Неожиданное утешение

Этот день официально стал самым ужасным в его жизни. Сначала похитили Эмму, потом его сыну разбила сердце Тамара, на которой тот хотел жениться и которая как раз оказалась той, кто похитил блондинку на пару с дружком - Грегом. И в довершении всего, этот проклятый пират сначала стрелял в его любимую женщину, а потом открыл чертов портал прямо под их ногами, точно такой же, какой отнял у него много столетий назад Бея. Но в этот раз он ни за что не отпустит руку… Но чем сильнее становилось притяжение воронки, тем больше он впадал в отчаяние, потому что единственным, за что он успел ухватится другой рукой, была горячая труба, от прикосновения к которой кожа на его ладони стала стремительно трескаться и облазить, причиняя тем самым ему невыносимую боль. Не снова… Не снова… Тут словно в ответ на его молитвы раздался женский вскрик, и краем глаза он успел увидеть, как Тамара, эта предательница, вероятно перепутав коридор, споткнулась об открывающиеся от притяжения воронки портала доски и, проскользнув по полу мимо него, упала в зеленый водоворот. Портал тут же захлопнулся, а предметы, которые он в себя затягивал, так и не достигнув цели, с грохотом рухнули на то, что осталось от пола, а Эмма, которую он изо всех сил держал, рухнула рядом с ним. На мгновение в помещении повисла тишина. Он на секунду прикрыл глаза, продолжая тяжело дышать, и, перевернувшись на спину, бессильно положил голову на пол. Но почти сразу собрал остатки сил, повернул голову, посмотрел на Эмму, которая была странно тихой. Увидев, что она без сознания, он резко сел, игнорируя боль во всем теле, и нежно прикоснулся к ее рассеченному виску. Исцелив ее рану, Голд склонился над ней и ласково позвал: — Эмма… Проснись, душа моя… И с замершим сердцем стал ждать, когда белокурая красавица одарит его взором своих глаз. Долго ждать не пришлось. Эмма слегка поморщилась и медленно открыла свои немного мутные от удара, глаза. — Румпель… — с облегчением выдохнула она, увидев перед собой родное лицо, и прикоснулась к его щеке. Он тоже выдохнул и, обхватив ее запястье, прижался губами к ладони блондинки. «Удержал…» — неверяще подумал он. Внезапно ощутив, что одного прикосновения мало, он сел и, сгребая Эмму в охапку, крепко прижал ее к себе. Наконец, Румпельштильцхен в полной мере осознал, чего он чуть не лишился, и от этого его затрясло, а перед глазами все поплыло. Эмма, чья несчастная голова дважды пострадала за этот день, а теперь несчадно кружилась и жутко болела, ощутила, как мужчину в ее объятиях начала бить дрожь, и почувствовала, как сжалось ее сердце от боли и сочувствия. Она знала, как Нил оказался в этом мире, и прекрасно понимала, какое разрушительное влияние это оказало на Голда. И сейчас, когда всё вновь чуть не повторилось, это, наверняка, терзало его и до глубины души потрясло. Честно говоря, она сама жутко испугалась, едва не упав в эту воронку, и теперь не могла не посочувствовать Нилу, который пережил это еще мальчишкой. Тут она услышала, как Голд еле слышно выдохнул: — Удержал… Его голос полон такого неверия и одновременно счастья, что Эмма против воли сильнее прижала его к себе и, поцеловав