Выдержка из «Закона о двоих»,
впервые опубликованного
Третьим королём в «Пакте о молчании»;
ныне — часть главного закона Кадды
Духота, полумрак, чадящие масляные лампы, крики, запылённая, только что из пустынной бури, свадебная толпа. Гостевой дом в крошечной Тэрии — единственное место в восточной Кадде на много лучей вокруг, чтобы предоставить стол и ночлег. Пришлось рвануть сюда сразу же по приезде из Эрвендэла в Пограничье, и после очередной дикой скачки, длившейся всю ночь и часть дня, это казалось филиалом Лучшего мира на земле. О да, Ардарэну здесь нравилось. Ведь он наконец дошёл по нужному следу, и теперь оставалось только схватить цель, как сумеречный кот хватает добычу. Нидэмку с копной иссиня-чёрных волос и чашкой в унизанной браслетами руке. Он наблюдал за ней из угла, сидя за единственным оставшимся столиком. Все остальные столы, с грохотом и скрипом их сдвинув, заняла свадьба. Молодожёны и гости пылили плащами и сапогами и всё пытались вытряхнуть из коротких белых волос песок, набившийся после бешеной скачки навстречу ветру. Взгляд Ардарэна скользнул с нидэмки на невесту. Всё-таки не удержался. Девушка лет шестнадцати, утянутая в короткое синее платье — не чёрное, не оранжевое, даже не зелёное, а выкрашенное дорогой краской, — наклонившись, протирала платком пыльные сапоги для верховой езды. Она склонилась как раз так, что Ардарэн увидел её глубокое декольте. Во время такого важного события, как свадьба, пустынница могла позволить себе не прятать грудь и шею под доспехом. Женихом оказался примерно её ровесник, уже с татуировкой стража городской стены на смуглом плече. Он громко раздавал суетившимся горничным указания готовить лучшую комнату для новобрачных, не забывая то тут, то там вставить комплимент. Милые приморочки хихикали и исчезали на верхних этажах под пристальным взглядом невесты. Нидэмку шум, кажется, не смущал, как и Ардарэна, но она предпочла освободить место всем при оружии гостям. Взяла свою чашку, проползла бочком вдоль стены, пока не очутилась перед Ардарэном. — Присяду? — спросила она с лёгким акцентом и приподняла украшенную блестящей серьгой бровь. Как вульгарно, сказали бы в Пограничье. А вот Ардарэн охотно кивнул и расплылся в самой доброжелательной улыбке. Добыча сама пришла ему в руки. Солнца ему благоволят. — Неожиданно вышло. Меня сюда загнала буря. Кажется, их тоже. — Нидэмка кивнула на свадебные приготовления, отпила из уже полупустой чашки. — Ага, — кивнул Ардарэн. — Наверняка держали путь в Гхавэр — там гостиниц побольше. Черноволосая собеседница быстро улыбнулась уголком сочных полных губ. — Но я не против. Никогда не видела каддского свадебного обряда. — Любопытное зрелище, — заверил её Ардарэн. — Особенно момент переплетения косичек. Главное, не забыть о них, прежде чем опустошишь праздничные фужеры. А то может выйти неловко. Нидэмка рассмеялась звонким, чистым голосом. — Жених потащит невесту в постель, сцепившись с ней волосами? Забавная традиция, мне определённо по душе! Она посмотрела на Ардарэна большими жёлтыми глазами. — Я Нисти, — наконец представилась она. — С нидэмского севера. «Нет, — подумал Ардарэн, — ты Антана, убийца из банды Заката без роду-племени». — А я Арди, — недолго думая вытащил из памяти своё старое имя простолюдина. — Из Гхар-Эрана. Он допускал, что девушка может его знать. Может, не в лицо, но о том, что за ней по пятам следует рослый пустынник пятидесяти лет, любящий выпивку и женщин, она может быть осведомлена. И сейчас, обводя Ардарэна своими жёлтыми глазами, Нисти-Антана может сравнивать его с известным ей описанием. И если она его знает, брать совершенно другое имя и врать о родном городе нет смысла. А если же не знает, игра будет интересной. В любом случае Ардарэн ничего не теряет. Раздался взрыв хохота. Юная пустынница игриво отбивалась от развязного родственничка своего жениха, который всё пытался добраться губами до её уха, а рукой — до груди. Если бы хотела — тот бы уже корчился на полу с кинжалом, застрявшим в ладони, но пока невеста с удовольствием принимала последние ухаживания со стороны перед тем, как связать свою судьбу с избранником. — Нравится невеста, да? — спросила Нисти, обернувшись к ним. — Кому ж не понравится? — Ардарэн пригубил солнечную воду. — Вот и мне тоже, — облизнулась Нисти. — Я бы сама стала её невестой... Ну ладно-ладно, так уж и быть, я согласна хоть на брачную ночь! Ардарэн чуть не поперхнулся настоем. Не от удивления: он знался с достаточным количеством нидэмцев, чтобы быть в курсе предпочтений большинства из них. Скорее от неожиданности услышать это здесь, в Пустыне, фактически на людях. К счастью, её бархатный голос потонул в гомоне. — В Кадде за такое и поколотить могут, — покачал головой Ардарэн. — Ты поосторожнее, Нисти. Она показала ему длинный остренький язык. — Не нервничай так. Мне нравятся и мужчины. — Она прищурилась и облизнулась. — Ты, например. Ардарэн не сдержал улыбки. Что ж, ему всегда нравилось женское внимание. И Нисти... то есть, Антана — ему вполне нравилась. Если всё ещё держать в голове тот факт, что она — заговорщица, готовая пустить стрелу в сердце Мэйриадоку Дайериэлу. И что где-то за щекой она держит капсулу с ядом. Уже через два луча Нисти и Ардарэн пробивались к лестнице наверх через толпу, которая всё никак не расселась. Ардарэн внушал себе не терять голову, когда Нисти затащит его в постель. Не забывать, что она — член банды Заката. Террористка. Заговорщица. Убийца... — Ах ты, похотливый червь! — раздалось у него над ухом, и в глаз ему тут же прилетел тяжёлый кулак. Ардарэна аж отбросило назад. Он врезался спиной в стол и зажал ладонью ушиб. Здоровым глазом он разглядел разъярённую невесту: она потирала сбитые об его скулу костяшки. Удар у неё действительно был выверенным. — Ущипнёшь меня за зад ещё раз — и я лишу тебя не только глаза, но и твоего жалкого достоинства! — пригрозила она, ударив кулаком в ладонь. Нисти обхохатывалась, перегнувшись через перила лестницы. — Это твоя проделка?! — прошипел Ардарэн, когда подошёл к ней, так и не отняв руку от лица. Нидэмка закивала и развела руками. — А что оставалось делать? Каддские женщины редко думают, что их будет лапать за задницу другая баба! А вот ты ей, похоже, не так понравился... Ардарэн погнался за Нисти и, настигнув, втиснул в дверь одной из комнатушек. — Покажи синяк. — Нисти взяла его за запястье и отвела руку. — У-у-у, к утру раздуется... Дай полечу. И влажно лизнула Ардарэна в глаз. Он втянул носом воздух — не пахнет ли её слюна ядом. Нет. Вряд ли Нисти задумала отравить его. По крайней мере, не сейчас. Нисти смотрела на него несколько долей луча, хлопая глазами. Протянула руку, открыла дверь. Спиной шагнула внутрь, увлекая Ардарэна за собой. Он прикрыл дверь ногой, оставаясь с Нисти наедине в их маленьком мире размером с гостиничную комнатушку. Они оба ведут игру, оба готовы перегрызть друг другу глотки, если почуют неладное. Оба настороже, пока, шаркая по полу, идут к кровати: Нисти — спиной, Ардарэн — прижимаясь к её груди. Нисти упала на кровать, Ардарэн навис над ней. — Пустынницы носят обмотку, чтобы не мешалась грудь, — горячо прошептала нидэмка ему в губы. — Мы, нидэмки, ничего не носим. Хочешь проверить? Ардарэн не ответил. Дёрнул поясок её рубашки, которая тут же раскрылась, явив его взору татуированную спиралями грудь. Спирали начинались от сосков и охватывали обе груди, сходясь в причудливый узор аж у самой шеи. — Дома я вообще не прикрываю грудь. — Нисти обвела пальчиком сосок. — У нас так принято. Мы из свободного народа, наши женщины вольны оголяться, сколько вздумается. — Хорошо, должно быть, там у вас, среди свободного народа, — усмехнулся Ардарэн, нависнув над самой её грудью. Ему снимать рубашку не стоит. Если Нисти не знала его в лицо и сомневалась, кто он, каддские статусные татуировки умели расшифровывать все, даже в Нидэме. Генеральские рисунки выдали бы его сразу же. — Разденься, — жарко попросила Нисти и, расстегнув ему пояс, ловко полезла пальчиками под его рубашку. — Нам будет очень жарко... Ардарэн поцелуем заставил её замолчать. Он целовал её долго, оттягивая ей губы зубами, проводя языком по её зубам, которые никак не хотели разжиматься. Плохо дело... Не разрывая поцелуй, Ардарэн прогладил её по животу и запустил руку ей в штаны. Нидэмка дёрнулась, когда тело свело сладкой судорогой, но зубы не разжала. «А как тебе такое?» — ухмыльнулся он про себя и проник внутрь неё двумя пальцами. Есть! Против такого ни одна женщина ещё не умудрилась устоять. О зубы Нисти что-то звякнуло, когда она приоткрыла рот, вместе с воздухом выдыхая стон. Ардарэн, рискуя, подцепил языком нечто обтекаемой формы, выдернул из её невовремя захлопнувшейся челюсти и сплюнул куда-то в сторону. Пузырёк с ядом — несомненно, это был он — упал и покатился по полу. Нисти зарычала диким зверем. Защёлкала зубами, пытаясь отхватить Ардарэну язык или губу, но он уже держал её одной рукой за шею, сидя верхом. — Жаль, что так быстро, Антана, — назвал её Ардарэн настоящим именем. Он потянулся другой рукой и вытащил из закреплённых у неё на бедре ножен кинжал. Швырнул на пол, туда же, к яду. Нидэмка завыла ещё яростнее, сжимая и разжимая кулак — она почти достала клинок рукой. — Тебе стоило соблазнять чужую невесту, а не меня. — Будь ты проклят, Ардарэн! — заорала она. — Ты и семья этой свихнутой бабки малолетнего короля! Рука генерала сжалась на её шее. Нисти-Антана