* * *
Идиллия… Именно этим словом хотелось назвать происходящее сейчас. После особо тяжелого задания любимый питомец встречал его на коленях, брал молнию брюк в зубы и сосал. Сам, без команды. Одного его прихода достаточно. Сато-тян… Столько работы, столько проб и ошибок. И из облезлого полудохлого щенка он выходил кровожадного зверя, достойного Дьявола. Настоящего монстра, которому ничего не стоит напасть на любого, на кого укажет Дэйсьюк. В прямом и переносном смысле они вместе возлежали на горе из обглоданных трупов. Их мир был замкнут на друг друге и маленькой комнатке без окон. Дэйсьюк покрутил в руках плюшевого медведя. Кости и черепа очень быстро изнашиваются, так что медведь сможет на время занять его. Где-то внутри было понимание: это не навсегда. Рано или поздно что-то поменяется и либо Сато-тян освободится, либо Дэйсьюк погибнет на задании. Ряды его подчиненных редеют, они некомпетентны и им только одна дорога — в пасть его любимца. Да, только так он может быть эффективным… Только так. Так сладко спит после очередных часов секса. Так красиво. Почему он не может всегда быть таким красивым? Всегда быть настороже, быть готовым напасть… Быть готовым принять. Быть всегда его и больше ничьим. Даже спящим он хотел, желал его. Быть внутри, метить его. И был способ однозначно показать всему миру, что Сато-тян принадлежит ему. Они должны стать супругами. По негласным законам гулей знаком тому служили укусы такие сильные, что практически не заживали. Да, только так можно было сделать их связь сильнее. Отложив медведя в угол, Дэйсьюк полностью разделся. От возбуждения его тело горело и внутри, и снаружи. Терпение? О каком терпении может быть речь, когда перед глазами такое сокровище? Ватный матрас уже почти износился, но так даже лучше. И снять брюки с него, пока спит, гораздо проще. А отсутствие смазки только на руку — полного, естественного единения можно добиться только так: через боль. Смесь крови и предъэякулята — самая лучшая смазка. А внутри!.. Естественная текстура гораздо приятнее, чем самые лучшие онахолы и секс-куклы! Ни один первоклассный завод не добьется именно такой, настоящей. Сато-тян настоящий, потому что его! Дэйсьюк впился ему в плечо зубами. Его-его-его… Больше ничей. Дэйсьюк был близок к тому, чтобы кончить. Так близок, что сильнее сжал зубы. Такая рана точно не заживет. И она скажет больше, чем тысяча слов. «Он мой, — скажет она. — Мой. Больше ничей. Никому не позволю забрать». Тело ощутимо напряглось. Всё. И Сато-тян даже не проснулся. Дэйсьюк неуловимо поправил волосы на его лбу. Научился… Понял, чей он. Им обоим скоро понадобится душ. А пока можно просто наслаждаться теплом тел и дыханием друг друга. Но не сейчас. С очередного задания принесли несколько заложников. Обычных людей. Еда, просто еда. Пока живая… Сато-тян нуждается в свежей пище. — Просыпайся, нам пора. Застегнул на ошейнике цепь и вывел его по коридору в комнату, где находились заложники. От них несло потом, а от кого-то и мочой. Дэйсьюк поморщился: люди горазды пачкаться не только от испуга — вообще по любому поводу. Дрожат, плачут… Отвратительно. И в этом смысл их жизни: постоянно плакать и бояться за свою жизнь. А он и Сато-тян — не люди. Никогда ими не были. Дэйсьюк отстегнул цепь, запустил пальцы в его загривок и шепнул на ухо питомцу: — Убить. Как же красиво. Как красиво Сато-тян использует кагуне, отделяя его части и убивая нескольких людей разом с одного удара. Брызги крови, куски плоти… Стекающая по лицу и телу питомца кровь делает его гораздо красивее. Хруст костей, материнские слезы… Это музыка бытия гулей. Ради этой музыки не жаль и пуститься во все тяжкие. Под ноги хлынула нить кишки. В этом тоже была какая-то своеобразная поэзия: то, что обычно находится внутри, всего одним движением оказывается снаружи. Души уходят быстро, намучиться не успевают. Очень быстро тела заложников превращаются в покореженных кукол, разорванных и сломанных. За такое не жалко и душу продать.* * *
