***
На часах было далеко за полночь, а оживлённая беседа об изменениях в Enterprises, городе и сотрудничестве между компанией родителей и гостей всё продолжалась. Если бы Лили, женщина в приталенном бордовом платье с V-образным вырезом на груди и ресничками, напоминающими зловещие паучьи лапки, постоянно не бегала «припудрить носик», я бы точно уже заснул над тарелкой. — Ну что, Брюс, ещё 10 лет, и мы увидимся в кабинете для совещаний? — неожиданно обратился ко мне человек в атласно чёрном смокинге, Джонатан, чью фамилию моя память уже не осилила. Из-за него все взгляды резко устремились в мою сторону. Мне стало некомфортно от чрезмерного внимания. Оно снова заставило почувствовать себя ни на что неспособным, беспомощным ребёнком, который и двух слов связать не в состоянии. От количества цеплявшихся за меня глаз захотелось залезть под стол, почувствовать себя в безопасности там, где никого нет. Лишь бы не видеть и не чувствовать их. Но позади стоял Уолтер, держа тяжёлую руку на моём плече, как бы намекая: «только попробуйте выкинуть ещё что-нибудь, и у вас будут проблемы». — Вы так уверены, что вас завтра не собьёт такси или не случится ещё чего? — Она уже второй раз за сегодня прервала моё молчание, ворвавшись в беседу спасательным кругом. Джонатан вмиг сделался похож на гончую, вставшую в стойку. Его рот открывался, но он не мог сказать и слова, а тёмные глаза только и успевали бегать от одного конца стола к другому, точно у рыбки в аквариуме. — Марта, — вмешался отец, тактично одёрнув её. — Нет, правда, это очень любопытно, — вертя в руке полупустой бокал из-под вина, с равнодушием рассуждала Она. — Даже я не знаю, как проведу следующие два часа. Может подавлюсь виноградной косточкой и задохнусь, а может займусь уборкой. Не загадывайте наперёд. — Джонатан это лишь к тому, что Enterprises пойдут на пользу новые лица, — почему-то слова отца звучали, как оправдание. — Сменим тему, эта ни на что не годится. «А ещё, как хорошее вступление для новой ссоры. Альфред, почему ты уехал именно сегодня? Только тебе пока удавалось их успокоить.» — комкая в руках салфетку, про себя думал я. Джонатан продолжал нервно озираться по сторонам, всё чаще и туже затягивая петлю галстука на шее, а Лили, похоже, боялась со мной. Короткие тёмно-русые волосы полностью скрыли её расписанное косметикой лицо, когда она опустила голову. Тонкие пальцы дамы тщетно сжимали подол платья. Она часто подёргивала ногой, отбивая ритм тонким каблуком. Им не повезло ещё больше, чем мне, ведь они сидели в середине длинного стола, в то время как мне посчастливилось занять место подле ма… Неё, и хотя бы не вертеть головой в обе стороны. Молчание опасно затягивалось, не предвещая ничего хорошего. Она наполнила стакан доверху не такой рубиновой, как вино, тёмной жидкостью и за один глоток выпила почти всё, поморщившись, насколько это позволяло её непроницаемое лицо. Отодвинув стакан от себя, облокотилась обеими руками о стол, скрепя пальцы двух рук в подобие замка. — То есть старые лица уже ни на что годятся? Резкое заявление, хоть и бесподобное. Так может, сократить половину? Выборы мэра только в следующем году, а шумиха вокруг жалоб на сотрудников нашей компании облетела почти весь город. И куда в это время смотрит руководство? Ладно, в полиции коррупция цветёт лучше любого растения в оранжерее, но и компания отмалчивается. «Пожалуйста, не отвечай!» Немая просьба в глазах и тщетное мотание головой так и остались незамеченными с его стороны. Приподнявшись со своего места и ныне упираясь ладонями обеих рук в край стола, отец весьма доходчиво произнёс. — Несколько мелких инцидентов не должны быть преградой для хороших специалистов. Невзирая на усилившуюся хватку на собственном плече, я вытянулся вперёд, насколько это было возможно, и в тихом ужасе посмотрел на