захрипела и засучила ногами в конвульсиях. «Я не должен прикончить её!» — отрезвил сам себя Ардарэн и ослабил хватку. Ему далось это с трудом. Нидэмка тяжело дышала, тараща жёлтые глаза. — Вы убили королеву Эрну, — заговорил Ардарэн будто не своим голосом: каким-то железным, бесцветным. Мёртвым. — Убили короля Аэрика и его жену, королеву Аэлу. Ты служишь роду Аирэ. Проклятому Сумраком роду, который... — Мы не виновны в смерти Эрны! — закричала нидэмка так пронзительно, что стёкла в окне протестующе зазвенели. — Да неужели? — холодно произнёс Ардарэн. Он прислушался: внизу было тихо несколько долей луча, а затем грянула музыка — явились местные музыканты, подыгрывать свадебному танцу. Крики и хохот заглушили новые вопли Антаны. — Мы не виновны в смерти Эрны, — прохрипела она. — Если ты дашь возможность... — Она вцепилась дрожащими пальцами в его запястье. — Дай мне всё объяснить! — Дам — на суде. Ты не умрёшь сегодня, Антана. Но ты расскажешь всё мне и Просвещённейшим. Чуткое ухо Ардарэна уловило чьи-то быстрые шаги по лестнице. Их услышали. И судя по тяжести шагов, это не изящная приморка, а мужчина. Или пустынница. Антана тоже услышала и отчаянно взглянула Ардарэну в глаза. — Дай мне сказать это сейчас! Только тебе! Ардарэн... Он ослабил хватку ровно настолько, чтобы нидэмка могла говорить отчётливее. — Банда Заката не причастна к гибели Эрны. Мы желали её, старуха Аирэ желала её — но сделали это не мы! Это повесили на нас! Но это были не мы! Шаги уже сотрясали тонкие стены второго этажа. Незнакомец побежал не в ту сторону, затем, видимо, что-то почувствовал и рванул обратно. У Ардарэна было около пары долей луча. — А кто это был? Ты знаешь? Нидэмка дёрнула ушами, вскинула брови. То ли она вспоминала, то ли испугалась сказать. — Говори! — велел Ардарэн, тряхнув её за шею. Антана вскрикнула, и в тот же миг дверь чуть не слетела с петель. — Берегись! — рявкнул с порога вбежавший лесной воин, вскидывая арбалет. — Лаэлл, стой!.. — Ардарэн поднял руку, но поздно. Болт с треском вонзился нидэмке в череп. Ардарэн отпустил её шею не сразу — только когда почувствовал, что жила больше не пульсирует. — Сумрак тебя забери, Лаэлл. Ну ты и... — А что мне оставалось делать? Она собиралась тебя прикончить. Лаэлл опирался на арбалет, тяжело дыша. Пёр он эту штуку долго, да ещё и под плащом, так, чтобы не увидели пустынники. Ардарэн смотрел на развороченный глаз Антаны, из которого торчал арбалетный болт. Вместо жёлтой радужки в глазнице пузырём застыло налитое кровью глазное яблоко. — Я почти расколол её, — отстранённо произнёс Ардарэн, справляясь с гневом. Он слез с тела девушки и наконец повернулся к стрелку. — Какого Сумрака ты это сделал? — Мне казалось, она хочет тебя убить. Это ж она тебя отделала? — Лаэлл бесцеремонно ткнул пальцем на наливающийся синяк у генерала под глазом. — Забавно вышло: глаз за глаз... Ардарэн метнулся к нему и схватил его за грудки. — Ты всё испортил! Ты и твой проклятый арбалет! — вторую фразу генерал произнёс очень тихо. — Она хотела что-то рассказать мне, пока ты не припёрся. Я же сказал тебе подождать где-нибудь подальше отсюда! Пойти в «нору наслаждений»! — Это не только твоя миссия, Ардарэн. Лесной стрелок грубо стряхнул его руки — благо тот не препятствовал, постепенно справившись с яростью, — и пошёл вынимать стрелу. — Я понимаю, что ты считаешь это своим личным долгом, своей личной местью, но... Он упёрся ладонью нидэмке в лоб, чтобы голова не потянулась вслед за стрелой. Медленно вытащил болт из развороченной глазницы, вытер его о постель — за наконечником тянулась жижа, некогда бывшая глазом. — ...Меня тоже направили по следам банды Заката, как и многих других твоих боевых товарищей. Светлому королю и Просвещённейшим важнее, чтобы бандиты были обезврежены, а не отомщены. — Я обязан взять их живыми! — рявкнул Ардарэн. — Должен состояться допрос, потом суд. Нужно выяснить, сколько ещё в банде Заката людей, где сидит старуха Аирэ и насколько велика угроза королю Мэйриадоку. — Одной угрозой меньше. — Лаэлл кивнул на труп девушки. — Нет уж, тебе это с рук не сойдёт, — бросил сквозь зубы Ардарэн. — В этот раз я был близок как никогда. И ты — всё испортил. Как генерал Кадды, я буду вынужден обжаловать твои полномочия касаемо дела банды Заката. — В ответ на это лесной стрелок вопросительно вздёрнул уши. — Благодаря твоим «стараниям» мне придётся начать поиски сначала. Но с тобой я больше не пойду. Я ни с кем не пойду. С меня хватит. Ардарэн принялся отстёгивать рукава, чтобы открыть генеральские татуировки. Теперь нужно найти владельца гостиницы и решить вопрос с трупом в комнате. Возможно, подрядить крепких пустынников и пустынниц из той гуляющей свадебной компании — приморки и в обморок грохнуться могут от такого зрелища. «Повезло» кому-то праздновать свадьбу в Тэрии именно здесь и сейчас... — Ах, да, — вспомнил он, подняв с пола клинок нидэмки, — никто не должен знать, что она убита стрелой. Иначе я проблем не оберусь. Да и ты тоже, если станет известно, что ты провалил задание. — Ты прав. — Лаэлл принял из рук Ардарэна вражеский кинжал. Повернулся к девушке, навис над ней так, как предположительно нависал Ардарэн. Прицелился и нанёс сокрушительный удар в тот же многострадальный глаз. Генерал поморщился, но досмотрел, как Лаэлл швыряет окровавленный кинжал на постель рядом с трупом. — Готово. — Он спрятал арбалет обратно под плащ. — Тебе точно поверят: храбрый генерал Кадды перехватил кинжал у нидэмской разбойницы и браво раскроил ей череп. А я пойду. Лаэлл распахнул окно и встал на подоконник. С ловкостью, присущей только лесным, всю жизнь прожившим в домах на деревьях, шмыгнул через окно вниз и, цепляясь за выступы в стене и карнизы нижних окон, спустился на землю. Через пару лучей он уже растворился в сумерках. Ардарэн бросил последний взгляд на нидэмку. Она лежала, раскинув руки, и таращилась уцелевшим глазом в потолок. Больше она никому ничего не расскажет.***
Взгляд Мэйриадока проследовал по карте вверх и остановился на Западных горах. На плане они значились густым чёрным пятном масляной краски. Некогда они были покрашены бирюзовым — когда там ещё добывали мэйронит, — но с момента, как недра опустели, горы вблизи Адроса замазали чёрным, как бы лишний раз напоминая об их зловещести. — Нам нужно обсудить предстоящий приём, мой король, — наконец привлекла его внимание министр Эйнури, стоя за его спиной и, как и он, глядя на огромную настенную карту в Светлом зале. Мэйриадок оторвал взгляд от карты и и повернулся к ней. Эйнури в свои тридцать была ниже него на две фаланги. При всей миниатюрности строгость во взгляде и всём образе разительно отличала её от других девушек и женщин Пограничья. А министерское одеяние — костюм из пиджака и длинной юбки вместо традиционного каддского платья в пол — возводило эту строгость в абсолют. Мэйриадоку иногда казалось, что Эйнури — сосредоточение серьёзности и непоколебимости всех Просвещённейших вместе взятых. Даже сейчас первой заговорила именно она: министры Нэйран, Эйван и сам Пимантин стояли позади неё молча. Ардарэна снова среди них не было. — У меня ощущение, будто каждый раз с коронацией нового монарха нидэмцы приезжают посмотреть на него в Кадду, как в цирк, — пробормотал Мэйриадок. — А тут им и вовсе потеха: мальчишка, который не успел бы повзрослеть за год. — Скорее каждый раз Кадда демонстрирует Нидэму нового правителя, с которым придётся считаться, — заверила его Эйнури. — Поэтому нужно показать им именно это — наши самые сильные стороны. Черноволосые люди — представители некогда мощной северной империи, от которой Тхаймар и Мэйран освободили каддцев, — уже наверняка в пути в своих фантазийно нарядных повозках. Едут, чтобы опять напомнить каддскому правительству об обещаниях сотрудничества. Пересмешники, которые друг с другом договориться не могут — ни о том, как именно носить ритуальные маски, на всё лицо или на пол-лица, ни о налогах на воду в засушливых регионах вроде нидэмского востока. Это при том, что во главе каждой земли сидят бесчисленные родичи вождя... — Почему Кадда вообще должна им что-то показывать? — скрипнул зубами Мэйриадок. — Они будут всячески перетягивать нас на свою сторону, давить на жалость, как они умеют. И в то же самое время задним умом помнить о былом величии. Они приедут договариваться с нами, держа в голове то, что некогда мы были рабами, «белыми выродками». — Посмотри на это с другой стороны, мой король, — предложил министр Нэйран. — Кадда тоже оценивает их общественные настроения, моральное состояние вождя и его наместников в регионах. К тому же едут они, а не мы — у принимающей стороны всегда больше преимуществ. На нашей территории пусть боятся сболтнуть лишнего. — Болтать лишнее они должны бояться по жизни благодаря «Пакту о молчании», но это ведь не про них, — возразила Эйнури. — Они хитры и коварны, почти у всех делегатов будет отменно подвешен язык. — И обратилась к Мэйриадоку: — Противопоставить этому ты сможешь лишь королевскую непоколебимость. — Короче, держать собственный язык за зубами, министр Эйнури? Она сочувственно вздохнула, впрочем, не изменившись в лице. — На тебя легло тяжкое бремя в крайне юном возрасте. До тебя все правители короновались, как и положено законом Кадды, в двадцать пять лет — и через год принимали нидэмскую делегацию, уже зная, что к чему. Не повезло лишь королеве Лориэн, рано оставшейся без венценосных родителей, но