Свет в конце туннеля

Я сидел на потертом диване в гостиной за книгой, попивая горячий чай, всерьез подумывая идти за третьей кружкой. Наконец, после долгой рабочей недели я мог хотя бы один день расслабиться. Взглянул на часы, на которых был полдень. Я подумал, что можно было бы сходить вечером в бар. Заодно и Рейна захвачу, не всегда же ему в одиночку бухать, пусть хоть в моей скромной компании посидит. Читать довольно быстро наскучило, поэтому я решил включить радиоприемник. Он был настроен на одну-единственную станцию. Сквозь легкий шум из динамиков доносилась легкая джазовая песня. Приятный женский голос в совокупности с неспешной мелодией убаюкивали. Have you ever heard two turtle doves Bill and coo when they love? That's the kind of magic Music we make with our lips when we kiss* Тихо играющая песня расслабила меня и через пару минут я почувствовал, что меня клонит в сон. *** Меня разбудил хлопок входной двери. Еще не совсем осознавая действительность, я сел ровно на диване и протер глаза. Шея неприятно ныла, видимо, моя поза полулежа-полусидя с запрокинутой на спинку дивана головой не очень подходит для комфортного сна. Дневной сон явно был ошибкой, так как теперь моя голова раскалывалась и воспринимать все вокруг было довольно сложно. Я словно не 2 чашки чая выпил, а бутылку водки. В сонном состоянии я добрался до кухни, и, открыв раздвижную дверь, прошествовал внутрь. Здесь уже вовсю орудовала Микаса, гремя кастрюлями. Решив немного взбодриться, я подошел к мойке и открыл холодную воду в кране. С неприятным негромким гудением в трубах, полилась вода. Умывшись, я почувствовал себя немного лучше. — Что на обед? — поинтересовался я у подруги, что уже открыла пакет какой-то крупы и мерным стаканом отсчитывала нужное количество. — Гречневая каша. Кстати, будь добр, нарежь хлеб и открой банку огурцов. Вон она, — махнула головой в сторону кухонной тумбы, на которой действительно стояла трехлитровая банка соленых огурцов, — я из кладовки достала. Я открыл банку и начал нарезать хлеб. Опомниться не успел, как уже спросил у нее, как прошел рабочий день (ну или же, вернее сказать, ночь). Черт, кто меня за язык-то тянул? Я ведь никогда раньше не задавал ей вопросы о ее работе в борделе. Она тоже не ожидала моего вопроса, поэтому ответила не сразу, даже не взглянув на меня. — Ты… ты разве хочешь это знать? — Н-нет, черт, извини… я, я не подумал… — Все нормально, — сказав это, она невольно дотронулась до левого запястья. Мельком взглянул на него и увидел там синяки, которые она пыталась скрыть под свитером. Заметив, куда именно направлен мой взгляд, она тут же одернула рукав. — Кхм, ты нарезал? — Да, сейчас, — тут же спохватился я. Как раз к тому моменту, как каша была готова, входная дверь снова закрылась и на кухню вошел третий обитатель дома. Поэтому вскоре все трое уже сидели за столом на кухне, обедая. *** Очередная холодная ночь вступила в свои права. Промозглый воздух резал горло и кружил голову. Можно было бы подумать, что за все годы жизни в этом месте, будто со временем к этому привыкаешь, но, на деле, это неправда. С каждым днем город угнетает тебя все больше, а эти бесконечные ночи отличаются от дня только временем на часах. Ты даже не осознаешь, что это жизнь, а бесполезное существование. Да и как можно это понять, если сравнить не с чем? Ведь все живут в одинаковых условиях: недостаток пищи, изношенная до дыр одежда, облезлая краска на ветхих стенах, разбитые окна, застоявшийся городской воздух не покидает тебя даже внутри зданий. А, ко всему этому, изнуряющая работа по 12 часов в сутки. Когда время на часах приблизилось к отметке 12 ночи, я начал собираться. До сих пор не решил, как можно назвать эти мои вылазки. Эм, кражи, задания (как-то слишком пафосно, даже самому противно), миссии? Что за бред? Тем не менее, думать об этом мне всегда было как-то некогда. Сейчас, спускаясь вниз, я как-то невпопад подумал о том, что пора бы навестить какой-нибудь бар, где обычно тусуются подвыпившие барышни. Нет, из правой руки любовница, конечно, верная, но и мне ведь не 13. Сегодня настал очередной день, когда я собрался обворовать очередного невинного (хотя тут еще как посмотреть) жителя нашего города. Я, как всегда в таких случаях, надел свои удобные треники, перчатки, армейские ботинки, которые каким-то невиданным чудом откопал в магазине, и бордовую спортивную кофту с капюшоном. Этот наряд я надевал всегда, когда ночью собирался нарушить комендантский час, — он не был броским, поэтому в темноте ночных улиц меня труднее заметить, а лицо всегда было закрыто капюшоном и повязкой, чтобы видно было только глаза, в случае чего. Ну и, самое главное, он был удобным. Уже полностью собравшегося меня и заметил Рейн, спускавшийся по скрипучей старой лестнице с отсыревшими половицами. Подойдя ко мне, он сделал на лице свою излюбленную нахмурившуюся гримасу. — Даже не думай, ты никуда не идешь. Здрасьте, приехали! Вот это номер! С каких это пор наше не-совсем-семейство стало правильным, не пойму? — Прости, что? — Ты меня слышал, Эрен. Не заставляй меня повторять дважды. — Но ты никогда не был против моего воровства, — пытался достучаться до него я, хоть и понимал, что ничего не добьюсь. — Что изменилось? Именно ты меня учил выживать все эти годы, а теперь не веришь в меня? Нет, ну правда, что произошло? Когда он так резко принял сторону «белых и пушистых» граждан, которых в этой дыре, именуемой городом, и в помине нет? С моей прошлой вылазки прошла пара недель. Пойти на дело раньше я не мог, так как приходил все это время с работы уставший, едва перебирая