Вино из молодых мышат

      Загадочная вещь — человеческий мозг. Много вещей мы не сознаем, ведь воспоминания прячутся в подсознании. И если что-то произошло в прошлом, что подсознание от нас прячет, последствия поиска и обнаружения скрытого могут быть непредсказуемыми.       Драко смотрел на живое доказательство этой непредсказуемости с нескрываемой жалостью. Жалостью даже не профессиональной — чисто человеческой. От каждого взгляда на пациента сердце тяжелело, каменея, и трескалось. Регресс, вызванный острой травмой. Сознательные воспоминания полностью ушли в подсознание и оттуда влияли на поведение. Через какое-то время после произошедшего со Старком неожиданно пошел, если так это можно назвать, прогресс: пациент начал проявлять типичные признаки. С поправкой на специфику ситуации, конечно же. Видя людей, он скалился, рычал, а иногда и вовсе прятался там, где это было возможно. Лишь немногим он позволял подойти к себе ближе: самому Драко, доктору Самсону и следователю Накамуре.       — Драко, я кофе принес.       И Поттеру. Иногда. В редких случаях.       — Спасибо, — не меняя своего положения сидя, Драко взял чашку и немного отхлебнул. — Ты вообще зачем спас его, дурень?       Гарри опешил. Неужели Малфой думает так же, как и Романофф?       — Ведь поздно было. Если бы раньше нашли, было бы не так трудно…       — Драко, послушай, — перебил его Гарри, — да, мы нашли его слишком поздно, но нашли! Если бы этого не случилось, неизвестно, что бы тогда произошло. То, что сделали с Брюсом — несправедливо. И это нужно исправить.       Малфой взорвался:       — Поттер, мать твою! Если ты весь такой паладин в белом, то почему не видишь очевидного? Каждое утро Беннер просыпается с красными глазами, и нет, это не из-за маггловских технологий. Он плачет по ночам! Этого не видно и не слышно, потому что он не показывает, не хочет показывать! Ну же? Ты его друг, так? А я его психиатр, и то знаю больше, чем положено по долгу службы! А ты как был близоруким, так и остался. И дело не в очках. Ты просто…       Он выдохнул и осмотрелся. Похоже, на этот раз Беннер прятался.       — В его ситуации только два варианта: либо он не вернется вовсе, либо вернется и станет сильнее. Со временем, конечно же.       — А можно как-то форсировать процесс?       — Тебе Ива мозги выбила? Форсировать процесс в данном случае это вызвать повторную травму, а этого нам вот вообще не надо. Тебя с нами более десяти лет не было, а ты как и был придурком с манией геройства, так им и остался.       — Если бы я не был таким придурком…       — Если бы ты не был таким придурком, ты бы не начал превращаться в наследника Моуди!       Гарри застыл. Хмыкнул:       — Подлый прием, Малфой.       — Я ведь слизеринец, Поттер.       Они пожали друг другу руки и обнялись.       — У нас много работы.       — Ты прав, мы должны заняться этим…       — Восстановить если не воспоминания, то ассоциации с положительным взаимодействием с людьми и обществом. С некоторыми людьми эти ассоциации уже работают.       — Накамура? — Гарри уточнил.       — Накамура.       За их спинами послышался шорох. Гарри обернулся и увидел Брюса. Он рассеяно проводил рукой по кусту и пытался выдавить из себя улыбку. При виде этой улыбки Гарри фыркнул:       — А вот и положительная реакция.       