и она предотвратила обжалование «Пакта о молчании», заключённого отцом. А ведь нидэмцы нашли смелость апеллировать аж к её предкам — и к твоим предкам тоже, — которые, по их словам, в ту пору жили по тем же диким законам! И ещё, — она понизила голос, — не ведали «Закона о союзе двоих». Они нас же обвиняют в дикарстве по отношению к собственному народу, который эти законы и оберегают! Пимантин покачал головой. — Тогда были иные условия. Королева Лориэн жила шесть поколений назад, когда Нидэм ещё только пытался оправиться после поражения и развала своей империи, а в памяти каддцев ещё была жива великая битва Первых королей. С тех пор утекло много песка, Нидэм смотрит на Кадду, как на старшего брата. Им лучше видеть в нас мудрого соседа, чем строгого и жестокого. — Они видят в нас бывших рабов, — процедил Мэйриадок. — Тебе стоит приглядеться к ним, — мягко возразил Пимантин. — Особенно сейчас, когда ты можешь слушать советников и наблюдать, как ведутся дела. У тебя есть прекрасная возможность спокойно набраться опыта. Тебя забросило в пучину правления раньше срока, но эту ситуацию мы сможем обратить в нашу пользу, если ты позволишь нам направлять тебя. Мэйриадок вновь вспомнил выдержки из Главного закона Кадды, которые его заставил цитировать Ардарэн в Старом форте. До четырнадцати лет даже король — неразумное дитя на попечении толпы «нянек» самых высших государственных чинов. Пимантин улыбнулся ласковой старческой улыбкой, и морщинки нарисовали линии от носа к уголкам рта. — Я принимал нидэмских послов четыре раза, мой король, и два из них — всего лишь в роли секретаря. Он одарил этой же ласковой улыбкой нынешнего секретаря — пограничную девушку с тугим пучком белых волос. Та всё делала пометки в своём свитке, не поднимая глаз. — У меня тоже была возможность видеть и слышать больше, чем у тех, кто вступал в дебаты. Доверься мне. «Вряд ли кто-то когда-нибудь говорил так бабушке или отцу», — подумал Мэйриадок и ощутил, как у него горят щёки. — Увы, мы не знаем, с чем нидэмцы приедут к нам, — сказал министр Нэйран. — Но нам от них нужно продление договора о поставке песка с озера Охора. Опасаюсь, нового короля, тем более молодого, они попытаются поводить за уши, чтобы добиться снижения торговой пошлины, раз уж однажды король Аргэнд им уступил. С точки зрения экономики он, конечно, поступил мудро: он понимал, насколько богаты ресурсами нидэмские земли и видел в них потенциал на несколько веков вперёд, поэтому... — Ни за что! — Эйнури резко мотнула головой. — Им просто повезло, что они живут у карьера с самым качественным песком во всём Солнечном мире. Они всё равно не в состоянии грамотно его использовать. — Разумеется. Но... — Здесь я согласен с министром Эйнури, — твёрдо сказал Мэйриадок, и оба повернулись к нему. Брови Эйнури дёрнулись вверх: нечасто король соглашался с ней. — Я не дам им вновь чувствовать над нами власть. Я буду непоколебим. Уже десять поколений каддских королей выросло без рабских оков, и теперь время Нидэма принимать наши условия. После победы мы запретили им иметь армию, а мечи и копья наших пустынных воинов денно и нощно обращены к нидэмской границе. Им не стоит ссориться с таким опасным соседом. Король вычитал этот отрывок из «Становления Кадды», и он очень ему понравился. Может, кое-какие слова Мэйриадок запамятовал и заменил собственными, но звучало, на его взгляд, всё равно очень складно. Вот бы петь так же гладко и при нидэмцах... — С любым соседом нельзя ссориться, — заметил Пимантин. — Помни, что десять поколений нидэмцев тоже позади, и ныне там живут прапрапра- былых имперцев, которые выросли в совсем другом Нидэме. — Ага, и что изменилось? — фыркнул Мэйриадок. — Может, они резко набрались ума и отреклись от замшелых верований своих имперских предков, за которых им якобы стыдно? — Империя оставила их среди бирюлек и суеверий, — с наслаждением произнесла Эйнури. — Отсутствие ума и технологий они пытаются оправдать «близостью к природе», «связью с духами» и прочими бреднями, от которого Кадда, как от заразной болезни, отгородилась «Пактом о молчании». Мы устрашаем их, поднявшись из рабства до уровня, до которого далеко даже их выдуманным божкам. Лишь упоминая нидэмское мракобесие в Светлом зале, я святотатствую, а ведь некоторые каддские девушки гадают на трёх чашках и мечтают одеваться в красное с золотом. Она подняла глаза к прозрачному куполу, сложила руки перед грудью и низко согнулась в поклоне. — Король Аэрик в своё время поставил их на место, мой король, — сказал Нэйран, — и сейчас они будут особенно пристально всматриваться в его сына: такой же он или нет. — Если их это напугает — я буду таким же. — Твой отец умел держать их в когтях, как лесной кот — ящера-летуна за крыло, — восхищённо сказала Эйнури. Не секрет, что король Аэрик был для неё кумиром и она самозабвенно служила ему министром. — Пусть дёргаются куда хотят, но договор по-прежнему сковывает их, и гарант этого договора — каддский король. — Вы так уверены, что нидэмцы будут играть по правилам? Если учесть, какие они шарлатаны, им ничего не стоит обмануть короля без эмпатии. — Именно, — тихо сказал Пимантин. — Вот поэтому рядом с тобой неотступно должны быть мы, ведь мы — твоё чутьё. Мэйриадок почувствовал, как его начинает бить злая дрожь. Такая же, какой стали страдать бабушка и отец. — Тебе придётся хорошо сыграть, мой король, — произнесла Эйнури. — А бремя политических решений будет лежать на нас. Душа Мэйриадока горела огнём, который никто не мог чувствовать. Он больше ничего не мог сказать, ведь его министры от начала и до конца правы. Но какой же он, к Сумраку, король и спаситель мира, если единственное, на что он мог бы положиться, — это чутьё, лишённый которого, он так бессилен?.. Мэйриадок поднял глаза на карту и проследил по ней вверх, где разными цветами были обозначены земли Нидэма. Сейчас они — обломки империи, которую разбили Первые короли, освобождая беловолосых светлокожих людей от гнёта. Всего пятьсот двадцать лет назад... десять поколений... Мэйриадок чувствовал нутром гнев Мэйрана, пробудившийся в его реинкарнации через пять веков.***
Нимарэль — сегодня она звалась «почётным подавателем стрел», — подперев подбородок кулаком, смотрела, как после совещания с Просвещённейшими Мэйриадок и Энси состязаются в стрельбе из лука. Тренировочную мишень они стащили («Одолжили!» — как заявил Мэйриадок) у Кэйлина и приторочили к древу Дайериэлов. Стреляли с двадцати шагов. Энси сидел на стремянке — её уже «одолжили» у прислуги; по обе стороны были прислонены костыли. Мэйриадок — расставив ноги стоял у линии, протоптанной в траве. Пока лидировал Энси: две его стрелы с синим оперением торчали по краям мишени, а единственная стрела Мэйриадока с красными перьями валялась в траве. — Не целься так долго — мышцы устанут, — посоветовал Энси. — И Солнца зайдут, — зевнула Нимарэль. Младшее Солнце уже ушло на покой, а Старшее отбрасывало на полянку длинные тени. — У тебя уже локоть дрожит... — участливо заметил Энси. — Так, не говори под руку! — рыкнул Мэйриадок, прищурив глаз и высунув язык. — Ты здесь сын великого стрелка или я? — Это не престол, по наследству не передаётся, — заметила Нимарэль. — И не зараза, — добавил Энси и сам чуть не прыснул. — Эй, подаватель стрел, за своей работой следи! — Я усну, пока мне будет, что подавать. Мэйриадок задержал дыхание и спустил стрелу. Она пролетела ещё дальше предыдущей и спряталась в траве. — Какого Сумрака?! — Не ругайся! — Этот проклятый ветер подул прямо в момент выстрела! — Энси, твоя очередь! — объявила Нимарэль. — Последняя стрела в раунде, удачи. — Это ты ему удачи пожелала? — взвился Мэйриадок. — Да он стреляет как Эрланд из Леса! Мне-то она нужнее. — Так и быть. Удачи, ребята. — И с этой женщиной мне жить!.. Энси легко вскинул лук. Тот круто выгнулся, и в следующее мгновение стрела рванулась вперёд. Воткнулась в ближайший к центру кружок, и её синее оперение задрожало. — Давай, мой король, хотя бы одну. Мэйриадок вытащил из земли ждущую своей очереди стрелу с красными перьями. Постоял, не торопясь вскидывать лук, как и советовал Энси. Отец «советовал» так же... Сколько я учил тебя? Почему у тебя не выходит?! Я не знаю, отец! Я не знаю! Может, каждому своё? Своё оружие?.. Ты — мой сын, и ты не будешь махать мечом! Я вложу в тебя всё, что умею сам! А если... я не смогу? Тогда — вобью! Мэйриадок выстрелил вслепую. Услышал, как скрежещет оперение стрелы. Как... остриё втыкается в деревянную поверхность. — О! — воскликнула Нимарэль, и Мэйриадок открыл глаза. Он послал стрелу много выше мишени — прямо в дерево. Остриё пробило его кору. Так что куда-то он попал — но туда ли? — Три-ноль в пользу Энси. Нимарэль встала со скамейки и пошла собирать стрелы. — Ничего, — тихо сказал Энси. — Каждый хорош в чём-то своём. Да и... я всего лишь компенсирую то, чего у меня нет. Если я не могу подойти рубануть мечом — я могу выстрелить. — Энси... — пробурчал Мэйриадок. — Что? — Не начинай. — Не начинать что?.. Всё в порядке. Честно. Ты веришь мне на слово? — Прекрати постоянно переспрашивать вот так. Вообще, не подчёркивай мой недуг, никогда. Это не должно распространиться за пределы дворца. — Но я и не выхожу за пределы, — грустно вздохнул Энси. — Ты понял, о чём я! Не следовало бы и вам тоже об этом знать. А то говорите со мной, заглядывая мне в лицо, либо выбиваете из меня объяснения каждого действия или слова. — Прости. — И