Сватання

Тэхён боязно идёт за женщиной-смотрительницей со скромной плетёной корзиной с вещами, так как огромное количество, а точнее все вещи, кроме трусов, гребня и одной рубахи, выкинули у него на глазах на кучу для будущего костра. (Хорошо, что не все вещи взял) Благо хоть сундук оставили, сказали отвезти обратно домой. Здание их встретило сначала довольно большим тамбуром. Тут он увидел вешалки, множество зеркал в пол и изящных маленьких люстр, что свисали с потолка. Когда две беты раскрыли перед ними массивные двери, Тэхён мог лицезреть огромнейший холл-зал. По бокам стояли ряды колонн, а меж ними расстилался огромный зал. Посередине свисала огромная люстра, каркас которой блестел золотом, и вниз свисали хрустальные капли. А по углам свисали люстры поменьше, да и менее вычурные. Омега шёл сначала, раскрыв рот, а после вспомнив, где он — быстро его закрыл. В помещении было тихо, даже от прошедшей женщины в чёрном строгом платье почти не было шума. Они молча поднялись по мраморным ступенькам с красным ковром до третьего этажа, а там одну за одной проходили двери, за которыми, предпологал Тэхён, жилые комнаты. Наконец они дошли до той, что располагалась в самом конце и, по видимому, была не такой большой, как остальные. Женщина без стука отворила деревянную дверь проходя в скромную обитель. По бокам стояли простенькие кровати с железными быльцами, впереди, под большим окном, стояло два небольших стола. Из-за правого сразу поднялся омега, что кропотливо что-то писал в тетради, пытаясь успеть всё сделать, пока не стемнело, и сделал полуреверанс. — Пак Чимин, это твой новый сосед, — омега быстро окинул взглядом Тэ и вновь опустил глаза. — Ким Тэхён, через пару минут тебя позовут к кутюрье: с тебя снимут мерки и мы постараемся, как можно скорее, заменить твою одежду на подобающую. Завтра Чимин покажет тебе здание и вы возьмёте книги с тетрадями из библиотеки. Вам обоим всё понятно? — Да, мэм, — как на автомате выпалил Чимин, а Тэхён лишь кивнул. Фраулин недовольно на него зыркнула и вышла из комнаты, закрывая дверь. Пак сразу же расслабился, а Тэ наоборот. Он без понятия, что делать и что говорить. Своими большими оленьими глазами парень посмотрел на омегу. Тот был одет по-простому во всё белое, видимо, это была одежда для сна. А его светлые, блондинистые волосы выглядели очень необычно. — Ким Тэхён, — от волнения парень сказал это немного с украинским акцентом, от чего Чим слегка прищурился. — Пак Чимин, — папа учил Тэхёна быть вежливым и приветливым, поэтому сейчас, немного дрожа, он думал, что же можно спросить. — Скільки ти вже тут? — Чимин широко раскрыл глаза: до сих пор он не слышал такого языка. А Тэхён перенервничал, поэтому и начал говорить на родном ему украинском. — Точнiше. Точнее сколько ты тут? — омега крепко сжимал свою корзинку, нервно бегая глазами по комнате. Но в какой-то момент он не выдержал и начал плакать. Он ронял слёзы, когда собирал тот несчастный сундук, а потом не позволял себе расклеиться перед матушкой. Но сейчас осознание того, что происходит накатило с новой силой. Тэхён осел на матрац, который оказался очень твёрдым, и начал плакать, прижимая ближе к себе корзинку, ведь там всё, что у него осталось от прошлой жизни. Чимин испугался, с его глаз снялась пелена полного безразличия и появилось... волнение? Омежка присел рядом с Тэ и положил одну руку на спину, а вторую на плечо, поглаживая. — Тихо, всё нормально. Откуда ты? Я ни разу не слышал этого языка, — голос Чимина оказался очень приятным, а тон, которым он это сейчас говорил был успокаивающим. — Я из Украины, точнее из , — всхлипывая, ответил Тэ. А Чимин нахмурился. — Із села Хотів, — Пак стал ещё более хмурым и даже не из-за того, что он не знает, где это. — Даже не знаю, кому из нас будет сложнее, — тихо отметил Чимин. Тэхён подвытер слёзы повернул голову, так как не