И рассмеялся. Но в глубине разума он знал, что это неправильно, что он не должен смеяться. Нельзя смеяться над изувеченным существом — человек или нет, неважно. Но было трудно справиться с природным позывом отреагировать на то, что отличается от естественного состояния вещей. В какой-то момент разум возобладал над эмоцией и Гарри закрыл рот уцелевшей рукой.       Кажется, это движение смутило и напугало Брюса. Он перестал гладить куст и замер, кусая губы.       Закричал.       Драко единым движением волшебной палочки оттолкнул Гарри в сторону и встал прямо. Положил палочку на землю.       — Всё закончилось, — спокойным голосом сказал он. — Всё… закончилось.       Гарри вернулся в устойчивое положение. Почему он не может вот так же подойти? Успокоить, утешить? Что ему мешает?       С этими удручающими мыслями он поднялся в кафе и сел за самый дальний столик. К нему подсел Такахидо.       — Не сезон, — ответил он на молчаливый вопрос Гарри.       — Я не знаю, что делать. Раньше знал, а теперь…       Такахидо схватил Гарри за руку. Начал рисовать круги на ладони пальцами.       — Мама так и не дождалась… Он уже не вернется домой. Дэйсьюк выбрал свою дорогу. А жизнь продолжается. Мы должны жить дальше, чтобы те, кто ушел, были спокойны, а те, кто остался, не лишились помощи.       — Я не могу никому помочь. Я только делаю всем больно.       Такахидо вскинул брови. На большее его не хватило. Гарри повернулся к окну и начал говорить в него:       — А ведь если бы не я, Брюс бы не оказался в его руках. Я показал ему наш мир, те возможности, которые появились у обитателей девятнадцатого с помощью «грифонов». Но это будто сделало хуже. Он увидел недосягаемую для него высоту, увидел нормальное к себе отношение. Получил шанс быть кем-то, кроме монстра. Но у него это забрали. По моей вине.       — Это не твоя вина…       — Какой из меня лидер, если я не могу защитить свою семью? Если я убиваю всех дорогих мне людей?       — Твоей вины здесь нет и никогда не было. Так сложилось…       — …сложилось. Так сложилось, Гарри, сам знаешь. Нам не повезло, но мы выстояли. Мы победили! Что пошло не так?.. Ты, Джордж…       Гарри пожал плечами и рассеяно почесал бинт на левой руке. Рон снова спас ему жизнь. Но ради чего?       Гарри пожал плечом и откинул голову назад. В каком-то плане Такахидо прав. Прав, как и многие другие. Но тяжело выйти из этой трясины самобичевания и самоненависти. Особенно если вещи, за которые он себя винит, действительно произошли по его вине. Будь у него желание, он бы не только выпивал каждый год в дни смерти близких. Если бы он хотел, он бы поддержал наркотрафик в Англии, Японии — где бы он ни был, лишь бы закончить всё. Оказаться в некрологе было бы логичным для него исходом.       «Мы пошли не так», — ответ на заданный много лет назад вопрос Рона наконец-то нашелся.       — Что, если «грифоны» распадутся? С этого момента…       На голову Гарри приземлился котенок-ориентал. Тихо ойкнув, Гарри снял котенка с голову и передал его Такахидо. Тот рассмеялся.       — Мы столько лет одна семья, распадаться нам просто некуда. А те, кто уходит, возможно, никогда и не считали нас семьей. Ты не должен сдаваться.       Возможно, Такахидо прав. Он обязан не сдаваться. Ради своей семьи.

