***
Альфред никогда не знал, как ему относится к Лондону. Когда он видел Гвендолин — она всегда была рядом с Артуром, и стоило лишь одного слова Англии, чтобы она подчинилась и исполнила любой приказ. Маленький Америка тогда не понимал, что заставляет женщину, не являющейся рабыней, слушаться Артура, и даже то, что она называла свою страну отцом, не пролило света на действительность. В конце концов, Альфред часто видел непослушание маленьких детей по отношению к своим родителям, чтобы списать поведение эти двух англичан на обычное родственные связи. А потому Альфред подловил момент, когда рядом с Гвендолин не было Артура, и спросил напрямую. Лондон тогда мягко улыбнулась маленькой стране, потрепала по волосам и сказала, что для нее Англия — это самое важное в жизни, поэтому она и готова для него на все. Америка надолго запомнил слова Лондона, и даже немного расстроился, когда персонализацией его столицы оказался мужчина. Альфред втайне мечтал, что и у него когда-нибудь появится верная, на все готовая ради него спутница, вот только Томас сильно отличался от мечт своей маленькой страны. А потом Америка получил независимость, смирился и даже, казалось, забыл о детской мечте, и кто бы мог подумать, что старые воспоминания придут к нему именно сейчас, во время войны. Утром, как Вашингтон и предсказывал, Альфред проснулся здоровым. Не было больше черноты на его теле, руки и ноги двигались, и Америка для пробы походил немного по комнате. Да, он чувствовал себя словно ослабленным, но пустоты от потери штатов больше не ощущал. Зато на теле появились другие отметины. Из-за того, что штатов в Америке стало меньше, их место в теле Альфреда стало весомее, а потому небольшой рубец от военных действий в Оклахоме превратился в глубокий кровоточащий порез в районе печени. Бои во Флориде отзывались болью пальцах левой руки, а митинги на Аляске — периодически появляющейся ломотой в колене. Но все эти ощущения радовали Америку — его штаты боролись и уходить не собирались. А потом и он тоже должен вступить в войну. Приведя себя в порядок и разобравшись с особенно важными делами, Альфред переместился на флагманский корабль американского флота, разворачивающего свои силы недалеко от берегов Англии в Кельтском море. Судя по карте, впереди у него находились берега Ирландии, а самолеты долетали до Кардиффа и Бристоля, от которых рукой подать и к Лондону. Альфреду было интересно, как там Гвендолин, но сомневался, что увидит ее раньше, чем захватит британскую Столицу — Артур бы ни за что не позволил Лондону умереть в бою. Судя по отчетам, его флот так и не приблизился к английским берегам, и даже к Хью-Тауну подобраться не получалось. Но ничего, Альфред здесь, чтобы изменить ход войны.***
Бат молча сидел на кресле, ничем не показывая свое недовольство. Билл долго пытался разговорить сидящий перед ним штат, но бесполезно. Сегодня утром последняя часть Оклахомы была захвачена Техасом, и теперь жизнь Бата была предопределена. Биллу не нужен предатель на собственной территории, готовый ударить в спину. Оклахома сидел, склонив голову, не имеющий сил даже встать на ноги, и пытался осознать свое поражение. Техас развернулся и вышел из камеры, задержавшись немного на пороге. Бат продолжал молчать. Повернув ключ в прочной железной двери, Билл тяжело вздохнул. Его министерства уже начали подготовку по переименованию территорий Оклахомы, и все люди теперь его штата относятся только к Техасу. Скоро Бата не станет, но Билл почему-то не почувствовал облегчения. Тяжело вздохнув, Техас отправился в свой кабинет. Его война еще не закончилась. На самой границе начиналась битва с Луизианой.***
Сознание медленно возвращалось, но, открыв глаза, Гвендолин увидела лишь красный туман. Последняя бомбардировка накрыла Лондон с нескольких сторон — Альфред привел к ее островам целую кучу авианосцев, самолеты которых теперь регулярно отрабатывали именно по столице. Возможно, Америка просто не знал, где находятся стратегические объекты Англии, а потому решил вывести из строя именно ее. Но, несмотря ни на что, британцы не подпустили его к своим берегам, отчего Альфред, вероятно, очень злился. Интересно, кто именно привел американский флот. За болью во всем теле начали появляется ощущения. Ее рубашка прилипла к телу, пропитанная кровью, вот