ногами по пути к кровати. Все это время мы питались только тем, что смогли купить на честно заработанные мной и Рейном гроши. А теперь, когда появилась возможность снова что-нибудь украсть по-тихому, он меня запирает дома? Что дальше? Солдатам меня под стражу сдаст, как опасного преступника? — Ты останешься, и точка. У него явно не все дома, подумал я. Когда я направился в сторону лестницы, он тоже пошел по своим делам, напомнив при этом мне, чтобы я снял свои лохмотья. Будто бы он одет с иголочки, старый хрен! — Ужин через полчаса, малой. Ну да, ужин, как же. Мысленно покрывая Рейна различными нецензурными эпитетами, я взлетел вверх по лестнице и громко хлопнул дверью спальни. Какого черта он творит, думал я. Почему он так резко стал против? Я не понимал этого, и поэтому мне было вдвойне обиднее. А ведь именно он приучил меня к этим кражам. Он стал тем, благодаря кому я уверенно держу в руке нож, даже могу ловко крутить его между пальцами (всегда нравилось смотреть на этот трюк, поэтому уговорил Рейна и меня научить). Он учил меня драться, правда в этом я не особо преуспел из-за слишком маленького тельца. Да уж, моими мышцами сложно кого-то напугать. Зато бегаю быстро и в толпе с моим ростом запросто можно затеряться. И вообще, Микаса еще ниже! К тому же, рост — не главное, главное, чтобы человек был хороший. Хотя тут тоже, наверное, промах получился… упс? Но от темы я отвлекся. Вся суть была в том, что Рейн учил меня и Микасу воровать бумажники из карманов прохожих. Да, Микаса тоже не без греха, но о ней позже. Рейн научил меня обращаться с огнестрельным оружием — у него есть свой револьвер. Не сказать, что стрелок из меня шибко меткий, но в крайнем случае пальнуть смогу, если будет из чего. Он никогда не рассказывал, кто научил его всему этому, ровно так же, как и на остальные вопросы о его прошлом. С самого детства Рейн был моим учителем и наставником. Этот человек учил меня всему, что знал сам. Именно благодаря нему мы с Микасой умеем читать и писать, знаем азы естествознания. Даже прекрасно читаем ноты и играем на музыкальных инструментах. Подруга предпочитает фортепьяно, а мне была ближе гитара. Было непонятно, откуда Рейн все это знает, ведь школа давала всего 3 года обучения, чтобы люди хотя бы знаки на улицах умели читать, да и это могли далеко не все. Население нашего города в большинстве своем безграмотно, и даже не желает учиться. Я тоже раньше не понимал, зачем Рейн учит нас всему этому, но никогда не перечил ему. Мне всегда нравилось слушать его рассказы — он все объясняет подробно, но от этого не менее интересно. Мы с Микасой слушали его с замиранием сердца, был ли если это был учебник по анатомии или теория музыки. Этот человек умел преподносить информацию в доступной форме. И было совсем неясно, откуда он всего этого набрался. Рейн никогда не давал поблажек. Ему было неважно, что мы валимся с ног от усталости. Он не обращал внимание на то, что целый день он провел на рудниках, зарабатывая сущие копейки. Жутко уставший, он продолжал нас обучать, пытаясь сделать из нас образованных людей, несмотря на то, что в городе это никому не было нужно. Какая здесь людям разница, как грамотно ты пишешь, если от тебя этого не требуют? Никому и дела нет до того, сколько книг ты прочитал за свою жалкую жизнь, ровно точно так же им плевать на то, насколько ты хорошо считаешь в уме или насколько сложное предложение ты можешь составить. Тем не менее, Рейн учил нас этому. Он был тем самым человеком, благодаря кому мы отличаемся от наших соседей, безграмотных существ, которые после работы идут в паб, чтобы забыться, а, приходя домой, вымещают злобу на членах семьи. А теперь он не выпускает меня на улицу. Так сильно нравиться питаться мизерными порциями? Жрать пресную кашу? Давиться консервами, срок годности которых вот-вот уйдет на нет? В чем проблема? Может, это из-за того, что видел я? Но толку от этого? Из их разговора ничего не было ясно. О сути их диалога можно было судить исключительно по обрывкам вырванных фраз. Или думает, что меня поймает стража? Но ведь я варюсь в этом с детства и меня ни разу не схватили, всегда все было в порядке. Так в чем же дело? Скинув ботинки, я залез на свою кровать. Желания спускаться вниз и видеть там рожу Рейна не хотелось ни капли. Пролежав так минут с 20, я не выдержал и спрыгнул на пол, обулся и надел обратно спортивку. После чего я направился к окну, распахнул раму и уставился вдаль. Я уже, было, собирался вылезти из окна на улицу, когда услышал голос и тихие шаги Эд. — Ну сколько можно звать? Эрен, ужин на сто… Войдя в комнату и увидев меня у окна, она запнулась. Вот же черт, сейчас мои планы незаметно ускользнуть от домашних пошли по пизде. — Эрен, немедленно слезай оттуда! — она подбежала ко мне и схватила меня за рукав. Повернувшись к девушке, я увидел волнение в ее темных глазах вперемешку с раздражением. Нужно сваливать побыстрее, пока на ее крики не прибежал Рейн. Вот тогда мне точно несдобровать. Блять, как успокоить эту сумасшедшую? — Черт, Эрен. Ну послушайся ты хотя бы раз, — с мольбой в голосе, тихо произнесла та. Немного погодя, она спросила: — Почему ты такой упрямый? Ну и что я мог ей ответить? Да ничего не мог. Все равно ничегошеньки нового я бы не рассказал — нам просто нужно чем-то питаться, на что-то выживать. Денег нам не хватает катастрофически, а кушать хочется всегда. Нам с Рейном платят копейки, а Микаса так вообще, можно сказать, своим телом выплачивает долг, не получая за это ни гроша. Бла-бла-бла… — Вен… Ну что я, что я? Я просто молча стоял, вглядываясь в ее глаза и не