Альфред проснулся с острым чувством одиночества. Такого, когда начинаешь понимать, почему люди так долго могут находится рядом с нелюбимым человеком. Они просто боятся остаться одни. Когда настолько привык быть с кем-то рядом, что мысль остаться наедине с собой вызывает приступ паники. Наверное, это именно она ворочается в желудке и подступает к горлу в желании позвать хоть кого-то, кто услышит. Но Америка молчит. Вечером он выпил целую горсть различных таблеток в надежде выспаться. Требуется подготовить все документы для предстоящего собрания, на котором Англия наконец озвучит свое решение, ведь до него осталось всего несколько дней. Вот только спасительный сон продлился не долго.
Раньше Альфред не мог дать точного определения одиночеству. Вернее, мог, но оно вряд ли бы отличалось от стандартного определения термина этого чувства. Он не помнил, что происходило до того, как его нашел Англия, но после все было, как в счастливой сказке. Рядом всегда был или Артур, или кто-то из его семьи, на крайний случай Мэтью. Они вместе играли, жили, спали, и жизнь маленького Америки была безоблачна и беспроблемна. Все возникающие дрязги решал Англия, не нужно было сидеть с документами — гуляй целый день среди своего народа, общайся и познавай мир. Позже начали появляться его первые города и территории, семья Альфреда росла, как и народ. А потом была война.
Америка всегда был уверен, что Артур, уплывая к себе на острова, бросил его, обиделся на его желание быть свободным. Что он больше никогда не общался с ним так же душевно и по-доброму, как раньше. А потому Альфред навязывался, как мог — прилипал с вопросами на собраниях, бежал следом, зазывал погулять, пытался не реагировать на традиционную английскую язвительность, которой с каждым годом становилось все больше. Но несмотря на все их распри, Артур его не бросил. Он всегда мог помочь, подсказать и просто побыть рядом, хоть уже не так часто, как раньше. Он всегда брал трубку, даже если был очень занят, мог долго ругаться, но все равно оставался на его стороне. А еще рядом всегда был Канада, заполняя собой пустоту в доме во время отсутствия рядом кого-то из американцев. Надо признать, это было удобно.
А сейчас, лежа в постели, Альфред внезапно понял, что поговорить ему особо и не с кем. Его штаты и города не считаются — по факту, это его же собственная территория. Да, с ними чувствуешь, что все еще существуешь, но для душевного равновесия нужен кто-то извне. Кто-то такой язвительный и английский. Ну или канадский.
Как бы Америка не пытался, заснуть не выходило. Телефон лежал на тумбочке возле кровати, и Альфред по инерции попытался опереться на обе руки и завалился на бок, чуть не упав с кровати. Левая рука отозвалась глухой болью, но пошевелиться не желала. Вытянув правую руку и взяв телефон, Альфред переполз на центр кровати и разблокировал смартфон. Свет экрана ненадолго резанул по глазам, но зрение работало исправно. В его очках не было линз — он носил их лишь для более взрослого внешнего вида, а потому Америке даже в голову не пришло надевать их ночью. Иногда он забывал, для чего вообще они нужны обычным людям.
В записной книжке были номера большинства стран мира. На глаза сразу же попался номер Англии, но мысль позвонить старшему брату отпала сама собой. Вряд ли Артур скажет что-то хорошее. Его британская гордость этого не допустит. Да и как-то не принято странам на грани войны созваниваться по ночам. Ничего, после победы Америки Артур станет одним из штатов, и тогда уже Альфред продемонстрирует ему всю свою заботу. США был наслышан о нелегком детстве европейцев, а потому очень удивился, что Артур не хочет избавится от всей этой ответственности и отдохнуть. Иногда Альфред закрывал глаза и представлял, что Англия живет в его доме, делает на завтрак тосты, следит за садом и ждет его, Альфреда, в их доме. Все, как и раньше. А потом Америка вспоминает о их возможной войне. Только бы Англия присоединился добровольно! А если нет… Что ж, если нужно уважить его британскую гордость, то что не сделаешь для любимого старшего брата.
Листая телефонную книжку, Альфред все больше впадал в тихое отчаяние. А позвонить-то действительно некому. Канада не ответит — он никогда не брал трубку ночью, во всяком случае, когда звонил Америка. Франциск? Они не были особо близки, как, впрочем, и с остальной континентальной Европой. Япония? Последнее время Кику остерегается Альфреда, словно осторожная кошка обходит охотника стороной, не отрывая взгляда и не поворачиваясь спиной. Хоть России звони — Иван наверняка пошлет от души, когда узнает повод звонка.
