Вино из молодых мышат

      Кап.       Вода сорвалась с крана, теряясь в алом, скопившемся в раковине.       Кап-кап.       Плюхнулись следом ещё пара капель. Насыщенных, завораживающих. Словно яркая краска стекала из разодранной кожи на шеи. Брюс наклонился ещё сильнее, чтобы она не забиралась за ворот. И как можно было додуматься самому себе вскрыть горло? Ради исследований? Науки? Брюс горько усмехнулся. Обманывать себя получалось плоховато.       Он непроизвольно дёрнул рукой. Звякнули затупленные ножницы, ударяясь о нож для бумаг. Тоже ни на что более не годный. Не важно, с какой силой и остервенением Брюс терзал лезвием кожу, на той ни царапины не оставалось. Монстра мог ранить лишь монстр. Собственные ногти, хоть и аккуратно заточенные, рвали её легко, словно размокшие листы бумаги. Остановиться было столь сложно…       Он поднял голову, взглядом встречаясь с отражением. Человеческий глаз смотрел растерянно, расширенный зрачок едва подрагивал, но другой — тот, в котором клубилась тьма, — горел незнакомой жаждой. Брюс с отвращением зажмурился. Зачерпнув пальцами кровь, что не уходила благодаря затычке, коснулся зеркала, размашисто выводя одно лишь слово. Алые буквы появлялись быстрее воспаленной мысли, быстрее, чем решение любой проблемы. Легко и правильно. За ними едва поспевал разум.       Брюс резко отстранился. Хвостик буквы R получился от этого движения широким и полупрозрачным. Сквозь разводы крови он видел себя: безумного, потерянного… На плечо вдруг легла чья-то ладонь. Дыхание перехватило. Позади него, прямо за спиной стояло нечто, лишь смутно похожее очертаниями на человека. Нет — Брюс одёрнул себя, покачав головой — то был гуль. Горящие во тьме глаза не оставляли места сомнениям.       Брюс мимолётно оглянулся, всё ещё ощущая ладони на своих плечах. Никого. Всего лишь игры разума. Не более. Удар — по зеркалу расползлись трещины. Теперь серебристая поверхность такая же разбитая, как и он сам. Ещё один удар, и нечеловеческий вопль — крик животного — разодрал горло изнутри. Безумный зверь силился доказать, что он все ещё человек. А в ушах его звучал до дрожи знакомый смех. Вот только… чей?       Он закашлялся. На языке появилась терпкая сладость, и Брюс вздрогнул. Поспешил стереть с губ струйку крови, но лишь ещё больше вымазался в ней. Мир замер. Пальцы дрожали, когда Брюс, повинуясь порыву, приблизил их ко рту. Сглотнул, игнорируя кровь, потёкшую на грудь. Вытянул язык, самым кончиком касаясь подушечек в багровых разводах. Облизнулся.       Судорожно вцепившись в раковину, вновь окунул пальцы в скопившуюся в ней жидкость.       Монстр.       «Как же ты низко пал, сынок… — вина, говорившая голосом его отца, рассмеялась над ним, втаптывала все глубже и глубже в бездну. — А я ведь говорил…»       — Хватит! — бросил Брюс и, обхватив себя руками, процедил сквозь зубы: — Оставь меня в покое.       «Разве ты забыл, — голосу, казалось, именно это и было нужно, — что от твоей злости я становлюсь только сильнее?»       Спорить было бесполезно. Брюс с силой сжал челюсти и зажмурился, сворачиваясь в комок на кафельном полу. В ушах настойчиво билось сердце, а хриплое дыхание перебивало даже издевательские слова.       Он не знал, сколько пролежал вот так. Просто в один момент Брюс вдруг понял, что он остался один. Призраки, вдоволь наигравшись, наконец отступили. Можно было подняться на подгибающихся руках. Выдернуть пробку из раковины и включить воду.       Не глядя в зеркало, Брюс ополоснул лицо и до скрипа вымыл руки, хотя отчётливо казалось, будто бы кровь въелась в кожу навсегда. Стоило поторопиться убрать беспорядок и спуститься вниз.       Его отсутствие не должны заметить.