Неё, прямо в глаза, попутно незаметно для своего надзирателя дёргая скатерть, пытаясь обратить на себя внимание. Прекратить, пока всё не зашло дальше. — А если они забьют кого-нибудь насмерть, что, тоже замнём как-нибудь? — Она обеими руками хлопнула по столу, отчего тот пошатнулся. Гости вздрогнули. — В этом весь Готэм, пока на тротуаре будет помирать бедолага из народа, все будут переступать через него, а как произойдёт что-нибудь с кем-то из наших проблемных сотрудников, об этом напишут все газеты! «Промолчи! Промолчи! — отчаянно рвалось изнутри в испуганном крике, но я, как и Джонатан обнаружил, что не могу извлечь из себя и звука. — Нити.» В этот раз их уже не было на руках и ногах, остались лишь отвечающие за неэмоциональное лицо, маску «правильного ребёнка». Нет, нет, нет, в прошлый раз, когда они появились. Это повторится вновь! С улицы повеяло опасной прохладой. Хлопнула тяжёлая входная дверь. «Остановитесь! Прекратите, мы не одни!» — истошно кричал я, не слыша собственного голоса, только чувствуя чужие руки, удерживающие меня на месте и змеиное шипение, сквозь которое читалось «будьте сссерьёзнее». — Марта, ты явно преувеличиваешь. — Заметьте, миссис Уэйн, в городе кризис, люди и без нас достаточно мучаются. Плюс-минус человек, — трусливо поддакивал до этого притихший Джонатан. Ещё более багровый, чем платье Лили, силуэт показался у лестницы. Я возобновил попытку дозваться до взрослых, но они продолжали ругаться, не обращая внимание на постороннего в доме. — Знаете, хотела бы я посмотреть нас вас тогда, когда кто-нибудь из горожан не выдержал бы и взбрыкнулся перед системой. Учитывая, каким обещает быть грядущий год, это более чем возможно! По мере того, как бутылка с тёмной жидкостью стремительно пустела, её голос становился твёрже, а взгляд отсутствующим, плывущим той же жижей внутри мутного стекла. — «Не загадывайте наперёд». Твои слова? У отца наоборот преобладали нотки раздражения в голосе и колкость во взгляде, граничащие с сомнительным азартом закончить перепалку в свою пользу, доказать свою правоту. — Скучал по мне? — дуновением ветра пронеслось из гостиной. Никто, кроме меня, даже не обратил внимания. «Он медлит, только зачем? Почему он не вмешается сейчас?» — Ну уж точно не человека, чей парфюмерный бизнес идёт по наклонной. Линейка вам действительно не помешала бы, Джонатан, не измерить лицо, так уровень своего самоуважения. — Откуда вы… — Знаю о потенциальных партнёрах? Да так, захватила парочку образцов вашей продукции на проверку. И знаете, мой отдел биотехнологий обнаружил в ней крайне токсичные компоненты. Вы её вообще тестировали? Нет, вы её собирались тестировать? — Послушайте… Успел боязливо пролепетать Джонатан, перед тем, как отец грубо прервал его, перехватив слово. — Если их компания разорится, тысячи людей останутся без работы. Рынок труда переполнен запросами, в городе мало вакансий и много претендентов на них. — Это безумие и убытки! Enterprises не хватает ресурсов на собственные отрасли, не говоря о том, чтобы спасать кого-то ещё! — доливая в себя остатки тёмной жидкости, возмутилась Она. — Enterprises в состоянии с этим справиться, благодаря последним крупным заказам на вооружение. «Почему? Почему не сейчас?» Зелёные глаза, хищно выглядывающие из темноты коридора, не давали ответа. Человек в багровом костюме и не думал вмешиваться, наблюдая за всем, словно за сценой из фильма. Я не мог видеть его лица, но неестественно широкая улыбка представала перед глазами лишь от одной мысли о нём. БАХ! Пустая бутылка разлетелась вдребезги, влетев в стену за спиной отца. Взгляд, брошенный в противоположный конец стола, мог, казалось, до основания сжечь весь особняк. В яростном взоре читалось замешательство, недоверие и гнев. Она подскочила с места, повысив голос. — Медицина падает, зато каждый в