***
Булут-ага чуть не столкнулся с озлобленным наложником, когда тот вихрем промчался в сопровождении своей свиты по коридору. Бета неодобрительно покачал головой. На гарем надвигалась буря, не иначе. Когда главный бета гарема вошел в султанские покои, падишах откинулся на спинку стула, снова откладывая бумаги. — А тебе что нужно, Булут? — правитель устало потер переносицу, утомленный количеством посетителей за это утро. — Повелитель, я пришёл узнать, не угодно ли вам выразить свою милость наложнику Лиаму? Алпаслан задумался. В голове всплыл нежный образ юного одалиса. В водовороте дел он чуть было не забыл о нем. — Займись этим лично. У него было прекрасное ожерелье, я хочу, чтобы ты подобрал к нему лучшие жемчужные серьги в серебряной огранке. — Как пожелаете, господин, — бета широко улыбнулся. Булут-ага, довольный, удалился. Алпаслан рад был остаться в тишине и вернуться к просмотру документов. Вот только через несколько минут он заметил, что совершенно не может сосредоточиться на государственных делах. Мысли повелителя снова и снова возвращались к еще совсем недавно позабытому наложнику. Как волновался одалис прошлой ночью, как стонал и извивался, впервые приняв в себя альфу. Правитель с разочарованием отметил, что вчера так и не пометил юношу. Ну, на то у них будут еще ночи, а сейчас неплохо было бы вернуться к более важным вещам. Однако это было не так просто. Султан несколько раз старался прогнать наваждение, но оно все равно возвращалось. Смирившись, что пока он в таком состоянии, работа с места не сдвинется, правитель решил отправится в сад и немного остудить голову.***
Беркер-оми-ага разрешил Лиаму омыться в хамаме в одиночку. Обычно их приводили сюда небольшими группками, но сегодня для омеги сделали исключение. Горячая вода помогала юноше смыть вчерашний день с себя. Еще недавно он был вместе с падишахом, сейчас же это все казалось таким нереальным. Лиам с грустью вспомнил лица родных, он не видел их так давно, что их черты начали медленно стираться из памяти. Вряд ли ему посчастливится когда-нибудь увидеть их снова. Неужели ему суждено забыть и лицо султана? Возможно ли такое, что ночь, проведенная с Алпасланом, действительно единственная? Лиам судорожно вздохнул, сильнее втирая мыльный раствор в тело. Что-то звонко брякнуло по плитке на полу и с противным звуком покатилось. Лиам, вздрогнув, обернулся. Это был всего лишь медный таз, неосмотрительно поставленный на краешек скамейки. Одалис вознес короткую молитву Близнецам. Хорошо, что это был всего лишь таз. Сегодняшний день и так выдался слишком нервным. Наложник разглядел в этом предостережение для себя: «Теперь будь осторожным». Закончив умываться, юноша поспешил в свою новую комнату привести себя в порядок, на сегодня его день еще не окончен. Однако в комнате его уже ждал Булут-ага. — А вот и моя любимая пташка! — слащаво поприветствовал Лиама бета. — А я к тебе не с пустыми руками. В руке у мужчины была аккуратная темно-коричневая шкатулка, украшенная маленькими камушками. Омега поклонился и поприветствовал бету. Честно говоря, разговаривать с Булутом ему сейчас совсем не хотелось. Как и, в принципе, с кем-то еще. — Султан передал для тебя подарок! — Правда? — наложник оживился, все же повелитель не позабыл его. — Чего же ты ждешь? Давай его сюда. Юноша потянулся за заветной шкатулкой, но Булут ловким жестом увернулся, пригрозив одалису пальцем. — Ишь ты, как Лиамом-хатун стал, так совсем позабыл о правилах. Ты еще не господин, помни об этом. Киталец мило улыбнулся, наивно похлопав ресницами. Затем юноша снова присел в поклоне и с притворным почтением произнес: — Простите мне мою дерзость, главный бета, могу ли я узнать, что передал для меня наш дражайший повелитель? — Вот так-то лучше, — Булут снова расплылся в улыбке. — Сам взгляни. Омега взял в руки красивую шкатулку. Наложнику не терпелось поскорее ее открыть. Но увидев содержимое, Лиам как-то сник. На мягкой подушечке в шкатулке лежали красивые серьги из серебра с тремя жемчужинками в каждой. Вот только было одно но. — Что с тобой? Неужто подарок не понравился? — забеспокоился бета. — Понравился, конечно понравился. Просто