* * *
Гарри вырвался из этой удушающей обстановки и буквально сбежал от до сих пор считавшего звезды над своей крышей Тора. Вот какая муха укусила этого… бога смотреть фотографии, а тем более показывать их кому-то еще? Он поднялся в свою комнату и взял блокнот с набросками. Скоро к нему должен зайти тот парень, Коулсон… кое-что обсудить. И было очевидно, что именно. Гарри пролистал блокнот магией и остановился на одном из набросков. Вместо одного глаза — звезда, кудри упали на лоб… — В вашем стиле он выглядит молодо. Коулсон уже стоял в дверях, держа подмышкой планшет. Он вошел в комнату и сел напротив Гарри. — Так что вы хотите обсудить? Я, знаете, занятой… — Ваша занятость нам очень поможет. Вот что, начну с плохой новости. Директор хочет, чтобы доктора Беннера передали под юрисдикцию Щ.И.Т. с ограничением его в правах. — Серьезно? Ограничение в правах? Они с метлы рухнули?! Коулсон покачал головой. — Не знаю, с метлы или нет, но уверен, без агента Романофф тут не обошлось. Ее отстранили от Инициативы, но она осталась действующим агентом. И ее слова имеют вес. Гарри прикусил палочку и слабо кивнул. Имеет смысл. Но здесь явно скрывалось что-то другое. Что-то… — Мистер Поттер, вам известно, что доктор Беннер после инцидента, создавшего Халка, был объявлен собственностью вооруженных сил США? Государственной собственностью? Государственной собственностью? Но это значит… — Всемирный совет изначально рассматривал возможность использования доктора Беннера в качестве оружия, но не эксперта. Консультация с лабораторного стола, так назвали это ученые моей команды, Фитц и Симмонс, я вас как-нибудь познакомлю. — Лабораторный стол… — Изъятие органов, биологических жидкостей, из моих источников также известно о планах на программирование. Но есть проблема посерьезнее. И она напрямую касается не только безопасности доктора Беннера, но и его психического состояния. Гарри откинулся назад и снял очки. Видеть мир размытым сейчас будет лучше… Повторения истории с тетушкой Мардж и японским министерством магии он не хотел. — Это о фото и видео в Интернете? Коулсон кивнул и протянул Гарри планшет. В размытых пятнах все равно угадывались характерные позы, движения, а от звуков хотелось провалиться сквозь землю. Гарри выдохнул с облегчением, когда экран планшета погас. — Они свободно распространяются. Люди могут их видеть и обсуждать. Дополнительное общественное давление может усугубить нынешнее состояние доктора Беннера. Но поддержка есть, ее пока немного. — Его и нас, и других сочувствующих могут заставить молчать. Правда никому не выгодна. Им приятнее думать, что их не коснется, что жертвы виноваты сами в том, что их заставили, например, сниматься в порно. Коулсон что-то записал в планшет и облизнул губы. Замер. — По нашим данным до приезда в Японию доктор Беннер начинал терапию и эта поездка… Была рекомендована специалистом. Терапия продолжилась, я прав? — Мы привлекли дополнительного специалиста с упором на танатологию. — Специалист, изучающий смерть? В нем была необходимость? Гарри ответил: — Брюс в июле пытался покончить с собой. У него почти получилось. — Невозможность умереть задокументированный факт, неужели нашел способ?.. — Он создал препарат-подавитель. — Этот гениальный саморазрушительный… — Коулсон вздохнул. — Данные меня расстраивают. Изначально в его досье было немного информации, только то, что касалось… Эх… Если упростить, человек проигнорирован, оружейный потенциал расписан во всех возможных подробностях. Гарри покачал головой. — Значит, нам нужно обновить