городе может носить при себе хоть автомат нашего производства! Чудесно, а лечить раненных в больницах будут опиумом и кодеином, потому что другие препараты крупнейшая компания с развёрнутой, но не профинансированной фармакологией предоставить не может? О поставках лекарств в лечебные учреждения иной направленности вообще можно забыть! Браво! — прозвучали долгие нервные хлопки. — Финансирование будет. — Интересно, откуда же? Чтобы восстановить утраченные ресурсы, нам, как минимум, потребуется начать нелегально продавать оружие в горячие точки других стран. — Или дополучить их из самого города. Я планирую баллотироваться в следующем году. Немое «что?» прошлось по лицам всех присутствующих, а из коридора послышался ехидный смешок. Она запоздало дёрнулась в сторону, как от пощёчины, неустойчиво держась на ногах, едва не упала, вовремя уперевшись одной рукой в стену, сохранив равновесие. Лили аж взвизгнула от испуга. На привычно пустом лице застыла гримаса боли. Шокированное, непонимающее. Никогда прежде я не замечал за Ней подобного, даже отдалённо напоминающего того отчаяния в глазах и страха на дрожащих алых губах. — Это…шутка, Томас? Шаг. Шаг. Шурх Шурх. Плыла она сбитой с толку тонкой призрачной тенью. — Уже довольно поздно. Уолтер, пожалуйста проводи наших гостей до их спален. БАХ! Новая бутылка с треском разбилась о пол. — Ответь! Это шутка? — мрачно потребовала Она. Снова страх, снова бессилие перед всем. Слёзы застилали глаза, но ни одна из них не упала на щёку. Слишком много людей, нельзя, нельзя. Багровая фигура сдвинулась с места, направившись к входной двери. «Надоело.» Схватив со стола кухонный нож, я поднёс его остриё к собственному лицу и с нажимом просунул в рот, разрезая невидимые нитки. Солёная кровь быстро наполнила рот, часть заливалась прямо в глотку, часть лилась вниз по подбородку. Красные круги заплясали перед глазами в головокружительной пляске. Крики. Страх. Невыносимая боль. Чужие руки на себе. Всё смешивалось в безумном водовороте и меркло. Чёрно-белый дом, лица в тёмной сепии, только человек в багровом костюме оставался в цвете. Вырвавшись из цепкой хватки дворецкого, я вскочил и устремился на улицу, минуя всех. Свет в доме, свет высоких фонарей и садовых фонариков сменялся густой тьмой. Непроглядной, бесконечной, неизвестной. Пропали крики, нитки и невыносимые чувства, выжигающие изнутри. Особняк исчезал вдали. Настала тишина и спокойствие.***
Слабый свет просачивался в палату сквозь шторки жалюзи. Первое, что я сделал после пробуждения — прикоснулся к лицу. «Это действительно произошло.» Тонкий пластырь прикрывал правый уголок губ, под ним чувствовалась нитка. События прошлой ночи осколками врезались в поплывшую от сонных путешествий память. Кафельный пол, туалетная кабинка, нож. «Кажется, я потерял сознание. Сколько времени уже прошло?» Я приподнялся на кровати и почувствовал режущую боль в висках. В комнате внезапно стало темно. Мир вокруг снова перевернулся с ног на голову.***
Белые стены. Белый пол. Весь коридор в исключительно стерильном белом цвете. На потолке мигали светлые лампы. Много открытых дверей. «Мы ведь уже были здесь с Альфредом, когда он попросил меня изобразить астму.» Я прошёл вперёд, заглянув в первую дверь. — Как насчёт прокатиться на машине? Давай немного проедемся. В её глазах играют пузырьки шампанского. Она улыбается шальной улыбкой на полураскрытых губах. Покачивается из стороны в сторону, придерживаясь стены. Длинные волосы небрежно свисают с плеч, спутываясь в причудливые паутинки. Вместо платья клишированные джинсы и рубашка, поверх которой наброшено жемчужное колье. Левая рука держит полупустую бутылку, в правой сумка, из которой стеснительно выглядывают файлы с документами и тёмно-синие корочки паспортов. — С вещами? — На первое время не помешает. — Может, лучше