султан даже не заметил, — киталец дотронулся до мочки уха. — Что уши-то у меня не проколоты. — Тю, напугал, — Булут махнул рукой. — Да разве это проблема? Могу тебе хоть прямо сейчас проколоть. — А ты умеешь? — Лиам скептически оглядел темнокожего бету. — Ой-ой, еще как! Жди здесь. Главный бета гарема вышел из комнаты, а через мгновение вернулся с иглой и кусочком яблока. Затем Булут зажег одну из свечей и подержал над огнем иглу. Лиам наблюдал за действиями мужчины с крайним недоверием. — Садись давай, он мне еще расстраиваться подаркам повелителя будет! Наложник послушался и позволил бете приставить четвертинку яблока к своей мочке. — Будет очень больно? Булут не ответил. Вместо этого он уверенным жестом всадил иголку в кожу и тут же вытащил. Лиам ойкнул, но не сколько от боли, сколько от неожиданности. Бета заботливо вытер выступившую капельку крови, а после продел в только что появившуюся дырочку серьгу. Он был явно горд своей работой. Наложник схватил маленькое зеркальце и принялся себя разглядывать. — А ты совсем неплох, — констатировал омега, довольный результатом. — Неплох, хах? Да я это делал еще с тех времен, когда ты в пеленках ползал! Давай сюда второе ухо! В скором времени работа была закончена и Лиам наконец смог налюбоваться своим подарком. Хоть мочки побаливали и немного кровоточили, в целом, процедуру омега перенес довольно легко. А сережки действительно шли юноше. Булут очищал иголку тряпицей от крови, то и дело посмеиваясь. Конечно, он не сказал фавориту, кто выбирал это украшение. Но ему было очень приятно видеть, как одалис радуется выбранному бетой подарку. В какой-то момент он внимательно посмотрел на юношу и спросил: — Лиам, скажи, а повелитель тебя пометил? Омега отложил зеркало в сторону, непонимающе уставившись на Булута. — Ох, конечно, ты, наверное, даже не знаешь, что это такое, — бета вздохнул, омегам редко рассказывают о таких подробностях. — Ладно, я объясню. Думаю, ты понимаешь, чем отличаются альфы и омеги? Юноша кивнул. — Хорошо, насколько я знаю, в некоторых странах есть обычай: когда альфа берет в мужья омегу, он помечает его. Альфа кусает своего омегу, тем самым заявляя свои права на этого человека. Метку эту обычно ставят во время соития, традиционно на плечо или шею. Уж не знаю, какие вещества содержатся в слюне альф, но укушенное место краснеет и на нем проступает пятно, чем-то похожее на родимое, которое сходит только через два-три месяца, если альфа не будет обновлять свою метку. Хотя я слышал о случаях, когда метка у омеги вообще не сходила вне зависимости от того, ставил ли ее альфа повторно или нет. Самое интересное, что у каждого альфы свой собственный «почерк». У кого-то пятно имеет определенную форму, у кого-то это неясные очертания. Суть в том, что у альф метки разные. Поэтому если омегу решит пометить другой альфа, это сразу станет понятно. Так вот, султан тоже помечает своих фаворитов. — У Гюльбарге и Айташа есть метки? — холодно спросил наложник. — Есть, — Булут-ага взял омегу за руку. — Но ты не расстраивайся. Султан не всех метит в первую ночь. Однако знай, в гареме это очень важно. Если у фаворита никогда не было метки, Акюлдиз-султан может поставить под сомнения тот факт, а был ли ты близок с султаном вообще? Тогда ты можешь лишиться своей комнаты, своего теперешнего жалования и снова вернешься вниз к остальным наложникам. Поэтому, если повелитель призовет тебя вновь, попроси его об этом. Настроение Лиама испортилось еще больше. Только он было подумал, что не все так плохо, как еще раз убедился: то, что для него было чем-то невероятным — обычное дело для султана. Его первая в жизни ночь с самым что ни на есть настоящим альфой в глазах повелителя ничего не стоит. А тем временем Булут все продолжал: — К тому же у тебя теперь есть преимущество перед остальными омегами. Знаешь, какое? — бета хитро улыбнулся, увидев в глазах наложника легкий интерес. — Когда у обычного омеги случается эструс, об этом в первую очередь сообщают Акюлдизу-султан или Беркеру-оми-аге, а там уже они решают, что с этим наложником делать. А вот когда эструс случается у фаворита, об этом докладывают сразу же непосредственно