в висок, успокаивающе сказала: — Да, удержал… Несколько минут они просто сидели, упиваясь присутствием друг друга. Но в конце концов, Эмма с великой неохотой все же отстранилась от Голда и посмотрела на его все еще бледное лицо. Его темные глаза были широко распахнуты и с жадностью и неверием смотрели на нее, периодически поглядывая в ту сторону, где буквально мгновение назад был портал, словно опасаясь, что тот откроется вновь. Эмма прекрасно понимала это иррациональное чувство, сама испытывая его, но Голду, наверное, было в тысячу раз хуже с учетом его истории с этими чертовыми бобами и порталами, которые те открывают. «Нужно его уводить отсюда…» — озабоченно подумала она. Медленно встав, Эмма потянула мужчину за собой. Выйдя наконец на свежий воздух, она сделала глубокий вдох, после чего посмотрела на Голда, который безропотно шел за ней и молчал все это время. Эмма хотела взять его за руку, но едва успела коснуться, как он зашипел словно от боли. Тут она вспомнила про его руку и потянулась к ней. Обхватив его руку ладонями, Эмма перевернула ее и сочувственно охнула. Вся кожа на его ладони покраснела и частично слезла, а пальцы покрылись волдырями. «Господи, ну сколько можно! Что ему в жизни мало боли?» — в сердцах подумала Эмма, нежно баюкая между своих ладоней его руку, отчаянно желая избавить его от страданий. Вдруг она почувствовала, как ее руки наполнились странным теплом, а потом Эмма ошеломленно увидела, как они засветились мягким золотистым светом, который на мгновение окутал поврежденную ладонь Голда, после чего погас, оставив после себя абсолютно здоровую, немного смуглую ладонь. Она с каким-то детским восторгом посмотрела на нее и неверяще провела по линиям на его теперь уже чистой руке подушечками пальцев. — Не больно? — закусив губу, спросила Эмма, все еще зачарованно смотрящая на его ладонь. — Теперь нет, — хрипло ответил Голд, наконец прервав молчание. Его все еще потряхивало от того, что не так давно произошло, точнее, чуть не произошло. Слегка встряхнув головой, отчаянно желая отогнать образ портала и Эммы, падающей в него, что все еще продолжал стоять у него перед глазами, он с беспокойством, помня, как она упала, спросил: — Ты сама-то как, в порядке? — Д-да, я в порядке, пару синяков, наверное, будет, но в остальном все нормально, — ответила Эмма, с неохотой отпустив его руку. — Это была магия, да? — А ты думала, когда я говорил, что ты можешь стать очень могущественной волшебницей, я преувеличивал? — подняв бровь, спросил Голд. Честно говоря, он сам был немного поражен, с какой легкостью буквально подсознательно Эмма использовала магию. «Ее сила растет не по дням, а по часам… Нужно будет всерьез взяться за ее обучение, пока магия вместо пользы, не начала ей вредить», — подумал он, одновременно с этим чувствуя, как на сердце у него потеплело, оттого что Эмма невольно его исцелила, лишь потому что не хотела, чтобы он ощущал боль. Спасительница моя… — Пойдем отсюда, — тихо сказала Эмма, слегка поежившись, кинув косой взгляд в сторону завода. — Пошли, — согласно кивнул он, сам не особо желая здесь больше находится, и, приобняв блондинку, повел ее прочь.