данные, верно? Коулсон снова протянул ему планшет. Бланк для заполнения досье был похож скорее на тест. Лишь некоторые пункты нужно было заполнить вручную. На пункте «Вид» Гарри задумался, но остановился на нейтральном «биомодифицированный». Не дает ни единого шанса на косые взгляды и ненависть. Отметил несколько пунктов в графе «Физические и ментальные заболевания» и указал в примечаниях информацию о прохождении терапии и контактные данные Самсона и Малфоя. — Уточню: что насчет дегуманизации? Ваше ведомство продолжит игнорировать человека? — Этого я сказать не могу. Могу сказать, что моя команда не допустит ухудшения ситуации. — Хорошо, я понимаю и верю. Спасибо, агент Коулсон, — Гарри вернул планшет. — Я должен вернуться к своей работе и команде. Коулсон, прежде чем встать и уйти, протянул Гарри руку. — Было приятно познакомиться, мистер Поттер. Если возникнут какие-то вопросы или проблемы, не стесняйтесь обращаться к нам. Гарри пожал ему руку и проводил уходящего агента взглядом. Он задумался о том, что услышал от него. Если его команда не допустит ухудшения ситуации, значит они считают ее уже плохой. И это означает, что им нужно быть начеку. — Что же нам с тобой делать, Брюс?.. Гарри спустился вниз и увидел, что одно из кресел превратилось в кошачье гнездо, из которого торчала копна кудрявых волос. Уязвимость… Вот на что была похожа эта картина. Недалеко Накамура капала в чашку успокоительное. Гарри подсел к ней и выжидательно молчал. — Приступ, — ответила она на немой вопрос, — твои коты… остановили его. Не знаю, как… — Зато я знаю. Спасибо Тамоцу. Он старый кот, знает много трюков. Кошки… они тянутся к больному месту и ложатся на него. — А Брюс сейчас сплошное больное место. Вот почему их так много… — она улыбнулась и отпила воды с успокоительным. — То, что мы вытащили его из ада, не значит, что всё закончилось. Верно? Она покачала пальцем сахарницу. Руки требовалось занять. Хиро недавно ей звонила, работа с уликами идет. Туго, но идет. — Верно. Ничего не закончилось. Гарри облизнул губы. Не закончилось. Лишь начинается. А когда закончится… Время не играет роли. Важен только итог. А итог пока неизвестен. Очевидно, что кого-то они потеряют на этом пути. Кого-то, может быть, обретут. И обязательно всё наладится. Накамура вдруг резко взяла телефон и ответила на звонок. — Хиро, что-то не так? Вещдоки и документы хотели забрать, но какой-то рыжий парень им помешал? Что? Спросить Поттер-сана? Она отодвинула телефон от себя и спросила: — Рыжий, палочкой махает… Вы его знаете? Гарри усмехнулся. — Я целую семью знаю. Пусть уточнит, как его зовут. — Говорит, его зовут Рон. Гарри рассмеялся. Рон! Надо же! Взял и приехал на Рождество! И вот так ему повезло… Как в старые времена. — Пусть приходят к нам, как решится всё. — Уже решилось! Палкой махнул, они и думать забыли что-то забирать. Говорят, ошибка вышла. Гарри кивнул и откинулся на спину. Замечательно. Правда. Рон обязательно что-нибудь придумает и посоветует. Скоро его по плечам ударили, и Гарри резко обернулся. — Рон! Рыжий мужчина улыбнулся и обнял Гарри со спины. — Вот ты… Говорил всё, что все связи порвешь, что и думать про дом забудешь… А тут и с Гермионой общение наладил, и даже с Малфоем… Что у вас происходит? — Долгая история. Я тебя должен кое с кем познакомить… Как по команде кошки спрыгнули с кресла, и встал, зевая и потирая глаза, Брюс. Он смотрел по сторонам, будто не понимал, где он и кто он. Гарри улыбнулся и указал на него Рону. — Это Брюс. Не бойся, он хороший, не кусается. — У