всё? Энси застыл с искренним удивлением. — Ну да. Что мне ещё сказать? Я учту, о чём ты меня просил. — Сам при этом никогда так не делаешь. На этот раз Энси нахмурился, и Мэйриадок пояснил, не понимая, что добивает его ещё больше: — Я, видимо, буду извиняться всю жизнь, прежде чем ты перестанешь напоминать мне, что с тобой стряслось по моей вине. — Не по твоей, — твёрдо сказал Энси, но уши его дрогнули. — И я виню не тебя. Если бы Просвещённейшие дали учёным время... если бы твой отец отложил судилище хотя бы ещё на один день... Мэйриадок увидел, как стекленеют его глаза. — Хватит думать о том, чего никогда уже не случится, — резко сказал он. — Учёные не помогли бы тебе. Они шарлатаны. Нужно наконец научиться жить дальше. — А вдруг?.. — Энси всё так же смотрел мимо него. В расширенных зрачках отражался закат. — Представь хотя бы на долю луча, что они могли бы. Что если бы их осудили хотя бы на день позже... — И неизвестно, чем бы это всё закончилось! Они злодеи, Энси, жестоко обманувшие мою бабушку. Они собирались меня похитить, и если бы мы с Нимарэль наконец не раскрыли их... Поверь, я знаю гораздо больше, чем ты. В этот момент Нимарэль всё пыталась вытащить стрелу из дерева. Даже упёрлась ногой в ствол. — И если внешне по мне не скажешь, не забывай, что я тоже калека. Сколько времени прошло, пока они всё искали способ меня излечить, но так и не нашли. И если бы они хотели помочь — они бы это сделали сразу. — Ну... может, что-то пошло не так? — Энси рассеянно пожал плечами. — Может, им нужно было подготовиться? Эрдан врачевал руками, и это, наверно, требует какой-нибудь концентрации... или как это назвать... — Врачевательство руками — бред! — Но ухо же у тебя срослось! Энси наконец посмотрел на Мэйриадока. — Ухо — не ноги. Неужели ты не видишь разницы? Лицо Энси побагровело до кончиков ушей. — Так же, как не видишь разницы между собой и мной. Если ты всего лишь не ходишь, но можешь ездить верхом и даже сражаться, то я — не чувствую собственный народ. А я король, истинный наследник престола Кадды. И мне нужно каждый день делать вид, будто я такой же, как все вы, опасаясь удара в спину. Тебе не понять! — Ошибаешься, — упавшим голосом сказал Энси. — Уверен?! Мэйриадок схватил костыли Энси и убрал за спину. — Тогда вставай — и попробуй пройти без ног! Энси от неожиданности раскрыл рот и прижал уши к голове. — Слабо, да? А вот мне приходится! Мне нужно делать вид, что со мной всё в порядке, и «костылей» у меня нет! Они очень пытаются ими быть — Пимантин, Ардарэн и прочие, — но я всё равно не могу обладать их эмпатией! Я куда более беспомощен, чем ты! Энси потянулся за костылём, но Мэйриадок отвёл его в сторону. — Это совершенно другое, — прошипел Энси, чтобы не привлекать внимание Нимарэль. Она уже косилась на них, пока наклонялась за стрелами. — Верно. Я к тому и веду. Это — совсем другое! — Мэйриадок, верни, — жёстко произёс Энси. — А мне кто вернёт эмпатию? — Её забрал не я! — Энси не удержался и всё-таки повысил голос. Мэйриадок почувствовал, словно его ударили под дых. — А твои ноги забрал я. Да. Я знаю, что ты хотел сказать. Это из-за меня ты упал. Ты всегда будешь напоминать мне об этом. — Ты с ума сошёл?! Мэйриадок стиснул костыль Энси почти до хруста. Друг опасливо посмотрел на то, как трещит под пальцами короля резное дерево. — А хочешь, я скажу тебе, что я поддавался? — осклабился король. — Мазал, чтобы не расстроить калеку? Чтобы хоть так искупить свою вину — дать тебе наконец выиграть, дать почувствовать себя ровней мне! Мэйриадок размахнулся, чтобы швырнуть костыль на землю, но цепкая рука Нимарэль перехватила его запястье. — Ты что творишь?! Несколько мгновений король медлил, переводя дыхание. Затем пихнул костыль Энси в грудь, так, что друг чуть не упал со стремянки. Нимарэль стиснула его руку сильнее. — Чем на этот раз оправдаешь своё гадкое поведение?! Отсутствием эмпатии или тем, что ты теперь король, которому всё можно? — Попробуй сама угадать! — оскалился Мэйриадок. — Вы же всё равно никогда не узнаете моих мотивов. — Мне плевать, что у тебя в голове. Я вижу твои поступки — и они отвратительны! Может, эмпатии у тебя и нет, но разве это мешает тебе вести себя с нами по-человечески? Увидеть, наконец, что мы — самые близкие твои друзья?! — А вам-то это зачем? Лишь потому, что это круто — дружить с королём? Вы меня терпите, я вас тоже — дружили бы мы, если бы не были заперты на верхнем ярусе Пограничья? Скажите мне честно! Нимарэль выпустила его руку и отступила. — Вот именно. Мы с тобой просто помолвлены с детства, потому что выгоднее партии нет. А с тобой, — Мэйриадок бросил такой взгляд на Энси, от которого тот сжался, — мы связаны моим чувством вины. В которое ты никогда не поверишь, ведь меня почувствовать невозможно. — Прежде чем приписывать что-то нам, — тихо, но зло произнесла Нимарэль, — разберись у себя внутри. — Благодарю за совет, советничек, — мрачно усмехнулся Мэйриадок, снял с плеча лук и швырнул ей под ноги. — Помолвили на мою голову. Теперь только и будет, что советовать и советовать. Он развернулся и пошёл прочь, радуясь, что без эмпатии не может чувствовать их взглядов, направленных ему в спину.***
Мэйриадок ещё не знал, куда поедет — да и выбора особо не было в пределах дворцового сада, а вниз по ярусам его не пустят, — но уже решительно отвязывал Эри, чтобы вывести из стойла в вечернюю прохладу. Рапторщика прогнал — хотелось всё сделать самому, без чужой помощи. Он же не немощный. Да, король, не ему марать руки. Но бабушка и отец всё делали самостоятельно. Он уже справился с седлом и почти — с привязью, когда дверь открылась и в полумрак ангара со стойлами, перекрыв прямоугольник света, вошла широкоплечая фигура, ведя за собой гривастого ящера. — Ну прости меня, Катхэт, дружище, — пробормотал вошедший голосом Ардарэна. — Сейчас наконец будет отдых. А я — отправлюсь-ка прямиком к Пимантину, да так ему и скажу: мол, хватит с меня чужих носов в моём деле, я даже собственную агентуру сузил до одних информаторов. Как считаешь, достойно? Уставший раптор фыркнул и тряхнул гривой. — Вот и я думаю. Ардарэн закрыл дверь, прислонился к ней спиной и полез в свою сумку. Выудил неизменную флягу, откупорил; долго пил, не отрываясь даже чтобы сделать вдох. — Не смотри так, — обратился он к раптору. — У меня скверное настроение. А оно не должно выплеснуться за пределы моей собственной души, понимаешь? Он потрепал раптора по гривастой холке, но тот вопреки обыкновению не зажмурился от удовольствия, а продолжил будто осуждающе глядеть на флягу выпуклыми глазами. — Обычно я не стесняюсь, но, если я буду прикладываться так часто, кто-то обязательно заметит, а ты ведь меня не сдашь, верно? Катхэт что-то проворчал, и на этот звук ответил урчанием королевский ящер: он свободно вышел из своего стойла, волоча за собой поводок. Эри увлечённо обнюхал Катхэта, считывая сведения о том, где он был, — в Пустыне, где ему точно не оказаться. Ардарэн шагнул к нему, убирая флягу. — О, а что это наш дружок Эри осёдлан и не пристёгнут? Он подошёл к королевскому ящеру — тот поприветствовал и генерала. — Да ещё и не очень правильно... Хм-хм. Ардарэн уже потянулся к раптору Мэйриадока, но король сам выступил из тени. Если генерал и испугался — даже скорее того, что размышлял вслух и оприходовал залпом почти полфляги, — то не подал виду. — А, мой король! Собираешься ехать? С таким седлом не советую — твоего Эри седлал неумеха... — Его седлал я. Повисло неловкое молчание, которое Ардарэн вопреки обыкновению развеивать не спешил. Даже поглощённый собственным раздражением, Мэйриадок заметил повязку на глазу генерала и спросил, скрывая беспокойство: — Что с твоим глазом? Подражаешь Кэдису? — Рабочие издержки. Скоро заживёт. Просто не хочу пугать этой штукой придворных дам — ранимые души, знаешь ли. Ардарэн улыбался — на одну сторону, чтобы не бередить глаз, — но Мэйриадок увидел, какой тяжёлый у него взгляд и как на лице проступили морщины: они выделялись всякий раз от усталости и недовольства, когда нет сил казаться бодрее и моложе. Почти целый луч оба не проронили ни слова, и Мэйриадок, которого без эмпатии молчание нервировало, сказал: — Ты снова пропустил собрание. Оно было утром, для всех министров. — У меня было дело в Тэрии. — Кого лапал на этот раз? Сейчас Ардарэн Мэйриадока даже не одёрнул. — Нидэмку. Из банды Заката. Король вздрогнул и ухватился за стремя Эри. — Она мертва. — Кроме неё есть ещё. И будут. Аирэ их взращивает с детства. — Да. Но я уже взял след. Мэйриадок недоверчиво посмотрел на Ардарэна. — Это ведь никогда не закончится. И ты это знаешь, — тихо произнёс юный король. — Банда Заката не остановится, пока не убьёт меня. Мы ведь выслали их, и они сбежали в Нидэм... — Мэйриадок помолчал. — С севера на Кадду обрушится страшная напасть. Может, это будут они? Я должен стать героем Кадды, и Аирэ убьют меня, вот у мира и не останется спасителя? — Они вряд ли думают о пророчествах... — Потому и не хотят дать мне шанс. Не зная меня, они равняют меня с моим родом. А я хочу стать лучше, чем Дайериэлы до меня. Исправить ошибки... Я ведь десятый, я могу всё изменить! Почему никто не верит в меня?! Ардарэн положил руку ему на плечо. — Кто ещё, кроме злодеев Аирэ, не верит? — Да все! Хотя, честно — я бы и сам в себя не поверил. Рядом с Ардарэном его разум окончательно сдавал позиции перед горячим юным сердцем. В такие моменты Мэйриадок понимал, почему