понимая, почему она так волнуется. Нет, безусловно, она и раньше с волнением провожала меня каждый раз, когда я ночью собирался украсть что-нибудь, но она никогда не пыталась уговорить меня остаться, понимая, что это нужно нам троим. Но что же пошло не так в этот раз? Неужели категорический настрой Рейна передался и девушке тоже? Стоит, нервно теребя локон черных, как уголь, волос и переминается с ноги на ногу, иногда нервно поглядывая на меня мельком. Ее брови опущены, с немного приподнятыми кончиками, а уголки тонких губ слегка заметно подрагивают. Всем своим видом она выражает волнение, даже не пытаясь скрыть его. А я все так же продолжаю расслаблено разглядывать свою соседку, упираясь задней точкой в подоконник и со скрещенными руками на груди. Давно я не видел ее такой… эта девушка всегда пыталась держать маску, не показывать своих эмоций лицом и телом, но все же иногда, особенно в моем присутствии, Микаса позволяла себе снять эту маску отчужденности и просто быть той, кем она есть на самом деле — убитой жизнью молодой девушкой, что даже и не мечтает о лучшей жизни, а просто пытается смириться с настоящим. Так было всегда. В отличии от меня, быстро загорающегося, как спичка, и так же быстро потухающего, она пыталась быть сдержанной. Иногда я сравнивал ее с Рейном и недоумевал, почему та хочет быть похожей на него. Впрочем, у всех свои тараканы в голове. Я простоял так у окна минут 5, смотря на грязную ночную улицу, где не было ни души. Ночью по улицам холят только дежурные солдаты парами, патрулируя улицы. От созерцания «прекрасного» вида на вечно темный город меня отвлек тихий, но настойчивый голос подруги, снова отговаривающей меня от чего-то. Послушав ее треп несколько секунд, я решил это прекратить, перебив ее: — Да что ты заладила? — Раздраженно воскликнул я, не выдержав, — чего ты от меня хочешь? Не в первый раз это делаю. Я могу за себя постоять. — Я боюсь не из-за того, что ты за себя заступиться не можешь, а потому, что тебя могут поймать солдаты. Одумайся. — Когда ты стала такой пугливой, Мика? — я, наконец, посмотрел на нее и полностью сел на подоконник. — Это из-за слов Рейна? Раньше ты не была против… — Он волнуется, а я доверяю его чутью, — она подошла ближе к окну, и строго посмотрела на меня. Как мамочка, ей богу! — Все будет в порядке. Я пошел. Я уже собирался вылезти через окно, когда она крепко схватила меня за руку мертвой хваткой, что мне даже стало немного больно. И откуда в ней столько силы? Еще оставит уродливые синяки на моей нездорово бледной коже. — Эрен, ну правда, не ходи. Это глупость. Оно того не стоит, — не унималась девушка. Я начал злиться, потому что эта ситуация давила на меня не хуже, чем гребаный воздух, что пропитал комнату. — Не стоит, говоришь? — я с силой одернул руку, — знаешь, что действительно ничего не стоит? Моя жизнь, Микаса. Я ничего не стою! Ты ничего не стоишь! Тот мерзкий пьяный в драбадан педофил в доме напротив ничего не стоит! Гнев так и вспыхнул во мне. Как же сильно меня бесила эта несправедливость. До чего же я был зол. Все то, что накапливалось годами, будто душило меня огромной сильной рукой, не давая вздохнуть в полную силу, не давая расслабиться. Каждый раз я ждал какого-нибудь подвоха — то Рейн выйдет из себя, то кучка безмозглых качков подкараулит меня за углом, то на работе задержат на несколько часов, что, по окончании рабочего дня, я чуть ли не ползком добираюсь домой, то поставка продовольствия прекратится на неделю, то воду отключат на месяц, заставляя покупать питьевую в специальных канистрах втридорога. Сколько я должен это терпеть? Пока не заболею какой-нибудь там пневмонией, туберкулезом, сифилисом или дизентерией, и не сдохну? Или пока меня не прикончит какой-нибудь ублюдок? Про смерть от старости можно даже не мечтать — до нее доживают единицы. Да и жить в этом месте еще лет 70 мне как-то не особо нравится — я уже насмотрелся на все, что только можно было. — Но, Эре… — Нет, Микаса, хватит. Я пойду, и точка, — сказав это, я подтвердил свои намерения, вылезая на крышу крыльца. — Эрен, нет! Твою мать, Эрен! И вот чего она орет? Знает же, что привлечет внимание. Спустившись с крыши по деревянной балке, что ее подпирала, необходимо было аккуратно приземлиться на крыльцо. Я так делал очень редко. В основном, когда ссорился с Рейном или Микасой до такой степени, что хотелось пойти где-нибудь побродить, но проходить у них перед глазами не хотелось совершенно. Поэтому пришлось и в этот раз пользоваться этим неудобным методом. Вообще, путь был не самым удачным — козырек крыши был слегка округлой формы, из-за чего было сложно держать равновесие. Вдобавок к этом, черепица была старой, как и сам дом, и крошилась. Но сейчас я не мог ничего поделать, так как Микаса, подрабатывающая цербером на досуге, ни за что меня бы даже из комнаты не выпустила. Свесив ноги с оконной рамы, я высунул их наружу и встал. Микаса тут же подскочила ближе, но лезть ко мне не стала, по-видимому, опасаясь, что я тогда не удержусь на этом козырьке, размером 1 на полтора метра. Подойдя к краю крыши, я сел на него, свесив ноги. То ли у меня разыгралась фантазия, то ли действительно подо мной что-то скрипнуло. После этого я перенес вес на руки, развернулся корпусом, и повис на краю. Нащупав ногой ограждение крыльца, я подполз на руках к балке и далее уже спустился по ней. Спрыгнув с ограды на пол, я по лестнице спустился вниз, открыл держащуюся лишь на одной нижней петле калитку, и покинул территорию дома. Теперь главное — не попасться никому на глаза. *** POV Микасы Стою у окна и смотрю, как он уходит. Черт. Хотя