***
— Я хочу Трансильванию. Венгрия сердито сложила руки на груди, сверля взглядом Пруссию. На Людвига, сидящего за столом, она внимания не обращала, хотя это вообще то был его кабинет. Гилберт глупо улыбался, пытаясь успокоить вспыльчивую подругу, вот только Хедервари не собиралась отступать так просто. — Спокойно, Лизхен, объясни нормально, что именно ты от нас хочешь. — Я хочу, чтобы вы захватили мне Трансильванию. — Медленно, по слогам, повторила Венгрия, словно говорила с кем-то, кому сложно сразу понять ее слова. — Я считаю, сейчас идеальный вариант. Это моя территория. Я хочу ее себе. — Вообще-то Трансильвания принадлежит Румынии. — Вставил свое слово Людвиг. Лезть в эту тему не хотелось, но все же в чем-то Элизабет была права — проблема существовала и ее надо было решать. На фоне заключения мира с Польшей и его союзниками начались проблемы и в новоявленном Четвертом Рейхе. После включения в его территории Румынии начали массовые митинги цыган — они громили магазины и полицейские участки, захватывали административные здания, блокировали движение и вообще делали все, чтобы контроль над румынскими территориями установить было максимально сложно. Людвиг, как и положено, обратился к Штефану с призывом успокоить своих граждан, вот только Румыния и сам был сбит с толку. Слишком многие его граждане были против Рейха, потому и сам Калиш сомневался и колебался. — А чего только Трансильванию? — хохотнул Гилберт. — Чего не сразу всю Румынию? — Потому что Трансильвания — это моя территория. И то, что Штефану посчастливилось ее урвать — это чистое везение. И вообще, мы ведь проводим освобождение наших территорий от нежелательных народностей, а у Румынии это сделать кишка тонка. Злорадное выражение лица Венгрии Людвигу нравилось. На территории Четвертого Рейха он мог делать, что хотел, а потому снова начал свою политику чистой нации. Вот только он уже понял — просто уничтожать неугодных нет смысла. На них нужно давить всеми способами, заставляя покидать страну и бежать за границу. Уже сейчас толпы мигрантов, евреев, цыган и других народностей уезжали кто куда, и только с Румынией возникли трудности. Венгрия же могла положить этому конец. Вот только воевать снова не хотелось. Народ уже устал от постоянного напряжения, он чувствовал их нежелание брать в руки оружие. Конечно, Гилберт бы мог провести кампанию максимально быстро и эффективно, но Людвиг больше полагался на политику. Что могло уговорить Штефана добровольно отдать территории? Гарантии мирного его существования, которые в границах Четвертого Рейха пообещать Германия ему не мог, да и не хотел. Ходили устойчивые слухи, что Румыния активно беседует с Югославией, надеясь сбежать к нему, но не решаясь. Людвиг не против отпустить Штефана к Драгану — юркий румын постоянно портил его планы, был неконтролируемым, импульсивным и непослушным, вот только территории отдавать не хотелось. Германия открыл на ноутбуке карту Румынии, задумчиво рассматривая и так известную местность. Исторически Трансильвания занимала чуть ли не половину румынских территорий, окруженная Карпатскими горами, полными ценных ресурсов. Именно эти горы и интересовали Германию, еще Бессарабия, дававшая выгодное стратегическое положение. По факту, из восьми регионов Румынии Германию интересовали четыре — с потерей остальных, в основном граничащих с Югославией, Людвиг мог смирится. Тяжело вздохнув, Германия глотнул воды и набрал номер Штефана. Гилберт и Элизабет застыли на диване, наблюдая за действиями главной страны. — Я слушаю. Неуверенный голос Штефана только утвердил Германию в своей идее. От Румынии бесполезно ждать исполнения всех приказов. Он слишком слабохарактерный, чтобы взять и своими руками очистить территории. — Здравствуй, Штефан. Как там твои митинги? — Идут. Людвиг коротко усмехнулся, ничего не говоря. Молчание затягивалось, и Румыния все больше чувствовал себя не в своей тарелке. — Ты пойми, я не могу так просто прессовать своих граждан. Это слишком жестоко. — Это ты пойми. Я очищу Четвертый Рейх от всякой падали, а восстания людишек второго сорта меня не волнует в