Сквозь слёзы

В холле громко работал телевизор. Бесстрастный голос диктора вещал: Только что поступило сообщение из кардиологического отделения военного госпиталя Олларии. Сегодня ночью от обширного инфаркта скончался видный общественный и политический деятель Август Штанцлер. Напомним, его внук был убит в ходе стрельбы, открытой в гимназии святой Октавии… Лионель поморщился. Хотелось убавить звук, но телевизор висел под самым потолком, а пульта не было. Эмиль грустно прижался к близнецу. - Хорошо, что Арно этого не слышит. Арно привезли на «скорой» прямо из школы. И уже почти сутки он находился под наблюдением специалистов в лучшей клинике неврозов. Лионель использовал все связи и постарался, чтобы мальчика положили сюда, а не в детскую психиатрическую больницу. И Эмиль был с ним полностью согласен: - Его там заколют и сделают «овощем». Но оставлять без медицинской помощи мальчика было нельзя. И – пока к нему не пускали. - Он спит, - терпеливо объяснял лечащий врач, - ему требуется полный покой. Как только будут какие-либо изменения в его состоянии, мы вам сообщим. Ни Лионель, ни Эмиль не собирались ехать домой. И на работу – тоже, хотя у Лионеля срывался крупный контракт с одной из ведущих фирм, а у Эмиля накрылось медным тазом интервью с журналистами канала «Оллария-ньюс фэшн». Они осознали, что до того дня им было все равно, как растет их сын, о чем мечтает, и чем дышит. Оба считали – жив-здоров, накормлен, одет-обут – и слава Абвениям. А карьера дороже всего. И лишь теперь, когда Олененок был «на краю», поняли – он живой человек, которому нужно тепло, поддержка, внимание. А тот, кто мог дать ему это, сейчас мертв. И это значит – едва у Арно появится хоть малейшая возможностью он уйдет «туда». К своему Эстебану. Благо, это совсем не трудно, если живешь на двадцатом этаже. Распахнул окно – и всё. Теперь Лионель пожалел о том, что когда-то купил эту квартиру и любовался звездами вместе с Эмилем. А Эмиль мечтал вернуть все вспять. Пускай Арно снова будет тем беззубым младенцем, смешно пускающим пузыри. Пусть снова бессонные ночи, зубки, погремушки, памперсы… И никаких нянь, никаких круглосуточных садиков и гимназий… Только семья, только тепло родного дома. - Помнишь… четыре года… нет уже пять лет назад он так просил съездить с ним в Дисней-Ленд? – вдруг сказал Эмиль. - Но у тебя была важная встреча, у меня – показ в Гаунау. А потом мы отправили его в лагерь на Марикьяру на все лето. Лионель кивнул: - А когда вернулся, он больше не заговаривал о поездке. - И мы решили, что он просто перерос Дисней-Ленд. Арно пробыл под наблюдением врачей три недели. Психологи, психотерапевты, нейрореабилитологи, подростковый терапевт, психоаналитик… Мануальная терапия, лечение сном, гипнозом, гомеопатия и травы… Ему настолько все надоело, что он стал делать вид, что все в порядке. Неплохо ел, даже порой улыбался. И очень просился домой. - Дома я быстрее попаду к тебе, Эсти, - ночами шептал он в подушку, общаясь с погибшим любимым человеком, - раз – и все. Ты не думай, больно мне не будет. Нечему болеть. Лионель и Эмиль дома старались додать Олененку все, чего не додали за шестнадцать лет. И, по совету опытного психотерапевта, не оставляли его одного. Эмиль вдруг вспомнил, что Арно обожал, когда ему читают перед сном. А Лионель отыскивал в интернете развлекательные программы и планировал поездки. «Глупые, - сердито думал Арно на предложение поехать в парк Динозавров, - мне уже не пять лет». И мечтал, чтобы Эстебан ему приснился.       В ноутбуке Эмиль, зайдя на страничку Арно, удалил все фото, где они были вдвоем с Эсти. Так советовали врачи – мол, лишнее напоминание будет травмирующим для психики. Арно сказали, что комп «полетел» и все фото пропали. Он сделал вид, что поверил. Делать вид было с каждым днем труднее и труднее. Ком стоял в горле, мешая дышать и даже говорить. Никакие, самые лучшие врачи не могли залечить эту боль. И никакие поездки не могли отвлечь от мыслей о «последнем полете». Было жаль родителей. Лионель будет очень плакать. А Эмиль – тем более. Но «там» его ждет Эстебан. « А есть ли этот «другой мир» - спрашивал мысленно себя Арно, - и встретимся ли мы с ним?» Но пришел к мысли, что оба – самоубийцы, так что встретятся. Эмиль и Лионель чувствовали настрой сына и не оставляли его. Это порой даже раздражало, Арно огрызался, фыркал. Оба терпели. Лионель попытался строго поговорить с сыном, но Эмиль после разговора обнимал Арно и шептал ему на ухо: - Скажи, чем помочь тебе, малыш. «Да ничем! – хотелось закричать, - верните мне то время, когда Эсти был жив». Но Арно молчал. И даже слез не было. Врач, которому Эмиль рассказывал по телефону о состоянии Арно, сказал, что мальчик не проронил ни слезинки. - Это плохо, - услышал он в ответ, - значит, ваш сын носит горе в душе. Это еще страшнее, чем носить пулю под сердцем. Об учебе пока не было и речи, хотя Арно пытался заниматься сам – чтобы родителей не расстраивать еще больше. Но буквы будто разбегались, текст можно было перечитывать хоть сто раз и не понимать смысла прочитанного.       Психосоматика перешла в соматику. Начались проблемы с желудком. Арно почти ничего не ел. А так как он и без того был хрупким, то сейчас выглядел изможденным и похудевшим, как узник концлагеря. Это не нравилось Лионелю, который считал, что мальчишка просто «придуривается». - А ну, ешь всё, что в тарелке! - прикрикнул он на сына. Тот послушно съел, но едва встал из-за стола, как съеденный завтрак оказался на полу кухни. Это напомнило Лионелю то, как Эмиль мучился во время беременности. И сразу стало жалко Арно. - Прости, шептал тот, вытирая пол влажными салфетками, - я… я и правда не могу… Надо было снова обращаться в больницу, но Арно впадал в истерику едва слышал об этом. И запирался в ванной. Впервые в жизни Савиньяки оказались в безвыходной ситуации. И вот тогда приехал из Кэналлоа Рокэ Алва. Он узнал о том, что случилось, и сказал, обращаясь к Арно: - Олененок, поехали со мной. Туда, где море. - Поехали, - ответил Арно, думая о том, что уж в море-то потерять жизнь куда проще и приятнее, чем лететь с двадцатого этажа.