Радость

С первыми снегопадами по новостным каналам стали транслировать информацию о возрождении Готэма. Полиция понемногу справлялась с беспорядками, и горожане уже поохотнее выбирались из своих квартир на улицы в дневное время суток. Изменения к лучшему произошли в Enterprises. Совместными усилиями Уэйнов, а также спасённого от сокращения штата сотрудников компанию удалось уберечь от разорения. Оставшиеся в ней работники трудились в отделах, оборудование не простаивало, продукция поставлялась, несмотря на то что часть её всё же не доходила до заказчиков из-за участившихся случаев грабежей в городе. Некоторые поставки срывались. Однако в общем процент потерь был низок в сравнении с уровнем продаж. Также в новостях пару раз мелькнул Нью-Йорк. Вслед за репортажем о спасённых действиями полицейского департамента беспризорниках вышел новый о гувернантке и её подопечной. Молодая девушка по имени Эстер Клайв работала у именитого дизайнера Изабеллы Уильямс и занималась дополнительным образованием её дочери Дженнифер. В один день девочка вдруг пропала, а нашлась тогда же, когда полиция обнаружила торговцев людьми на месте горящих складских помещений в Бруклине. Изабелла Уильямс наняла для поиска частного детектива, попытавшись уличить в краже ребёнка своего бывшего мужа, но то, что сделал детектив оставило немой шок на лицах всех собравшихся. Он нашёл доказательства в пользу того, чтобы отправить за решётку и свою нанимательницу, и гувернантку, отдав их и девочку полицейским. На кадрах гувернантка пыталась застрелить свою нанимательницу при встрече на улице недалеко от департамента, но полиция среагировала быстрее и начала стрелять, сорвав вооружённое покушение. Девушка упала в снег замертво, истекая кровью. Вслед за этим раздался крик ребёнка, стоящего на противоположной стороне улицы. — Альфред, я иду! «Он затормозит, он должен затормозить, — смотря на последующие кадры, повторял Томас. Картинка мелькала в его глазах и раздваивалась на два разных события. Кофеин и недосыпание вследствие работы с бумагами были ни при чём, хоть и оставили свой отпечаток в виде повышенной тревожности. — Он точно затормозит.» Огромный внедорожник ворвался в запись также быстро, как из него пропал выбежавший на дорогу ребёнок. Лобовое стекло автомобиля треснуло и окрасилось в алые тона. Ощущение раздвоенности снова дало о себе знать. Уэйн сжал руки на подлокотниках кресла, стараясь воспринимать всё так, как оно показано в репортаже, но не мог. Всё чередовалось с собственными воспоминаниями у больницы, но теперь таксист уже не остановился. Вот он выбегает на проезжую часть, а затем бросается под колёса встречной машины, разбивает стекло и оказывается позади неё в луже собственной крови. Томас помнил, что всё обошлось. Таксист затормозил, а Брюс хоть и лежал на земле с закрытыми глазами, но всё сместилось с дороги на двор между домами. И он был жив. Томас проверял и пульс и дыхание, прежде чем поднять его с земли. Не мог не убедиться и убедить себя, что аварии удалось избежать. Теперь в условиях его исчезновения воображение выдавало иной взгляд на произошедшее. Не было тех заветных футов, что разделяли их и всё множились, не было детских испуганных криков и рисунков мелками на земле. Прозвучал крик, затем стук стекла и хруст поломанных костей, в точности как у того бедолаги, которого доставили в больницу с раздробленным позвоночником, а после багровая лужа растеклась по асфальту. Уэйн не смог досмотреть выпуск. Он воздержался от комментариев по поводу истории или судьбы сбитой насмерть девочки. Пенниуорт не знал, что едва он покинул больницу, как Брюс кинулся его искать и успешно дорвался до дороги. Более того, его не оставили гоняющие вдоль по ней машины. «Зато ты можешь перестать думать о пожаре. Его ведь сбила машина, сам подумай, как он мог оказаться в огне? Разве что в одном из тех чёрных мешков на молнии. Хочешь, прокатимся к нему на подъёмнике? Если конечно, морг не разрушен другими обломками», — глупые слова застряли в горле, когда Томас прошёл мимо стоящего позади дивана Альфреда и поспешно вышел на улицу. Пенниуорт не сводил глаз с экрана, внимательно наблюдая, оценивая и после ветра, повеявшего из открытой входной двери. Они с Уэйном по-разному расставили акценты в произошедшем. Если Томаса по понятным причинам привлекла погибшая девочка семи лет, то вот Пенниуорт зацепился взглядом за знакомую фиолетовую водолазку и уже не смог от неё оторваться. Он остался в доме, подавив в себе желание взять куртку и выйти следом, досматривал репортаж. Паззл начинал складываться. Частный детектив, дело с пропавшим ребёнком, беспризорники — как основание. Но что выше? Гувернантка, обеспеченная семья, неудачная попытка похищения, найденная сразу бросилась к девушке, попытка убийства нанимателей. Были проблемы. И вот вопрос, точнее два — как быстро подозрения в похищении пали на гувернантку и было ли спасение беспризорников намеренным. Исчезновения начались задолго до его расследования, он ведь не был в них заинтересован. У него заказ — найти пропавшую девочку и вернуть семье. «Но он зачем-то спас других детей. Он нашёл её среди них, но вытащил всех», — Альфред думал и не хотел ошибиться в догадках, ему требовалась консультация у того, кто бы подтвердил или опроверг некоторые его теории. Пенниуорт покинул гостиную и направился на второй этаж.