***

Мэри Маргарет стояла рядом с Дэвидом и обеспокоенно кусала губу, смотря, как Голубая фея, которой она позвонила по пути домой, колдует над Реджиной. С тех пор, как они убрались с завода, та больше не приходила в сознание. Но не только это ее тревожило. После того, как они услышали, как где-то в глубине заброшенных цехов раздался выстрел, ее сердце не отпускали тиски тревоги за дочь. Ни от Эммы, ни от Голда, который, едва услышав звук, стремительно исчез, так до сих пор и не было вестей. Нил хотел было последовать за отцом, но Грег, когда убегал, довольно сильно ударил Дэвида, и тот повредил плечо, из-за чего не смог бы нести бессознательную Реджину, поэтому Бей скрепя сердце остался и помог донести ведьму сначала до машины, а потом и до квартиры Прекрасных, где после того, как уложил Реджину на кровать, подошел к лестнице, ведущей на чердак, сел, да так и застыл, находясь все еще в шоке от того, что женщина, на которой он едва не женился, лишь использовала его, чтобы попасть в Сторибрук. — Все, — выдохнула мать-настоятельница, опуская руку, в которой была палочка, нарушив повисшую в квартире тишину и повернувшись к Мэри Маргарет, добавила: — Теперь, когда манжета, которая, судя по всему, и блокировала ее магию, снята, она будет в порядке… Пусть она отдохнет, и со временем ее магия вернется. Тут входная дверь открылась, и все, кроме Нила, который все еще пребывал в неком трансе, повернулись. Медленно в квартиру вошли Эмма и Румпельштильцхен. Они оба были растрепанные и бледные, особенно Эмма, которая изо всех сил вцепилась в рукав Темного. — Эмма! — тихо ахнула Мэри Маргарет и быстрым шагом подошла к дочери, которая, с неохотой отпустив Голда, упала в объятия матери. Голубая фея при виде колдуна прищурилась и засобиралась. Попрощавшись, она уже в дверях одарила Тёмного особенно холодным взглядом. Голд не остался в долгу и посмотрел на нее в ответ с величайшим презрением. Та гордо вздернула подбородок и вышла за дверь. «Терпеть не могу этих чертовых фей-монахинь!» — с ненавистью подумал Голд, проводив взглядом эту высокомерную выскочку, после чего посмотрел на Эмму, которую все еще сжимала в своих объятиях Белоснежка. Она ласково гладила дочь по волосам и что-то шептала той на ухо. Он слегка улыбнулся при виде этого проявления материнской любви и перевел взгляд на своего собственного отпрыска, который сидел, сжавшись в комочек на лестнице, вперив свой взгляд в колени, и, кажется, даже не заметил их с Эммой прихода. У Румпельштильцхена от этого зрелища сжалось сердце. Бей выглядел таким несчастным и потерянным… В этот момент он как никогда напоминал того маленького мальчика, который жался к его боку в поисках защиты во время прихода войск в их деревню. Он тихо подошел к сыну и, прислонив к перилам трость, присел рядом с ним на ступеньку, игнорируя острую боль в колене. Он нерешительно обхватил Бея за затылок, прижал к себе и, уткнувшись ему носом в макушку, молился, чтобы сын его не оттолкнул. Тот не оттолкнул. На пару мгновения Нил напрягся, ощутив чужое прикосновение, но поняв, что это его отец, он неожиданно даже для самого себя прижался, несмотря на прошедшие годы, к родному плечу и, закрыв лицо руками, тихо заплакал. С тех пор, как он упал в тот портал, Нил запрещал себе плакать, не желая больше быть слабым, но сейчас, после всех этих лет, плотину прорвало, и он был просто не способен остановиться. Он оплакивал того мальчика, каким он был когда-то, он плакал, чувствуя острое сожаление и утрату из-за того, что у него могло быть с Эммой и что он безвозвратно упустил, доверившись глупой марионетке. Он оплакивал те первые шаги, первые слова, первые ссадины, все то, что упустил в жизни своего сына, он даже лил слезы по своему отцу, наконец, поняв после встречи с Генри, что тот должно быть чувствовал все эти годы, столетия, и впервые ощутив, что он может простить своего отца за то, что произошло. Удивительно, но он совсем не желал рыдать из-за того, как с ним поступила Тамара. Единственное, что он сейчас чувствовал по отношению к этой женщине — горечь и странное разочарование за то, что она позволила ему думать, что он может обрести вторую половину. «Дурак! У тебя уже был шанс, но ты его из-за своей трусости растратил, причинив боль дорогой тебе женщине и предав ее самым отвратительным образом. Лучше радуйся, что она подарила тебе сына, с которым у тебя еще есть время хоть что-то наверстать…» — ехидничал его внутренний голос, с которым Нил был полностью согласен. Он знал, что Эмму ему уже не вернуть, она никогда не бросит его отца. К тому же она ведь была права, откуда ей было знать, что Румпельштильцхен — это его отец? Так что, некого ему было винить, кроме себя, и пора это признать. Теперь нужно было собрать те руины, которые остались от его жизни, и попытаться, хотя бы наладить дружеские отношения с матерью своего сына и… будущей матерью его сестры, как бы ни было это странно, да и с отцом пришло время, наконец, помириться… Тем временем его папа совсем как в детстве гладил его по макушке и тихо шептал: — Не плачь, мой хороший… Тшшш… — Я-я… — убрав руки от лица и вытирая с щек слезы, еле слышно заикаясь пролепетал Нил. — Я… п-прощаю тебя. Ладонь, глядящая его по голове, на мгновение замерла. Нил слегка отодвинулся и посмотрел в широко распахнутые, такие же, как и у него, карие глаза. Он сглотнул от тех эмоций, что сейчас бушевали в них. Особенно сильно среди этих чувств преобладало неверие напополам с робкой надеждой. — Бей… — пораженно выдохнул Румпельштильцхен, но их с сыном момент долгожданного перемирия был прерван болезненным стоном очнувшейся Злой Королевы.