султану, если он во дворце. Так что эструс для фаворита — самый верный способ получить метку, да и не только. А ты знаешь, какая у нашего повелителя метка красивая-то. Такая ровная, на месяц похожа… Булут-ага еще что-то говорил, но Лиам его уже не слушал. Значит, чтобы снова попасть к султану, у него должна была начаться течка и чем раньше, тем лучше. Мысленно юноша прикинул, сколько ему еще ждать. Ни много ни мало, почти два месяца. Его последний эструс был незадолго до хальвета. Юноша вздохнул, эх, как жалко, что он не попал к повелителю во время неё. Тогда бы он мог зачать ребенка… Лиам сам ужаснулся своих мыслей. Когда киталец попал сюда, он проклинал даже саму возможность родить ребенка от султана, о чем же он мечтает сейчас? Глупый омега. Ему следует думать о своем спасении, а не о детях. — Вижу, ты совсем меня не слушаешь, — возмутился Булут, заметив отсутствующий взгляд наложника. Лиам встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. — Извини, Булут-ага, я просто очень устал, не оставишь ли ты меня одного? Бета недовольно хмыкнул, но, тем не менее, с одалисом попрощался. Омега подозревал, что бета немного обиделся, а потому решил обязательно завтра попросить у него прощение. А сейчас у него есть еще одно дело. Юноше нужно было непременно поговорить с Айташем-султан.***
Гюрхан то и дело крутил головой, не давая родителю расчесать его взъерошенные волосы. Но Айташ уже приловчился приводить сына в порядок даже в таких условиях. — Оми-оми! А папа сказал мне, что научит меня стрелять из лука! — Обязательно научит, мой львенок, — последний взмах гребнем и волосы шехзаде легли как надо. — А он научит меня завтра? — маленький наследник вопрошающе уставился на родителя. — Нет, мой милый, — омега мягко улыбнулся и погладил сына по темноволосой головке. — Для начала тебе нужно немного подрасти. Малыш недовольно насупился, чем заставил своего оми прыснуть от смеха. Маленький альфа так напоминал Айташу его отца. Также злился, если не мог получить то, что, по его мнению, заслуживает. Хотя не омеге его судить, Айташ и Алпаслан стоили друг друга. Он тоже имел привычку всегда добиваться желаемого. С приходом Гюльбарге повелитель не позабыл и других своих детей, чего нельзя сказать об их оми. В последнее время только малыши и приносили радость мужчине. Вот только Армаган уже как два дня неважно себя чувствовал, что немало беспокоило омегу. — Господин, — отвлек одалиса слуга от общения с ребенком. — К вам пришел Лиам-хатун, хочет вас видеть. Айташ удивленно вскинул бровь. Он поднялся со своего места и расправил складки на своем удлиненном кафтане. Сегодня его облачение было более традиционно, с шароварами и мягкими туфлями, хотя в образе омеги все также доминировали черно-золотые оттенки. Отправив Гюрхана со слугами в детскую, фаворит велел просить наложника к себе. Лиам вошел в уже знакомые покои и поприветствовал первого господина поклоном. — С чем пожаловал? — Айташ, выпрямившись во весь рост, заложил руки за спину. Юный одалис поведал первому фавориту о том, как ополчился на него Гюльбарге и остальные наложники. Мужчина слушал несчастного вполуха. Когда в гареме появлялся новый фаворит, он непременно сталкивался с множеством трудностей. Для Айташа в свое время ими выступил конгломерат Айдина и Акюлдиза, которые сразу невзлюбили избранника Алпаслана. И не мудрено — омега был сикхаром, а это означало, что по силе и ловкости он не уступал ни альфам, ни бетам. Его взяли в плен на поле боя и держать такого воинственного омегу рядом с повелителем было слишком опасно. Но Айташ оказался им не по зубам, Гюльбарге его тоже так просто из жизни султана не вытеснит. — Ты хочешь, чтобы я вступился за тебя? — по глазам юного наложника, Айташ понял, что попал прямо в цель. — Мне в этом проку нет. Оми шехзаде небрежно отмахнулся от просящего. Отмерив шагами комнату, фаворит повернулся к Лиаму спиной, принявшись изучать пейзаж за окном. — Если это — единственная цель твоего визита, то можешь идти. Сиди тише воды, ниже травы и, если повелитель про тебя забудет — все остальные тоже успокоятся. — Что ж, очень жаль, — в голосе нового фаворита не чувствовалось обиды или