***

«Что это за существо?» — эта мысль тревожила его и в то же время подталкивала к новым поискам. Альфреду было неприятно думать так плохо о человеке, которого он видел два раза в жизни и то по телевизору, но его слова не позволяли дворецкому обозначить его персону иначе. — Хоть детишки погреются. Прямо как настоящие бойскауты в походе, только палочек и зефира не хватает. — На химчистку могу не рассчитывать? Он смотрел на пожар и улыбался, он единственный, кто не сдвинулся с места во время перестрелки, его лицо прикрывал ворот водолазки, натянутой так, что скрывал нижнюю часть, но угольные глаза выдавали истинные эмоции, неестественно блестели в момент убийства гувернантки и смерти девочки. Первое, что он сказал после того, как её сбили — химчистка. Для Пенниуорта стало не меньшей дикостью и то, что странный человек в фиолетовой водолазке, спокойно подошёл к мёртвой и снял с неё перепачканную в золе дублёнку, что была на месте масштабного пожара, оставив ребёнка лежать на проезжей части. Альфред приметил и другую специфичность незнакомца. Каким бы жутким и отталкивающим в своей манере он не был, а комиссар неплохо к нему относился, ему доверили расследовать похищение, правда, завершилось оно как минимум двумя трупами и одной выгоревшей постройкой, да и не похоже, что он силком тащил пропавшую до департамента. Девочка будто добровольно шла за ним. Будто, потому что непонятно, вёл ли её он или кто-то другой, кому бы она больше доверилась. Как быстро он обнаружил, что похищение затевала гувернантка? Почему спаслись остальные дети, помимо нужного ему ребёнка? «Думай рациональнее, — направлял себя Альфред. — Он физически не мог справиться с похитителями, спасти всех, а потом сжечь здание. Без посторонней помощи не обошлось.» Вопросы привели его пусть и не к странному человеку в фиолетовой водолазке с жуткими полосками на лице, но к тому, в ком отражались некоторые его черты. — Если бы двери в больнице не были закрыты, ты бы попытался спасти и других людей? — этот вопрос он задал Джокеру и очень рассчитывал получить негативный ответ с его стороны. Бордовый и фиолетовый. Фиолетовый и бордовый. Горящий склад с освобождёнными детьми и подорванная больница. Сравнение с пожарами на пристани, где тот самый бордовый человек устроил кавардак, и обычный взрыв чередовался с поломанными людьми. А люди на складах уж точно были при оружии. — А зачем мне это делать? — отозвался шутник, не сообразив, с чего вдруг дворецкий заулыбался ему. «В этом нет никакого смыла. Нет пользы. Ну, конечно», — картинка прояснялась, и в этот раз Пенниуорта злило только то, что в повторе выпуска, ровно как в нём самом, камера не обозревала всю улицу. Странный человек после того, как забрал дублёнку, не пошёл обратно, а проследовал на противоположную сторону пешеходной дорожки. Так не хотел иметь отношение к последствиям расследования, или кто-то всё же сопровождал девочку вместе с ним и он вернулся, чтобы забрать его?

