Эй, пацан

ЭЛЕЙН       Всё как всегда – мы продвигались через осенние леса на север. Унылый дождь встречал нас с утра, а ночью превращался в мелкую морось. Капли падали с капюшона на руки, пробивая до дрожи. Мы часто переглядывались с Дейном. Он мне нравился, с ним было о чем поболтать. Ах, эти одинокие дни после того, как мой муж сошел с ума, я и забыла, когда в последний раз мне кто-то нравился.       Устав от единообразия и разглядывания мокрых стволов деревьев, мы остановились на привал. Я на еле слушающихся ногах пыталась сползти с седла, когда как Дейн был уже рядом, предлагая свою помощь.       Он расстелил передо мной плащ. Это до смешного, напомнило мне сказки о благородных рыцарях. Что я не выдержала. — Перестань. Ден, перестань. Хватит так носится со мной.       Он не ответил, но в душе я уверена расхохотался, отправился привязывать лошадей. В очередной раз вздохнув, я рухнула на его плащ, подозвала нашего гнома. Кроме него пожалуй некому было отвечать за провизию, на непостоянных эльфов в этом нельзя было положиться. Отдав распоряжения, я лишь наблюдала за процессом приготовлений.       Пока я пребывала в заторможенности и прострации от жуткого дубака, ко мне подошел Клерли, его волосы намокли и липли ко лбу, эта прилизанность неплохо сочеталась с мелкими правильными чертами и хрусталем глаз. «Мой зам» - так я его называла. — Госпожа. — Я поежилась и глянула на него. — Нам бы остаться здесь пока не закончиться дождь. Лошади спотыкаются, падают… — Возможно ли нам обойти? К нашим обсужденья присоединился Дейн. — Не стоит. Я не раз бывал там, племена Ииды, вряд ли мы справимся с ними, нам не пройти. Их культ преследует нелюдей… — Это он о нас. — С иронией перебил его Клер. — Без обид, брат. — А как же. — Махнул тот рукой. — Подождём до завтра. — Закончил Дейн. Он снял с себя накидку и укрыл меня. Я тупо подивилась, сколько у него плащей. — А завтра, если дождь не закончится, я так и быть проведу нас через северные племена, продолжающих свои языческий культ и сжигающие всех эльфов, гномов и не только… — Ты своими комментариями хочешь отговорить нас? — Разошёлся Клер. Он поднялся и подошел к огню. Его кожа словно сияла золотом. Почему я не рассматривала так Дейна, да потому что Дейн казался совсем другим. Будто он по-другому должен выглядеть. Будто из его глаз кто-то дугой смотрит на меня. Тот, кого я знаю… — Думай, как хочешь. — Процедил Дейн, после этого взглянул на меня, и его забота в глазах странно не сочеталась с раздражением, только что озвученным. — А делайте, как хотите. — Воскликнул Клер, отсалютовав мне. — Моя госпожа. Я отпустила его. Мы с Дейном остались вдвоем греться у огня. Еще пару эльфов тихо переговаривались и попивали настойку с другой стороны костра. — Он ревнует. Я оценивающе посмотрела на него. Эти светлые волосы, светлые глаза, резкий профиль. Всё, как у меня. Неудивительно, ведь мы были из одного селения. — Как будто... между нами, что-то есть. Дейн хмыкнул. — А ты хотела бы, чтоб было? Я дернула бровями. — Ты много себе позволяешь.       Он и не смотрел на меня, будто заговаривал с огнем перед нами. — А ты задаешь такие провокационные вопросы, что я могу принять их за намеки… — Ты опять за своё? — Я же обещал, что не отстану. Я поднялась, устав от его приставаний. Он неожиданно схватил меня за руку. Впору было вырываться с возмущениями «ты опять?», но я как-то обмякла. Как же я устала. — Я всё сделаю. Я опешила. — Что? — Не поняла. — Я позабочусь о тебе. Я тебе должен… — Что должен? – перебила я. — Тебе надо отдохнуть, ты устала. Я было хотела возразить, но язык прилип к небу, и небывалая сонливость. — Я не... — Мне показалась или я стала заваливаться. Теперь уже и трава мне казалась золотой и свет от костра пылал. Дейл подхватил меня. Когда он успел подняться, так быстро? И дуновение ветра, как от его молниеносного движения. И эта издёвка в газах. — К-к-как? — Запинаясь я. Он обнимал меня, чтобы я не упала, и мы дошли до моей платки. — Я же говорил, ты устала. Он это внушил мне? Или я уже сплю? Как такое возможно?       Я помню всё, но как под толщей воды, приглушенные шорохи и звуки, крики ночной птицы. Все как фон. И лишь его голос, что казался таким чарующим и желанным, убаюкивал меня. Я помню, как он уложил меня на кровать. Меня не покидало впечатление, что все это уже было. Как он снял мои сапоги, встав на одно колено. Всё внутри подсказывало брыкаться и кричать. Этот взгляд, смотрящий как будто я вещь, принадлежащая кому-то, и как бы эту вещь лучше сохранить.       