вместе с отцом? Ты выглядишь не очень здорово. Она глухо смеётся в ладонь, роняет бутылку и берёт меня за руку, выводя из комнаты, из дома в направлении машины. — Смелее, либо придётся мне одной путешествовать с открытыми окнами и «Pink Floyd». Не лишай себя такого удовольствия. У неё сильно дрожат руки. Ключ зажигания не с первого раза попадает в подходящую по размеру щёлку, скрипя, царапая руль и радио панель, но машина всё же неизбежно заводится. Изображение исчезло. Ремень на необычной кофте с длинными, волочащимися по полу рукавами затянулся. Хлопнула одна из множества дверей. Ведомый любопытством и желанием собрать осколки памяти, я пошёл дальше вдоль по коридору. — О чём ты вообще думала?! — Это случайность, я не знала, что такое может произойти! Мне сложно дышать. Боль давит на грудь бетонной плитой, что сделать вдох позволяет лишь необычный прибор, закрывающий лицо пластмассовой маской. Я не чувствую левую руку из-за обилия воткнутых в неё игл проводков. Крики за пределами палаты не смолкают. Я пытаюсь подняться, игнорируя усилившееся давление на грудь, но меня тут же укладывают обратно. Капли воды стекают с тёмных волос человека напротив. — Тише, приятель, не дёргайся сильно. Поверь, сейчас тебе лучше не вставать. Альфред укрыт махровым полотенцем. Белая рубашка в алых разводах с изорванным, как от нападения озлобленной собаки, рукавом плотно прилипает к его телу, как и строгие брюки. А вода продолжает капать на пол тяжёлыми каплями. Он сжимает мою руку в своей, я вижу это, но слабо чувствую, собственные пальцы немеют. — Я больше не буду портить тебе жизнь. Ни тебе, ни кому-либо ещё! Бам-бам-бам! С оглушительным грохотом катятся по полу белые бусины. Одна из них особо прыткая проскакивает под дверью палаты. Шурх. Очередной ремень застегнулся, в аккурат к открытию новой двери. Пока что они не сильно мешали мне, я всё ещё мог идти, хоть рукава уже не катились по полу, сковав руки на груди. — Пенниуорт, это не обсуждается! — Может ещё скажите не выпускать его из комнаты без повода? Пусть уж точно почувствует себя арестантом! Звучат голоса за закрытой дверью кабинета. Знаю, подслушивать не очень хорошо, но в условиях, когда все вокруг молчат, у меня нет другого выбора. Альфред явно зол. Каждое его слово стучит молоточком судьи, отбивая «ВИНОВЕН!». Сквозь замочную скважину, я замечаю суматошные метания отца. — Ты не понимаешь масштаба ситуации. — Я о ней почти ничего и не знаю. Вместо того, чтобы убегать — хоть раз сядьте и поговорите! В конце концов, вы хотите помочь ему этой изоляцией от всего и всех или вогнать в ещё большую отстранённость? Щёлк. Новый ремешок завязался. — Мистер Уэйн, что с вашей одеждой? На улице ужасный дождь! — Не с одеждой, С НИМ! — Извините? — Не прощаю! У Уолтера широкие от удивления глаза, когда Альфред отводит меня от него и подбирает на руки вместо того, чтобы отчитать за трёхчасовое сидение у главных ворот под ливнем, относит на второй этаж, отбросив в сторону зонт и верхнюю одежду. — Она ведь вернётся, да? — Конечно, поэтому тебе лучше не болеть перед вашей встречей. Каким бы жизнерадостным и мягким не казался его голос, карие глаза отражали мятежность и тоску бушующей снаружи стихии. Застёжка щёлкнула довольно ощутимо. Мне становилось сложнее идти дальше. Да и куда дальше? Дорога ли это навстречу к свету или путь обратно во тьму? Ответа я не знал, только продолжал рвано двигаться вдоль стены. Я был уверен, что оставаться на месте нельзя. Движения ног ломанные, меня пошатывало, было сложно выпрямиться. Оранжерея — главные ворота — кабинет — комната. И так 365 дней. Оставшиеся двери резко захлопнулись. Часть открылась и тут же закрылась. Стук-стук. Хлоп- хлоп. Отбивали дробью понятный лишь себе сумасшедший ритм. Постоянно закрытые, вечно никто не откроет, не впустит. Закрываются двери, ворота, калитка оранжереи и ограда с обратной стороны особняка. Хлоп. Стук. Хлоп. Стук. Стук. Ноги не желали слушаться меня. Ремни затянулись так, что сделать новое движение стало невозможно. Звон в ушах от кошмарного грохота усиливался поминутно. Стихал и возвращался разрушительной бурей, принося ещё больше ослепляющей режущей изнутри боли. Всё погружалось в небытие под рокочущую симфонию самоуничтожающегося хаоса. Кафельный пол расходился глубокими рытвинами трещин под ногами, проваливаясь в чёрную бездну и утягивая меня за собой глубже в темноту.***