расслышал, что ему сказали. Но Чимин лишь легонько и добродушно улыбнулся, что если честно, впервые за эти годы; и протянул руку. — Пак Чимин, мне шестнадцать лет и я здесь уже два года, — омега протянул ладонь для приветствия. Тэ уже немного поутих и тоже слабенько улыбнулся. — Ким Тэхён, мне шестнадцать лет и я тут несколько минут, — парни пожали друг другу руки. — А ты почему здесь? — робко поинтересовался Чон. — Меня, так сказать, нашёл и привёл сюда мой истинный, — с гадкой усмешкой на лице сказал Чимин, немного болтая ногами. — Но как!? Навіщо!? — Тэхён смутился, а Чимина это только рассмешило. Но после Чон продолжил с мечтательной улыбкой на лице. — А мой Чонгуки решил сам меня всему выучить. У меня даже всё непогано виходило, але. Но, видимо, матушке Сохи этого было мало. А может и його батько говорил не то, что думает на самом деле, — Тэхён вновь понурил голову. [— Но как!? Зачем!?.. — А мой Чонгуки решил сам меня всему выучить. У меня даже всё неплохо получалось, но. Но, видимо, матушке Сохи этого было мало. А может и его отец говорил не то, что думает на самом деле.] — А «Чонгуки» это? — Чимин перестал болтыхать ногами. — Он мой муж! — очень воодушевлённо и с пресушими только Тэхёну искрами в глазах скал омега. — Я не знаю истинные мы или нет, но меня к нему тянет и я его очень сильно кохаю, — и на губах вновь расплылась улыбка. — Что!? У тебя есть муж?! — Тэ немного боязно кивнул. — И тебя сюда отправили его родители? — что хотел выведать Чимин — непонятно, но не отвечать тоже никак. — Меня сюда отправила его мама. — Только мать? — Чимин всё сильнее удивлялся. Еще таких кадров у них в институте не было. А Тэхён сейчас вообще не понимает, в чём дело, но согласно кивает. — Ох, если она сделала это не по согласию твоего муженька или его отца, то ей не поздоровится, — уже зная наперед, что Тэ начнёт задавать вопросы, Чимин продолжил. — Хоть омеги и довольно важные особы в доме, но все вопросы решаются с альфой или, даже правильно сказать — альфой. Она просто не имела права без ведома твоего или своего мужа так с тобой поступать. — Тобто виходить, — Чимин наклонился, показывая, что он не совсем понимает. — Извините. Эм, получается, что Чонгук может меня забрать отсюда? — в глазах Чона заискрилась надежда и ох, как давно Чимин не видел таких искр в глазах других людей. — Возможно, да, а, возможно, и нет. Не хочу тебя зря обнадёживать, — но уже поздно: Тэхён загорелся этой идеей похлеще, чем сухое дерево в камине. Теперь омеге хотелось лишь стать возле окна и ждать своего принца на чёрном коне, но дверь вновь открылась без стука и в комнату зашла девочка, лет двенадцати, что позвала Тэхёна с собой. — Это помощница портнихи. Слушай, что тебе говорят и выполняй это всё как можно скорее, так на тебя меньше будут кричать, — омеги поднялись. Тэхён поставил корзинку на матрац и последовал за девчушкой в небесно-голубом платьице. Но Чонгук не пришёл, не в тот день, не на следующий, ни через неделю, ни через месяц. Тогда Тэхёну сшили правда прекрасные одеяния. Они были все белые, кроме чёрной «спортивной» формы. Как позже объяснил Чимин, омеги с пятнадцати до восемнадцати лет носять исключительно белые одеяния, как знак чистоты. Младшенькие же носили кофейные одежды, за что их называли «кофульки», дальше шёл небесно-голубой, серый и, наконец, белый. На следующий день пребывания в институте (спина Тэхёна тогда нещадно болела от твёрдого матраца, даже в родном доме такого не было), Тэ с Чимином пошли в библиотеку. Чон ожидал увидеть что-то грандиозное, ведь Чонгук всегда говорил, что в высших учебных заведениях библиотеки настолько огромные и в них так много рядов, что ненароком можно было и потеряться. Но эта была размером с их гостиную, и разнообразие книг тоже было не из лучших. Чимин снова объяснил, что в институте строгая цензура и вольностей в чтении книг не допускалось. Пак