***
В это время беспорядки вспыхнули новыми искрами. Вслед за вторым выстрелом в толпу начались прямые столкновения. Люди с факелами цветного дыма и разными подручными средствами, среди которых были и осколки стекла, бейсбольные биты и клюшки из развороченного магазина спорттоваров, кирпичи, выпавшие из стены, сбивались в стайки, выбираясь из-за мусорных завалов вместе с их постоянными обитателями, чтобы дать отпор вооружённым хранителям порядка. Рядовые офицеры их пыла не расценили и принялись стрелять на поражение в зачинщиков всеобщей паники, но пули будто намеренно огибали их и влетали в тела обычных зашуганных прохожих. Люди падали, алая кровь струилась по асфальту, змейками заливаясь в сухие трещины. Выстрелы в темноте, как же всё было похоже на то, что происходило на судне. Мёртвые тела, брызги крови и Человек в багровом костюме во главе всего. Его не было на улице, но это не мешало ему находиться в каждом из вышедших на неё. Пожарный гидрант спас Брюса от преждевременной участи быть погребённым под остывающими телами. Мальчик сжался на земле, зажимая руками повязку на глазах. Трясся при свисте пуль и криках, чувствуя на языке солёный привкус крови. На миг ему показалось, что кто-то жестом руки потянул спасительный платок в сторону. Уэйн приоткрыл глаза, устремив взгляд на кровавую лужу перед собой, растянувшуюся от упавшего в метре от него бездыханного тела. Неизвестный с раскрытыми в последний раз карими глазами был сражён выстрелом в левый глаз. — Улыбнись, дружочек, сегодня не тот день, чтобы самовольно шастать по закоулкам. Держись меня и веселись в волшебном мире красок! — покружившись, торжественно сообщил Человек в багровом костюме, промелькнув в рубиновой лужице. Никогда прежде Уэйна так не радовала встреча с ним. В симфонии всепоглощающего пламени и разрухи Человек в багровом костюме предстал перед мальчиком дружелюбным проводником в свой мир, обменявшийся местами с серой реальностью смертей, ужасных полицейских и чужой боли. Брюс улыбнулся и почувствовал себя невероятно счастливым. Перед ним лежало мёртвое тело журналиста местной газеты, застывшее в руках с разбитой камерой, а Уэйн широко улыбался. Алые бутоны скрашивали белую рубашку, пальто и простреленный глаз погибшего, раскрывались на осколках разбитой оптики, придавая ей свой особый шарм. В пёстрых искрах цветного дыма Зазеркалья, его насыщенных тонах, преобразивших тусклые днём и мрачные ночью улицы Готэма, Брюс увидел неподдающуюся себе раньше красоту. Истинное величие города. Сквозь ласковую колыбельную из выстрелов, падений тел всех непожелавших войти в новый мир, он поднялся, отряхнувшись без резких движений. Это мир Зазеркалья, мир Человека в багровом костюме, в котором если хочешь сохранить рассудок и жизнь, нужно немного сойти с ума. Брюс взял с земли одну из улыбающихся масок с зелёными пучками по краям и прислонил к своему лицу, протянув резинку крепления до затылка. Прорези на ней, словно цветное стёклышко на объективе фотокамеры, укрепляли его связь с потрясающим миром и его неподражаемым правителем. Человек в багровом костюме больше не появлялся в отражениях. Он затмил собой всё вокруг. Он вживил себя в новый город, прочно сплёл багровыми нитями, загнав в отражения витрин и лужи скучные мёртвые тела, слёзы несчастных и панику, выпуская наружу феерию цвета, огненных фениксов, воспаривших в небе над многоэтажными зданиями, прежде никому неизвестные алые цветы, оплетающие всё вокруг одним сплошным багровым ковром. Брюс чувствовал его рядом с собой, его холодные бледные руки в своих руках, зелёные волосы, пачкающие лицо, краску, оседающую на белой больничной рубашке, звонко хихикающий голос, въевшийся намертво в его поплывшее сознание. Одни люди продолжали кричать и падать под натисками полиции, другие эту полицию убивать и устраивать варварские пляски на костях владельцев частного бизнеса. А Брюс шёл между ними под покровительством Человека в багровом костюме, изучая с близкого расстояния дивный новый мир Джонов и Джейн Доу*. Ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Они безлики и лишены всего этой ночью. Этой же ночью и его имя теряет всякий смысл, не стоит ни цента. В маске он один из них. Безымянный с пустотой вместо полных 10 лет прошедшей жизни. Зазеркалье не ценит важных имён, все важные имена первыми заполнили его улицы и давно успели остыть.***