— То есть типа условно-досрочное? — Страж Бифроста указал мне, где держат Беннера. Там и ма… Фригг подсуетилась, вот Всеотец и снял с меня ограничения. «Наконец-то оба мои сына больше не ослеплены амбициями, а служат на благо девяти миров». Маразм пронял, видать, за многие века… — Ближе к сути, Локи. Пожалуйста. Юри постучала ногтем по столу. Надежда явилась в самом неожиданном виде. Настоящее чудо, что Локи узнал, где и как найти Брюса. Вот только… Эти кадры слишком ярко отпечатались в памяти. Страшно представить, что могло сделать с Брюсом участие в подобных зверствах. Выдержал ли? Оправится ли он когда-нибудь? А эти крики, ссоры… Снова. Даже не потрудились открыть карту, чтобы Локи указал координаты. Она поочередно перевела взгляд с Хиро на Дженнифер, Томоко, Канаме и Сакуру. Таким кружком им будет сподручнее. Сами проедут в Сэндзоку и сами найдут Брюса. Не беспомощные. Осталось только получить координаты… — Канаме, ты в порядке? Ты что-то бледная. — Сакура взяла Канаме за руку, но она выскользнула из хватки и Канаме рухнула на пол. Получение координат придется отложить. Нужно немедленно вызвать врача.* * *
— Мы сделали всё, что могли. Извините. «Всё, что могли». Эти роковые слова бились в голове в больнице. Эти слова эхом отзывались на отпевании. Родных у Канаме не осталось, поэтому все церемонии провели Гоку-сан и Нобору. Единственные близкие люди для неё. — Канаме знала, что ей недолго осталось, — сказал Нобору на седьмой день. — Она передала нам последнюю волю: «Спасите Брюса-аники». — У неё остались картины, — продолжил Гоку-сан. — О них она ничего нам не сказала, но ясно, что их нужно показать миру. Смерть одного человека способна изменить расклад на всей шахматной доске, именуемой жизнь. И до сорок девятого дня со дня смерти Канаме им необходимо не только ознакомиться с координатами, которые получил Локи, но и основательно подготовиться к штурму этого места. Пройдет ноябрь, декабрь будет на пороге. Три-четыре месяца. Столько времени они потеряли без точных координат. Без должной подготовки. Без помощи. Дедушка Хаяо вообще решил пешком пересечь всю Японию. Так какого черта? Если бы они не тянули, может быть Канаме осталась жива… Может быть… Но история не терпит сослагательного наклонения. Всё, что они могут — идти дальше. Всё имеет цену. Даже люди. Но то, как цена людей сводилась к деньгам… Как будто они просто вещи или животные. Деньги-деньги-деньги… Около девяноста долларов — вот цена человеческой жизни. Люди стоят порой дороже, если они обладают какой-то необычной приметой. Юри листала один из сайтов в Даркнете и плакала. Жизнь Брюса оценили в миллиарды долларов. Миллиарды… Невозможные суммы. Неужели некоторые богачи настолько безумны? Даже фотография всего одной его части тела столько стоит. Вечерами после школы дети выбегали на улицу и играли. Такие разные, а играют вместе. — Кагоме, кагоме, птичка в клетке. Когда же, когда же она ее покинет? Может быть во тьме ночной сгинут аист с черепахой. Кто же за твоей спиной? Внутри хоровода — они. И они должен назвать имя того, кто стоит за его спиной. Если они прав, тот, чье имя назвали, сам становится они. Говорят, с помощью этой игры раньше продавали детей. Большие семьи прокормить было трудно, вот и пытались даже таким немыслимым для настоящего времени способом вытащить всех оставшихся. Чудеса и магия существуют. Но цена есть даже у них.