его бабушка считала Ардарэна самым близким другом. Слова полились сами: — Энси никак не простит меня. Нимарэль считает, что я вообще не способен на хорошее. Говорит, что они лишь терпят меня. Они не понимают, каково мне. На меня повесили пророчество, меня хотят убить, я со всем этим один на один... Глава Гхавэра был прав, когда сочувствовал мне. Родившись королём, тем более десятым, я обречён быть один. — Так вы опять поругались? Мэйриадок хмуро взглянул на Ардарэна. — Что значит «опять»? — «Снова». Сердце чуть не захлопнулось на замок обратно. — Ты хоть иногда бываешь серьёзным? Как моя бабушка тебя терпела? Он сказал это, чтобы обидеть. Но не смог. — Для короля плюс — быть острым на язык. И для короля совсем не плохо быть недоверчивым. У тебя самое тяжкое бремя, которое только можно представить... — Когда Ардарэн сказал это, Мэйриадок почувствовал помесь гордости с обречённостью, оправдывающей, как ему показалось, всё. Но генерал продолжил: — И всем нам, друзья мы тебе или противные мальчишки и девчонки, путающиеся под ногами, предписано защищать тебя. Ценой своих жизней. В глазах Мэйриадока со зрачком во всю радужку отразился страх, смешанный со стыдом. — Тебе по праву рождения суждено править Каддой. Нам — беречь тебя и умирать, если нужно. Всё твоё окружение стало готово к этому с момента, как ты издал свой первый монарший крик. — Вы... Ардарэн... Вы думаете об этом всё время? — У Мэйриадока упал голос. — Не думаем. Но знаем. — Он потрепал короля по плечу, за которое всё это время держал его. — И это нас совсем не пугает, когда мы верим, что наш король этого достоин. Пришлось зажмуриться, но даже это не отогнало страшных картинок, которые начали носиться перед глазами, застревая на самых жутких моментах. Смеющаяся Нимарэль превратилась в изломанное тело на земле, с лицом, от которого отлила кровь. Энси изумлённо таращился мёртвым взглядом на остриё стрелы, торчащей у него из груди, словно не мог поверить, что больше никогда не вдохнёт, не заговорит и не засмеётся. Ардарэн... Ардарэн — настоящий Ардарэн, в этом, существующем, мире — ловко переседлал королевского ящера и вложил поводья Мэйриадоку в руку. — Не забывай про осторожность, — сказал он без улыбки и покинул вольеры, чтобы направиться в Светлый зал. В высоком окне дворцового коридора Ардарэн увидел, как Мэйриадок на Эри уезжает в закат.***
По пути в Светлый зал, на лестнице, Ардарэн столкнулся с министром Эйваном. Тот нёс подмышкой свои свитки, а другой рукой прикрывал разрывающийся от зевоты рот. — Министр Ардарэн, — невнятно поприветствовал он, сложив руки по-пограничному. — Вот Сумрак, твой глаз!.. Ардарэн небрежно махнул рукой, в которой держал свиток. — На месте. И, думаю, не вывалится. — Он улыбнулся на ту сторону, где не было повязки. — М-да. Министры Пимантин и Эйнури ещё в зале, но собрание Просвещённейших давно закончилось. В основном оно касалось нидэмцев, так что мне почти не удавалось вставить и слова. Посмотрим, удастся ли тебе. — Спорим на бутылку приморского, что вставлю два? — Сдаюсь-сдаюсь без боя! — Эйван усмехнулся, но тут же посерьёзнел. — Впрочем, если ты принёс важную информацию по своей миссии... Он замолчал, когда приблизился к Ардарэну настолько, чтобы чувствовать его настроение. Посторонился, бросив украдкой взгляд на рукоять адросского меча, которую тот придерживал. — Осторожней с Эйнури! — напоследок прошептал Эйван снизу вверх, перегнувшись через перила. — Не боись, не порежу. — Скорей уж наоборот — она, кажется, не в настроении. Пимантин и Эйнури синхронно повернулись — чуть раньше, чем дверь распахнулась, явив в Светлый зал сумрачного Ардарэна. Старик сидел за столом, а Эйнури прохаживалась взад-вперёд, скрестив на груди руки. Секретарь при виде Ардарэна привычно зарделась, а затем уставилась на многострадальный генеральский глаз. Однако генерал не удостоил её обычной порцией флирта, и она зарылась в свиток, уже свисающий со стола, обиженно вздёрнув пылающие уши. — Надеюсь, ты пропустил собрание по веской причине, — без приветствия бросила Эйнури, заметив повязку. Это был не вопрос. — Смотря что считать веской для вас. — Ардарэн закрыл за собой дверь, не потрудившись придержать. Её стук разнёсся по Светлому залу. — После того как ваш стрелок растворился в песках, мне пришлось разгребать последствия в Тэрии. Он подошёл и шлёпнул по столу листом бумаги. Эйнури аж поморщилась. — Осторожней с бумагой! — Посланные вами люди хорошо стараются. Так, что мне будто бы делать нечего, кроме как подтирать за ними следы. Арбалетный болт в Пустыне дорого бы нам обошёлся. Эйнури потянулась за листом. — Отчёт прочтёте позже. — Ардарэн придержал лист ладонью, опираясь на стол. Эйнури брезгливо отдёрнула руку. — И это будет последний мой отчёт о групповой работе по банде Заката. — Но ведь... — Пимантин выглядел обеспокоенным. — Лаэлл вернулся утром и сообщил, что успешно устранил заговорщицу... — Из заговорщицы я почти вытянул сведения. В тот момент мне ничего не угрожало, я всё держал под контролем. — Министр Ардарэн, — процедила Эйнури, — я рассчитывала, что при своих лидерских качествах ты умеешь работать в команде. — В том случае, когда команда понимает, что делает. — Всем агентам даны прозрачные указания... — И они портят мне работу. — Это не твоя работа, — жёстко процедила Эйнури. — В поимке и наказании банды Заката и её лидеров заинтересована вся Кадда. Для тебя может быть делом чести отомстить за свою королеву, но наша общая проблема — не повод для твоего самоуправства. Обычно смешливые глаза Ардарэна блестели как два осколка мэйронитовой руды — по-пограничному холодно. — В этой миссии я назначен главным как военный министр и боевой генерал. Я рассчитывал, что Пограничье мудро разделяет обязанности каждого Просвещённейшего. И банда Заката в этом случае — моя забота. Мной подобрана команда информаторов — мне этого достаточно. — Ты вечно думаешь о себе, — осадила его Эйнури. — Среди людей Пограничья и Леса тоже есть те, кому небезразлична судьба убийц королевской семьи. У тебя нет особых привилегий, даже если ты был по-своему близок королеве. Ардарэн тронул рукоять адросского меча. — Королева наделила меня ими, вверив мне «карателя». — В делах Пустыни и армии, но не в государственных, Ардарэн, — заговорил Пимантин. — Здесь господствует буква закона, а оружие королей прошлого заняло законное место на стене Трёхсотлетнего кабинета. Ты был посвящён в Просвещённейшие, а значит, принял регулирующую роль Пограничья, став его частью. По-хорошему ты должен был оставить пост генерала Пустыни, но таково было завещание королевы. Мы допустили, что ты балансируешь между Пограничьем и армией, но в первую очередь ты — министр Кадды. Не поддавайся мстительной горячке — она лишь уподобит тебя роду Аирэ, с которым мы боремся. Пальцы Ардарэна разжались, выпустив мэйронитовую рукоять. — Пожалуй, пора расходиться, — предложил Пимантин. — В Сумерках не добиться правды. Ардарэн и Эйнури предложили Пимантину опереться на них, чтобы встать. Секретать принялась сворачивать карты в свитки и закреплять ремешками книги. Она попробовала во второй раз послать Ардарэну быстрый взгляд, но и тогда он не обратил на неё внимания — напоследок даже шутливо не поцеловал ей руки, покрытые чернильными пятнами. Личные слуги встретили Пимантина в конце лестницы, и с их помощью Первый министр отправился в соседнее крыло в свои покои, пожелав министрам светлых лун в ночной тьме. Ардарэн и Эйнури остались наедине — а оставались вдвоём они крайне редко, — и обоим пограничный этикет не позволил сбежать из такой компании. Они остановились на промежуточном этаже между Светлым залом и этажом с рабочими кабинетами. Сквозь листья растений, высаженных в горшках вдоль окон в пол, пробивались последние лучи Старшего Солнца, образуя ореол вокруг головы Эйнури. — А это... — Она кивнула на его перемотанный глаз. — Не волнуйся, министр Эйнури, не навсегда. — Тебе бы пошло. Настоящий боевой генерал, потерявший глаз в битве. Впрочем, уверена, «битва» была за чьи-то округлости. Эйнури усмехнулась собственной шутке и после короткого молчания заговорила серьёзно: — Я скажу больше, чем о политике, если ты позволишь, министр Ардарэн. Твои руки дрожат, не замечаешь? Бутылку ими держать легче, чем меч. Понимаешь, о чём я? — Едва ли. — Ардарэн сильно щурился на свет. — Бывает. Пустынная прямолинейность всегда нравилась тебе больше наших порядков, несмотря на то, что ты среди нас вырос, — деланно вздохнула Эйнури. — Твои возлияния могут однажды помешать тебе работать. Чтобы этого не случилось, рядом должен быть кто-то, кто сможет подстраховать. Генерал ухмыльнулся, заткнул руки за узорчатый пояс с министерским тубусом. — Я должен был догадаться о твоём недоверии, министр Эйнури. — Воспринимай это как заботу. И не только мою — на этом сошлись все Просвещённейшие. — Буквально по приезде из Старого форта министры Нэйран и Эйван составили мне компанию за фужером приморского полусладкого! — Ардарэн захохотал, запрокинув голову. Эйнури, улыбаясь тонкими губами, терпеливо дождалась, пока он отсмеётся. — И на собрания ты опаздываешь, потому что лечишь нервы распутством? — Что ж, может, насчёт выпивки ты права. Но соблазнение, которое ты называешь «распутством», в моей работе лишь помогает. Эйнури округлила глаза в фальшивом изумлении. — Ни один из ваших агентов не подбирался так близко к цели, — промурлыкал Ардарэн. Его голос звучал на той