Дейл сел рядом. Откуда этот страх. Он тронул мое лицо, повернув голову, рассматривая шею. Онемевшее тело продолжало не слушаться. Он почесал свою щеку, придвинулся ближе. — Ну ты, как всегда. Бревно изображаешь. — Не надо. — Еле шепнула я. Какая-то отрешённость отразилась в его глазах. Он любовно провел по моим волосам. — Я же сказал - спать. И после этих слов наступила пугающая темнота. АЛЬТ       В моей голове проносилось только одно слово - «хватит», хватит делать меня виноватым. Который день мы не двигались, застряли здесь, на последней стоянке, где её вырубило. Я сидел возле её лежанки в личной палатке, и слушал эти стоны колотящейся в бреду. — Кай. — Говорила она. — О, мне так жаль... так жаль. — Эль металась из стороны в сторону, казалось, кожа её горит огнем. Капли пота. Как я давно не видел её, не застегнутую на все пуговицы дорожного платья. — Точно... Кай — Вторил я. Вот почему я не мог появиться перед ней в своем истинном виде. Она, как и в тот, последний раз стала бы делать из себя жертву, а из меня виноватого. — Кай, сынок — Опять она. – Ты был такой красивый, я помню... Будто я забыл. Три года назад       Словно это было для меня просто. Или кто меня спрашивал. Просто поставили перед фактом. И пришлось взять эту обязанность на себя растить её сына. Да, это было что-то. Какой из меня нафиг отец. Спасибо, Господи хоть сынуля у меня был не живой, а как я - мертвый, хоть мамкину титьку не просил. Хотя... я бы и сам от титьки его мамы не отказался.       Когда я забрал его, он не спал, не кричал, и подгузники ему не нужны были – он же дохлый. Он просто валялся в своей колыбельки, что я еле впихнул в дыру пространства, когда пёр её из «Детского мира». Он смотрел в потрескавшийся потолок, и спрашивал в моей голове, как все дети: «Где мама? Где мама?». Ну, что я мог ему ответить: «Понятия не имею». И я пел ему колыбельную, чтобы отвлечь. Любопытство мой сон продлевает. (Die Neugier meinen Traum verlängert) Белая фея поет и смеется, (die weiße Fee sie singt und lacht) Насильно овладела мной (hat gewaltsam mich geschwangert) И мучает меня всю ночь. (und trächtig quält mich durch die Nacht) Отец всех зеркал… (der Vater aller Spiegel) Он подмигивает мне, и я наклоняюсь. (Er winkt mir und ich beug mich vor) Он тихо шепчет мне на ухо. (er flüstert leise in mein Ohr) Ты самый прекрасный ребенок из всех. (Du bist das schönste Kind von allen) Я обниму тебя как своего собственного. (ich halt dich wie mein eigen Blut) Ты самый прекрасный ребенок из всех. (du bist das schönste Kind von allen) В тебе даже зло - это хорошо. (in mir ist auch das Böse gut) (Rammstein –Kokain)       Мы с малышом занимали целый дом, когда-то такие одноподъездные вышки называли «свечками». Вот такую, я для нас и выбрал, сам в подобной жил, пока не умер.       Вообще, мне на откуп, и чтобы воспитывать это чудо – моего сынулю, Боже выделил целый мир. Мой сын был никем иным как Голодом. Творец нам отдал мирок, полный всякой нечисти: вампиров, оборотней, вурдалаков, упырей, зомби. Не мог нам Боже дать на убийство живых людей, вот и приходилось тренироваться на мертвых. Сначала я возмущался и предъявлял Победоносному. — И чего ты от меня хочешь? — Восклицал я, как буйных шизофреник. — Мало того, что ты заставил меня, его воспитывать, так еще и хочешь, чтобы я учил его насылать мор и болезни? Кого голодом морить? Вампиров что ли? Или тухлых зомби? — Меня не интересуют твои проблемы. — Сказал бесстрастно он. — А убивать живых людей, тебе никто не позволит. Напрасно ты думаешь, что можешь ребёнком прикрываться, чтобы бесчинства свои творить. Мором трави поля и посевы, они там имеются в изобилии никому не нужные. Как же я его терпеть не мог. И в который раз я спрашивал, но почему, почему все из нас сменяются, кроме этого мерзкого Победоносного. Ну и что из того, что он Первый из всадников апокалипсиса, а я последний. Я просто не хотел его видеть, никогда. И как назло, нам приходилось встречается часто.       Я назвал сына Кайн. Даже не задумывался (так хотела его мама). Я никогда и не планировал его. Мне казалось невозможным мёртвому, заделать ребенка. В принципе от меня в нём было лишь то, что он родился неживым. Кто там ему физически приходился отцом я понятия не имею, да мне и не интересно.       А вот для матери Каин был мертворождённым. Она и её бывший муж, похоронили его тогда в гробу.       Как вспомню, как он кричал и пищал из могилы, пока я за ним не приехал и не заставил прислужников – чертей откопать его. Чёртики мрачными тенями копошились, ворочая его могилу, среди покосившихся крестов и навевающих тоску могильных плит. — Тсс... — Сказал я, взяв дитя на руки, когда его поднес чёрт — Всё, теперь темноты не будет. Я с тобой.       Всадники умеют обмениваться мыслями друг с другом, и мой сын радовался мне, спрашивал, вопрошал. — Да, папа здесь. Тихо. Ты спрашиваешь, где твоя мать? — Я задумался на секунду, рассматривая его бледное неживое лицо, глаза застывшие, словно вечный, не тающий лед. — Она умерла. — Я повернул коня и ухватил этот сверток с «малым» поудобнее — Или считай, что умер ты. — Я окинул взглядом чертей и добавил.       — А вы, пшить отсюда. Убежали, пока я снова вас не призову. Черти, склонившись как рабы, расползись в разные стороны, и растворились в ночи.