Телефон улетел на тумбочку, проехал по гладкой поверхности и упал на пол. Яркий свет люстры ненадолго ослепил, но глазам, привыкшим к свету экрана смартфона, не было больно. Если смотреть в зеркало, черная рука выглядит особо пугающе. А по телевизору ничего интересного. Зато хоть фон для мечущихся в голове мыслей.
Альфред сел за стол, бросив взгляд на документы. Работать ночью — до чего он дошел? Зато есть возможность отвлечься от пустоты внутри. Америка поймал себя на мысли, что возможно, он просто вырос. Когда он заставал Артура ночью за документами, всегда удивлялся его трудолюбию. Англия обычно отшучивался в своей уникальной язвительной манере, и продолжал работать. Вот и пришла пора Америке засесть за документы в ночь. Он стал взрослый. Но Англия старше. Настолько старше, что способен шутить.
Взгляд зацепился за фотографии в небольших рамках на столе. Альфред сначала хотел убрать их в кладовку, но позже передумал. Хотелось, чтобы его семья была хоть где-то в его жизни, даже если это просто кусок бумаги.
С одной из фотографий, положив голову на руку, улыбался Артур. Он был без пиджака и галстука, рубашка неофициального фасона свободно сидела на его худощавом теле, волосы растрепались, а на щеках уже проступил небольшой румянец от нескольких выпитых пинт пива. Тогда они вдвоем сидели в пабе, Артур беззаботно болтал, что случалось в Англией нечасто, да и вообще пребывал в хорошем настроении. И даже не ругал Альфреда, когда младший решил запечатлеть старшего на фото телефона. Во второй рамке стояла старая, когда-то черно-белая фотография, которую со временем Альфред смог отцветить. На изображении сидел Канада — в своей красной военной форме британского образца, новой и еще не успевшей повидать битвы. Разумеется, у Альфреда были фотографии Канады и получше, чем старая черно-белая картинка, вот только Мэтью так хорошо смотрелся в этой форме, мило улыбался в объектив и выглядел совершенно счастливым. В его ногах неизменно сидел небольшой белый медведь, а в левой части фотографии попал кусочек Артура — всего лишь рукав формы да часть сосредоточенного лица. Рассматривая фотографию, Альфред поймал себя на мысли, что Мэтт всегда больше держался Англии, чем сам Альфред, хоть и выросли они бок о бок. Даже уйти от Артура не решился. Канада был мягок сердцем, но характер имел не менее упрямый, чем сам Англия, вот только хорошо умел это скрывать. Если вспомнить действия Мэтта, становится понятно, что во всех принципиальных для страны решениях он стоял на своем и добивался желаемого. Вот только канадец уже так давно в последний раз рассказывал Альфреду о своих целях и мыслях, что Альфред стал об этом потихоньку забывать. Да и сейчас Мэтью вряд ли имеет какие-то цели, чтобы начать упрямится и идти к ним. И потому обязанность Альфреда помочь брату стать на свой собственный независимый путь. В третьей рамке стояла фотография всех штатов Америки. Альфред уже давно завел традицию фотографировать всех каждое собрание, но именно это фото Америке нравилось больше всех остальных визуально таких же. Может, внешне в серьезных лицах штатов и не было ничего особо примечательного, но Альфред помнил атмосферу того собрания — скоро рождество, настроения ругаться нет, а потому штаты просто сидели и обсуждали жизнь. А потом они все вместе поехали домой к Америке и продолжили уже с алкоголем и закусками.
Последняя рамка вызывала у Альфреда самые сильные эмоции. На белой бумаге угольком был изображен Артур, привалившийся к дереву, а с обеих его сторон, облокотившись на старшего, спали совсем маленькие Канада и Америка. Этот рисунок был нарисован Франциском, заставшим их в таком виде в один из визитов в Новый Свет. Но в руки Америки этот эскиз попал только после обретения США независимости. Артур, изображенный легкой рукой Франциска, выглядел умиротворенно и немного улыбался во сне. Интересно, а сейчас он выглядит точно так же, когда спит?
Америка понимал, что скучает по Артуру, но ни о чем не жалел. Ведь нет ничего лучше, чем быть. Так прекрасно чувствовать себя свободным, в своих планах, в своих мыслях, в своих суждениях. В конце концов, иметь право на себя. На свою жизнь.
Вашингтон оказался за спиной совершенно внезапно. Америка не услышал, как он постучал в дверь и вошел, но иначе Том не умеет — слишком интеллигентен. Когда-то научился этому от Англии. Вашингтон вообще частенько напоминал спокойного Артура — конечно, не внешне, хоть и одевался похоже. К тихой радости Альфреда, Том покидать комнату Америки в скором времени не собирался. Он принес с собой бутылку бренди, и совершенно не удивился бессоннице Альфреда.