***

Пару минут Эмма просто наслаждалась после все того, что она сегодня пережила, безопасными и теплыми материнскими объятиями. — Ты в порядке, милая? — обеспокоенно спросила Мэри Маргарет, немного отодвинувшись, чтобы посмотреть в лицо дочери. — Я так за тебя испугалась. Расскажешь, что там произошло? Эмма слегка поморщилась, но все же вкратце рассказала матери, что произошло. Когда она дошла до момента с порталом, Мэри Маргарет тихо ахнула и рефлекторно сжала руки покрепче вокруг дочери. — Ненавижу порталы, — устало закончила свой отчет Эмма, покачав головой. — И Крюка тоже. Чтоб он провалился… Мэри Маргарет понимающе посмотрела на нее и утешительно потерла плечи Эммы. — Милая, а ты сама-то как, не сильно ушиблась? Ты сказала, что упала… — Нет, нет, все в порядке, — сказала Эмма. — Бедро только невыносимо ноет, да ребра похоже без синяков не остались, а так все нормально, — и, усмехнувшись, выразительно потерла живот, после чего добавила: — Бодрящие пинки в район пупка дают понять, что моя «соседка» тоже. Мэри Маргарет с облегчением улыбнулась и еще раз на мгновение обняла дочь, словно пытаясь удостовериться, что она здесь. Эмма ей не препятствовала, прекрасно видя по глазам матери, как та напереживалась. Тут краем глаза она заметила Нила, который, сжавшись в комок, сидел на лестнице и, прижимаясь к отцу, беззвучно плакал, закрыв лицо руками. У нее внутри все аж свело от жалости и печали. Эмма никогда не видела Нила в таком состоянии. Ведь, несмотря на их прошлое, он все еще оставался отцом ее сына, да и вообще не чужим в конце концов человеком, и от вида его в столь разбитом состоянии, ей отчаянно захотелось оторвать голову Тамаре, правду о которой тот явно узнал. Ну что за стерва! Не зря она мне сразу не понравилась… Лицо Румпельштильцхена тоже было печально. Он ласково гладил сына по голове и что-то шептал тому на ухо. Эмма в очередной раз поразилась, как другие люди могли считать Голда бессердечным чудовищем. Нет, он конечно не подарок, но разве бесчувственный человек будет с такой любовью и преданностью смотреть на своего сына? Или изо всех сил, терпя боль, держать ее, не давая упасть в портал? Нет, не стал бы. И от осознания того, что этот мужчина позволил увидеть ей эту его сторону, любящую и нежную по отношению к ней, Нилу, и даже Генри, наполняло ее сердце любовью и теплом, которое согревало ее от макушки до пят, и вызывало острое желание обнять его и поцеловать. Она уже было хотела сделать шаг в сторону мужчин, но тут ее остановил стон, донесшийся с кровати. Реджина очнулась.