Палата и темнота, темнота и палата. Они циклично сменяли друг друга. Я не мог понять, где нахожусь. Если в палате, то почему чувство скованности не оставляло меня? Здесь не было ремней или ниток, но я снова ощущал себя полностью обездвиженным. Если в темноте, то почему на полу были пятна света и за дверью посторонние голоса? Пустота внутри, полное нежелание к чему-либо притрагиваться, постоянная тяга ко сну — весь набор прошлого года возвращался к нынешнему мне, приближая роковую встречу. «Нужно вернуться обратно.» Преодолевая слабость, я скатился, падая мёртвым грузом с кровати на пол. Недостаточно. Боль отдалась в лоб свистящей пулей после столкновения с обжигающе холодной плиткой, но её оказалось мало, чтобы вернуть меня в мрак грёз. Я услышал шаги. Кто-то направлялся сюда. Стоило поспешить. Деревянная тумба, стена, металлический каркас кровати. «Может сработать.» Шаги приближались. Из последних сил, покидающих и без того вялое и тянущееся, как желе, тело, я приподнялся, трясущимися руками берясь за холодную балку, только сейчас осознавая, как далеко собираюсь зайти, лишь бы покинуть эти стены. Запрокинул голову назад до хруста в шее. «Раз. Два. Три!» Бамс! Перед глазами начали летать белые мушки. Мало. Мне едва удавалось унять дрожь в руках, но нельзя было отступать, только держаться. К тому же, шаги за дверью послышались совсем рядом. «Раз. Два. Три!» С новым ударом вспыхнули чёрные огни, маняще зовя за собой в вечную ночь. «Раз. Два. — ручка задёргалась, дверь грозила вот-вот распахнуться. — Три!» Я услышал, как дверь сталкивалась со стеной. Шагов много. Быстрые, почти скользящие. Почувствовал прикосновения на лице тонких перчаток, но, поздно. Я был, но уже не здесь.***
В кромешной тьме зажегся свет, освещая собой ворота. Я выставил левую ногу, затем правую, наклонился вперёд и приподнялся, делая первый шаг, вступая в темноту с грацией канатоходца с искривлённым позвоночником. Тело прошибло разрядом боли. Острые концы битого стёкла скрипели голосами несчастных детей и нещадно впивались в голые ступни. Ослепляющая боль застилала кровавой пеленой и без того туманный мир. Я услышал писк. Болезненный стон вырвался из горла, когда я почувствовал, маленькие, но острые клыки, вонзившиеся в кровоточащую плоть. Невзирая на это, я продолжал шатко двигаться через множественные куски поломанных игрушек и сныряющих по ним голодных людей — грызунов на встречу свету. Вздёргиваясь и только чудом не теряя сознания от первых и удачливо наступая на лысые хвосты вторых, избегая клыков и когтей. Свет танцевал. Лёгкие движения источали жизнь, раскрывающую букет душистых цветов в его тонких руках. Рядом с ним не было ни злобных пищащих созданий, ни безликих кукол. Он сам по себе и у себя. Взмахивал магической палочкой, выпуская из неё волшебные разноцветные бутоны, крутился вокруг своей оси, раскрепощаясь и расцветая теми же пёстрыми цветами. — Брюс. Я Артур. Того свечения и тепла, что исходили от него яркими лучами, хватило, чтобы зажечь лампы во всём помещении.***