частоте, которая благотворно действовала на душу и тело. — А мне это удавалось всякий раз, когда агентом банды Заката оказывалась женщина. — Не поверю, что всякий. Не переоценивай себя, министр Ардарэн, не все женщины так падки на твой типаж, и глаз тому доказательство. — Не суди по себе, министр Эйнури, — улыбнулся он. — К тому же я отступаю сразу же, если чем-то не угождаю даме. — До сих пор благодарна, что однажды тебе хватило на это рассудка, — холодно улыбнулась она в ответ. Это было именно здесь, по дороге в Светлый зал. Ардарэн до сих пор помнил запах волос Эйнури, в которые попытался ткнуться носом. И её острые плечи и лопатки, проступающие через плотную ткань министерского пиджака поверх строгого платья. Тонкое ухо, дрогнувшее под его губами. И запах кожи, отбитый духами, но всё ещё прорезавшийся лёгкой кислинкой. — Надеюсь, ты будешь достаточно благоразумен, чтобы выкинуть это из памяти. — Улыбка исчезла с тонких губ, и вернулась прежняя Эйнури. — Увы, я сама не смогу это оттуда выскрести. Ардарэну показалось, что он уловил в её привычно строгом голосе нотки отчаяния. Очень хорошо скрываемого, но его от природы чуткая внутренняя эмпатия нащупала слабость в её душе. — Хорошо, министр Эйнури. Однажды это произойдёт само собой. Собираясь уходить, он положил ладонь на рукоять адросского меча. Эйнури проследила за его жестом; она, как и все, знала, что в стенах дворца этот меч никогда не будет вытащен — если сюда, конечно, не ворвётся враг, — но почему-то уши её нервно дёрнулись. «Ничего, — подумал Ардарэн, — “карателю” мало кто рад». — Светлых лун тёмной ночью, — первым попрощался он и ушёл без ответа. Эйнури могла бы завершить короткий ритуал пожелания доброй ночи ему вслед, но промолчала.***
Мэйриадок задвинул внутренний засов тяжёлых дверей тронного зала. Прошёл вдоль стен, движением рычажка спуская на окна рулонные шторы — было уже темно, но это и не от солнца: король хотел обезопаситься от чужих глаз. Он вышел на середину зала и не удержался, чтобы не «угукнуть», проверяя, как долго эхо будет вторить ему. Оно отразилось от стен ровно три раза и растворилось в высокой тишине огромного помещения. Отец советовал Мэйриадоку приходить сюда, чтобы не чувствовать себя одиноко. Тот не любил следовать советам отца, но в этот раз решился попробовать. На него взирали выпуклые пустые глаза статуй его предков. Если такое, по мнению короля Аэрика, успокаивало, то Мэйриадок явно пошёл не в него. Он оглядел королей девяти поколений, первый из которых жил пятьсот лет назад. Тот — речь, разумеется, о Мэйране — стоял чуть поодаль трона, так, чтобы его вытянутая рука устремлялась к действующему правителю, как бы передавая ему мудрость. — Ну здравствуй, мой глупый потомок, — выразительно поприветствовал его Мэйран и усмехнулся. Если бы не глаза без зрачков, был бы совсем как живой. — Да уж, и правда глупый... — пробормотал Мэйриадок, словно опасаясь, что Мэйран мог его слышать. — Пришёл сюда поболтать со статуями, будто бы в них есть жизнь. — Ничего ты не глупый. Хотя бы попробовал доверять в отличие от моего безумного брата, — с горечью произнесла королева-мать Арэя, опираясь на верный меч. Отвернувшись от Первого короля, Мэйриадок посмотрел на одну из трёх великих королев Кадды — сестру Эргадона Прозорливого... на деле оказавшегося совсем не прозорливым. Скульптор выточил её, как казалось Мэйриадоку, слишком реалистично: не приукрашивал её, оставил ей худобу и полное отсутствие груди, какое наступает у Отринувших. Арэя уже почти обратилась, прежде чем вернулась с востока в Пограничье и родила сына. В королевском платье она выглядела как мальчишка, нарядившийся в женское. Мэйриадок отвернулся и от неё. Он ведь на самом деле не знал, как она выглядела, как говорила. Как и Мэйран. Тем более не знал, что чувствовали и думали. Может, Арэя ненавидела брата, отправившего её в Отринувшие, а не приняла это с достоинством истинного воина, как описывают легенды? И, уезжая из дома в Пограничье на восточный фронт, чувствуя тяжесть меча на поясе, с трудом дыша стиснутой грудью, Арэя не думала, что славно послужит Кадде как бесстрастный воин, не знавший мужчины и чуда рождения, а хотела жить, жить, и однажды услышать, как мяукает её первенец?.. «Что же напишут обо мне? О короле без эмпатии? Что я был слеп и только и делал, что всю жизнь превозмогал один-одинёшенек?» — Ты не один, — вдруг обратился к нему низкий женский голос. Мэйриадок вскинул глаза на ещё одну женскую статую в этом зале. Едва ли не самая высокая, в натуральную величину, мимо него смотрела каменная Эрна выпуклыми бельмами глаз. Её полные губы были плотно сжаты; в руке, остриём вниз — адросский «каратель». Настоящий сейчас носит Ардарэн. На плечах Эрны, делая их ещё шире, — боевые наплечники. Голову венчает огромный пучок. Даже кольца на руках, разве что не выточенные в подробностях, в целом повторяют те, что она неизменно носила. Только вот настоящая Эрна никогда бы встала в такую неестественно прямую, горделивую позу и не смотрела бы мимо единственного внука. — Править сложно, я знаю. Ты всегда будешь жить, чувствуя предателей за спиной. Но лицо твоё должно быть устремлено к народу. Учись миловать, но и воздавать по справедливости. И будь благодарен, что «каратель» не в твоей руке, а есть тот, кто готов держать его за тебя. Услышав её интонации, Мэйриадок чуть не разревелся — настолько живой она получилась. Слишком мало времени прошло, слишком жива память о ней. — За меня этот меч держала моя жена, — сказал король Аргэнд, и Мэйриадок повернулся к нему. Он стоял по левую руку Эрны, свободную от меча. — А я в это время старался делать всё, чтобы Пустыня расцвела вновь. Когда-нибудь обязательно побывай в славном городе Адросе! Жаль, что мы не сделаем этого вместе, но ты ещё можешь. — Обязательно, дедушка. — Мэйриадок сглотнул подступившие слёзы. Аргэнд выглядел как живой, если бы не отвратительные трещины на животе — как шрамы, только поверх одежды. Урна с прахом, которую однажды вероломно вытащили из статуи, была вновь замурована внутрь, но камень уже никогда не станет цельным, напоминая о предательстве Эрдана и его учёных. И дедушку король тоже не знал — его голос получился слишком похож на его собственный. — Бабушка... — Он вновь повернулся к Эрне. — Мне так не хватает тебя, и... — Пора уже наконец взрослеть, сын! Этот голос вторгся внезапно, заставил стёкла в окнах зазвенеть. Не нужно было и поворачиваться, чтобы вообразить короля Аэрика с неизменным луком в руках. — Ни бабушки, ни даже меня уже нет. Подотри сопли, обрати наконец сердце в камень! Мэйриадок зажмурился. Он знал, что статуя отца — за его спиной; её поставили напротив Эрны, через зал. Так вот, на кого обращён слепой каменный взгляд бабушки... — Я всего лишь пришёл за вашей мудростью, — медленно, холодно произнёс Мэйриадок, чтобы не сорваться, — как ты мне, отец, и советовал. Я не могу просто сидеть на троне, пока от меня ждут великих свершений, которые мне напророчили как Десятому. Но... я даже не знаю, что он меня требуется. Я готов послужить своему народу, но я не знаю, как, потому что я... — Он опустил глаза в пол. Пол был почти зеркальным, начищенным до блеска, и Мэйриадок увидел мутное изображение самого себя. — ...Ничего не чувствую. У меня утеряна связь с собственным народом, со всем Солнечным миром. — Говорить, глотая предательски подступающие слёзы, было сложно, даже если стесняться, кроме себя и давно умерших родственников, было некого. — Вот и хочу посоветоваться с великими предками: каким королём в это непростое время мне быть. — Храбрым, — не задумываясь сказал Мэйран. — Честным, — подхватил его потомок, сын Мэйрана и Тхайты Эвин. — Жёстким, — заметил Третий король, держа у груди каменную копию «Пакта о молчании». — Благочестивым, — мягко произнесла королева Лориэн — первый потомок союза Дайериэлов и Аирэ. — Дальновидным, — заявил Пятый король, который, впрочем, своему же девизу не следовал, чуть не приведя Пустыню к разорению. — Подозрительным... — начал Эргадон Прозорливый, но Арэя перебила его: — Самоотверженным! — Мудрым?.. — Седьмой король, продолжатель дела Пятого, недалеко от него ушёл, но ему хватило совести признать свои ошибки, хоть и слишком поздно. Потому он произнёс это неуверенно и почти виновато. — Прогрессивным, — сказал Аргэнд. — Умеющим доверять союзникам. — Когда пришла очередь Эрны, голос почему-то дрогнул. — Жёстким и недоверчивым. — Реплики отца Мэйриадок ждал всё это время и боялся её: он знал, что тот непременно противоречил бы своей матери. — Ты у себя один, — добавил он. — А на твоих плечах — Кадда. И никто её не удержит, кроме тебя, если не хочешь, чтобы кто-то в процессе отобрал её. — У меня есть друзья. И соратники. Король Аэрик каменно расхохотался. — Друзья, в которых ты сомневаешься? Мэйриадок почувствовал стыд. И наконец повернулся к отцу, встречаясь взглядом с его пустыми запавшими глазами. — Я сомневаюсь во всех, потому что у меня нет эмпатии! Я первый король без интуиции и не знаю, что делать. Как править, когда у меня нет связи с собственным миром. Мои друзья не при чём... — Он стиснул кулаки, решаясь произнести постыдное: — Это я виноват в своём недоверии. — Не повторяй моих ошибок, праправнук, — сказал ему Эргадон Прозорливый. — Я и рад бы. Но если ты в своё время забыл об эмпатии, то у меня её попросту нет, — с обидой возразил Мэйриадок. — А глаза у тебя есть? — резко спросил король