* * *

      Пиво оказалось теплым.       Дженнифер нахмурилась, но всё равно отпила из банки. Теплое. Гадство. Юри же пила без какого-то видимого отвращения или энтузиазма. Выглядело так, будто она хотела утопиться.       — Оно же гадкое, сестренка. Что ты себя мучаешь?       — А? Правда? — Юри покачала банкой. — Пиво как пиво.       — Это из-за Брюса?       — Я ведь предлагала ему… сделать всё по закону, чтобы мы могли защитить друг друга…       — Ты делала Брюсу предложение? Вот так сходу?       — Тогда это было профессиональным расчетом из необходимости защитить его и Норико. Любовь… Наверное, она пришла потом. Мы не… не успели сделать как надо.       Юри всхлипнула и размазала уже выступившие слезы по лицу.       — Не успели, слышишь?! Мы хотели, но не успели! А теперь… теперь… — она затихла. — Слушай, а покажи мне ту Дженнифер, которую Брюс знал всю жизнь до того, как перелил кровь.       — Сестренка, слишком много выпила…       — Я серьезно, не с пьяной горячки. Ты называешь меня сестрой, но я знаю не всю тебя. Я знаю Женщину-Халка, а Дженнифер Уолтерс не знаю.       Дженнифер какое-то время сидела, застыв, а затем стремительно уменьшилась и приняла обычный вид: кожа побледнела, а роскошные кудри волос превратились в гнездо.       — Вот Дженнифер, — она пожала плечами. — Просто Дженнифер.       — Вау. Подожди, я дам тебе пижаму!       Юри подползла к шкафу, открыла его и бросила в Дженнифер комок из пижамы. Вернулась на место и открыла очередную банку пива.       — Чтобы помочь Брюсу, нужна будет вся Дженнифер. Умная, классная… Большая и маленькая…       — Так, вот теперь ты точно пьяную горячку порешь. Заканчивай пить, сестренка, пока тебя совсем не разнесло.       — Ну ты и зануда! — Юри запрокинула голову. — Ты точно не родная сестра Брюса, а двоюродная?       Дженнифер хмыкнула:       — Пошли спать. Мы достаточно напились.       Она бросила ком в сторону, встала, на ходу трансформируясь, и взяла Юри на руки. Бедолага, устала. Ей понадобится много сил.

* * *

      Контакт вышел на связь без промедления. Наташе это было на руку. Чем быстрее она выполнит задуманное, тем лучше. Всего-то остаться под предлогом присмотра, сказать, что она справится сама… Поверили. Главное, правильно сказать, чтобы все поверили. И зря.       Вывела Беннера из его укрытия. Ждет. Контакт пообещал неплохо заплатить, если проблем не будет. И контакт прибыл вовремя.       — Что мне с ним делать?       Правильный вопрос. И на него нужно дать правильный ответ.       — Что хочешь.       Контакт притворно-нежно погладил Беннера, просунув пальцы под ошейник. Большим пальцем другой руки погладил его по губам. Одернул руку, чтобы поправить зубами перчатку.       — Он обученный?       — Само собой. Я бы не стала предоставлять бракованный товар.       Контакт улыбнулся. Давно он так не игрался. Но дальнейшие его действия были пресечены пролетевшей мимо него и застрявшей в стене стрелой. Наташа заметно напряглась. Только один человек мог незаметно находиться здесь и дать знать о себе таким способом.       — Клинт…       Мужчина с луком вышел из темного угла, бегло осматривая застывшую перед его острым зрением сцену.       — Зачем тебе это? Чего ты добиваешься, Наташа?       — Хочу убедиться, что мои догадки верны.       — Продав Брюса какому-то извращенцу? Ты не знаешь, что делаешь!       Наташа вздернула бровь и жестом дала понять контакту, что возникли проблемы и ему следует покинуть здание.       — Я не знаю? Как раз Беннер не знает, что он делает. Его воля сломана, и он будет делать всё, что ему прикажут. Ты видел кадры… Мы все их видели. Только, похоже, никто, кроме меня, не сделал выводов. Предупреждая твой праведный гнев, нет, его уже не вытащить. И пусть уйдет хоть три года, хоть десять лет, — он уже не человек. Он паяц. Игрушка, с которой можно обращаться как вздумается.       — Я дважды предупреждать не буду. Сейчас я закрою на это глаза, но если что-то подобное повторится, я не стану тебя выгораживать.       — На чьей ты стороне вообще, Клинт?       Ответа не последовало. Этого стоило ожидать. Она, подойдя к двери, бросила взгляд на напарника, возможно, уже бывшего, и покинула «Золотой грифон».       А Клинт рухнул на стул и бросил лук на пол.       Внутри него бурлил океан негодования и горечи. Так обращаться с другом… С жертвой насилия… Кем вообще надо быть, чтобы такое совершить? За что вообще с Брюсом так обходится даже Наташа? Хныканье неподалеку только добавляло масла в огонь. Так что Клинт снизил громкость на слуховых аппаратах и подошел к Брюсу.       Выглядел он ужасно. В ошейнике, в грязных штанах, он действительно был больше похож на сломанный паяц. Гротескную куклу-клоуна на ниточках, потрепанную и уже негодную не то что для кукольного театра — для музея при нем. Разбитый, порванный… Его можно починить при желании и наличии подходящих инструментов. А и того, и другого у их импровизированной команды-семьи было в избытке.       — Ты меня помнишь? — спросил Клинт, сопровождая каждое слово жестом.       Брюс поджал губы и, ненадолго замерев, кивнул. Поднял руки и с заметными задержками и дрожью показал жестами имя Клинта. Тот разве что не заплакал от радости.       — Есть шанс… Есть… А ты… что-то…       Брюс отвел взгляд. Значит, вернулся. И помнит всё. С теми же задержками и дрожью он показал жесты, значившие «простите», «жаль», «виноват»… «Монстр».       — Нет! — Клинт бессознательно схватил его за запястья, но тут же отпустил, заметив панический взгляд. — Ты не виноват. И ты не монстр. Тебя пытали и использовали… Это мы виноваты, что раньше не пришли за тобой.       Пара новых жестов: «Тони», «вспомнить». Клинт скрипнул зубами: это будет труднее всего объяснить.       — Тони был не совсем в адеквате, а ты… Ты не осознавал, что делаешь. Тони так сказал. И ему очень жаль, что он допустил эту ситуацию.       Брюс снова поднял руки, но тут же опустил. Не хотел говорить? Или не знал, как?       — Я не психотерапевт, — сказал Клинт, — но тоже кое-что соображаю. Ты вспомнил… из-за Тони? Или сейчас?..       Брюс показал один палец и добавил жест «начать».       — Ага… Пока тебя не было, многое поменялось. Не буду торопить события, путь будет долгий.       Клинт прервался, и посмотрел прямо Брюсу в глаза. И эти глаза были полны слез. Невыплаканных, непережитых эмоций, которые сломали, которые не позволяли выразить. Из Брюса методично делали не способное на человечность животное. Почти получилось. У этих ублюдков почти получилось. Но он смог. Он вернулся. Но полностью он уже не оправится.       — Я бы тебя обнял… Как плюшевого мишку, но, учитывая обстоятельства…       Брюс попытался улыбнуться, и слезы — невыплаканные, сломанные — потекли по щекам. Клинт хотел обнять его, стереть слезы, но не знал, как Брюс отреагирует на этот порыв заботы. Тогда он просто позволил всему идти своим чередом.       Паяцы не плачут. Они смеются, даже когда грустно, потому что им так сказали, потому что дернули за ниточки по сценарию. Паяцы всегда улыбаются, пусть даже им больно порой. Им боль причиняют для смеха, для зевак, которым скуку нечем побороть. Клинт знает — рос в цирке — но больно видеть, как их превращают в безвольные общие игрушки. И такой игрушкой может стать кто угодно, если дать толпе волю — доказательство этого прогремело в семьдесят четвертом на весь мир. Оно прогремело, едва не убив организатора этого эксперимента.       Что-то зацепилось за ногу Клинта. Он наклонился и увидел кота странной расцветки и с мордой странной формы. Удивляться времени не было. Хотелось рухнуть на пол и заснуть до самого утра. И у него появилась идея, которой лучше всего поделиться со всеми утром.       Что он и сделал сразу же, как все собрались.       — Мы должны быть просто рядом с Брюсом. Разговаривать с ним, делиться тем, как прошел день, что ели на завтрак, если утрировать. Я, например, могу общаться с ним без слуховых аппаратов и жестами, помогать ему освоить новые…       — И вот как в твой птичий мозг прокралась такая светлая мысль? — фыркнул Тони. — И когда мы пришли, ты звездочкой лежал на полу, а Брюс шатался между столами и баюкал кота. Что у вас вообще случилось? Романофф же вызвалась присмотреть за ним.       — Ей пришлось отлучиться по делам.       Наташи действительно не было со всеми. Было ли ей стыдно, или у нее был какой-то план, Клинт не знал. Всё, что его беспокоило, это благополучие Брюса.       — Что говорят наши мозгоправы?       — Ситуация… не вписывается в принятый наукой стандарт. Учитывая ранние травмы, возможно, что Брюс будет иногда впадать в состояние, в котором мы его нашли. Они это назвали циклическим регрессом. То есть будет забывать, кто он и кто мы, нападать… или… — Тони вздрогнул. — Выслуживаться.       — Проблема в том, — прервал его Гарри, — что вызвать регресс может всё что угодно, или он может вообще без причины проявиться. Поэтому предложение мистера Бартона кажется мне разумным. Просто делиться тем, чем мы бы делились с Брюсом, если бы похищения не произошло. Но есть другая проблема…       — Локи!       В дверях стоял Тор. Потрясая молотом и всем своим божественным великолепием, он смотрел прямо на Гарри.       — Твои уловки перешли все границы. Тебя сослали, чтобы ты исправился и помог моему другу…       — Так, Златовласка, — Тони встал между Тором и Гарри. — Всё правильно. Твой братец нам очень помогает, но сейчас его тут нет. У него запара в его мороженном раю. А сейчас ты кидаешь беспочвенные обвинения тому самому магу, к которому ваш суд его и сослал.       — Где Беннер? Где наш друг?       Тони махнул рукой в сторону до сих пор державшего на руках кота Брюса. Тор широко улыбнулся и тараном ринулся к нему.       — Только не тро!..       Предупреждение не было услышано. Тор хлопнул Брюса по плечам, вещая, как он рад его видеть, и спрашивая, как он себя чувствует. Реакция на хлопок Тора озадачила и напугала: его друг упал перед ним на колени и мостился к бедру.       — Сказано же не трогать, — сзади Тора схватили за руки и плечи и увели в сторону, пока Тони уговаривал Брюса встать. Тор вывернулся из хватки и тяжело задышал. Что это… что случилось?.. Он наблюдал, как Тони передавал Брюса Клинту и просил увести его в какое-то безопасное пространство, и вертевшийся на языке вопрос наконец-то вырвался:       — Так что случилось с нашим другом?       Тони подождал, пока Клинт со своим ценным грузом исчезнет с поля зрения всех присутствующих, и ответил:       — В двух словах этого не расскажешь… И, Тор… Есть видео…       — Я должен их увидеть. Хочу знать всё, что случилось.       — Не уверен, что ты это переваришь…       — Я должен знать!       Тор ударил молотом по столу и тот раскололся. Тогда Тони поднял руки в знак капитуляции.       — Ладно, твое право. Потом не говори, что тебя не предупреждали.       — Мой брат знает?.. Видел?..       — Это он нашел место, где держали Брюса.       Тор кивнул и сел за стол, на котором уже стоял ноутбук. Включил видео и…       …он не выдержал и первого. Могучего воина буквально колотило от того, что он увидел.       — Хватит, — он закрыл ноутбук, сглатывая что-то горькое. — С ним… вот так… как кусок мяса, как скотину выставили напоказ, на потеху! И сколько?..       — Несколько месяцев. Но… есть кое-что…       — Не имеет значения. Я тоже буду помогать по мере моих сил. И мне жаль… что я не послушал вас.       — Ты не знал.       Тор встал.       — Я отправлюсь к брату и узнаю у него… и поблагодарю за то, что он помог вам.       Тони кивнул и обнял Тора. Потом Тор обнял Гарри и нескольких других.       — Спасибо вам. Мне жаль, что я не мог помочь раньше.       Затем вышел на улицу и под музыку грома и молнии взмыл в небо.