разочарования, напротив, он звучал уверенно, что весьма удивило Айташа. — Спасибо, что приняли меня. Лиам поклонился и вышел, оставив Айташа самому додумывать, что творится у юного омеги в голове. Пожалуй, этот наложник еще может принести уйму неприятностей. Но, честно говоря, первому фавориту слабо верилось, что у мальчишки хватит смелости и хитрости выиграть эту битву за место под солнцем. Ему нужен был Лиам только для того, чтобы на время отвлечь повелителя от Гюльбарге, другой ценности в омеге Айташ не видел. Проще говоря, отныне господину была абсолютно неинтересна судьба юноши, своей цели он добился. Осталось только нанести Гюльбарге последний удар. Оми шехзаде подозвал своего слугу. — Мне нужно, чтобы ты кое-что достал для меня, никто не должен знать об этом, — Айташ протянул омеге сложенный листок, на котором было написано название одного чудесного продукта. Прочитав текст, слуга удивленно уставился на своего господина. — Но это средство запрещено в Орханской империи! — Поэтому тебе придется постараться, чтобы найти его, — невозмутимо ответил фаворит. — Чем раньше ты этим займешься, тем быстрее я осыплю тебя золотом. Теперь настало время Айташа, его райская жизнь во дворце заиграет новыми красками.***
Лиам догадывался, что первый фаворит откажет ему, но все равно в глубине души надеялся. Что ж, придется идти более трудным путем, впрочем, как и всегда. В своей комнате омега отыскал достаточно прочный металлический подсвечник, теперь он всегда продевал его в ручку двери, когда оставался в комнате один, — конечно, средство не самое надежное, но роль замка сыграет. Юноша старался лишний раз не выходить из комнаты, особенно ночью, не слоняться по коридорам в одиночку, ел только ту пищу, которую уже попробовали другие наложники. Лиам всеми силами пытался быть очень осторожным, ведь теперь на кону стояла его жизнь. Назар и Гёк держались особняком, с новым фаворитом они больше не заговаривали. Гюльбарге Лиам вообще в последнее время не видел, как и Алпаслана. И если первому обстоятельству омега был несказанно рад, то второе удручало юношу. Он-то по султану скучал. Умом юноша понимал, что повелитель вовсе не считает его особенным и их единственная ночь еще ничего не значила. Но его сердце было неспокойно. Для Лиама их совместная ночь стала новой точкой отсчета, которая заставила юношу отбросить все, что было до этого момента. Он молил Близнецов ускорить его следующую течку, и они его услышали. Эструс у Лиама начался намного раньше, чем он рассчитывал. Однажды утром он проснулся от тянущей боли в животе. Его щеки буквально горели, свежий яблочный омежий аромат витал в воздухе сильнее, чем обычно, а тело юноши покрылось испариной. Сомнений не оставалось — это действительно была течка. Радостный Лиам немедленно сообщил эту новость оми-аге, который в свою очередь должен был донести ее до султана. Через час за омегой явились несколько бет, которые попросили юношу проследовать вместе с ними. Наложник не сразу разглядел подвох, он ожидал, что его отведут в баню, но вместо этого аги вели его на нижние этажи, в темницу. — Что происходит? — слишком поздно спохватился омега. Его подхватили под руки и попросили не сопротивляться. Юноша не собирался следовать совету — он больно укусил одного из бет и попытался сбежать, однако его тут же скрутили. Брыкающегося, кричащего Лиама запихнули за решетку. — Султан накажет вас, если узнает об этом! Беты его не слушали, они заперли омегу. Лиам изо всех сил дернул железные прутья, но они слабо поддавались его манипуляциям. Тогда он стал кричать о помощи, однако кроме бет в подземелье не наблюдалось того, кто бы мог помочь бедному омеге. — Султан Алпаслан обязательно обо всем узнает! — неистовал юноша. — Правда? — из темноты раздался знакомый голос. — Интересно, кто же ему об этом скажет? Словно дикий зверь, на свет выскользнул Айташ. Его медовые глаза в свете факелов казались желтыми как у хищников. Мужчина пытливо взирал на наложника. — У нас был договор. Одна ночь с султаном и не более. Тебе следовало молча переждать свой эструс в комнате, но ты сам вынудил пойти меня на эти меры. Как хорошо, что мои слуги вовремя перехватили