Аэрик. — Отец?.. — На что полагается глухой, когда перестаёт слышать? Ты такой же — глухой к окружающим. Раскрой глаза, наблюдай, анализируй. Копируй других, если не можешь придумать, как действовать. — Я пытаюсь! — воскликнул Мэйриадок. — Я пытаюсь быть как вы! Читать о вас, вспоминать, какими королями вы были! «И я не хочу быть как ты, отец. Никогда». Однако тут он слукавил: иногда он очень этого хотел. Даже сейчас. — У тебя особенный путь, — сказал ему Мэйран, — как в своё время был у меня. — Если я — твоё перерождение, почему я не могу изначально быть как ты? Из-за эмпатии?.. — На глаза Мэйриадоку навернулись злые слёзы. — Потому что ты — это ты. — Но кто такой — я? Вот я и наблюдаю, копирую, изображаю — но кого именно: тебя, бабушка, или тебя, отец? Или кого-то из вас? Взгляд Мэйриадока метался от Мэйрана к Эрне, к Аэрику, к Аргэнду, к Эргадону с Арэей. — Определись! — велел ему отец. — Мертвецы тебе не помогут! — Так, значит? — Мэйриадок стиснул зубы. Он почувствовал, как от злости волосы вдоль позвоночника встают дыбом и дрожат кончики ушей. — Тогда с чего бы мне вообще пытаться слушать вас, мертвецов? Особенно тебя, отец? Я никогда не хочу быть таким, как ты! Мэйриадок рванулся вперёд и толкнул отца в грудь. И только из-за резкой боли в запястьях осознал, что руки его врезались в камень, а голос Безумного Аэрика, как и остальных предков, звучал из его собственных уст. Статуи, безмолвный камень, всё это время смотрели в пустоту с застывшей навсегда высокомерной благочестивостью — такие, какими их видели скульпторы и хотел бы видеть двор Пограничья, заседая под их взорами. Откуда ему знать, как говорили бы Мэйран и Арэя? Благородный образ Аргэнда он составил лишь по рассказам бабушки. А Пятый и Седьмой могли быть не такими плохими правителями, какими вошли в историю. Он изображал их, совершенно их не зная. «Да я и себя не знаю! — думал Мэйриадок, прислонившись спиной к дверям тронного зала с внешней стороны. Он забыл поднять шторы, и кто-то может удивиться, застав наутро зал в полутьме. — Единственный, в кого я реально поверил, кого я реально смог сыграть, — это мой отец. Он оставил на мне такой отпечаток, что я не могу стереть его. И не только на мне — но и на всей Кадде. Ненавижу!» Мэйриадок бросился бежать, вдыхая прохладный влажный воздух, пропитанный подступающим дождём, и он остужал пожар в его сердце.***
Постепенно и ненавязчиво обязанности Тэймарта в качестве старосты с негласного одобрения Кэдиса расширились почти до учительских полномочий. Это было больше необходимостью, чем привилегией или амбициями самого Тэймарта: с тех пор как Кэдис, по его же собственному выражению, стал «просиживать зад в директорском кабинете», учитель остался всего один — Арцэйл. Время, отведённое урокам словесности, отныне забивалось физическими тренировками — подчас такими же бессмысленными, как бег с мешками во имя любви к королю Кадды, но иногда и полезными, вроде фехтования и рукопашного боя. Которому, впрочем, Арцэйл, по понятным причинам, адекватно обучать не мог. Пару раз Тэймарт вовремя вылез остановить очередное смертоубийство сумеречников, и с тех пор волей-неволей занимал место подле Арцэйла, как бы у того ни скрипели зубы от такой близости. Хладнокровие, с которым Тэймарт обращается с однокашниками, и выдержка, до которой ему, Арцэйлу — не воину, а бывшему разбойнику, — было как до Нидэма вприсядку, раздражали его больше, чем скулёж или приступы ярости сумеречников. Он чувствовал, что это куда опаснее слепого бешенства глупых мутантов. Для Арцэйла Тэймарт не был отдельной личностью: он был отражением призраков его прошлого — двух людей, загубивших ему жизнь. И если четырёх- или пятилетний Тэймарт своей лопоухостью и мутным взглядом тёмно-зелёных глаз напоминал Эйлленн Эвин — подобие любви всей его жизни, — то после визита короля в Старый форт и всего, что тот учинил здесь со своим ручным генералом, мальчишка резко возмужал, будто в него вдохнули волю к жизни. С глаз исчезла поволока, и на Арцэйла, редко и искоса, холодно взирал призрак безродного Хайэ — преступника, переигравшего не только его, но и самого Рэгна Эвина. Он искал в Тэймарте, к чему бы придраться, и по большому счёту не находил. Деловитость Тэймарта в целом была ему полезна: самому же меньше работать и контактировать с сумеречниками. Только сумеречники теперь смотрели в рот не грозному учителю с больно бьющей палкой, а сверстнику с замотанными руками, покалеченными этой самой палкой, как и их собственные. А взгляды мутантов постарше — таких, как Агэл — казались всё более угрожающими и насмешливыми. Эти блестящие глаза мерещились Арцэйлу в коридорах, пока он по ним ходил, неизменно держа палец на спусковом крючке выдвижного кинжала. Пока поднимался по лестнице, с которой слабоумный сумеречник однажды пытался его столкнуть. И ему думалось, что в своё время его ученики попытаются воплотить это снова под более чутким руководством. Под руководством Тэймарта. Под взором его холодных бесчувственных глаз... На тренировки Арцэйл выползал измученным ночными кошмарами. Если бы кожа под глазами была живой, там залегли бы тени. Арцэйл был воспитан миром разбойников и убийц и знал, что за око всегда отдаётся око. И ждал, когда Тэймарт придёт за своим и приведёт с собой сумеречников. Когда дикий вопль огласил тренировочный двор, замерший со стиснутой в руках палкой Арцэйл не успел двинуться: паранойя приковала его к утоптанному песку. Строй сломался, и один из сумеречников растянулся на песке, споткнувшись о другого: Маленькое отродье Хэгаллов, в половину роста обычных мутантов... Он присел на корточки и стал ковырять землю пальцем. — Глядите! — пропищал Аэрон Хэгалл знакомым до боли голоском. Если уж он начинал говорить, то не затыкался ни на долю луча. — Тут домик жуков! У нас в форте живут жуки! Какие милашки! Упавший сумеречник поднялся, потирая ушибленный зад и бешено вращая глазами. Увидев мелкого прямо под своими ногами, он сгрёб его за шиворот и рывком приподнял над землёй. — Поставь меня, поставь меня! — заверещал тот. — Я должен спасти жуков! Вы их разда... Заткнуться его заставил мощный удар в нос. К ногам Арцэйла шлёпнулись капли сумеречьей крови, и только тогда оцепенение спало. Он вскинул палку и рявкнул: — Прекратить! Отродье! Палка предупреждающе свистнула у их ушей. Обычно этот звук заставлял даже таких безбашенных мутантов втискивать лохматые тупые головы в плечи. Но на этот раз сумеречники не дёрнулись. — Вы, твари! — взревел Арцэйл и опустил палку на хребет того рослого... ...Чуть не опустил — палка наткнулась на чьё-то запястье. — Постой, учитель Арцэйл, — скрипуче сказал мальчишка и посмотрел на него глазами Эйлленн. Другая рука Тэймарта метнулась к холке, по которой так и не прошлась палка, и сжала там место, поросшее редкими белыми волосами. Сумеречник подавился рыком и замер, выпуская из крючковатых пальцев оторванный рукав соперника, которого мгновение назад держал над землёй. Тот упал в вытоптанный песок и заморгал, лупоглазо глядя снизу вверх на своего спасителя. — Я разожму руку — и ты вернёшься в строй, — произнёс Тэймарт прямо сумеречнику в лицо. Для этого ему пришлось задирать голову — младший Эвин сам ростом не отличался. Можно было понять, что парализованный сумеречник принял условия, только по движению его выпученных глаз вверх-вниз и обратно. Тэймарт выпустил его холку — и сумеречник отступил, потирая кожу с полукружьями следов Тэймартовских ногтей. Арцэйл перевёл взгляд с него на сидящего на пятой точке Хэгалла-младшего. И почувствовал, как его колотит от ярости. — В строй, отброс! — рявкнул он, взмахнув палкой почти у самого его лица. Тот отполз на заднице и заскулил. Арцэйл пошёл на него, со скрипом проворачивая в ладони палку. — Подчиняйся, мусор, мне плевать, какое родовое имя носит твой папаша... — Ты, — перебил его Тэймарт, обращаясь к Хэгаллу-младшему, — тоже в строй, и живее. Тот наконец перевернулся на четвереньки, бросился в противоположную от обидчика сторону и долго пытался вклиниться в бегущих вереницей вокруг двора собратьев. Они усиленно делали вид, что драка их не интересует. Арцэйл видел спину Тэймарта прямо перед собой. Эвиновский ублюдок даже не посмотрел на учителя, раздавая указания таким же, как он, по-хозяйски сцепив руки за спиной. — Не слишком ли много на себя берёшь? — процедил Арцэйл. И раньше, чем Тэймарт успел повернуться, замахнулся палкой на эту тощую прямую спину. Тэймарт уклонился, развернувшись на одной ноге. Палка рассекла воздух у его плеча. Арцэйл даже видел, как колыхнулась ткань его рубашки. — Или ты решил, что ты сечёшь лучше учителей? Арцэйл попытался ударить снизу вверх, но и тогда Тэймарт отпрыгнул назад, не расцепляя за спиной рук. «Он же может запросто отнять у меня эту палку! Он что, издевается?!» Припадая на раздробленную ногу, Арцэйл ринулся на Тэймарта, рубя палкой перед собой. Хоть один удар да придётся на это худосочное тело! Тот уклонялся и уклонялся, не поведя и оттопыренным ухом. Пустая злость Арцэйла истощилась; бессилие вымотало его. Он остановился, оперся на палку и сплюнул в песок розовую слюну — к ней вновь примешалась кровь, идущая из глубин перебитого тела. — К директору, ублюдок, — процедил Арцэйл. — И даже не... — Да, учитель, — спокойно ответил Тэймарт, пресекая продолжение тирады. Он повернулся к сумеречникам, издал гортанное «Х-ха!» — клич Тхаймара, которым пользовались воины, — и мутанты, к негодующему