только кителя не было на своем месте. А еще её голова лежала на чьих-то коленях, тело было укрыто какой-то тканью, а чьи-то руки мягко массировали кожу головы, попутно пытаясь распутать слипшиеся от крови пряди. Эдинбург не позволил бы себе такого, а Артур был в разгаре битвы и не мог перенестись к ней при все своем желании. Снова открыв глаза, сквозь кровавый туман Гвендолин рассмотрела фигуру крупного по сравнению с ней самой мужчины. Его русые волосы были непривычно растрёпаны, а серо-голубые глаза с тревогой смотрели на Лондон. Сердце забилось сильнее, словно пытаясь выскочить из груди. Гвендолин с усилием подняла руку и сжала ладонь мужчины. Серо-голубые глаза сразу же заглянули в ее зеленые, но ни одного слова Лондон не услышала. Увидев слабое покачивание головой, мужчина замолчал и поцеловал в лоб. Но Гвендолин не смутилась — она к нему привыкла за столько десятилетий, словно они всегда были рядом. Они несли тайну своих взаимоотношений через года, не рассказывая ничего даже самым близким родственникам, несмотря на распри и союзы своих стран. Время потихоньку шло, и Гвендолин все лучше чувствовала свое тело и вместе с ним боль от бомбовых ударов. С помощью надежной руки рядом девушка села, подмечая натекшую лужицу крови на полу. Неслабо ей досталось в этот раз. Мужчина ненадолго отошел, а потом сел перед девушкой и стал постепенно расстёгивать пуговицы ее форменной рубашки. Лондон не оказывала сопротивления, позволяя стирать с себя кровь мокрой тряпкой, обрабатывать и перебинтовывать ее тело. Последней мужчина обработал рану на голове, но бинтовать не стал — отлично знал, что Лондон все равно снимет все, что нельзя спрятать под кителем, чтобы не выдавать подчиненным своего состояния. Она была в несколько раз старше его, но старалась не упоминать этот факт, ведь поведение мужчины никак не походило на молодые города. Они были равны друг перед другом, и возраст совершенно не имел значения в их случае. Она помнила, как Париж периодически подкалывала столицу Британии, что с ее холодным сердцем никто из мужчин не то, что не захочет — даже не сможет стать рядом. Но он — смог. Сначала Лондон противилась, но мужчина не собирался слушать ее протесты и отступать, и Гвендолин сдалась. И еще ни разу не пожалела. Санкт-Петербург хоть и не обладал такой длительной историей, как Лондон, хорошо понимал ее. Частенько Петр сопровождал свою страну, будучи столицей, стоял за его спиной во время сражений и дипломатических визитов, выполнял все распоряжения России и любил Ивана всем сердцем, называя папой. В принципе, как и Лондон любила своего отца Англию. Но никакие близкие взаимоотношения с родителями не заставят города признаться в их далеко не дружеских взаимоотношениях. Если узнает Артур, то, несмотря на потребности своего народа и самого себя, пойдет на все, чтобы наладить отношения с Иваном и дать своей столице возможность чаще видеться с Санкт-Петербургом. Если Иван узнает о взаимоотношениях Петра со столицей Британской Конфедерации, начнет пытаться наладить с Артуром общение, игнорируя собственные интересы. Они понимали — отцы их любят и на многое готовы для своих столиц. Вот только оба города не могли пожертвовать интересами жителей их стран только ради их взаимоотношений, а потому молча выполняли поручения своих стран, зная, что в случае войны выберут именно своих родителей и народ. Она помнила, как обратила внимания на этот город. Вторая мировая война подошла к концу, страны-участники собрались вместе со своими пострадавшими городами в Берлине — вынести приговор ответственным за войну. Он был худым из-за длительной блокады, с впавшими щеки, черными мешками под глазами, но с гордо вздернутой головой и по-царски ровной спиной. Она стояла за спиной Англии, холодная и нахмуренная, и часть ее мыслей было сосредоточенно на том, что кровь от ранений прошла сквозь бинты и начала пропитывать черный китель ее формы. Она закрыла пятно папкой с документами, боялась опозорить страну своей слабостью, и незаметно осматривала присутствующих. Их взгляды пересеклись, но не на долго — Москва увела Петра вслед за Иваном, собравшимся уходить. Они часто пересекались до этого собрания, но не предавали этому значение. Не обратили внимания друг на друга и сейчас. После собрания Париж попыталась внести в унылое общество