* * *

      Неделя подходила к концу. Искусственный интеллект Тадаши, установленный Старком, исправно выполнял свою работу, а четырнадцатилетний Тедди пополнил коллектив «Золотого грифона». В эту пятницу, правда, кафе работало в особом режиме, оттого и в зале царило странное умиротворение, а не извечный шум.       — Раз в несколько месяцев мы проводим пятницу музыки и дружбы, — объяснил Гарри, в который раз порываясь поправить смятую на диване подушку. — Это своего рода посиделки, на которых люди, гули и другие существа делятся друг с другом сокровенным через песню. И неважно, сочинил ли ты её сам или поешь уже существующую. Главное — не скрывать того, что происходит у тебя на душе.       Тедди с нескрываемым интересом слушал крёстного: ему уже не терпелось воочию увидеть подготовленное мероприятие. Первый же гость себя ждать не заставил.       Он вошёл в зал, словно являлся главной фигурой вечера. Яркий и стремительный. Отвесив поклон Гарри, растянул губы в улыбке и представился Тедди, которого видел впервые:       — Шу Цукияма.       Тедди замялся на мгновение, почувствовав оценивающий взгляд. Ещё шаг — расстояние резко сократилось — и гость втянул в себя воздух, словно чувствовал нечто особое даже сквозь перебивающий аромат кофе.       — Это мой крестник, Тедди Люпин, — встрял Гарри, неуловимо оттесняя парня за себя. — Я надеюсь, гости с других районов, особенно такие знаменитые, не доставят лишних проблем?       Шу нисколько не изменился в лице.       — О, ты мне льстишь дорогой Гарри! — воскликнул он, прижимая ладонь к груди. — Но, быть может, маленькая, ничего не значащая услуга куда лучше угроз…       Он чуть склонился, пальцами касаясь чужого подбородка, словно прося смотреть лишь на него. Гарри дёрнул бровью, но с места не двинулся:       — Давно ты не захаживал… Я уж подумал, что новая цель нашлась, — он скрестил руки на груди. — В двадцатом районе, не так ли?       Шу хитро прищурился:       — Ты знаешь, я предпочитаю термин «предмет воздыхания». Furthermore, интерес к деликатесу теряется, только когда хорошенько его распробуешь. Так что…       — Не важно, сколько раз ты просишь, — Гарри подёрнул плечами, тем не менее, выдерживая выжидающий взгляд. — Мой ответ не изменится.       — Невыносимо больно это слышать, дорогой, — Шу с деланным разочарованием смахнул несуществующую слезинку и тут же переключился на другую тему, отступая на шаг: — Однако я слышал, на празднике должен присутствовать и dolce доктор… Где же он?       «Самому бы знать», — хмыкнул мысленно Гарри, но вслух ответил:       — Он подойдёт к началу, но лучше бы тебе держать себя в руках… Гурман.       — Что ж, настоящий джентльмен никогда не спешит, — рассмеялся Шу, пропуская предупреждение мимо ушей. — Надежда лишь на то, что и не запаздывает.       Гарри окинул его долгим взглядом с головы до ног и указал в сторону зала, посторонившись. Скоро должны прибыть и другие гости. Не дело было топтаться на пороге.