То, что ведущий ток-шоу засуетится и выйдет в эфир почти сразу после выпуска с вечера в сити холле, было известно сразу. Мюррей Франклин — успешный шоумен, дважды навернувшийся на одних и тех граблях, не щадя себя, сказал не тому человеку не те слова и вскоре поплатился за это сначала за счёт газетчиков, а затем в более масштабных объёмах, знатно расшатав озверевшую в последние недели публику. Артур едва слышал новости, по-прежнему пребывая в странном состоянии зависания. Больше разглядывал белый кафель пола в больничном коридоре, чем с нагнетанием вещающего из своей студии некогда горячо любимого им ведущего. Флек был измотан, выжат до основания всеми передрягами, кошмарно хотел спать, ощущая ломоту в перенёсшем запредельные нагрузки теле. Какая разница, что говорит человек по ту сторону экрана, когда тебя окружают не менее измождённые, чем ты, врачи, перепуганные прохожие, скрывшиеся от беспорядков под крышей больницы, ошеломлённые паникой пациенты, ругающийся по телефону с людьми из департамента полиции Томас Уэйн, его жена, сидящая поодаль от всех на подоконнике и рассматривающая полыхающую в агонии людских жизней улицу, наконец, скованный корсетом из фиксирующих бинтов Альфред, покинувший свою палату сразу же после окончания всех медицинских осмотров и оказания себе помощи. «Даже ни с кем не ругался», — с удивлением подметил Флек, глядя на пошатывающегося при ходьбе дворецкого. Один из санитаров предложил Пенниуорту трость для опоры, заметив, что тот начал прихрамывать после ранения в ногу. Альфред не удосужил его и взгляда, прохромав мимо с гордо вздёрнутой головой. Артур впервые за весь вечер кротко улыбнулся куда-то в пол. Всё же, несмотря на все увечья, Пенниуорт оставался в своём репертуаре, хотя и растерял былую живость. Впавшие глаза дворецкого выглядели совсем пустыми, лицо побелело, вытянувшись. На напряжённом лбу выступали складки, под глазами тёмные круги и морщины. Частично больничные одеяния, частично собственная вымазанная в грязи и засохшей крови одежда только накидывала ему лишние лет десять жизни. Альфред остановился напротив экрана небольшого телевизора, припаянного к стенке, мотнул головой и опустил глаза. — Спасибо, — сказал он Артуру и снова обратил свой взор на экран. Больше он не говорил, только смотрел выпуск, скрестив руки на груди. Из всех собравшихся в коридоре по-настоящему бодрствовал лишь Джокер. Он живо подбивал Артура на встречу, но при этом уверял, что не сделает ничего дурного. «Ты сходи, а я посижу в тишине. Ты ведь всегда хотел, так давай, дерзай! Это твой счастливый билетик на шоу в первый ряд», — таковы были его первые уловки, почившие в весомых аргументах отвлёкшегося от телефонных перепалок с полицией Томаса Уэйна. Что к чёрту всё это, в центре полный кавардак, требуется немедленно покинуть город и теперь только ждать ответа от полицейского департамента и пожарного депо, бросивших силы не только на протестующих, но и на обшаривание руин скандальной больницы. Одной бригады спасателей оказалось мало и офицеры вместе с пожарными принялись помогать им разбирать обломки и вынимать из них редких выживших. Тогда шутник перешёл в наступление. Он не хотел ждать. Эта шутка будет их самым грандиозным свершением. Главным каламбуром этого года, раз уж на то пошло. «Если мы покажемся там, люди успокоятся, и полиция быстрее найдёт нашу пропажу», — елейно пел Джокер. — Его не было в палате, — нехотя заметил Пенниуорт, посмотрев будто сквозь Томаса. Чувство вины снова захлестнуло его с головой и он вовсе отвернулся, крепче сжав руки на груди. Джокеру вполне хватило этой фразы, чтобы приняться трактовать её в угоду себе. Его Уэйн мог выжить, вырваться из здания до обрушения и сейчас быть либо в руках головорезов, разворотивших медучреждение, либо удрать от них, на что шутник возлагал большие надежды, прокручивая в голове истории прошлых побегов. Пусть он и не сможет выказать Брюсу прямую поддержку, но уж обезопасить улицы в его силах. Да и за мотивами спасения крылось кое-что ещё, его собственная задумка, имевшая шанс на воплощение в жизнь. Об этом остальным знать было не обязательно. — Они успокоятся. Сделай это не ради себя, а ради него. Докажи, что ненависть была пуста, — напевал шутник. — Его никто не тронет, если он на улице. Мы успокоим людей, — и невинно хлопал ядовито — зелёными глазами, смотря точно на Томаса. Они оба должны повиноваться ему, чтобы ИХ шутка стала самой грандиозной. — Обшарьте меня, я абсолютно безоружен, — предлагал Джокер и, не дожидаясь, сам выворачивал карманы на одежде. Томас неодобрительно посматривал на него. Что-то в чрезвычайно спокойном поведении смеющегося человека настораживало его, но, вместе с тем, человек говорил крайне дельные вещи. Если его младший сын где-то на улице, лучшее, что они могут сделать, чтобы помочь ему — успокоить народ. Артур должен встретить ведущего.***