городов хоть каплю ощущения мирной жизни, и поволокла всех в ближайшее кафе. Лондон потуже затянула бинты, надела черное и с раздражением слушала щебетание Жаклин. Санкт-Петербург сидел рядом и невозмутимо рассматривал ее лицо. А она смотрела в ответ. И оба города не смогли бы сказать, сколько времени они так просидели — плечом к плечу, смотря друг на друга в полном молчании. Их ночь была прекрасна. Каждому из них было важно почувствовать, что война закончилась, а потому они пытались ни о чем не задумываться. В объятиях Петра Гвендолин почувствовала себя желанной, он был нежен, словно она хрупкий цветок, пытаясь не задеть ни одной раны Лондона. Утром вся их постель все равно была в крови, но он сделал вид, что не заметил, как и сама Лондон проигнорировала выпирающие кости и глубокие раны мужчины. Эта ночь словно вернула девушке ощущение мира, и за завтраком с Англией она наконец-то отпустила события прошедших лет и спокойно поддерживала разговор. Улыбка Артура сказала ей, что теперь все будет хорошо. Петр был первым из них двоих, кто решил сделать шаг навстречу. Он не дал ей забыть о произошедшем — присылал письма со стихами, нарисованными им же картинами, описывал какие-то события, подкрепляя слова карандашными эскизами, и вообще делился всем, что было на душе. Не было никаких навязываний, громких пустых фраз. Русский просто демонстрировал, что ему важно поделиться с англичанкой частичкой себя, и если сначала Лондон молчала, отказываясь признавать между ними хоть что-то, то позже стала присылать в ответ свои стихи и картины. Они постепенно узнавали друг друга, обменивались книгами их писателей и поэтов, совершенствовали знание языков друг друга, и в итоге встретились вновь. И не расставались до сих пор. Петр помог ей встать и усадил на единственный диван, находящийся в командном пункте. — Ты не должен был приезжать. — Не должен, но я тут. Не волнуйся — меня никто не заметил, я использовал кольцо и сразу закрыл на замок дверь. Гвендолин вздохнула, покосившись на экраны мониторов наблюдения. Флот Америки не пробился к берегам и отступал в океан. Она выдержала еще один день. Кольцо на пальце Петра тускло светилось, словно подтверждало, что недавно использовалось — Лондон сама его сделала, используя свою магию. Русскому нужно было лишь пожелать, и он сразу оказывался рядом. Пользовался Петр таким способом только в самом крайнем случае — велика была вероятность, что Гвендолин была рядом с Англией или хотя бы с подчиненными. Они сидели молча, и тишина не напрягала. Он не спрашивал о ее самочувствии — и так все знал и понимал. Да она бы и не призналась, как сейчас болит все ее тело. А потом она почувствовала магию Англии, Петр быстро вернулся домой, на прощанье легко поцеловав Лондон в губы. Через несколько секунд появился Артур — в форме десантного спецназа, переброшенным через плечо автоматом и следами гари на лице. Значит, и его битва закончена. Но впереди у обоих еще множество боев. Англия подозрительно осмотрелся, словно что-то почувствовал, но, когда заметил на диване Гвендолин, взгляд зеленых глаз потеплел. Страна не спрашивал, кто ей помог — просто опустился рядом со столицей на диван, прям на то место, где только что сидел Петр, и по-отчески обнял свою столицу. Лондон уперлась лбом в плечо своей страны, вдыхая знакомый запах морской соли и вереска, частично заглушенных гарью и сигаретами. — Как ты, милая? — Я справлюсь, пап. Обязательно справлюсь. Англия поцеловал свою столицу в лоб и откинулся спиной на диван, давая девушке возможность отдохнуть.***
— Рота, подъем! Иван, внезапно атакованный подушкой, встрепенулся и сел на постели. Перед ним стоял Гилберт собственной персоной и довольно скалился. — Окстись, окаянный, ты что тут забыл в такую рань? — Будь благодарен, Русь-матушка, что Великий я пришел лично тебя разбудить. Поднимай свои обширные территории и двигай их на кухню. Лихо развернувшись на одной ноге, Гилберт широким шагом вышел из комнаты, громко топая по лестнице и насвистывая нечто отдаленно похожее на имперский марш. Глубоко вздохнув, Россия вылез из-под одеяла, вышел в коридор и почувствовал порыв ветра. Подозрительно прищурившись, русский спустился вниз и обнаружил место пробития в своем доме. — Зачем ты выломал окно, чучело пернатое? У тебя же ключи есть! — Ключи