Моменты

Поднос с чаем, кипятком в специальной чаше и мешочком трав встал на тумбочку. Даламар сглотнул – и тут же замер, будто боясь, что этот звук, или даже шум дыхания мог бы потревожить спящего шалафи. Мог. Рейстлин всегда спал очень чутко, и обычно эльф выдворялся из спальни мгновенно – даже если приходил для того, чтобы принести чай, разбудить после кошмара или сообщить что-то важное, увиденное живцами. Не проснулся. Неудивительно, он действительно очень вымотался после очень сложного опыта в лаборатории. Опыт закончился грандиозным «Ба-бах», седым волосом в шевелюре ученика и десятью страницами заметок, несомненно, важных для науки в целом и магии в частности. Для призвавшегося демона (или что это было, с десятью ногами, с десятью рогами, мурчащее?) это закончилось трагичнее некуда. Одни рога и остались. Надо бы из них что-нибудь полезное измыслить… Но сейчас Рейстлин мирно спал, и на так часто поджатых узких губах его была умиротворенная улыбка. Даламар невольно залюбовался, позволяя себе смотреть открыто. Он всегда полагал своего учителя красивым (сказал бы кто раньше гордому эльфу, что он будет думать так о человеке!), но чисто созерцать удавалось очень редко, а сейчас… Можно. Ему нравится смотреть на седые волнистые волосы, рассыпавшиеся по светлому хлопку. Рейстлин не любил шелк, тот был холодным и скользким. Закуклившийся в одеяле, он все-таки оставил достаточно места для того, чтобы эльф мог увидеть хрупкие красивые ключицы, изгиб тонкой шеи, и снова – губы, чуть приоткрытые во сне. Каковы они на вкус? Даламару удавалось представить себе это легко: горьковатые травы и пепел, сухой жар… Он представлял это себе даже слишком часто, зная, что никогда не узнает наверняка. Нравится видеть, как сумерки, разгоняемые Солинари, ласковыми тенями льнут к одеяльному кокону. Света достаточно, и можно смотреть, смотреть, позволить себе просто… Видеть. Видеть нечто прекрасное, непривычно-спокойный учитель кажется почти совершенством. И отдается внутри теплом тот трогательный жест, подложенная под щеку ладонь. Из кокона с другой стороны высовывается ступня, и Даламар, переведя взгляд, замирает в невольном восхищении. Узкая, изящная, не смотреть – невозможно. Аккуратные пальчики – Нуитари, золотистые! - возможно ли удержаться, не коснуться, не обласкать, не согреть дыханием? Тонкая щиколотка. Выступы косточек кажутся на редкость желанными. И пяточка… Нуитари, за что? Чем тебя прогневал эльф? Пяточка – круглая, маленькая, гладкая, нежная даже на взгляд. Даламар почти ощущает, насколько она горячая. Почти чувствует ее, умилительно-мягкую, в ладонях, почти предвкушает… И не может удержаться. Рейстлин так устал, может быть, он не узнает… А нет, так он готов вымыть вручную все лестницы хоть пять раз, но устоять – нет, невозможно! От вожделенной пятки пахнет мылом и травами. Рейстлин часто ходил босиком, но мантия надежно скрывала все (и немало раздражала этим Даламара, почти готового слегка ее подшить…). А теперь можно – смотреть, восхищаться, можно (нельзя!) коснуться, огладить… Еще нежнее, чем ему представлялось. …Шалафи, фа фто?! – Эльф потряс головой и ощупал глаз, под которым уже наливался красивый синяк. Рейстлин, сонно хлопающий глазами, пораженно разглядывал того, кого только что лягнул – обеими пятками сразу, так что контакт вышел даже больше того, какого ожидал ученик. - Даламар?! - Я фофько офеяло фофрафить хофел, - ощупывая второй рукой челюсть, простонал несчастный эльф. Зубы, кажется, были все на месте…