Человек в багровом костюме выплясывал на улицах, утопая в разноцветных вспышках дыма и искрах петард. Кружился и танцевал, завлекая в свой танец юного мистера***
«Лучше бы ты застрелил его, лучше бы ты убил его собственноручно!» — но мольбам хирурга не суждено было сбыться. Джокер не солгал по поводу оружия. У него не было ни ножичка в кармане, ни револьвера в рукаве, когда Артур покинул салон автомобиля и, плотнее задёргивая на себе полы чёрного пальто, отданного ему за неимением собственной тёплой одежды, встретился с вышедшим из студии Мюреем. Шутник стерпел, когда их руку бешено затрясли. Тянул момент, чтобы ведущий не прознал простой истины. Улица — сцена Джокера, это его шоу и всё будет так, как он того пожелает. Мюррей Франклин — его гость, обступившие их со всех сторон люди — зрители. Его шоу, в котором ведущий станет панчлайном его знаменитой шутки. Когда в толпе раздался крик и в лоб немолодого шоумена влетела пуля, Томас Уэйн успел дёрнуть на себя обомлевшего Флека, удачно отстранив того от мёртвого тела. На лице Артура выступали свежие брызги чужой крови, но руки его были абсолютно чисты, не запачканы. Увидев бездыханное тело на земле и осознав, что произошло, он зашёлся в приступе безудержного смеха. Хохотал и Джокер. Разрывался от накатившейся на себя волны веселья. Вдвойне гоготал при виде шокированного лица Уэйна. Он оказался лучше других, видел их насквозь. Он герой, которого этот город заслуживает. Люди Готэма — истинное зло. Кровожадные и жаждущие человека для свершения своей кровавой вендетты. Они разодрали в клочья ведущего, выставившее их теми, кем они всегда были, пряча свою натуру. — Где нет людей, там нет проблем! — голосил Джокер на редкие выкрики Артура. — Я обещал обезопасить его пребывание в городе и сдержал слово! В середине улицы на всё это смотрел Человек в багровом костюме, прошедший через человеческую вереницу с юным Джоном Доу. Ребёнок счастливо щурился и смеялся в такт Джокеру, оценив его каламбур, но тот будто не слышал его из-за истеричного смеха Флека.***
Юный Джон Доу бежал за тронувшимся в момент его появления на перроне поездом, как пёс, несущийся за уезжающим автомобилем. Он не знал, что ждёт его впереди. Селина Кайл находилась в департаменте полиции вместе с Нигмой, в то время как он думал, что она уже была в поезде, потеряв его в толпе, поэтому так гнался за ним на последнем дыхании. Фонари города исчезали в темноте ночи. Истерика Артура сменялась гоготанием Джокера. Нервно поглядывая на одного и утешая другого, Томас Уэйн ещё отходил от убийства на улице. Подумать только, смеющийся человек оказался лучше всех них, заставил его поверить в это и доказал на практике. Всё очень плохо, Готэму конец. Детская ладонь ухватилась за поручень. Задыхаясь от обилия свежего воздуха, мальчик подтянул себя, вваливаясь в вагон, переполненный разного достатка людьми. Он не мог дышать и улыбался через чувство удушья, поглаживая пальцами маску на лице. Глядел в большое запылённое окно вагона, за которым исчезал захваченный огнём перемен Готэм. Высокая старая ограда ворот встречала две въезжающие в неё машины. К тому моменту Джокер уже не смеялся, грустно оглянувшись на тут же закрывшиеся ворота. Артур тоже сник, потеряв сознание от изнурённости в первые часы наступившего утра. Где-то в Нью-Йорке перед голубыми глазами ребёнка раскрылись двери центрального вокзала. Добрая проводница поверила в то, что родители просто дали ему денег сбежать из города, когда он, прознавший, что дети не могут гулять одни, подбежал к стоящей у перрона темноволосой женщине с двумя милыми девочками лет пяти и сказал, какое же у неё красивое платье. Пожилая проводница напоследок угостила мальца в маске чаем в пластмассовом стаканчике с сырным круассаном, помахав женщине в пальто. Её морщинистое лицо расплылось в улыбке, когда две девочки помахали ей в ответ. Малышки сделали так, потому что мама учила их быть приветливыми. Джону Доу это было лишь на руку. Но стоило проводнице отвернуться, как мальчик отошёл от дамы с детьми и стремительно направился к выходу с вокзала. Пригнулся, промелькнув мимо людей в форме. Вот кого, а от полиции он держался стороной, имея чёткое представление о том, что скрывают служители порядка, оставшись наедине с собой. На самом деле у него был сопровождающий, пусть и не доступный чужому глазу. Выйдя на оживлённую от спешащих на работу людей улицу мегаполиса, он наконец снял с лица маску и прижал к себе, обнимая.