забыл. Подумаешь, мелочь какая, зато Великий скрасил твое серое утро, завтрак приготовил, возрадуйся. Завтрак и правда стоял на столе, и с одного взгляда было понятно, что Гилберт с чего-то расщедрился. Ивана ждали кёнигсбергские клопсы, так полюбившиеся русскому, жареная картошка и бутылка немецкого пива, видимо, притащенная из личных запасов Пруссии. На фоне такой заботы Россия даже забыл об окне, а Гилберт расселся на стуле напротив, переключая каналы на небольшом телевизоре. — Ты это чего? Признавайся, что ты туда намешал? — Да вот еще, стал бы я столько готовить, чтобы что-то подливать. Ешь, не кипишуй. И кстати, Великий не может быть чучелом, а тем более пернатым, потому что чучело — это ты. — Какой ты злопамятный, однако. — Какая страна, такая и область. Клопсы были отличными на вкус — как и любил Иван. Даже настроение, испорченное ранней и неожиданной побудкой и изуродованным окном, стало потихоньку подниматься. — Смотрю, тут одна область слишком много о себе возомнила. Будешь выпендриваться — новость не расскажу. — Ладно, рассказывай, Великий разрешает. Иван фыркнул в бутылку с пивом. И в этом весь Гилберт — последнее слово должно быть за ним. — Звонил Людвиг — И что хотел? — Хотел вернуть тебя — Забавно, и что предложил? — Эстонию — А ты? — А я сказал, что только если Эдвард сам этого захочет. Гилберт отвлекся от телевизора, посмотрев на Россию, как на идиота. — Ты серьезно думаешь, что Запад станет его уговаривать? — А почему бы и нет? — А потому что я более чем уверен, что он просто устроит эстонцу кровавую баню. Ты что, так изощренно мстишь Эдуарду? — Ну ты загнул. Германия не станет этого делать. — О, ты его плохо знаешь. Он, конечно, воевать не умеет, но характер у него тот еще. Я предпочитаю убивать на поле боя, а Западу нравится его превосходство. Знаешь ли, идея с концлагерями и газовыми камерами была сугубо его. Не думай, я не оправдываюсь, просто Людвиг жестче, чем я. Думаю, если ему позволить делать с миром все, что захочет, все у него будут по струнке ходить. Иван замолчал, внимательно рассматривая Гилберта. Может, позвонить Германии и попросить не причинять вред Эстонии? В этом не было смысла — если Пруссия сказал, что Людвиг прибегнет именно к этим методам, Иван все равно вряд ли узнает. Во всяком случае, если Германия и решил что-то сделать, то уже начал, а потому Россия попытался заткнуть свою совесть и спокойно позавтракать. — Когда уже закроют эту бурду? — сердито проворчал Пруссия, наблюдая, как в каком-то русском сериале милиция с сиренами едет на место преступления. — Не знаю. А чего смотришь, если не нравится? — Интересно, чем закончится. Как досмотрю — можешь закрывать. — Спасибо за разрешение. Гилберт фыркнул и развернулся к Ивану. Бордовые глаза смотрели на русского в упор, и Брагинский, оторвавшись от еды, снова поднял взгляд на немца. — Давай, спрашивай, что ты там хотел. — Слышал, Аляска провел референдум. И он хочет к тебе. — Да, есть такое. — Иван внимательно смотрел на прусса. — Думаю, мы оба уже поняли, что это дело рук Артура. — И что, ты их заберешь? — Всему свое время, Гилберт, всему свое время.***
Уэльс вежливо поклонился, и Япония скопировал его жест, приглашая за стол. Дилан был не удивлен тому, что Англия попросил именно его отправится к Кику и более детально обговорить уничтожение американской базы, а не дождался Орегон — вести дела с японцем было сложно и требовало терпения. При Хонде не стоило показывать яркие эмоции — он мог воспринять это, как невежество. При Хонде нельзя было спешить — это он тоже мог воспринять, как невежество. Черт возьми, да Япония любой взгляд мог истолковать совершенно по-своему. Судя по всему, Хонда был настроен на длительный и детальный разговор — на столе стояли традиционные приспособления для чайной церемонии, а зал переговоров заменен на спокойную домашнюю обстановку за низким столиком на татами. Уэльс еще раз прокрутил мысль о том, что Япония пренебрег своими традициями добровольно и сделал вывод, что чего-то Кику от него ожидает сверх обещанного, вот и пытается быть чересчур внимательным. Говоря по правде, Уэльс был бы невероятно рад, если бы его послали куда угодно, только не к Японии. С Кику сложно было вести дела — японец все рассматривал под своим углом, и сам говорил какими-то полунамеками, хитро