Белая комната являлась точной копией моей палаты, за исключением того, что в ней абсолютно отсутствовала мебель. Всё с теми же стягивающими тело ремнями, я поднялся с холодного пола и покинул её, навалившись на дверь грудью. На прежде белом полу красовались багровые следы. Своеобразный путеводитель в одиноких стенах. Расшатываясь от собственной ломанности, я отправился изучать белый коридор, следуя за отпечатками на кафеле. Вскоре они довели меня до приоткрытой двери кабинета с необычной табличкой. Необычной она была из-за частого мерцания, двойственности. «Кабинет 999. Доктор. Артур Флек» чередовалось с «Кабинет 666. Доктор. Джокер». У одного человека под определённым освещением волосы казались кислотно зелёными, в точности как на маске, а белый халат врача преображался в багровый пиджак. Перелетающая из одной руки в другую зажигалка периодически сменялась на нож. — Привет, Брюс! — с лучезарной улыбкой поприветствовал Артур. — Давно не виделись, Брюси. Соскучился по нашим играм? — самодовольно ухмыльнулся Джокер. Один ослаблял ремни на мне, принося облегчение, в то время как другой затягивал сильнее. Моё тело душило меня в тесном грязно-белом коконе. — Так будет безопаснее, Брюс. Для тебя и для всех. Помнишь, как ты чуть-чуть и сорвался бы со стены особняка? Или что ты натворил в магазине? А сейчас? Зачем ты так калечишь себя, дружочек? — вжух. Новый ремень пережимал руку настолько, что мог с лёгкостью переломить кость. Артур по-прежнему смотрел на меня с бесконечной, ласкающей добротой, продолжая заботливо затягивать крепления. — Прими простую истину — я высвобождаю в тебе тебя. Эти люди кругом — безумцы. Мы слишком нормальные для них, оттого одеваемся по последнему писку больничной моды, — в то же время расслаблял ремешки Джокер, попутно водя краешком ножа у разрезанного рта, хрипло смеялся, когда поддевал нитку. — Чудесная улыбка, печально только, что не симметричная. Минутная лёгкость снова менялась местами с давлением на старые и новые раны. — Ты ломаешь меня, — было адресовано обоим. — Почему любовь к Артуру устремилась на путь ненависти, а ненависть к тебе обратилась побегом в ночь? — Обжигаешься о свет и прячешься во тьме, — пропел зеленоволосый. — Это тебя нужно спросить, когда в чёрном и белом ты обнаружил средние тона. Джокер отталкивал меня, отбрасывая безвольной куклой на пол. Артур поднимал обратно, укладывая головой на тёмно-синие брюки. Они оба в равной мере потрепали меня, а также вывели из состояния долгого сна, пусть и каждый по-своему. — Если бы…если бы я был нормальным, если бы ответил тогда, они бы не поссорились. Вообще бы не ссорились, если бы я мог быть как другие. Одна или две пары зелёных глаз не пугали меня, как те гости, игрушки или крысы-люди. Что в потёмках, что на свету была и опасность, и путь к спасению. — Что сделано, то сделано, Брюс, — проводя по моему лицу пахнущей едким спиртом ваткой, добродушно сказал Артур. — Ты убегаешь от реального мира в прошлое, — тут же взволнованно отозвался он. — Перестань обвешиваться чужой виной, — с интонацией мудрого наставника изрёк Джокер, засовывая ту же ватку мне в нос, вынуждая извиваться в его руках червяком, противиться, в попытке избежать контакта со жгучим запахом. — Скажи ещё, что было бы лучше, не будь тебя вообще. — Я… не знаю. Тогда тебе не к кому было бы приходить с цветами, некого душить? — мой ответ приподнял настроение обоим. — И всё же, что мне делать? — Предупредить меня об опасности владельцев мэнора? — резво предложил Артур. — Или узнать меня получше, раз выпала такая возможность, — многозначительно присвистнул Джокер. — Беги от нитей, Брюси! — с напускной злобой пригрозил он. — Я мог бы преуспеть и в первом, и во втором, но прежде попробую достать о вас побольше информации, ведь, чтобы узнать кого-то, нужно понаблюдать за ним вблизи, — в подобие транса слетело с перепачканных засохшей кровью губ. — Если мы сейчас об одном и том же человеке, то, я надеюсь, вы всё же помиритесь в моё отсутствие, — оживился Артур, благосклонно кивнув растрёпанной