он отчасти прав — я действительно переволновалась. Сама не знаю, почему. Тот недавний разговор Рейна с Эреном меня озадачил. Первый так резко поменял мнение, казалось бы, не из-за чего. Но все же… вдруг он прав? Вдруг Эрену действительно стоит быть осмотрительней? Хотя это же Эрен… Даже если у него угроза будет прямо перед носом, он все равно не отступится. Более упрямой личности я еще не встречала. Теперь у меня появилась еще одна задача. Нужно сообщить Рейну, что Эрен поступил по-своему. Но куда легче сказать, чем сделать. С самого детства я чувствовала себя неуверенно перед Рейном. Не могу даже объяснить причины этого. Возможно, потому что боялась, что тот выкинет меня на улицу, если я ему не угожу в чем-то. Возможно, из-за его характера. Что-то в нем было такое, что заставляло меня поежиться. Нет, он никогда не повышал голос, не поднимал руку, я даже ни разу не видела его в гневе или пьяным. Но этот его холод, эта его отчужденность… он словно был машиной, а не человеком… Всегда одно и то же выражение лица, всегда холодный взгляд черных глаз, поджатые губы и слегка нахмуренные брови. За годы жизни в одном доме я не видела никакого другого выражения его лица. Он словно физически не умел улыбаться. Уголки его губ ни разу не дрогнули. Неужели он вовсе не испытывает эмоции? Жуть. Герой моих размышлений сидел за кухонным столом и что-то читал на консервах с тунцом в томате. — Эту срань, по-хорошему, следовало бы выбросить, — отрешенно проговорил он, а затем резко воткнул нож в крышку банки, от неожиданности заставив меня вздрогнуть. Нерешительно подойдя ближе, я попыталась выдавить из себя хоть что-то, но на многое меня не хватило. Эрен говорил, что Рейн терпеть не может, когда кто-то мямлит, но именно это у меня получается делать каждый раз при общении с ним. Поэтому я тихо выдала: — Рейн… — Дай-ка угадаю, — перебил меня мужчина, отрывая железную крышку, — этот маленький ублюдок меня не послушался? — Я пыталась его остановить, но он такой упрямый… — Ясно. Так и знал, что он поступит по-своему. В кухне повисла тягучая тишина, которая разбавлялась лишь тиканьем часов в гостиной, гудением вентиляции и статичным тарахтением холодильника. Настолько привычные звуки, на которые не обращаешь внимания в любое другое время, в данный момент жутко действовали на нервы. Пересилив себя, я села за стол, через сидение от мужчины, на свое привычное место. Набрав побольше воздуха в легкие, я произнесла: — Эм, Рейн… ам… почему ты так резко изменил свое мнение насчет всего этого? Не ответил. Впрочем, я и не рассчитывала. Поэтому молча беру тарелку и принимаюсь насыпать жаркое на нее. Конец POV Микасы *** POV Эрена По освещенным фонарными столбами, с местами разбитыми лампочками, улицам я шел по направлению дома одного из соседей. Вчера вечером от его хозяина, тощего старика с именем Роланд (или, как его именуют знакомые, Пьяный Ро) лет 60-ти, я услышал, что тот собирается отправиться вечером на пьянку с приятелями у кого-то дома. А значит, что дом будет пустым и я смогу сделать свое «благородное» дело по-тихому. Завернув за угол заброшенного магазина, я наткнулся на лежащего пса, что преграждал путь и так узкого прохода между домами. В тусклом свете фонаря я заметил то, что заставило меня поежиться: из вспоротого брюха виднелись внутренности, а над дохлой тушей летали мухи. Гадость. Собрав волю в кулак, подавив рвотный рефлекс и зажав нос, я все-таки перешагнул через пса. Дом, в котором жил старик, представлял из себя несуразное трехэтажное здание из нескольких то ли квартир, то ли домов — хрен пойми, что строили. В каждую квартиру (назовем эти помещения внутри именно так) вход был с улицы и лестницы были расставлены хаотично. Нужная мне квартира находилась на первом этаже, поэтому мне не пришлось бы проверять остальные лестницы на прочность. Добравшись до нужного места, я взобрался по каменной лестнице на маленькое крыльцо. Хилая дверь едва ли держалась на петлях, и вряд ли была серьезной проблемой для отмычки. Спустя пару отработанных до блеска незамысловатых движений, дверь отворилась, издав противный тихий скрип. Я зашел в темное помещение и закрыл входную дверь за собой. Нашарив у входа выключатель, я включил лишь одну тусклую лампочку над дверью. Что за дурацкая система проводки? Кому нужно включать одну лампочку? Вторая кнопка на выключателе работать отказывалась напрочь, решив, видимо, устроить мне бойкот. Нет, этот дедок, что, умеет видеть в темноте? Блядский Пьяный Ро. Еще и бардак тут устроил такой, что без карты найти ничего нельзя. Пока я мысленно поливал отборным матом деда, ботинком успел задеть какую-то железную, судя по звуку, емкость и отфутболил ее куда-то в темноту. Прошествовав почти наощупь внутрь, я чудом смог не перевернуться через разбросанный всюду старый хлам. Он, что, коллекционирует его? Зачем ему старая клетчатая сумка с прожженным дном? Или вот та ржавая жестянка, которую я нечаянно приплюснул ботинком? Когда мои глаза чуть привыкли к темноте помещения, я смог увидеть еще один выключатель у дальней стены, возле кухонного гарнитура. Ну надо же, какое счастье! Включив на этот раз нормальный, слегка желтоватый от ламп накаливания, свет в доме, я решил немного осмотреться. Дом старика представлял собой лишь одну небольшую пыльную комнату, которую условно можно было поделить на кухню, смежную со столовой и гостиной, которая, видимо, по совместительству, являла собой еще и спальню, а также отделенный какими-то досками из-под промышленных деревянных ящиков и шторки от остального помещения туалет, образуя собой импровизированное