того непутевого оми-агу, а то что бы мы делали? Лиам оскалился и еще раз дернул прутья. Тюнчай был прав, нельзя было доверять Айташу. Последнего реакция юноши, похоже, только забавляла. — Хочешь верь, хочешь нет, но зла я тебе не хочу, поэтому вынесу тебе последнее предупреждение — обуздай свою алчность. Ты достиг той вершины, которая открывается не каждому наложнику. Выше тебе пробиться никто не даст. Вот и пожинай до конца жизни лавры своей удачи. Есть такое выражение: лучше синица в руке, чем журавль в небе. Не заглядывайся на журавля, — Айташ вплотную приблизился к решетке и небрежно провел по прутьям изящной рукой. — К тому же, может, я тебя спас. Гюльбарге уже подумывает, как бы тебе насолить. Возможно, он бы сделал это сегодня ночью. Переждешь тут в безопасности эту ночь, оставь её мне и султану. Первый фаворит хитро улыбнулся, щелкнув по носу разъярённого Лиама. Больше ничего от Айташа он не услышал, так как первый фаворит поспешил удалиться. Киталцу хватило ума не оскорблять господина вслух, но мысленно он уже осыпал омегу тысячью проклятий. Беты у его камеры тоже долго не задержались. Юноша остался в полном одиночестве. Несколько минут Лиам отчаянно бил по решеткам кулаками, пока руки не заболели от усилий. Омега сполз по холодной грязной стене на пол. Одалиса била дрожь от такой несправедливости. Если бы его сейчас здесь лишили жизни, сказал бы кто-нибудь хоть слово? В гареме к нему потихоньку начало возвращаться ощущение собственной значимости, а на деле его жизнь все также стоила меньше, чем жизнь дворовой собаки. Потому что он простой раб, вне зависимости от хозяина — это слово никогда не изменит свой смысл. Однако была и другая неприятность: его тело горело не только от гнева, симптомы эструса все сильнее проявляли себя. Он так ждал этого дня, а теперь его течка пройдет впустую. С восходом солнца начнется новый отсчет для следующего эструса, до которого одалис мог и не дожить. Наложник чувствовал, как внизу становится влажно. В нем пробуждалось дикое желание снова ощутить внутри себя альфу. Сейчас оно было гораздо сильнее, чем раньше. Его невозможно было терпеть. Интересно, раньше все было по-другому оттого, что он не знал радости соития? Лиам жалобно заскулил, притянув ноги к груди. Слезы катились по щекам омеги. Он чувствовал себя таким беспомощным, хуже всего, что ко всему этому примешалось еще и невероятное возбуждение с чувством полного одиночества. *** Айташ заканчивал приготовления. Слуги заплели в его косу последнюю золотую нить, закрепив эту прелесть небольшой рубиновой диадемой. Первый фаворит облачился в темно-бордовые полупрозрачные шаровары из нежнейшего материала, подвязав их богато украшенным рубинами золотым поясом, с которого причудливо свисали тонкие цепочки с маленькими бусинами на концах. На шее у омеги красовалось массивное колье, от которого по всей верхней части груди растянулись изящные золотые лучики. Оми-аги аккуратно открыли заветный пузырек, найти который несколько дней тому назад поручил своему слуге Айташ, и нанесли содержимое на тело господина. В бутылочке находился особый пахучий отвар, оказывающий возбуждающий эффект на альф. На его родине омеги частенько прибегали к подобному трюку, по молодости этим грешил и сам первый фаворит. Мужчина даже успел отыскать аромокомпозицию, которая особенно нравилась Алпаслану. Вот только Айдин быстро раскусил хитрого омегу и с тех пор не спускал с него глаз. Покойный валиде был тем еще тираном, наложников обожаемого сына он держал в ежовых рукавицах. К счастью, нынешний управитель гарема был слишком простодушным, чтобы поддерживать былую дисциплину. Удивительно вообще, что после смерти своего супруга брат повелителя решил посвятить себя этому делу. Правда, сейчас это уже и неважно. Сегодняшняя ночь должна была заново распределить роли в гареме. Сразу выставлять красоту своего наряда Айташ не стал, спрятав его под просторным удлиненным кафтаном и черным платком. В последнее время их младшему сыну нездоровилось. Алпаслан проявил себя как образцовый отец — он проводил у постели малыша все свое свободное время. Хвала Солнцеликому, сегодня Армагану наконец стало