головой. — А как же обещания, старый мордатый хрыч и год жизни в абсолютном заточении? Дерзай, дай ему второй шанс и петля затянется не на руках или ногах, а падёт арканом на твою шею неподъёмным грузом убогой высотки в центре города и тучей обязанностей. Упс, и снова вернётся мистер Уэйн, — в своей манере подстегнул Джокер. — С чего вы оба взяли, что я вернусь к этому лжецу? Мои лечащие врачи замолчали в ожидании. — Формально, — сощурив глаза, начал рассуждать я, — если прошлое возвращается в настоящее, значит, оно становится настоящим, так? Так. Я плохо знаю город и вас. Один ли вы человек, которому приносит удовольствие моя глупость, или два разных, не знаю, но хочу узнать, хотя бы потому, что вы помогли мне почувствовать другую жизнь, приблизиться к ней. А ещё, Её заинтересованность в Артуре или вас меня напрягает, но не из-за эмоций, скорее, желания встречи. Будучи рядом, я смогу помочь. Все останутся в выигрыше! — торжественно заключил я сипящим от нехватки воздуха голосом. — Какой кошмар, — поёжился Артур, драматично прикрыв ладонью лицо. — А мне от тебя какая выгода? — нервно подёргивая бровью, спросил Джокер. — «Мы с тобой родственные души». Твои слова? — не растерявшись, подхватил я. — Сказанные тобой через уста другого человека, — усмехнулся он. Я фыркнул, скривив губы. Меньше всего мне хотелось подобных сравнений. — Может, дадите мне справку о выздоровлении или какой-нибудь рецепт? — Их не выписывают нездоровым пациентам, — в унисон сказали оба. — Крысы, марионетки, а что между ними? — шёпотом переплетались серьёзно-веселящие интонации, по злому добрые голоса. — Что заставляет их трепетать от ужаса? Что пугает и тебя? — Я…я не понимаю. — Один человек как-то сказал мне, чтобы победить свой страх, ты должен сам стать этим страхом. Хотя моё тело всё ещё было сковано усмиряющей кофтой, головой вертеть я мог прекрасно. Альфред появился у письменного стола в той же одежде, которая была на нём в последнюю нашу прогулку, даже повязка на плече сохранилась. — Позволь нам тебя вылечить. Всё внутри похолодело. Вместо одного человека были двое. — Не надо, пожалуйста, — крепко зажмурившись, взмолился я. — Почему ты боишься меня, Брюс? Мы ведь друзья, помнишь. Я хочу помочь. Бледные пальцы с силой подняли мне веки, заставляя против воли смотреть на себя. На Артуре был тот же жуткий грим, как в нашу встречу в оранжерее. Красная краска на белом лице, выходящая далеко за контур губ, но обведённая чёрной линией, пёстрые нарисованные брови и бирюзовые ромбы на глазах. Он с хриплым смехом толкнул меня в грудь, роняя на спину. Вместо холодного пола я оказался в чужих руках. — Что такое, Брюси? Уже не хочешь играть? Давай, сделай счастливое лицо, порадуй меня. Кислотно зелёные волосы касались лица, пачкаясь краской. В отличие от грима Артура, грим Джокера выглядел так, словно и не был смешением цветов. Насыщенно алые губы, голубые кристаллы ромбов — всё выглядело неестественно настоящим. Он швырнул меня обратно в руки Артура с заливистым смехом. Всё завертелось в головокружительном ритме карусели. Свет ронял меня во тьму колодца, тьма заставляла с него выбираться. Красный помпончик проскакивал у чёрно-белой изгороди. Тьма лезвием ножа вырезала улыбку, свет лишь растягивал губы в её подобие. Грим, бездна, летучие мыши. Свет успокаивал, тьма придавала решительности и веры в собственные действия. УБИЙСТВО БОГАТЫХ — НОВОЕ ДВИЖЕНИЕ. На первой странице была та же маска, чьё выражение перенёс на себя Артур. Парадокс, но на свету всё обращалось в хаос, во тьме наступал покой. Краски, газеты и смех смешивались, вырывая из лёгких смешки. Грудь начинало распирать от непрерывного хохота. Тугие ремни развязывались и падали на пол. Я чувствовал себя так, как никогда не мог. Тем, кем никогда не стал бы без них, кем мне бы не позволили быть.Собой