отдельное помещение. Ничего необычного и примечательного здесь не было — от других жилых помещений в городе мало чем отличается. Видали и похуже, в конце концов. Все, хватит глазеть, сказал сам себе я, не интерьер разглядывать пришел. Первым делом я пошел по направлению к кухне. Сбросив с плеча спортивную сумку возле себя, чтобы было удобно складывать туда украденные вещи, я начал шариться в кухонных ящиках. Помимо затупленных ножей и засохшей грязной посуды в раковине, мне удалось найти несколько рыбных консервов, пару банок некачественной тушенки и три упаковки лапши быстрого приготовления с ароматом курицы. Запихав это все в сумку, я с чистой (нет, ну, а что? кто успел, как говорится) совестью уже собирался продолжить поиски, когда дверь открылась, пропуская кого-то вовнутрь. Вот же черт, спрятаться негде. Старик точно ведь увидит. Собираясь по-быстрому скрыться с места преступления, я, опершись одной рукой в деревяшку и подпрыгнув, перемахнул через стол, чтобы не расчищать себе путь. Вот тут меня и заметил Пьяный Ро, хозяин дома. И чего это он ночью невесть где разгуливает? Старик явно удивился, увидев горящий в доме свет через закрытые деревянные ставни. Войдя к себе, тот заметил меня, и его глаза округлились от страха и удивления. — Эй, стой! Я позову стражу! — кричал тот. Благо, лица моего он заметить не мог, так как того надежно скрывали капюшон куртки и повязка. Черт, что же делать? Приняв не самое лучшее решение, я в два шага оказался у него, и схватил со спины. Главное — не спалить лицо. Обездвижить его у меня не вышло — вырвался, скотина, при этом неплохо мне зарядив локтем по лицу в попытке вывернуться, попав прямо в нос. Скорее от неожиданности, чем от боли, я отскочил от него. Быстро опомнившись, я схватил старика и повалил на пол. Ударом в солнечное сплетение мне удалось его вырубить, но для пущего эффекта я добавил к этому еще несколько ударов, чтобы не смог погнаться за мной в том случае, если быстро очнется. Удар у меня слабоват — лучше перестраховаться. Прилив адреналина явно прибавил мне сил, потому что в любое другое время такой хиляк, как я, ни за что не одолел бы в драке даже подростка. Я решил, что на сегодня хватит, и мигом выскочил на улицу, еще раз оглянувшись на дом того, кого я только что пытался ограбить. Бежал я со всех ног, петляя узкими (и не очень) улочками и закоулками города. Уже добравшись до ворот родного дома, я подумал о том, в какую же задницу я сегодня угодил. Про оставленную сумку в доме старикашки я, конечно, благополучно забыл. Сплюнув кровь, я отворил калитку и взбежал вверх по ступеням. Нужно было поскорее добраться до холодильника и положить что-нибудь холодное на разбитые нос с губой. Кажется, в морозильной камере холодильника лежала пачка льда. И надо бы обработать раны, чтобы не подхватить чего. Мало ли какая зараза может попасть через открытую рану? Как только я вошел в дом, услышал тяжелые мужские шаги. Через несколько секунд в прихожей уже стоял Рейн. На секунду я представил, как он вот так вот каждый раз сидит в своем кресле в гостиной у камина, и неотрывно смотрит на дверь, чтобы, когда я вернусь, успеть первым предъявить свои претензии мне. Забавно, нужно будет спросить Микасе об этом. Ой, рядом с ним ведь газета на столике лежит. Нужно будет посмотреть, когда он отвернется, нет ли там дырок для глаз. — Ты меня ослушался, — не глядя на меня, произнес этот хмурый донельзя тип. — Не думал же ты, что я останусь сидеть тут? Ты меня прекрасно знаешь. — Знаю, и вот поэтому предупреждал. Наконец он удосужился посмотреть на меня. О-ей, я уже и забыл, что весь такой красивый с разбитым носом стою. Черт побери, это все его газета чертова меня сбила. Я же собирался по-быстрому в ванну заскочить, пока тот меня не заметил. Видимо, уже поздно. Ну, понеслась. — Какого хрена произошло с твоей рожей, придурок? — Кошка поцарапала, дай пройти, — я попытался его обойти, но в узком коридорчике прихожей достаточно мало места для того, чтобы пройти на безопасном расстоянии, и тот схватил меня за руку и тряхнул на себя. — Я спрашиваю, что с твоей мордой? — настаивал Рейн, крепко сжимая мое плечо. — Да что ты заладил? Нормально все. К этому моменту из ванной вышла Микаса полотенце и пучком волос на голове, и подошла к нам. — Вен, как прошло? И что с твоим лицом? Ты что, подрался? Только не говори, что ты снова наговорил гадостей Жану. Он со своей бандой тебя скоро прикончит, придурок. — Ни на какого Жана я не нарывался, и на его тупоголовых дружков тоже. Просто старик, хозяин дома, неожиданно решил прогуляться до своего дома. Ну мы и подрались чутка. С кем не бывает? — Он хоть живой? — спросила Микаса. — Времени проверять не было, знаешь ли. Он грозился позвать стражу. Я дернулся по направлению к желанной ванной комнате, но Рейн снова одернул меня. — Он видел твое лицо? — хмуря брови, произнес Рейн. — Нет, только спину. Микаса оглядела комнату в поисках сумки, которой, ожидаемо, здесь не было. — Эрен, где сумка? Блять. — Я предупреждал. — Да что ты заладил, черт возьми? Ну прости, Рейн. Да что будет с этим старым пердуном? Он сто раз в драки бухим ввязывался, и ничего. Он может хотя бы раз промолчать? Я устал слушать его извечные «а я же говорил». Пусть сделает себя татуировку с такой надписью прямо на лбу, чтобы каждый видел. Рейн ведь у нас такой мудрый — все, черт его за ногу, знает. — Поступай как знаешь. Не маленький уже. Я умываю руки. Выключите здесь свет, когда будете уходить, — приказал Рейн и ушел наверх. Пару секунд я еще растерянно вглядывался в дверной проход, пока Микаса не дотронулась до моего