меня вопрос: почему ты вообще говоришь о том, что он кусается или не, он же не какой-то дикий зверь. — Были… случаи. Рон вздернул бровь. Он ведь человек… Он не станет нападать на других людей и кусать их. Верно? Верно ведь? — Ну, рассказывай, что у вас там приключилось. Что за хмыри к Тоби-сан лезли. — А… — Рон почесал нос. — Я мимо иду, слышу, что-то забрать собираются. Понимаю, что это что-то важное, я их Конфундусом… Говорю им, что они ошиблись, и всё. Гарри кивнул. Неизвестно, что было бы, если бы Рон не успел… Если бы… — Гарри… я всё понимаю, но на людей ошейники не надевают. — На него надели. Он жертва. Рон вытаращил глаза на друга. Он мог спросить, жертва чего именно, но не стал. И так всё ясно. — А снять? — Сам не хочет. Его… сломали. Рон скрестил руки на груди. Насколько человека нужно было сломать, чтобы сделать из него зверя… — С этим нужно что-то делать. Нужно помочь ему… — Мы делаем! Но на это может уйти время. Месяцы, годы. А может он вообще не оправится. Невозможно сказать наверняка. Тебя не было там… С ним сотворили ужасные вещи. Я потерял руку, пытаясь помочь ему прийти в себя… На словах о руке Брюс замер и будто забыл, как дышать. Медленно встал и резко побежал вверх по лестнице. — Рон, стой! — Гарри выставил перед старым другом уцелевшую руку. — Ему нужно пространство.* * *
Водоворот. Вода стекала спиралевидно в сливное отверстие. Холод щипает и кусает, и кожа кажется тоньше пленки. Больно. Телу и душе до сих пор больно. Видеть, позволять телу реагировать на то, что видит… Проще себя ненавидеть, когда есть, за что. Он позволил сделать это с собой. Позволил сломать, позволил совершить над собой все возможные виды насилия, позволил выдрессировать себя. Но почему… что заставило его проникнуться… Воды в ванне становится меньше. Становится холоднее. Это меньшее, что он заслуживает. Вместо ванны должен быть котел, вместо воды — огонь, угли и его грехи. А может его судьба — быть запертым в Лабиринте Минотавром или Цербером — сторожевым псом бога мира мертвых? Его судьба — вернуться к нему. — Мой… Брюс всхлипнул и свернулся в ванне клубком. Воды совсем не осталось. Холодно. Неправильно. Он неправильный. Сломленный. Больной. — Почему ты не остался? Почему убил меня?.. Пасифая. Царица Крита, возжелавшая белого быка, наказанная Посейдоном за ошибку мужа — царя Миноса. Минотавр — бык Миноса, но Астерий — сын Пасифаи. Монстры не рождаются. Их создают. В них превращают сломленных, потерявших себя существ. Медузу изнасиловали в храме Афины, за что она и была и наказана. Жертву сделали чудовищем и, чтобы убить чудовище, боги послали героя. Персей не знал… Или знал, но не принял во внимание? И если Персей знал… то это уже не может делать его героем. Или может? Избавил сломленную Медузу от страданий. А кто избавит его от страданий? И избавит ли? Кровь из раны покрывала всю руку и затекала между пальцами. Он сам нанес себе эту рану. Нужно переждать. До вечера, до ночи, пока не станет тихо и пусто. Как в его душе. Его тело… но не его дело. Кто сказал, что «твое тело — твое дело»? Он должен признать… Наташа была права. Он сам хотел. Хотел, чтобы его сломали и уничтожили. Хотел, чтобы всё, что ему говорили о том, что он монстр, оказалось правдой. Хотел… «Ненавижу себя… ненавижу». Руки тянулись к шее и груди, царапали так глубоко, что казалось, от таких ран он должен умереть. Едва держась за бортики ванны, он вышел и проковылял в коридор. Рухнул на пол, откинулся на стену и продолжил царапать себя и кричать. Ночь. Как он и рассчитывал. Никто не заметит, его