***

      Брюс спускался по лестнице на звуки песни. Мероприятие уже было в самом разгаре: зал заполнился почти полностью. Голова немного плыла, и потому взгляд скользил по существам, расположившимся на диванах и пуфиках, без особого энтузиазма.       — Ты думаешь, это самый простой выход из ситуации? — разливался в воздухе голос Гарри. — Подумываешь вскрыть себе вены в этот раз? Парень, когда ты это делаешь, ты лишь действуешь мне на нервы. Не делай этого!       Брюсу казалось, что он видел в зале не только людей и гулей. Многохвостые лисы, барсуки и енотовидные собаки с огромными тестикулами внимали песне, изредка подёргивая ушами. Он чуть нахмурился, но протереть глаза сил не было — рука едва приподнялась, чтобы уже в следующее мгновение безвольно повиснуть. Слова песни отдавали где-то внутри инородной тяжестью:       — Постарайся, постарайся, постарайся, парень, и не делай этого! В твоей жизни всё хорошо, не делай этого, не делай этого, не надо!       Брюс остановился неподалёку, опираясь неуклюже о барную стойку. Взгляд никак не хотел отлипать от Гарри, который с лёгкой улыбкой пел, едва ли не касаясь губами микрофона. Очки сильно бликовали из-за направленного света, скрывая глаза, но Брюс мог бы поклясться, что ядовитая зелень сейчас блестела задором.       Он тяжело вздохнул, поморщившись. Горло всё ещё саднило, хотя раны затянулись меньше, чем за десяток минут, только подтверждая кровавое слово, что ранее красовалось в ванной. «Подумываешь вскрыть себе вены в этот раз?» Брюс растянул губы в странной улыбке. Этот вопрос словно адресован был ему одному, но явно запоздал.       — Понимаете?! — крикнул Гарри с последним аккордом.       Ответом стали громовые овации. Зрители громко переговаривались, делясь впечатлениями, и никто не одёргивал их, словно именно так было правильно. Не скрывать того, что на душе. Верно. Брюс качнулся вперёд.       — Великолепно! Ну, кто следующий? — спросил Гарри, вышагивая по скромной сцене, что в обычное время сокрыта была столиками и диванами. — Кому здесь необходимо вырвать из своего сердца червей, грызущих его?       — Мне! — собственный голос прозвучал неожиданно отчётливо, но когда все разом обернулись, решимость разом испарилась. Брюс добавил гораздо тише, борясь с потребностью вжать голову в плечи: — Можно?..       Гарри широко улыбнулся и раскинул руки:       — О-го-го! Вот это смелость!       Брюс на негнущихся ногах вышел на сцену, проклиная себя за очередной спонтанный порыв. И кто за язык тянул? Оказавшись под прицелом стольких взглядом, он совершенно точно понял — теперь поздно было отступать.       — Ты у нас на пятнице музыки и дружбы впервые, поэтому объясняю правила, — продолжал вещать Гарри, стоя прямо напротив. — Сперва нужно представиться, сказать свое имя, видовую принадлежность и название песни, которую будешь исполнять. Если что, попроси музыкальный инструмент, или чтобы включили фонограмму. Мудзина, кстати, тоже могут с музыкой подсобить, правда?       Барсуки энергично закивали. Один даже превратился в мальчика-флейтиста и робко спрятался за спины товарищей. Брюс улыбнулся: не всякое живое существо будет открываться перед чужими. Но для «Золотого грифона» не было чужих. Так может, и он?..       — А есть клавишные? — слова вырвались сами собой прежде, чем Брюс успел о них подумать.       Он невольно вздрогнул от звуков собственного голоса. Тот позорно дрожал, а в голове царил полнейший хаос. Как в замедленной съёмке Брюс наблюдал, как на сцену вытащили синтезатор. Пальцы тронули клавиши, извлекая первый робкий аккорд, воскрешая почти позабытое чувство. Поймав его взгляд, Гарри ободряюще кивнул — можно было начинать.       — Мне зовут… Брюс Беннер. И я не знаю, кто я.       Взгляд, мечущийся по залу, выхватил из толпы укоризненно покачавшего головой Кэзуо. Брюс одёрнул себя и исправился:       — Точнее… рождён я был человеком. Но теперь, наверное, мне больше подойдёт термин… — он замялся, — …химера.       Брюсу показалось, как кто-то хмыкнул совсем рядом со сценой. Что ж, неудивительно. Он отвернулся, вперившись взглядом в инструмент.       — Эту песню я бы хотел посвятить своей маме, Ребекке Беннер.       Пальцы медленно коснулись клавиш. Словно бы на пробу пробежались, прежде чем выжать аккорд. Слова возникли в голове как по волшебству. Словно бы всё это время только и ждали подходящего момента.       — Мама, я только что убил человека: я приставил дуло к его голове. И нажал на спусковой крючок. Вот он мёртв!       Голос более не дрожал. В груди рождалась невиданная дотоле смелость, окутывая теплом. Воспоминания вспышками проносились пред закрытыми глазами. Брюс заново проживал их:       — Мама, о-о-о! Я не желал твоих слёз, я не вернусь, никаких грёз, всё забудь. Вернись в путь, вернись в путь, как будто это неважно.       Её смерть. Убийство отца.       Глаза защипало, а тепло вдруг стало нестерпимо обжигающим, концентрируясь у лопаток. Желание выговорится накатывало волнами так, что только высекаемая из-под пальцев мелодия не давала перейти на сбивчивые бормотания.       Пусть они знают! Не поймут? Ну и ладно!       Это его боль, и пережить её он должен сам. Брюс едва не задыхался. Он попытался открыть глаза, но мутная пелена застилала взор, смазывая даже ярко высвеченные клавиши. Плечи пронзил разряд. Брюс судорожно втянул в себя воздух, прерывая фразу, так и не закончив её. Кожа у лопаток лопнула. Его вдруг качнуло назад, словно нечто огромное зацепило крюком и потянуло прочь.       Кто-то взвизгнул. Послышались крики, заглушая последний аккорд. Брюс медленно повернул голову. Тони громко бормотал, стоя совсем рядом:       — Кагуне укаку-типа…       Он что-то записывал? Брюс ошарашенно моргнул, боковым зрением приметив нечто неправильное. То, чего просто не должно было быть. Как сквозь вату он услышал крик Гарри.       А затем крылья за его спиной раскрылись.