даже показал, что седьмая заповедь в Библии «Не прилюбодействуй» была заклеена. Омега объяснил Тэхёну, что это значит и почему с ней так поступили. Чон покраснел немного, но даже сказал, что это выходит за рамки. Тэхён, конечно, подозревал, что учёба в этом заведении будет сплошным мраком, но, наслушавшись, кто спонсоры этого всего, и кто это построил, рассчитывал на хорошее питание. Но выдержав подъем в шесть (он деревенский, может и рано встать) и умывание холодной водой (опять же, растапливать печь, чтобы умыть la visage* было непозволительной роскошью), Тэ собирался увидеть вкусный завтрак, который им делала Кристина, но увидеть перед собой манную кашу(с комочками!), хлебушек с маслицем и сыром с маленькой чашечкой почти остывшего чая, он никак не ожидал. — И это всё? — Чон не привередлив к еде, но даже в селе зимой еды было побольше. — Подожди, ты ещё обеда не видел. Ты как раз попал на «постную среду», — Чимин с невозмутимым лицом, уже не раздавливая комочки, просто ел кашу. Они сидели лицом к окну, спиной к широкому проходу, что было для них своеобразным развлечением. Когда подали обед, Тэхён понял весь тот настрой Пака. Перед каждым стояла тарелка с супом с крупой, в котором не было ни намёка на мясо, а рядом лежал маленький кусочек отварной рыбы, от которой веяло не очень приятно. Даже правильно сказать — ужасно. — Что же, познакомся. Это рыбка мертвечина, у вас с ней будут рандеву по пятницам и средам, — Чимин обречённо смотрел в свой суп и, тяжко вдохнув, приступил к еде. Тэхён поступил так же. Он был пресным. «Може заплакати? Одним пострiлом двох зайцiв... » [Может заплакать? Одним выстрелом двух зайцев...] В классе все косо смотрели на Тэхёна. Все постоянно шушукались о нём в коридорах и кидали такие же взгляды, как матушка Сохи. Чимин и это ему объяснил. Все омеги тут находятся с девяти или шести лет, а Тэхён так сразу получил белые одежды и ни бельмеса не знает. Но Чон так же понял, что Чимин много чего знает и много чего понимает, его это поражало и он восхищался старшим. Когда Тэхён спросил у омеги, откуда он всё это знает или берёт. А Чимин лишь отмахнулся и сказал, что это излишества из прошлой жизни. Когда в тот день они переодевались для сна, Тэ заметил небольшие рубцы и шрамы на спине Чимина. Он решил не спрашивать, ведь это скорее всего личное. Ну или это следы от учёбы здесь. — Не волнуйся. Это всё тоже прошлое. Тут не применяют физические наказания, только любят стыдить при всех, — Чимин улыбнулся, и все белые полосы скрылись за рубахой. Учёба была реальным сущим адом. Эту фразу Тэхён выучил уже после одной недели нахождения здесь. Множество уроков и языков, а Тэ практически ничего не понимал, ведь пропустил львиную долю этого всего, беззаботно работая и живя в селе. Чимин помогал ему, как мог, но вот от насмешек и пакостей, что творили другие омеги, оберегать Тэ не очень получалось. Зато он быстро научился шить и вышивать, за что получал похвалу от той самой швеи и косые взгляды омег, которые сидели поодаль от всех на таких уроках, дабы «не переводили материал». Но испорченную обувь он ниткой с иглой починить не мог, поэтому приходилось нести сапожнику, но после четвёртого визита за два месяца, тот чуть ли не из кожи Тэхёна сделал ему новые сандали; посему её приходилось прятать лучше. Тэхён с Чимином пластикой тоже обделены не были, поэтому реверансы в пол и лёгкая гимнастика у них получалась на твёрдую пять, за что от других учеников получали оба. Но омежки быстро спелись, поэтому старались всё это выносить с юмором, за что пятёрки ставили и за прелестные улыбки. Ночами Тэхёну приходилось учить французкий и немецкий, учитывая, что он русский ещё плохо знал. Так ещё и история, физика, химия, география, математика, риторика. Голова бедного омежки кипела от новых знаний. Легче всего Чону давался закон Божий и домоводство. Хотя