крик сольется с кошачьим. Но заметили. Гарри, в одних шортах в кошачью лапку, сел прямо перед ним и пытался правой рукой оторвать руки Брюса от шеи. Утешение, помощь… Он не заслуживает это. Он ведь сам виноват, сам хотел. Немыслимое, гадкое чудовище. Мерзость. — Что бы ты ни думал… это неправда. Ты не что-то гадкое. И ты не виноват в той боли, что тебе причинили. Это неправда. Нелепая попытка убедить его, что всё в порядке, всё наладится. Губы сами собой складывались в два слова, в давно формирующуюся в голове мысль. Складывались в единственную просьбу к любому важному для него человеку. «Убей меня». Убей меня. Даже без голоса, его душа кричала, молила об освобождении, запертая в оскверненном чудовищном теле. Единственная просьба, которую никогда не исполнят. Оставят здесь источать миазмы отчаяния и заражать ими всех. Уничтожить, уничтожить всё и всех вокруг. — Слышал… об одном авторе? Он был одним из преданнейших почитателей Сутры Лотоса. Смысл его недолгой, но прекрасной жизни — помощь всему живому. В его сказках люди, звери и даже камни обладают душой… Конечно, ты слышал о «святом Кэндзи»… Гарри вздохнул и поправил очки. Сложно. Но важно. Важно сказать, объяснить и дать понять… — Ты похож на этого автора. Ты добрый и сострадательный… Как Миядзава-сенсей. «Ложь. Ложь, ложь!» — читалось в покачиваниях головой. Писатель не убивал. Его не ломали методично как подержанную куклу. Из него не делали игрушку для секса. — С другой стороны… Тяжелая жизнь, восприятие себя как «неполноценного человека», бесконечная боль — Дадзай Осаму. Но нельзя человека загнать в конкретные рамки. Каждый из нас в душе немного Кэндзи, немного Осаму, а кто-то в душе маркиз де Сад. Ломкий смех отразился от стен, и на лице Брюса блестели следы от слез. Это просто красивые слова, просто попытка убедить его в том, чего на самом деле не могло быть. Он должен увидеть его в таком состоянии. Увидеть, как его жертва мучается. И сказать пару слов… Ласковых, может даже прикоснуться… Поцеловать… Нет, он не должен об этом думать. Не должен вспоминать о том, что произошло, и воспринимать как что-то нормальное. Это не должно укладываться в голове. У нормального человека. А он не человек. Так мерзко. Хоть до кости растирай тело, а не отмоется никогда. Так и останется грязным животным. До него донесся слабый запах табака. Гарри курит? Неважно. С каких пор, по какой причине… Неважно. Этот запах манил, притягивал к себе, хотелось его вдохнуть и погибнуть от сладостной истомы. Целовать и кусать чужие губы, шею… Себя целовать не позволит. Таких как он в губы не целуют. Таких как он используют как угодно, играются ими как куклами. Он потянулся к Гарри и вдохнул. Слабый запах, но такой притягательный, даже запах смерти не отталкивал. Обхватил за плечи и попытался сесть на него. Гарри же в ответ мягко обнял Брюса и посадил к стенке. — Нет. Я не сделаю это. И не позволю тебе таким образом причинять боль самому себе. Гарри немного отодвинулся. Это неправильно, что же это такое… Неужели?.. — Давай, приходи в себя и отдыхай. Тебе это нужно. Брюс слабо кивнул и встал. Да. Он должен… …запереть себя. От этой мысли Брюс мягко рассмеялся, и по щекам снова потекли слезы. Да, запереться будет лучшим выходом. Он уже не оправится. Уже никогда не станет нормальным, здоровым существом. Но наутро от этой мысли будто не осталось следов. Стерлась с первыми лучами солнца и первыми аккордами рождественской песни. Колокольчики звенят, снег скрипит… Рождество наступило. На входе в зал в глаза сразу ударила пестрота