лучше. Айташ решил использовать эту радостную весть как предлог для того, чтобы навестить султана. Когда первый фаворит вошел в покои повелителя, Алпаслан отдыхал на софе подле своего стола. Сегодня был совет визирей, на котором поднималась уйма нелегких вопросов. Мужчина был измотан государственными делами. — Доброго вам вечера, повелитель, — Айташ поклонился и ловко отстегнул свой платок с волос, оголяя перед альфой свое лицо. — Я принес вам радостную новость. Алпаслан смерил вошедшего уставшим взглядом, а затем принял сидячее положение и добродушно улыбнулся. — Входи, Айташ, ты же знаешь, тебе не обязательно соблюдать формальности. Как себя чувствует Армаган? Первый фаворит оценил жест султана, отметив для себя, что пришел к повелителю в удачный день. — Наш сын поправляется, ему намного лучше, — омега привычно прошествовал по покоям султана, задержавшись около письменного стола. — Он с нетерпением ждет, когда ты снова придешь навестить его. — Это действительно радостная весть, — на уставшем лице повелителя появилось выражение облегчения. — Я обязательно навещу его при первой же возможности. — Уверен, его это очень обрадует, — среди бумаг на столе фаворит разглядел несколько набросков с красивыми цветочными узорами. — Моя любовь, ты нарисовал новые эскизы? У султана, как и у любого человека, тоже были свои увлечения. Алпаслан любил рисовать, изредка писал картины, также правитель Орханской империи сочинял стихи, вот только далеко не всегда это выходило у него хорошо. Чего нельзя сказать о его художественном даре. Одна из его картин даже висела в тронном зале, правда кроме Айташа и еще нескольких приближенных никто не знал, что у повелителя был такой талант. — Могу я взглянуть на твои работы? — с неподдельным интересом спросил омега. — Почему бы и нет, — султан поднялся со своего места и подошел к своему первому фавориту, самолично вручив мужчине свои работы. — Заодно и выскажешь мне свое мнение. Мне всегда нравилась твоя критика, только ты не боишься говорить мне все, как есть. Айташ с удовольствием разглядывал рисунки повелителя. Кажется, Алпаслан выбирался в сад, чтобы запечатлеть уходящую красоту осенних цветов. Мягкие линии нежных бутонов были безукоризненны, наложник даже отметил, что не прочь был бы увидеть полноценную картину, написанную красками с такой композицией. Чем обрадовал султана. Вот только листая листы бумаги омега наткнулся на рисунок, который предпочел бы не видеть. В своем последнем наброске повелитель изобразил юного одалиса, окруженного кустами роз. Того самого, который еще утром был посажен фаворитом за решетку. — Кто это? — невинно спросил Айташ, сделав вид, что наложник ему совершенно не знаком. Алпаслан вырвал из рук омеги листок, султан был явно растерян, он не ожидал, что первый фаворит это увидит. Честно говоря, он и сам не понимал, почему нарисовал это. В последнее время в своих мыслях султан часто возвращался к Лиаму, но из-за государственных дел, болезни сына и снова обострившегося конфликта с Гюльбарге он так и не смог его увидеть вновь. — Не бери в голову, это неважно, — повелитель спрятал заветный рисунок в ящик стола. — Ты еще что-нибудь хотел мне сказать? Айташ на мгновение забылся, раздосадовано закусив губу, но тут же опомнился и вернул на свое лицо лучезарную улыбку. За годы, проведенные в султанском гареме, он набрался омежьей мудрости. — Мой повелитель, — мужчина приблизился к Алпаслану, мягко положив тому руку на грудь. — Я же вижу, что этот омега занимает твои мысли. Он стоял так близко к султану, что наверняка падишах уже почувствовал его чудесный аромат. Айташ подался вперед, почти касаясь губами уха повелителя: — Позволь себе сегодня ночью расслабиться в объятьях твоего покорного раба, — омега нежно очертил линию ладонью от груди Алпаслана до шеи, а затем проворными пальцами зарылся в волосы повелителя, игриво перебирая их. Айташ томно заглянул в глаза своему султану и увидел в них безмолвное согласие. Альфа положил руку на талию омеги, вдыхая чудесный аромат своего фаворита. Перейдя на шепот, он произнес: — Мой прекрасный цветок, станцуешь ли ты для меня один из своих танцев? Одалис просиял, никто во дворце