изумлению Арцэйла, замерли все как один. Младший Хэгалл наткнулся на впереди бегущего, и тот ткнул его локтем в нос. — В умывальню, — приказал Тэймарт. И, когда сумеречники поплелись мыться, взметая стоптанными сапогами пыль, младший сын Эйлленн отдал честь Арцэйлу коротким кивком, заменявшим поклон. — Учитель? «Он издевается надо мной... Точно издевается! Я буду хромать перед ним, а он найдёт момент и ударит меня в спину!» — Вперёд. — Арцэйл со свистом выкинул в сторону руку с палкой, указав на центральную башню. — Это приказ! Теперь Арцэйлу пришлось хромать уже за Тэймартом. Молодой воин чеканил шаг; руки ритмично ходили маятником; лопатки мерно двигались под тканью выцветшей зелёной рубахи. Вот уже третий день Тэймарт не носил перевязки, державшей его торс как корсет. Он поправился и, как казалось Арцэйлу, стал сильнее. Они поднялись в центральную башню. Тэймарт ждал у двери как часовой, пока учитель, постукивая палкой по ступеням, поравняется с ним. Арцэйл тяжело навалился на дверь плечом и ввалился в директорский кабинет. Новоиспечённый директор Кэдис привыкал к должности. Сейчас он курил у окна, лишившегося решётки, и листал увесистую папку. На кожаной обложке виднелись отпечатки его пальцев — чистые пространства без пыли, которая скопилась за «правление» Маэдира. Когда Тэймарт и Арцэйл подошли к столу — Арцэйл тяжело дохромал, опираясь на палку, — Кэдис приподнял бровь над несуществующим глазом. — Почему не на тренировке? — спросил он одинаково строго у обоих. Арцэйл ткнул концом палки Тэймарта между лопаток и надавил, заставив его шагнуть вперёд. — Напомни, Кэдис, для чего ты выставил мальчишку старостой? — Вопрос сочился злым сарказмом. Кэдис и ухом не повёл — хватило брови. — Для порядка в форте, — невозмутимо пояснил тот. — Было тяжко, когда учитель вынужден справляться и с материалом, и с дисциплиной. — Я справляюсь! — прошипел Арцэйл. — А он... он просто насмехается надо мной! Меньше луны староста — а уже думает, что я немощная развалина и меня можно позорить на глазах у этих ублюдков! Арцэйл бросил злобный взгляд на Тэймарта, который снова стоял, сведя за спиной руки. Лицо его не дрогнуло. — Что он сделал? — Остановил драку раньше меня! — И всё? В этом и заключаются его полномочия. Что-нибудь ещё? Арцэйла колотило от злобы. Когда он шёл к Кэдису, думал, что в красках опишет, как Тэймарт издевался над ним, уворачиваясь из-под палки, даже не применяя рук и уж тем более оружия... а теперь именно за это и стало стыдно. — Если нет — возвращайтесь во двор. Тренировка ещё идёт. — Кэдис выразительно кивнул на маленькие песочные часы вместо разбитой Маэдиром колбы. — Ученики в умывальной комнате, директор, — отчеканил Тэймарт. — Они были направлены туда в отсутствие учителя и старосты. — Проследи, чтоб тщательно помылись. Исполнять! — Да, директор. Тэймарт согнулся в пояснице, выпрямился уже не поморщившись и покинул кабинет, прикрыв дверь. Ритмичные шаги долго звучали на лестнице, будучи единственным звуком, не считая свистящего дыхания Арцэйла. — Какого?!.. Ты много ему позволяешь, Кэдис! — Не больше, чем мне, как директору, нужно. И разве тебе это не облегчает жизнь? — Эвиновский ублюдок!!! Арцэйл грохнул своей палкой в пол и припал на неё, тяжело дыша. — Его теперь зовут Кион Тау, — резко поправил Кэдис. — Молчи, если не хочешь отъехать следом за Грэнданом и врачишкой. Уж кого, как не тебя, Эвины хотят видеть в живых меньше всего. Кэдис принялся вытаскивать из папки какой-то лист. Он зацепился за остальные и потянул их за собой, и директор послюнил палец, чтобы расцепить. Арцэйл наблюдал за ним с отвисшей, перекошенной челюстью. — Человек, преследовавший больше десятка лет их единственную дочь... подравшийся с самой генералом Эрной... золотоискатель, сующий нос больше в чужие сундуки, чем в горы... Из глотки Арцэйла вырвался не то рык, не то всхлип. — ...Безумец, видевший в бреду людей с других земель, которые его якобы «сшили из лоскутов, набив тело сломанными костями и рваным мясом как штопаный мешок»... — Заткнись!!! — Я цитирую тебя же. Арцэйл вцепился четырёхпалой рукой в жидкие волосёнки и в порыве чувств рванул их. Несколько тонких прядей вырвались из хвостика и упали на почти искусственное лицо. — Вы с Маэдиром близкие знакомцы Эвинов. «Везёт» мне на вас. Кэдис наконец извлёк лист, пробежал глазами, прежде чем взять за верх и повернуть к Арцэйлу. — Чтиво не из приятных. — И он назвал Арцэйла его давно забытым родовым именем. Глаза Арцэйла выкатились из орбит сильнее чем у сумеречников, пока бегали по давно высохшим чернилам. И пробежали несколько раз сверху вниз и обратно. — Я никто... — пробормотал Арцэйл. — Я никто, я никто! Сожги это, Кэдис! Ты же такой же, как я! Кэдис молча убрал лист обратно в папку, захлопнул её. Арцэйл смотрел, как в её недрах исчезает заветный документ. — Уберегите Солнца быть таким, как ты. Несколько мгновений учитель рвано дышал перебитой грудью. Затем вдруг осклабился, обнажая частокол уцелевших зубов. — И чего же ты не сменил своё имечко? — зашипел он, пряча страх за злостью. — Не захотел стать безродным, а? Это же так здорово! А, Кэдис, кузнец из Эрвендэла?.. Кончики ушей директора едва заметно дёрнулись. — Не зарывайся, Арцэйл. Ты всё ещё осуждённый преступник, и дорога из Старого форта до выпуска самого последнего ученика — только на рудники. Свободен. Арцэйл простукал палкой до выхода и даже со скрипом отворил дверь, чтобы уйти, но остановился, прислонившись к ней бесчувственным лбом. — Сумрак тебя возьми, я их действительно видел. — Тебе просто повезло, что лекари клянутся всеми Лунами спасать жизни последних мерзавцев несмотря ни на что. — У лекарей нет такого яркого света. Словно целое Солнце, но белое, бьёт тебе в глаза. — Арцэйл повернулся к Кэдису. Его глаза влажно блестели: слёзы подкатывали с каждым словом. — И ни ваэнна, ни останин не избавляют от боли так, как их чудесная водица, бегущая по венам... Кэдис швырнул папку на стол и уселся в Маэдирское кресло, едва в него втиснувшись — оно жалобно под ним скрипнуло. — Мои слова обесценены, лишь потому что я преступник? — прорычал Арцэйл, не давая слезам — одному из немногого живого в его организме — побежать по натянутой коже. — Будь я безумным сынком дворянина, съехавшим с катушек, ко мне сбежалась бы вся научная знать Кадды, мои слова бы цитировали в новостных листках день ото дня, снарядили бы тысячу экспедиций... Но я тварь, отброс, потому на кой ляд меня слушать?.. — Сгинь, — пробасил Кэдис, размельчая пальцами догоревшие листья в труху. Спуск для Арцэйла всегда был тяжелее подъёма. Он держался четырёхпалой ладонью за стену, другой рукой, дрожа, опирался на палку, и так сполз по лестнице обратно, на горячий пустынный песок. Лютый колючий ветер нёс с северо-запада тёмные тучи — серые, как порождение самого Сумрака. Арцэйл ненавидел песнь о Десятых королях, но она начала вертеться у него в мозгу, откуда перетекла на язык, и он даже пробормотал две строчки: «С севера Сумрак на Кадду ползёт, как и бессчётные годы назад. Клич боевой ждём, что нас призовёт — пусть же герои нас в бой проводят...». Смачно сплюнув, он потопал к себе, в одинокую низенькую башенку с продуваемой вовсю комнатой и постелью, в которой неизменно скапливается песок. Из умывальной комнаты доносились визги, звуки шлёпающихся на камень мокрых тел и отрывистые скрипучие команды Тэймарта. Арцэйлу не нужны были никакие призраки прошлого, чтобы отравлять ему жизнь своим преследованием. У него было настоящее. Он уловил краем глаза движение, и палец привычно лёг на рычажок кинжала. Аэрон Хэгалл, этот коротышка, косолапо ковылял по тренировочному двору абсолютно голый, путаясь в собственных ногах. Бледное, в синяках, тело блестело от воды; лохмы волос свисали треугольными прядями. Увидев учителя, сумеречник инстинктивно ускорил шаг, будто надеялся, что успеет ускользнуть незамеченным. Арцэйл остановился и посмотрел, как младший и единственный наследник великого рода Хэгаллов, шагах в десяти от него, вновь опускается на корточки рядом с тем местом, где расковырял одному ему заметных жуков. — Вот и вы, мои маленькие... — пробормотал он. — И чего вы тут, вас ж здесь затопчут? Это вам на кухне жить надо, там еды много. Да-а, еды! Вы ведь любите коренья? Лю-ю-юбите! Идёмте со мной, как обед будет, я вас угощу... Арцэйл думал, что его стошнит. Он оказался рядом с младшим Хэгаллом, когда тот собирал что-то с земли. Были там жуки или мелюзгу мучили видения — ему было безразлично. Он просто раздражал. Раздражал. Раздражал... — Чего там у тебя? — рявкнул учитель, и тот вскинул к нему лицо. В этот самый момент сапог Арцэйла врезался ему в грудь. Этого хватило, чтобы Аэрон дважды перекувырнулся через голову и распластался на песке. Из его ладони действительно врассыпную бросились блестящие коричневые жуки. Арцэйл наступил на не успевших сбежать жуков, и те лопнули с влажным хрустом. — З... з... за что, учитель?! — разрыдался сумеречник. — Всё из-за таких, как ты, — процедил Арцэйл. Он заносил палку снова и снова; она лупила Аэрона по костлявому телу — по впалому животу, коленкам, груди. Аэрон вопил, пока палка взлетала над ним, и крик сдавленно прерывался, когда палка падала ему на грудь. «Тэймарт сейчас не придёт, тварь. Не покажет мне своей власти. Власть над отбросами Старого форта — только в моих руках!» В этот момент Арцэйл достиг такого пика, какого не достигал ни с одной женщиной.