рукава, заставив меня таким образом очнуться. — Эрен, нам нужно промыть твои раны. — Я сам могу это сделать, отстань, — и дернул плечом, сбрасывая ее руку. — Не упрямься, Эрен, ты выглядишь сейчас как нахохлившийся ребенок. И я все же дал утянуть себя в ванну. — Отвернись, пожалуйста, я пока накину на себя что-нибудь, — попросила девушка, и я послушно отвернулся, с преувеличенным интересом разглядывая настенный кафель. — Давай сюда спортивную кофту — ее нужно замочить в холодной воде, чтобы вывести пятна крови. Хорошо, что она темная — должно быть незаметно. Подай тазик под раковиной. Так, раздавая приказы, она застирывала кофту, а я послушно следовал указаниям. Мокрую от пота футболку тоже пришлось снять, так как она неприятно липла к телу, причиняя дискомфорт. Так что теперь я сидел с голым торсом на бортике ванной и ждал, пока подруга найдет все необходимое в подвесном шкафчике над унитазом. Когда я промыл рану под проточной водой и снова сел на прежнее место, девушка склонилась над моим лицом, обрабатывая ее перекисью вокруг. К счастью, оказалось, что нос остался целым — отделался царапиной. Но вот губе повезло меньше — она все еще слегка кровоточила. Плюс, так как драться я так и не научился, как бы Рейн не пытался это исправить, из-за неправильно поставленного удара я ушиб правую руку, поэтому я сейчас держал ее под холодной водой, пока ждал, когда Микаса принесет лед. — Держи, дурилка, — беззлобно произнесла подруга и протянула мне пачку замороженного горошка. Я выключил воду в кране и приложил холодную пачку к костяшкам. Холод помог унять боль и через время отек должен был спасть. — Я не перестаю удивляться твоей упертости, Эрен. Что тебе стоит переступить через себя, и хоть раз прислушаться к словам других? Вот в который раз ты попадаешь в передрягу, а? Твой язык и шило в заднице сведут тебя в могилу, — наклонив чуть голову влево, тихо закончила подруга. — Ну, без этих вещей жизнь была бы до ужаса скучной, разве нет? — Эрен… — Нет, ну ты сама подумай. Я каждый день прихожу домой с тяжелой работы, в надежде немного отдохнуть после изнурительных смен. И как тогда мне расслабиться? Сидеть в протертом до пружин кресле и читать книгу? Или смотреть чертов балет, который крутят по телеку сутками, как будто бы больше ничего придумать нельзя? Разве это не может не надоесть? Скажи, Мика? Я бы просто не смог такое терпеть, — я уже не мог сдерживаться, и заговорил громче. — Да, я постоянно нарываюсь на неприятности. Да, это так. Но мне просто нравится это чувство опасности, прилив адреналина. У меня появляется ощущение, будто мне есть для чего жить. За кем бы тогда гонялись по городу Кирштайн со своими дружками, если бы не мой подвешенный язык? Или как бы мы жили, если бы я время от времени не воровал продукты и деньги? Это все равно лучше, чем ничего. Да, не живем с размахом, но хоть как-то. Мне нравится прятаться ночью где-нибудь на улицах от патруля, потому что именно тогда появляется ощущение жизни. Сделав пару раз вдох-выдох, я продолжил: — Наше существование в этом городе ничтожно, — голос с громкого резко стал тихим, как будто сил говорить не оставалось вовсе, и я выжимал из себя последние слова, — и только находясь в паре метров от реальной опасности у меня появляется желание жить. Оно такое короткое, но я ценю каждый подобный момент. Взгляни на Рейна, Мика. Разве ты не видишь, что он устал и как ему тяжело? Ты хочешь себе такого же? Ему нет и 45, наверное, но в его существовании нет ничего радостного. Он… я знаю, он одинок, но ни за что не признается в этом никому. Я понятия не имею, что творится у него в душе, но мне его жаль. Мне бы попало от него, услышь он эти слова, но это именно то, что я думаю. Я не перестану жертвовать возможностью ощутить секундную тягу к жизни на какое-то мнимое спокойствие. Ни тебе, ни Рейну меня не удастся переубедить, я замолчал, бездумно уставившись на трещину в стене. Просидев так какое-то время, я выдвил: — Выйди, я хочу в душ. Подруга посмотрела на меня своим тяжелым черным взглядом, но вышла, не сказав и слова, а я остался наедине со своими мыслями. Скинув оставшуюся одежду с тела, я принялся настраивать температуру воды. После чего перешагнул бортик ванной и закрыл грязную шторку, чтобы вода не капала на пол. Все мысли, что до этого бушевали в голове, просто исчезли в тот миг, когда я открыл кран. Горячие струи неприятно обжигали кожу. Намыливая грязное от пота тело, я рассеянно смотрел на запотевшую плитку в ванной. Только расслабившись под горячим душем, я почувствовал, как усталость мысленно окутывает меня. И все-таки душ, пожалуй, — самая приятная часть дня. Жаль только, что долго под ним все равно не постоишь — горячая вода заканчивается довольно быстро. Поэтому ограничившись лишь десятью минутами, я вышел из душа и побрел наверх, еле волоча ноги. Как только голова коснулась подушки, я тут же погрузился в сон. *** Отработав свою смену, я направился домой. К несчастью, парни, с которыми я имел привычку собачиться временами, жили по соседству, из-за чего мне частенько приходилось идти домой с ними. Стараясь не обращать на их галдеж никакого внимания, я неспешно брел домой впереди них. — … а потом берет и облизывается. Ха-ха-ха, не, ну вы слышали, чуваки? — Такая потаскуха, недаром шлюхой подрабатывает. — А вы дочку ее видели? Такая нежная, зараза. Я бы ее… — Райнер, ты бы полегче был — малышке девять всего. — Может и девять, а уже на шлюху смахивает. Какая мать, такая и д… — А ты недалеко от своего отца ушел, а, Райнер? — не выдержав, подал голос я. Именно та ситуация, в которой бы мне следовало