***

На утро после повтора новостей в мэнор разыгрался первый крупный скандал. Марта и Альфред — две разошедшиеся во взглядах стороны, каждая при своём категоричном мнении. Всё развернулось на лестнице. В то время Томас приглядывал за тем, как Артур справлялся со столовыми приборами, демонстрируя быстро усвоенные правила, чем и когда пользоваться. Флек принимал то, чему его обучали без лишних уточнений, вроде: «А что, нельзя вытереть вилку после мяса и использовать её для рыбы? Они почти не отличаются в размере. Зачем так много маленьких ложек? Почему не сделать одну маленькую и одну большую ложку? Маленькой ведь удобно и сахар класть и использовать для десерта? Необязательно ведь использовать сразу всю ложку, так по чуть-чуть накладывать или собирать на неё. Вот, смотри же, видишь, как получается? Для чего усложнять? Представь, сколько ложек и вилок потом нужно будет отмыть! А потом вытереть и разложить по своим местам! Альфред…мистер Пенниуорт не даст мне солгать, если я скажу, что мы только вечность разбирали столовые приборы после ужина с теми людьми. Конечно, я помог ему, иначе он бы вовек не управился. Мм! Если не найдётся нужных вилок, зато будут какие-нибудь другие, мероприятие задержат, чтобы найти нужные вилки или дадут те, что есть?» Всё же к таким расспросам Артур не тяготел, в силу возраста ли с отсутствием хоть толики любопытства о насущных вещах или твёрдой уверенности, что в чужом доме нужно безоговорочно принимать установленные правила. Томас не знал точного ответа и не спешил сам задавать наводящие на подобные размышления вопросы. Ему позволили обучать, он обучал, поправлял, когда нужно, и в целом одобрительно кивал, как во время инструктажа в больнице. — Альфред, ответь мне, ты знаешь, что означает «гувернантка»? Скажи, что это за человек? — послышался голос с лестницы. Ступени заскрипели, и вот уже скоро на длинной лестнице промелькнул сначала Пенниуорт, а вслед за ним и Марта. — Именно, человек! Как человек она вмешалась, может, не очень удачно, но попыталась что-то предпринять! Мы не знаем точно всю историю! — прикрикнул дворецкий. — Её наняли не как психолога или судью, который решит, что хорошо, а что плохо. В силу невозможности дать адекватную оценку своим действиям, она подвергла опасности ребёнка! Перестань оправдывать слишком самоуверенную похитительницу, из-за которой ту девочку едва не отправили на продажу! Но Пенниуорт возразил. — Если она так поступила, значит, не обошлось без причин выкинуть подобное! Вы много отчаянных гувернанток видели, которые доставали пистолет при виде нанимателей? — Знаю одного, но не гувернёра. Единственное указание — не лезть в город и то не смог исполнить. — Да, правда не смог. Как-то привык больше решать проблемы со спасением утопающих от рук не совсем трезвых водителей. Вот он выбегает на проезжую часть, а затем бросается под колёса встречной машины, разбивает стекло и оказывается позади неё в луже собственной крови. — Мы немного прервёмся, — с паузой сказал Томас Артуру и вышел в холл с одним вопросом к ругающимся. — Вас так интересует, что в итоге напишут в её некрологе? Она мертва и всё. Гувернантка тоже, их уже не вернуть. Однако и тут нашлось место для оспаривания. — Не вернуть, а предотвратить похожие случаи, — произнесла Марта, не повернув головы. Она стояла несколькими ступенями выше и смотрела на Пенниуорта сверху вниз как на непослушного и глупого ребёнка, будто отчитывала за провинность, пусть они и обсуждали новости. Альфред продолжал упрямиться. Теперь всё сдвинулось в сторону детектива. — Что насчёт сыщика? Похожий случай бы не произошёл, если бы он проявил немного сочувствия и отдал девочку гувернантке. Крик. Треск. Стук. Крик. Треск. Стук. Стук, стук, стук раздробленных костей. Крик. Треск. Стук. Крик. Треск. Стук. Стук, стук, стук раздробленных костей. — В этой истории нет моральных выборов, — с напускным спокойствием заключила Марта и сошла вниз со ступеньки. Очень медленно, будто плывя по жалобно поскрипывающим ступеням, она делала мелкие шаги в