— Ты спаиваешь собственную страну. — Америка попытался улыбнуться своей обычной голливудской улыбкой, но поймал себя на мысли, что Голливуд на данный момент ему не принадлежит. Сейчас этот город часть черноты в левой руке — молчаливый и неподвластный Альфреду. Том сделал вид, что не заметил подавленного состояния своей страны, хотя об этом и не нужно было догадываться, и разлил алкоголь в принесённые вместе с бутылкой бокалы.
— В твоей комнате горел свет и подумал, что ты не против составить мне компанию. Хотя я в любом случае собирался пить. Да и вряд ли моя страна против возможности попытаться споить свою столицу.
Альфред промолчал. Алкоголь обжег горло и попытался вытеснить пустоту в груди. Том не спешил заводить разговор, и Америка был рад этому. Многое хотелось озвучить, но не столице. А Вашингтон и так все отлично знал, и потому Альфред просто был благодарен своей столице за присутствие и молчание. В такие моменты слова не нужны.
***
Когда ее нога ступила на территорию Перл-Харбора, все солдаты успокоились. Не было разницы, принадлежали эти люди ей или же они прибыли от Альфреда — в присутствии персонификации Гавайев солдаты просто не могли продолжать. Эта смуглая женщина в военной форме и рослый мужчина за ее спиной давили морально, заставляя гавайцев испытывать необъяснимое чувство радости, а немногих оставшихся американцев — давление внутри головы и мигрень.
Налани с удовлетворением осматривала теперь уже свой военный флот — внезапно она снова стала одной из решающих сил в Океании, и за это можно было смело благодарить Британию. Когда Гавайи впервые объявила о своей независимости на правах Гавайской республики, Альфред просто взбесился. Он кричал о неправомерности выхода из его состава, вот только ушлый Уэльс уже подготовил все для референдума. Разумеется, большинство голосов не переубедило Америку. На Перл-Харбор началась резня.
Все прошедшие дни тело Налани вздрагивало в судорогах, ломило кости, внезапно появлялись синяки и ссадины. Ее люди сражались с американцами и побеждали — оказалось, что Дилан зря времени не терял и к моменту референдума на ее территории был небольшой английский гарнизон. А как только началась битва, ее люди и сами взялись за оружие, не оставляя американцам и шанса на победу.
Приказы Налани исполнялись моментально, словно она снова была королевством. Вот только название новое — независимая республика. Губы девушки сами растянулись в хищной усмешке. Пора вспомнить свое прошлое. Америке не место в Тихом океане, и она вышвырнет его из этих вод. Дело тут не столько в месте, сколько в факте — если она это не сделает, то Альфред нападет сам.
Для начала стоит потренироваться на необитаемых целях, и первым на ее пути будет Атолл Джонстон, принадлежащий Америке. Австралия, Новая Зеландия и другие находящиеся радом страны Британского Содружества тоже прислали сообщения об оказании всей необходимой помощи Гавайям. Давно у нее не было таких возможностей, а вернее сказать — никогда. Держись, Альфред. Она снова выходит на охоту.
***
Час назад закончилось заседание Европейского парламента. Час назад на почту Германии начали приходить возмущенные письма стран. Час назад был подписан закон о назначении Германии руководящей страной Европейского Союза.
Первой на его личную почту прислала сообщение Бельгия. Максимально корректно она поинтересовалась, правда ли все, что ей передали и, получив ответ, замолчала. После о том же поинтересовался Италия, Австрия и Дания, и если последние промолчали, как и бельгийка, то Италия сходу стал заявлять, что он рад такому повороту событий и полностью доверяет Людвигу. В этом Германия не сомневался.
После прислал сообщение Америка. Возмущался по поводу документа, грозил своими базами. Германия ответил, что сам не понимает, в чем дело, и разберется. Скоро собрание, на котором решится не только судьба Англии, но и его. Если Англия будет воевать, то будет и Германия. Если же станет частью США — придется объясняться и договариваться мирно. Будет сложно, но Людвиг не жалеет — он уже устал от этой показухи под названием Евросоюз.
Последним пришло письмо, которое заставило Германию поволноваться. Гилберт написал всего ничего, но для Людвига это были одни из самых значимых слов за последние много лет. Всего одно предложение. «Ты справишься, брат, только не отступай.»