прикусить язык, но сказанного не воротишь. Хотя, даже если бы и это было возможным, я бы все равно не стал — видеть гнев на роже этих ублюдков было для меня своего рода наслаждением. Наверное, я попросту мазохист. — Ты че сказал только что, упорыш? Да я тебе… — А что, я сказал что-то не то? Разве педофилия не передается по наследству? Или все-таки половым путем? Скажи, приятно, когда тебя насилует отец? Эта накачанная биомасса, которую по ошибке именуют Райнером, двинулась на меня. По-хорошему, мне снова следовало бы заткнуться, но не могу же я отказать себе в своем извращенном желании унизить этот мусор перед его шайкой друзей. — Видел как-то тебя несколько лет назад, как ты отцу своему отсасывал возле стрип-бара «Одинокий волк», в подворотне. Сколько тебе тогда было? Хочешь теперь побывать на месте твоего старика-урода, и изнасиловать девочку? Думаешь, сможешь таким образом отыграться за испорченное детство, а, Райнер? Видимо, для его дружков данная новость ошарашила. Вон, Жан, кажется, даже забыл, для чего ему кулаки нужны. Потому что иначе я бы точно уже лежал на земле в позе эмбриона, но нет. Трое дружков этого извращенца явно переваривали в своей голове новую информацию. Можно было бы даже расслабиться, так как на быструю мозговую деятельность их скудный разум был неспособен — заржавевшие от редкого использования извилины явно работали не на полную. Но делать этого все же не следовало, потому что, в отличии от Жана и его двух братьев по разуму, он, красный, как раскаленное железо в огне, готов был наброситься на меня прямо в сию же секунду. Поэтому я, достав остатки здравомыслия и инстинкт самосохранения из дальнего ящика, тут же рванул с места и бросился прочь. Вслед за мной очнулся и виновник моей проповеди, а, спустя несколько секунд, я услышал и быстрый топот ног его дружков. Ну, понеслась. Надеясь на удачу, шмыгнул за угол и побежал по ступенькам вверх — город представлял собой многоуровневую систему построек, вызванную крайней ограниченностью в пространстве. Из-за чего в спальных районах постоянно приходилось бегать по каменным лестницам вверх-вниз, чтобы добраться до нужного места. Территория города оставалась неизменной в размерах, а вот численность населения постоянно увеличивалась. Никогда не понимал, что движет людьми, когда они заводят по 9 детей в одной семье. Что ждет этих недокормышей в будущем? Да ничего, по сути. Если не умрут в младенчестве или раннем детстве, то будут едва ли сводить концы с концами, питаясь объедками и занимаясь мелким воровством. Что могут дать родители с выводком детей своим отпрыскам, если и сами живут в нищете? Однако, об этом почему-то они не задумываются, иначе почему тогда они продолжают рожать еще и еще? Я перемахнул через поваленный фонарный столб и побежал дальше. Однако удача мне все же сопутствовать отказалась, потому что эти упыри гнались следом за мной. К счастью, я был довольно быстрым и маленькой комплекции, а также выносливым, благодаря чему мне удавалось бежать в десятке метров от пыхтящей во всю шайки от усталости. Побегав от них еще минут 5, мне удалось выбиться далеко вперед, так как те, махнув рукой, решили на меня забить. Для верности попетляв еще несколько кварталов, я завернул в подворотню, чтобы отдышаться. Все же, каким бы выносливым я не был, такие вот гонки вытягивали из меня все силы. Через пару минут я уже мог стоять прямо, а ритм сердца потихоньку успокоился, поэтому я высунул нос из укрытия. Оказалось, что я совершенно случайно забрел к своему любимому бару в городе. Пивная с немного странным названием «Крысиная лапка» была тем самым местом, где я любил проводить свободное время вне дома. Что-то было аутентичное в атмосфере грязной обрыгаловке недалеко от Центральной площади. Недолго раздумывая, я толкнул дверь бара. Тихий звон колокольчиков тут же оповестил о новом посетителе, когда я направился к потертой барной стойке, выкрашенной в ярко-красный цвет, и опустился на барный стул. Достав из кармана джинсов полупустую пачку сигарет, и кинув ее возле себя на стойку, я с прискорбием обнаружил, что зажигалку я благополучно где-то позабыл. — Огоньку? Барменша, стоящая за стойкой, приблизила свое лицо ближе ко мне и позволила прикурить от ее сигареты. — Неплохо, однако в следующий раз найди мне зажигалку, Ханджи, — обратился к ухмыляющейся девушке я. Та, поиграв бровями для антуража, со смехом кинула дешевую пластмассовую зажигалку с изображением какой-то полуголой девицы. — Тебе как обычно? — Ага. Через несколько секунд ожидания, рядом со мной опустился бокал разливного пива на подстаканник с глухим звуком. Я частенько сюда захаживаю после работы. Чем-то мне приглянулось это грязное местечко. Я нашел «Лапку» пару-тройку лет назад, не помню точно, совершенно случайно. По иронии судьбы, в тот день я, так же как и сегодня, убегал от Жана и Райнера (их в тот день было всего лишь двое), и на глаза мне попалось это место. Понадеявшись, что они не догадаются, что я зашел внутрь, они пробегут мимо. Так и случилось. Увидев в окне пробежавших мимо бара своих ровесников, я решил не идти домой, а остаться здесь. С тех пор я стал частым посетителем. Что-то было родное в этом небольшом помещении с тусклым освещением. В музыкальном аппарате всегда играла приятная музыка, делая атмосферу чуточку уютнее. Даже липкие столы, под которыми было налеплено кучи жвачек, прокуренное помещение и гогот или ругань посетителей не смогли отбить у меня желание прийти сюда вновь. Мне с первого взгляда понравился бар. На стенах были развешаны различные плакаты, некоторые из них были весьма похабного