сторону дворецкого, не говоря. Подол длинной юбки шуршал, цепляясь за редкие неровности в полу, тёплая накидка сползла до локтей. Женщина держала обёрнутые в бинты руки на уровне груди. — Есть провалившееся похищение, — стук. — Есть торговцы людьми, по ошибке подобравшие не уличного ребёнка, — стук. — Есть выполнивший сверх своей работы детектив, — стук. — И есть неудавшаяся похитительница, попытавшаяся устроить убийство во время своего ареста, — стук. — И где же в этом есть хоть что-то о морали? Детектив поступил недостаточно хорошо, что не пожалел похитительницу и сдал девочку не ей, а полиции, но в итоге именно она устроила собственный суд на глазах ребёнка? Позволила ей наблюдать сцену убийства и буквально заманила в объятия смерти, — Альфред оступился, шагнув назад. — Будь они с этой малышкой так неразлучны, думаешь, она бы не сорвалась с места, случись что-нибудь ужасное, вроде смерти? — Пенниуорт сделал ещё шаг назад. Марта остановилась. Смотрела ему в глаза долго, не моргая. Затем взмахнула рукой и стукнула по перилам лестницы, закричала в лицо дворецкому, рассвирепев: — ПОЧЕМУ КАКАЯ-ТО ГУВЕРНАНТКА ВОЗОМНИЛА СЕБЯ ВЫШЕ ВСЯКОГО ЗАКОНА И САМА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЯ, О КОТОРЫХ ЕЁ НЕ ПРОСЯТ! ЕЁ НАНЯЛИ ОБУЧАТЬ, НО НИКАК НЕ ЛЕЗТЬ К САМОМУ РЕБЁНКУ! ЭТО ПОХИЩЕНИЕ В ЧИСТОМ ВИДЕ, СЕМИЛЕТНИЕ ДЕТИ НЕ МОГУТ САМОСТОЯТЕЛЬНО ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ, СБЕГАТЬ ИЛИ ОСТАВАТЬСЯ! ОНА ЕЁ ЕДВА НЕ УБИЛА! НЕТ, ЭТА БЕЗОТВЕТСТВЕННАЯ, НАГЛАЯ, САМОНАДЕЯННАЯ ИДИОТКА УБИЛА ЕЁ! ОНА ПРОСТО УБИЛА ЕЁ! А ТЕБЯ ВОЛНУЕТ, ПОЧЕМУ ТОТ ДЕТЕКТИВ ЕЙ НЕ ПОСОБНИЧАЛ? ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ВИДЕТЬ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ЗАНИМАЮТСЯ СВОЕЙ РАБОТОЙ И НЕ ЛЕЗУТ В ЧУЖУЮ — ВОТ ТАК РЕДКОСТЬ! КАКОЙ ОН СТРАШНЫЙ И ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК РАЗ ВЫСТУПАЛ НА СТОРОНЕ ЗАКОНА И НЕ ПРОЯВИЛ ХОТЬ КАПЛЮ ЭМПАТИИ К ТОЙ, ЧТО ОБРЕКЛА ДЕВОЧКУ НА ВЕРНУЮ СМЕРТЬ СВОИМИ ВЫХОДКАМИ! НУ, НАСТОЯЩЕЕ ЧУДОВИЩЕ! Альфред дёрнулся назад от того, как правую щёку обожгло огнём. Он пошатнулся и скатился с последних ступеней к полу, держа ладонь у лица. Внутри него всё замерло. Боль не так этому способствовала, как слова, подобранные таким образом, что сложно было уточнить к кому они обращены. Гувернантка ведь уже мертва. Он боялся поднять глаза. Непослушный ребёнок, который должен усвоить неоспоримую истину и перестать перечить. — Ты сам…. — начала Марта ровным и холодным голосом, как её тут же прервали. — Нет, — возразил Томас. — Ты его ударила. Ты. Его. Ударила, — более отчётливо повторил он. — И конкретно в этом твоя вина. Марта вздрогнула и будто оттаяла, быстро заморгала и опустила голову. Теперь отчитывали уже её, и ей это чувство проступка мало чем нравилось. Её проступок увидели. Она могла бы начать отрицать или настоять на своей исключительной правоте, но ей так и предъявили — вина за пощёчину, не за остальное. Ты виновата, потому что сорвалась и ударила. — Хорошо, — спокойно согласилась женщина, поправила растрепавшиеся волосы и спустилась к стыку лестницы с половицами пола. — Извини, пожалуйста. Я принесу немного льда, поможет избежать отёка, — спокойно обратилась она к Альфреду и протянула руку, чтобы помочь подняться. «Не боишься?» — прозвучал тихий голос Джокера. Артур замер возле столовых приборов, когда Марта прошла мимо него и захватила лёд из морозилки. Возвращаясь к лестнице, она едва улыбнулась, будто ничего не произошло. Это не она вышла из себя, кричала, не она сначала довела Альфреда до состояния ступора, а потом ударила. Она извинилась и принесла лёд, ведь она хорошая, очень хорошая. «Немного…немного пугающе», — ответил Артур без преуменьшения. Марта не обвинила в своём поведении Альфреда, это уже стоило того, чтобы её не бояться. Она не страшная, просто заботливая, но иногда её забота проявляется в уродливых формах….как у Джокера или того необычного человека, заговорившего о скаутах и зефире в присутствии покрытых сажей детей и преступников.