***
Слезы наворачивались на глаза сами собой. За такое короткое время он утратил слишком много. Альфред всегда был уверен в нерушимости своих территорий, свысока смотрел на распадающиеся страны, и был уверен, что с ним такого никогда не случится. Вот он потерял Калифорнию и Техас, забравший с собой Аризону и Нью-Мехико, и через несколько дней о своей независимости объявила Гавайи. Да не просто отправила письмо, а еще и стала мстить — со своим новым флотом девушка уже захватила все его необитаемые неинкорпорированные и инкорпорированные территории в Тихом океане, и взялась за обитаемые. Американское Самоа сдалось само, а вот с Северными Марианскими островами и островом Гуам завязалась битва. Альфред хорошо это чувствовал — не даром кончики пальцев правой руки постоянно покалывало. Америка не сможет помочь — его выход в Тихий океан теперь значительно урезан. Но есть большая вероятность, что захват не удастся и хорошенечко потреплет саму Налани — недаром на Гуаме располагались аж две военные базы — военно-воздушная и морского флота. Возможно, бомбардировка ее территорий приведет Гавайи в чувство.
Сегодня же утром новый приступ боли подкосил Альфреда, пытавшегося встать на почерневшую из-за потери Гавайев правую ступню. Левая рука, еще не отошедшая от потерь, потемнела вместе с левым плечом, занимая и небольшую часть туловища. А глазах замелькали красные пятна, а паника поднялась в душе, только успокоенной своими планами насчет завтрашнего собрания. Независимость объявил Орегон, забрав с собой штаты Вашингтон, Айдахо, Монтану, Вайоминг и собственно сам Орегон. А почти сразу за ним, буквально через час, за ним последовал и Юта, забрав с собой и штат Невада.
Приняв дозу обезболивающего, что теперь постоянно лежало на его тумбочке, Альфред попытался улечься на кровати так, чтобы не тревожить левую руку и правую ступню. От него ушли уже двенадцать штатов из пятидесяти. А завтра собрание. Он хотел сделать Артура своим пятьдесят первым штатом, вот только что теперь? Получается, кроме войны с Британией придется вести боевые действия и со своими же территориями, а это означает войну на несколько фронтов.
В голове проскочила мысль позвонить Артуру, попросить прощения и отказаться от своей идеи. Вернее, сказать так Англии, а по факту — перенести эту войну на более поздний период, когда Альфред вернет все свои убежавшие штаты. Вот только это означало для Америки унизиться перед своим бывшим опекуном, показать себя мальчишкой, который не умеет нести ответственность и забирает свои слова назад. Лучше уж война на несколько фронтов, чем это.
Теперь выход в Тихий океан закрыт, да и в сложившейся ситуации ресурсов на помощь Гуаму не было. Конечно, эти острова сами по себе мало что давали Америке, вот только их расположение позволяло контролировать часть Азии и угрожать им своими ракетами. А потому вряд ли получится уговорить хоть кого-то стать союзником и утихомирить Гавайи. Более того, в Океании предостаточно припевал Артура, которые могут захотеть вмешаться, тот же Австралия. Хотя могут и не захотеть — не зря же они добились своей независимости. Альфред сделал пометку в голове отправить Гуаму письмо с приказом воевать до последнего и пустых обещаний предоставить помощь, когда это станет возможным. Все же есть достаточно большой процент, что остров разберется сам, если никто со стороны не вмешается в их конфликт.
Если Артур захочет воевать, Альфред окончательно потеряет возможность контролировать Европу. И, скорее всего, ему придется временно остановить работу НАТО, ведь защищать кого-то, кроме себя, станет для него непозволительной роскошью. Интересно, будут ли европейцы сидеть смирно или по старой доброй традиции развяжут очередную войну? Ничего, Америка разберется со своими делами и вернет контроль.
Немного раздражало, что решение Англии внезапно стало так важно для Альфреда. Ведь если Артур таки захочет воевать, весь запад США увязнет в длительной вялотекущей войне. Основные силы придется направить на Британию — стоит признать, что Англия умеет воевать и использовать стратегию, а потому с ним придется расправиться как можно быстрее, вверяя ведение боевых действия на своей территории в ответственность соседних с бунтарями штатов. Возможно, Америка попросит помочь с восставшими штатами Канаду, вряд ли Мэтью откажет своему брату.
Войну осложняло то, что на территории штатов, захотевших независимости, находились довольно крупные военные базы с новейшим вооружением. И на этих базах было много граждан из этих самых штатов. Конечно, так просто в руки бунтарям они не перейдут — на это потребуется какое-то время, а потому у Альфреда есть небольшая фора в разворачивании своих войск. Пока что подготовка только идет, но регулярную бомбардировку территорий бунтарей Америка уже начал. Пусть знают, какая ответственность будет за принятое ими решение.
А сейчас все-таки нужно поспать. Завтра собрание. Он должен быть готов ко всему.