второе давали такими фрагментами, что Тэхён знал всё равно больше, чем давали. Но больше всего парню нравились бальные танцы. Он, естественно, танцевал с Чимином, так как тот раньше отрабатывал движения с учителем. В такие моменты он представлял себя танцующим с Чонгуком, как они будут кружить по их гостиной под граммофон, который альфа обещал купить им. Но а пока Тэхён только усердно трудится, плавно переставляя ноги. Как-то раз, когда Чону стало что-то совсем дурно после трёх несчастных картофелин на «постную пятницу» Чимин уведомил его, что если станет совсем худо, то он может обратиться к их главной фраулин и она положит его в лазарет. Так делают все омеги переодически, ведь там теплее, лучше кормят, да и не гоняют уроками. Тэхён сказал, что учтёт это. Пару недель тянулись долго, но хоть двигались, ведь в один из них время для Тэхёна как будто бы просто остановилось. Они, как всегда на уроках рукоделия, вышивали какое-то полотно, но вдруг у Тэ очень неприятно заколол живот. Он смахнул это на те несколько грамм рыбы, которые он сегодня всё таки решился отведать, поэтому попытался сидеть ровно. Но в какой-то момент, когда боль терпеть было невозможно, и омега ёрзал на стуле — почти все прекратили свою работу ведь почувствовали новый запах. Чимин широко раскрыл глаза ведь знал, что у его друга прежде не было течки и из опыта из «предыдущей жизни» он знал, какая она сейчас будет болезненная для Тэхёна. Пак уведомил об этом их портниху, фрейлину Безен, об этом, но Тэхён уже ничего не слышал, его начало лихорадить. Так у омеги случились первые «каникулы» в лазарете. Его поили специальными травами, чтобы боль была не такая сильная, но помогало это не очень. Зато его спас Чимин, который принёс рубаху Чонгука, которую Тэхён тайком пронёс с собой в свой первый день. Омега почувствовал запах шоколада, такого желанного и любимого, и в тот момент Тэхён понял, что хотел от него альфа. Они были истинными, а Тэ это понял тут, за сотню километров от любимого, на больничной койке в его «тюрьме» на ближайшие два года. От этого было очень горько. Но после пяти дней Ада, омеге дали отдохнуть в лазарете ещё на два дня. И тут правда оказалось теплее, да и порции были побольше. Когда Тэхёну дали три сушки, как в подарок о первой течке, он их спрятал и отнёс Чимину, в попытке хоть как-то его отблагодарить. Пак тогда немного расплакался и шатен подумал, что это как-то напомнило ему о его неприятном прошлом. Так и было, и в тот вечер за половинкой сушки Тэхён узнал историю жизни его милого Чимина, после чего громко плакал уже Тэ. Спустя несколько месяцев, заметно исхудавший Тэхён и Чимин сидели и медленно ели манную кашу с комочками, когда за их спинами прошёл сам директор — Мин Юнги. Все омеги сразу зашушукались, ведь он был одним из тех немногочисленных альф, да и вообще мужчин, которых они видели. Некоторые выпрямили спину ещё ровнее, хотя позвоночник уже нещадно хрустел, кто-то посильнее втянул живот, хотя и втягивать было нечего. Только детишки лет до двенадцати и Чимин с Тэхёном сидели, наплевав на присутствие альфы, ведь у одного уже есть истинный и муж, а второму на него что совой об сосну, что сосной об сову**. Тэ глянул на Юнги, но когда понял, что тот тоже пялится на них, быстро отвернулся. — Мне кажется, — шатен немного задумался. — Точно. Что Юнги родился с серебрянной ложкой во рту, — в глазах омеги были небольшие искорки от того, что он смог вспомнить и так грамотно использовать выученый фразеологизм. Пак на это только по-доброму хихикнул. — Тэхён, тут скорее почти все присутствующие родились с серебрянной ложкой во рту, а он, с золотой, инхрустированной бриллиантами, — Тэ не особо понял того длинного слова, но слово «бриллиант» он знал отлично, и даже видел у приезжающих светских дам. — Тут только я, наверное, родился без столовых приборов, — Пак на это горько усмехнулся.