появившимся в поле ее зрения. Первое, что бросилось ей в глаза, это его упрямо сжатые челюсти, говорящие, что он не собирается просить прощение за то, что сказал. Но Эмма и не собиралась его об этом просить, ведь сколько ей не нравилось то, что он угрожал ее близким, просить его о подобном все равно, что останавливать на полном ходу несущийся бронепоезд. А второе, это его сейчас полностью черные глаза, в глубине которых все еще тлел испуг, испуг за нее и дочку. Эмма молча вытянула руку, которую он тут же сжал своей рукой, сделал еще пару шагов к ней и к ее удивлению, медленно опустился на колени, положив трость на пол, оказавшись на уровне ее лица. Хотя он уже так делал, но никогда не совершал подобного при свидетелях. Эмма обхватила его за затылок и, приподнявшись, притянула к себе, заключила его в полуобъятия. После чего все так же молча поцеловала в висок, зарывшись пальцами в его волосы. — Прекрати, — едва слышно прошептала она ему на ухо. — С нами ничего не случится, и ты нас не потеряешь. Голд оторвался от ее шеи, в которую он уткнулся носом, вдыхая ее пьянящий аромат, и, оставив на прощание на ней легкий поцелуй, хрипло сказал: — Не могу. Я до этого всегда в конце концов терял то, что люблю. — В это раз будет все по-другому, понял? — покрепче сжав его волосы, твердо сказала Эмма и поцеловала его в лоб. Голд прикрыл глаза, но прежде, чем он успел, что-либо сказать, он почувствовал, как к квартире кто-то идет, кто-то, чья магия до боли напоминает Реджину. Напоследок сжав запястье Эммы, он поднял с пола трость и встал. Эмма нахмурилась и, сев на кровати, спросила: — Что случилось? Он глубоко нахмурился, глядя на дверь. — У нас гости, — сказал он. — Реджина, да? — обняв колено, спросила Мэри Маргарет, которая все это время наблюдала за нежным моментом между ним и ее дочерью. Он только кинул на нее взгляд, после чего вновь посмотрел на дверь. Голд был уверен, что Реджина попытается напасть, как только Мэри-Маргарет останется одна. Правда, та вряд ли ожидала увидеть здесь еще и Эмму. Не то, чтобы она успеет к ней даже прикоснуться. Он сам уже давно научился скрывать свое присутствие от Реджины, но она никогда не могла скрыть себя от него. — Голд… — тихо начала Эмма, на что он шикнул на нее, прежде чем подошёл к небольшой перегородке, которая разделяла спальню от остальное квартиры, и прижался к ней спиной. Едва он отошел, тяжелый замок на двери с глухим стуком открылся, а затем раздался звук медленно открывающейся двери. После чего раздался цокот каблуков Реджины по полу, когда она медленно вошла в квартиру, как будто проверяя, если там кто еще. Затем ее шаги стали громче, и она направилась в спальню. Когда она подошла слишком близко, Голд вышел из-за своего укрытия и сказал: — Хорошая попытка, дорогуша. Неужели ты действительно думала, что все будет так просто? Реджина покачала головой, прежде чем сделать еще один шаг в сторону Мэри-Маргарет, и с ехидством той сказала: — Он не сможет вечно быть твоим сторожевым псом, — и повернувшись к Эмме, она с фальшивой тревогой добавила: — Как и вашим, мисс Свон. Сейчас такое время… Мало ли, что может случится, особенно… — тут она кинула взгляд на ее живот, изгиб которого был прекрасно виден под ее свитером, — …в вашем деликатном состоянии. Голд глухо зарычал. — Да, только попробуй… Реджина вздрогнула, а затем собрала остатки храбрости, гордо вскинула голову повернулась и вышла из квартиры. Голд вышел в гостиную вслед за ней, махнул рукой и закрыл за Реджиной дверь. Затем он снова повернулся к женщинам, все еще сидящим на кровати, а конкретнее к Мэри Маргарет, и сказал: — Теперь ты в безопасности. — Но как долго? — хмуро спросила Эмма, все еще сверля взглядом то место, где не так давно стояла Реджина и смела угрожать не только ее матери, но и ее ребенку, причем в присутствие Голда, которого, хоть и старалась это не показывать, но все же побаивалась. Она точно чокнулась…