выворачивая все наизнанку в случае, если разговор шел не в ту сторону, куда бы он хотел. Но Англия был слишком занят Альфредом, как и Канада, Шотландия застрял в Техасе, а Ирландия — на Аляске, на остальных же членов Британской Конфедерации либо положиться было нельзя, либо они были непригодными именно для разговора с Японией. А потому Дилан должен немного потерпеть и поговорить с Кику обо все, что тому в голову взбредет, чтобы в дальнейшем не приезжать еще раз. А потом Уэльс снова вернется на флагманский корабль Гавайев и продолжит разработку плана по атаке на Гуам. Кику в молчании заваривал и разливал по чашкам чай, молчал и Уэльс. Это была их не первая встреча, и Дилан знал — прерывать тишину раньше хозяина дома было не принято, а потому терпеливо ждал, когда Япония выполнит все, что там задумал выполнить, и таки начнет разговор. Наконец, Япония завершил разливать чай, в ожидании глянув на Дилана. Уэльс взял в руки чашку, произнес традиционную японскую фразу, означающую, что он собирается воспользоваться гостеприимностью Кику, и сделал первый глоток. Япония улыбнулся самым краешком губ, но быстро вернул свое непроницаемое выражение лицо, тоже взяв чашку. — Дилан-сан, я бы хотел обговорить с Вами базу Йокосука. Вы не против? Уэльса всегда бесила это японская привычка спрашивать очевидные вещи, потому что с чего бы еще британцу было тащиться на эти острова. А еще бесила необходимость постоянно проявлять уважение. Это только Артур мог позволить себе общается с Хондой на ты. — Да, Вы правы. И, если Вас не затруднит, я бы не прочь узнать о ней более подробно. — Конечно. — Кику медленно отпил чай, и Дилан усилием заставил себя его не торопить. — Это военно-морская база находится в Токийском заливе на острове Хонсю, в 65 километрах от Токио. И именно близость к моей столице так пугает меня. По моим данным, на базе находится один атомный авианосец, два крейсера, штабной корабль и семь эсминцев. Чуть позже я продемонстрирую Вам карту. Но видите ли в чем дело, меня интересует не только эта база, а в принципе весь контингент Америки на моей территории. — И с чего бы Британской Конфедерации помогать Вам с другими американцами? — Дилан пытался не забывать о приличии, но раздражение потихоньку просачивалось сквозь его невозмутимую маску. — Нам выгодно уничтожить военно-морскую базу, дабы обезопасить окрестные воды и отрезать возможный курс для отступления с Гуама. Но пехота и авиация нас совершенно не трогают, так как в открытом океане мало что могут сделать. — Я был бы очень благодарен, так как это бы развязало мне руки для следующих действий. Значит, японец хотел использовать ситуацию для себя. Интересно, как? Дилан попытался максимально незаметно отправить сообщение Англии, и получил ответ. Артур просил выяснить, что конкретно от них хочет Япония. Кику делал вид, что не замечает движения Уэльса, и разливал свежий чай по чашкам. — Что ж, тогда я бы хотел, чтобы Вы уточнили, что именно хотите. Я передам Артуру, и он будет решать сам. Кику кивнул и, словно только этого и ожидал, разложил на столике небольшую карту Японии с заранее сделанными пометками. — Я взял на себя ответственность отметить американские военные объекты на своей территории и был бы признателен, если бы Вы преподнесли эту карту Британской Конфедерации. Думаю, так ему будет понятнее, что происходит на моих территориях. На карте были отмечены шесть военных баз, а некоторые территории, особенно на Окинаве, заштрихованы. Рядом стояла пометка — там располагается военный контингент и живут семьи военнослужащих. Этот факт еще больше напряг Дилана. Одно дело — уничтожить военную базу, на которой находятся в основном военные, и совершенно другое — нападать на женщин и детей. Дилан сразу же написал Артуру, и снова достаточно быстро получил ответ. Пусть Япония сам разбирается с мирными — а Британская Конфедерация позаботится только о военных базах, если Артур примет такое решение после обдумывания. — Мы подумаем только по поводу военных баз. Мирных жителей вы должны будете взять на себя. — Конечно, Дилан-сан, не волнуйтесь, о мирных я позабочусь. А теперь давайте обсудим подробности Вашей помощи. Уэльс вздохнул и мысленно выругался. Япония не изменял себе. Долгие разговоры о одном и том же под разными ракурсами. Нужно набраться терпения.