не танцевал лучше, чем он. Он ждал, что султан попросит его об этом. Айташ отстранился от повелителя и легким жестом сбросил с себя кафтан, обнажая верхнюю часть своего грациозного тела. Фаворит усадил повелителя на кровать, давая ему в полной мере насладиться полуобнаженном образом своего наложника. Танцевать без музыки было трудно, но Айташа умело с этим справлялся. Даже несмотря на то, что мужчина стал оми уже дважды, его тело по-прежнему было стройным и подтянутым. Фаворит изящно двигался, а бусинки на его поясе издавали мелодичный звон, позволяя омеге создавать себе ритм. Алпаслан завороженно смотрел на танец своего одалиса. Как давно он не просил омегу об этом? Айташ манил альфу своими движениями, его чудесный аромат витал в покоях, призывая повелителя поскорее сорвать этот соблазнительный цветок. Омега медленно приближался к султану, пока, наконец, не оказался на расстоянии вытянутой руки. Айташ плавно остановился, с удовольствие ловя на себе мутный от желания взгляд его султана. Фаворит не мог не наслаждаться тем, что смог добиться такой реакции от любимого альфы. Алпаслан резко притянул к себе омегу и усадил себе на колени, жадно впиваясь в губы наложника. Его руки заскользили по смуглому телу, заново вспоминая все его чувствительные места. — Позволь мне забрать все твои печали, — сладко зашептал Айташ, когда почувствовал, как зубы повелителя впиваются в кожу на плече, обновляя давно исчезнувшую метку.***
Султан не навещал его вот уже неделю. Гюльбарге начал жалеть о тех словах, что по неосторожности наговорил падишаху. Скрепя сердце, омега все-таки решил попросить прощения у любимого. Нарядившись в свой лучший наряд, рыжеволосый юноша, не без сомнений, направился в покои повелителя в сопровождении своей свиты. Однако около заветной двери Гюльбарге обнаружил слугу первого фаворита. — Что такое? — сердцебиение омеги участилось. — Что ты тут делаешь? Второму фавориту вдруг стало страшно. Его самые тайные кошмары начинали сбываться. — Айташ- султан сейчас у повелителя, — оми-ага почтительно поклонился. — То есть как у повелителя? — тревога неприятными щупальцами сковывала душу Гюльбарге, юноша предчувствовал беду. — Он недавно зашел? Оми-ага замялся, а потом нерешительно произнес: — Нет, господин, Айташ-султан у повелителя уже несколько часов, никому не велено заходить. Внутри у фаворита все похолодело. Как такое вообще возможно? Омега уверенно направился к двери, намереваясь зайти туда прямо сейчас, но стражники-альфы тут же преградили ему дорогу. — Простите, Гюльбарге-султан, но вам следует вернуться к себе. — Я не сдвинусь с места, пока не увижу это своими глазами! — неистовал омега. — Пропустите меня сейчас же! Один из слуг фаворита, Арыкан, приобнял господина и отвел в сторону. — Вам нужно сейчас уйти, вы можете накликать на себя гнев султана. — А он не боится, что накликает на себя мой гнев? — уже через слезы возмущался омега. — Господин, побойтесь Солнцеликого, вы же о султане говорите! — слуга медленно, но уверенно повел Гюльбарге обратно. Он уже привык к эмоциональной несдержанности своего господина. — Я не могу так просто уйти! — фаворит попытался развернутся, но Арыкан крепко его держал. — Господин, мы обязательно придем сюда, но вы не можете предстать перед повелителем в таком виде. Для начала мы приведем вас в порядок. Смекалистому слуге удалось убедить Гюльбарге вернуться обратно в покои. И это было правильным решением. К тому времени молодой господин был близок к истерике.***
В эту ночь во дворце свои слезы проливали двое омег. Один оплакивал свое уходящие счастье, другой — так и не наступившее. Попадая в гарем, одалис должен был понимать, что не сможет заставить султана принадлежать только ему одному. Но, почему-то, ни один из наложников не терял надежду. Единственной силой, способной изменить сей расклад, была судьба. И она своим незримым перстом прочертила свой путь. Этой ночью Алпаслану приснился сон. Во сне султан видел, как он сидит в саду и рисует портрет наложника, окруженного кустами роз. Но почему-то, как бы альфа не старался, ему не удавалось изобразить на лице юноши улыбку. Нарисованный омега не прекращал плакать.