содержания, статуэтки и безделушки на полках создавали некую захламленность, от чего появлялось чувство наполненности. На бордовых кожаных диванчиках у столов возле стенки было приятно сидеть большой компанией, а между столами было достаточно место, чтобы пьяным посетителям было комфортно с их желанием потанцевать. Вот если бы не загаженные сортиры — цены бы этому месту не было, серьезно. Через некоторое время эйфория от погони окончательно исчезла, и мое приподнятое настроение начало спадать. Да, было неправильным так наезжать на парня, учитывая то, что мы все только закончили 12-часовую смену на работе, но кто же меня остановит. Зато его дружки теперь знают о нем чуточку больше. Я сидел за грязной барной стойкой на шатающемся грязном барном стуле, и, подперев голову рукой, потягиваю холодное пиво. Вкус напитка просто ужасный, но выбирать не приходится. На старом музыкальном автомате играла какая-то тихая, совсем незапоминающаяся песня, а ужасный звук стучал прямо в голову. Изрядно подвыпивший, я воспринимал этот звук как раздражитель, потому что в ушах уже звенело, а голова словно была налита свинцом. Все это только усугубляло мое дерьмовое настроение. Последние несколько недель явно считали долгом выбить меня из привычной колеи. Напряжение никак не хотело спадать, а дурное предчувствие не покидало моей головы. Что-то было не так. Заказал очередную бутылку дешевого пива у барменши, и вытянул последнюю сигарету из пачки. Из-под отросшей челки разглядываю Ханджи, татуированную девушку за стойкой с короткими волосами, — совсем полная моя противоположность. Она продолжает улыбаться, несмотря ни на что. Эта девица работает в этом баре уже несколько лет, и я ни разу не видел ее расстроенной или сердитой. Ее янтарные глаза будто бы сверкают, пухлые губы всегда чуть улыбаются. Для меня, пожалуй, навсегда останется загадкой, как Ханджи удается всегда пребывать в хорошем расположении духа. Такому можно только позавидовать. Ее не могут вывести из себя даже постоянные пьяные драки особо буйных посетителей. Когда я был тут в последний раз две недели назад, то застал уже концовку драки кучки алкашей, где одного из участников (кажется, я как-то видел его спящим возле крыльца нашего дома, и, что примечательно, с полным отсутствием штанов — отвратительное зрелище, надо сказать), окровавленного, вынесли на руках парочка верзил и потащили в тот самый печально известный район города, куда сносили все трупы. Яма. Этот район носил такое незамысловатое название, потому что совсем неподалеку от жилых кварталов была вырыта яма, в которую скидывали трупы всех жителей, в том числе и животных. Купив в баре новую пачку сигарет, направился к столику, что стоял в самом дальнем углу бара, чтобы не так сильно слышать скрежет музыкального автомата, который в очередной раз заглючил. «Да долбаните же его кулаком, кто-нибудь!» — подумалось мне в тот момент. Совсем рядом с моей ногой пробежала облезлая крыса и скрылась среди столиков. Следующие полчаса я провел за столиком, выкуривая сигареты одну за одной и опустошая пивные стаканы. Я откинулся на спинку стула, прикрыв уставшие глаза. Как же я, черт побери, устал. Не только морально, но и физически вымотан. Весь день провел на работе, получив за это сущие копейки, которые сейчас бесстыдно пропиваю в грязном баре. Радует только то, что сегодня народу не много, не хочу слушать галдеж кучки горняков о том, как их все заебало. Меня тоже все заебало, знаете ли. Меня заебало каждый день ходить на работу в 5 часов утра, а возвращаться ночью. Меня заебало, что Микаса вынуждена работать в борделе на какого-то чмыря, которому я как-то задолжал денег три года назад, из-за чего она теперь должна бесплатно обслуживать его клиентов, и который обращается с работниками, как с вещами. Меня заебало, что хоть какой-то доход может принести только Рейн. Хочется просто послать все к черту и сдохнуть по-тихому. Но я ведь такой не один. Нас тут таких тысячи, вымотанных жизнью. Почти все жители города работают в карьере, вход в который находится рядом с одним из выездов из города, которые строго охраняются военными по периметру. Там мы добываем какие-то камешки, которые потом вывозятся за пределы города в охраняемых солдатами фурах. Что это за камешки, для чего они и кому нужны, не знает никто. Важно лишь то, что брать хотя бы один, даже самый-самый маленький, строго запрещено, и за неповиновение тебя навсегда забирают солдаты. Что с этими глупцами делают дальше — неизвестно. Можно лишь только предполагать. Сознание потихоньку махало мне ручкой. Жутко клонило в сон, но я продолжал упрямо сидеть за столиком, подперев голову рукой, вяло оглядывая помещение глазами. То ли от выпитого, то ли просто от моральной усталости, но я чувствовал гнев, смешанный с отчаяньем и негодованием. Осознание того, что мы, словно собаки, живем в будке, едим объедки и медленно умираем, все сильнее и сильнее глодало меня. Кто знает, когда кому-то «сверху» окончательно станет на нас насрать? Я слышал тех людей, я помню их слова. Пусть до меня долетали лишь обрывки, но я запомнил каждое их слово. Люди, чьих лиц я не видел, явно знают намного больше, чем здешний простой городской обыватель. Простой люд здесь дохнет, словно мухи, и даже не может ничего изменить. Это не жизнь. Это существование. Мы все просто замкнуты здесь. Уже ничего не соображавшаяся голова безвольно упала на сложенные руки, и я уснул на грязном столе в баре, посреди стоявших рядом пивных стаканов и кружек, что остались здесь еще от прошлых посетителей. В пепельнице медленно дотлевала наполовину скуренная сигарета.