свитеров, а в нос — запах горячего шоколада, какао и глинтвейна, от которых становилось тошно. Не место ему здесь, на празднике жизни и рождения Сына Божьего. Дьяволу, несущему погибель всем творениям Господа. Не место. Тебе здесь не место. Уходи! Умри! Так красиво… Быть одному. Быть лишь тенью, призрачным наваждением. Разве не этого он хотел? Быть никем, ничем. Красиво, так красиво… — С Рождеством. Перед ним развернули свитер с вышитыми на нем формулами и цветочным орнаментом. — Это от миссис Уизли, она для всех членов семьи вяжет… Брюс вдруг поморщился и приложил руку к груди. Члены семьи… Неужели и он?.. Семья… Разве это правда? А вдруг обман, сон, очередная галлюцинация? Этот подарок… Почему? За что? Горло защекотало от рвущегося наружу извинения. И никого не удивило, что вместо слов — животный крик, что громче кошачьего мяуканья и собачьего лая. — Хотя бы примерь. Ничего плохого не случится. Пришлось выполнить просьбу. Правда, ничего плохого не случится. Но кое-что предвидеть не удалось. Брюс еще привыкал к свободным футболкам, а в свитере ему казалось, что его связали. Снова. Невозможно сбросить оковы, давят, больно, больно, больно… — …пожалуйста, хватит! Больно! Веревки давили, затягивались туже. До крови, до треска костей. Нужно терпеть. Нужно… — Помогите… — …снять это! Живо! У Брюса перехватило дыхание, когда ему подняли руки и сняли с него свитер. Он заметно вздрогнул и обнял себя. Даже от одежды неприятные воспоминания… Он сел куда-то на край дивана и ушел в себя. Рядом примостился кот повышенной степени пушистости и наглости, выразившейся в попытках растянуться и выгнать двуногого с насиженного места. Наглость пресекать никто не спешил. — Кажется, ты ему понравился. Песто обычно не подходит к другим так близко. Песто чихнул и отряхнулся, становясь похожим на туалетный ершик. Брюс закусил губу и вжался ближе к краю дивана. Что-то не так… С этим днем, с этим котом, с этим… с ним. Немая страхолюдина. Даже сказать ничего не может по-человечески. Плачет, пока не закончатся слезы, и снова. А вместе со слезами — уродливый смех. Они не не поймут. Никогда не поймут и не примут. — Послушай, тебя никто не бросит, не обидит. Не закрывайся в себе. И снова ложь. Снова непонятные заверения. Кому верить? И стоит ли вообще верить? — Накамура-сан сегодня не смогла… Но она просила передать тебе это. «Это» оказалось плюшевым медведем с толстым кривым швом на животе. Похоже, что-то положили внутрь него после покупки и наспех зашили. Медведь казался смутно знакомым. Откуда? Но отказываться от переданной вещи казалось невежливым. — Ты можешь вернуться к себе, если нужно. Брюс кивнул и, прижав медведя к себе, поспешил в свое убежище. Там он разорвал шов и обнаружил свернутую в трубочку бумагу с несколькими каплями крови. От знакомого до боли запаха сворачивало внутренности, по телу прошел холодок. Руки дрожали, разворачивая трубочку. Невольно он поднес бумажку ближе и вдохнул глубже. Сато-тян, Если ты это читаешь, значит ты выбрался и убил меня. Ты свободен. Я всегда думал, что сильные ненавидят весь мир. Верил, что любого можно сломать. Я оказался прав и неправ одновременно. Сломать можно кого угодно, но по-настоящему сильные никого не ненавидят. Любовь придавала тебе сил бороться со мной. Еще одна ложь. Но другая. Как будто правильная, в которую хочется верить. Брюс прикрыл глаза, бережно свернул записку и вернул на место. Нужно будет сшить… Аккуратно, не так, как он.Время залечит раны, насколько длинным и тернистым ни будет путь. Неважно, по прямой или по спирали.