***

Альфред не вернулся на второй этаж ночью, оставшись в гостиной. Артур ждал его, не покидая стен комнаты. Выйти в коридор означало бы случайно пересечься с кем-нибудь, Флек же предпочёл бы увидеть разве что Пенниуорта, но он не приходил. Артур какое-то время ещё порассматривал потолок и всё же слез с кровати, накинул поверх тёмной растянутой футболки кофту и по привычке воспользовался окном, выскользнув в закрытую детскую. В ту ночь Джокер не захотел танцевать. Артур сидел на полу с букетом искусственных цветов и перебирал их лепестки. — Он сделал то же, что и ты, — прошептал Артур. — С… Джокер откликнулся. «С ведущим? — дополнил он. — И что же похожего ты увидел?» Артур прижал неживые цветы к себе и зажмурился. Звук, будто щелчок, перед тем, как глаза Мюррея Франклина стали походить на две стекляшки, будто его настоящие глазные яблоки вытащили и засунули на их место раскрашенные мячики для настольного тенниса, а сам он по инерции стал падать вперёд. Артур чувствовал что-то липкое на коже и, видя лежащее на грязной земле тело шоумена, в ужасе осознавал, что это липкое — кровь, окропившая его лицо. Смех смешивался с криком, он не мог перестать хохотать через истерику. Его почти придавил труп Мюррея Франклина, убитого прямо перед ним. Образ шоумена и после смерти какое-то время навещал его в кошмарах. Под похоронный марш джазового оркестра он приходил в горящую студию с простреленной головой. Публика в клоунских масках встречала его шумным освистыванием. Но Мюррей Франклин с дыркой во лбу, из которой сочилась тёмной струйкой кровь, всё равно пытался начать вести своё шоу, встречая полуразложившихся экспертов в студии. — У вас какие-то проблемы, — говорил труп Доктора Салли. Кожа кусками отслаивалась с сожжённого лица пожилой женщины, обнажая кости. — Ох, дырявая моя голова! — с улыбкой отвечал ей Мюррей Франклин. Публика не смеялась. К сцене летели бутылки с зажигательной смесью, но сжигать уже было нечего. Яркие диванчики и кресла закоптились, от стола остался один пепел, а пёстрые шторы догорали в прямом эфире, помимо этого потолок обвалился. Одна из плит рухнула на второго эксперта, размозжив его череп, в котором уже поселились трупные черви. А потом хлопки. Хлоп-хлоп. Один человек на всю студию в фиолетовой водолазке и бежевой дублёнке аплодировал. Длинные линии улыбки на его покрытом копотью лице растягивались шире. — Девушка умерла перед ним, а потом…машина. Но ведь он не сделал ничего противозаконного, как ты, он поступил по закону, а они погибли, — покрепче сжав цветы, сказал Артур. «Видимо, мы так привыкли к беззаконию, что его отсутствие для нас уже губительно», — беззаботно ответил шутник, хотя сам напрягся от упоминания странного незнакомца. Ведь, правда, он сделал так, как от него требовали, и всё завершилось, мягко сказать, с огоньком.

***

Утром следующего дня Марта показалась в гостиной с фиксирующей повязкой на согнутой в локтевом суставе руке, прижатой к телу. — Всё нормально, лёгкий ушиб. Как твоя щека? Уже не болит? Альфред затруднялся вытянуть из себя хотя бы слово при этой встрече. Пенниуорт ощутил вину за ссору. — Ты не виноват, я вспылила, — на его замешательство ответила Уэйн. — Не поможешь немного в теплице? Не успела закончить вчера, а сейчас немного в сложной ситуации. — Конечно, — отозвался дворецкий. Чувство вины не отступило, осталось, как фиксирующая повязка в качестве напоминания об их незадавшейся беседе, но это было менее болезненно, чем если бы Марта напрямую обвинила его в своей травме. Ты не виноват.