принципе. Я ведь дал полиции разрешение стрелять на поражение, почему ты этим не пользуешься? — Они такие же люди, как и все. Я не позволю их унижать. — Значит, таков твой выбор? — Вкрадчиво спросил Германия. Штефан неловко замолчал, не зная, чем сгладить свои слова, вот только Людвигу это было не нужно. Все, что должно быть сказано, уже сказано. — А теперь послушай меня, Штефан. Меня интересуют четыре региона — северо-западный, центральный, северо-восточный и западный. И я требую, чтобы ты передал их Венгрии, в противном же случае мне придется забрать их силой. Ты ведь не хочешь до этого доводить, правда? Германия знал, что Румыния не посмеет отказать. Штефан не плохо воевал, но только с теми, кто был хоть немного слабее и равен ему. Перед сильными он обычно пресмыкался или вступал в союз. Даже во Вторую Мировую Румыния не посмел выступить против Людвига, поддерживая всем, чем только было необходимо, и трясясь при каждой их встрече. — Но это чуть больше половины мой территории. Ты не можешь такое требовать! — Не могу? — прошипел Людвиг. — Ты — моя территория, ты сам подписал документ о добровольном вступлении в Четвертый Рейх! Это не международный конфликт, где тебе могут помочь из-за границы, это внутренние разногласия, и я могу делать все, что пожелаю нужным. Румыния на той стороне молчал, и Людвиг уже подумал, не перегнул ли он палку. Со Штефана бы сталось бежать плакаться всем вокруг и искать помощи. А потому стоило подсластить жизнь румыну. — Отдавай Венгрии четыре названные региона, и я подпишу твой выход из состава Рейха. А потом беги, куда хочешь, хоть к Югославии, хоть Польше — мне плевать. — Я понял. — тихо ответил Штефан. Людвиг знал, что Румыния не станет противится, как бы дороги ему не были его земли. Он не мог позволить себе еще одну войну, итог который был заранее предрешен. А потому Германия положил трубку и взглянул на лучащуюся торжеством Венгрию. Вот же хитрая лиса! Это ведь она уговорила Румынию примкнуть к Четвертому Рейху добровольно. Интересно, насколько его действия соответствовали её плану. Пруссия громко хмыкнул и одобряюще посмотрел на брата. А в общем, какая разница, что именно задумала Лизхен. Пока она действует в его интересах, это не имеет значения.***
Канада оперся на стену, пытаясь хотя бы таким способом устоять на ногах, и Альфред не мог не усмехнутся от этой бесполезной попытки. Он таки смог загнать Мэтью в угол, и его брат вряд ли сможет противостоять ему. Особенно с такой неприятной огнестрельной раной в боку, нанесенной лично Альфредом. Пуля прошла сквозь бронежилет, словно это был лист бумаги, и теперь по всей форме Канады в районе живота медленно расползалось багровое пятно. Мэтт силился остаться на ногах, не потерять сознание перед противником, но с каждой минутой бледнел все сильнее, закусывая и так уже посиневшие губы. Они находились на каком-то небольшом складе на окраинах Преск-Айла — небольшого городка в штате Мэн, в большинстве своем покинутого жителями из-за войны. Канада почти захватил весь штат, но Америка смог его потеснить — последние недели Мэтью медленно отступал под натиском превосходящих сил, всеми силами отстаивая каждый населенный пункт, ранее захваченный его армией. Этот же город был почти полностью разрушен, за исключением группы зданий на окраинах, где, по плану Америки, и попытался затеряться Мэтью. Альфред выбрал это здание заранее — бетонные стены, которые трудно будет пробить без тяжелой техники, отсутствие окон, в которые можно залезть, и единственный почти пустой зал, сейчас заставленный несколькими пустыми коробками, не способными помешать планам Америки. Канада находился недалеко от единственного выхода из здания, но при всем желании подойти к нему он уже бы не смог. Альфред же медленно разгуливал вдоль противоположной стены, стараясь при этом не светится в двери. Они оба ждали, не спеша говорить хоть что-то друг другу. В самом начале стычки, когда стало ясно, что силы не равны, Мэтью попытался сбежать, приказывая войскам отступать. Он старался связаться с Англией, но тот не отвечал, что заставляло Канаду нервничать и пытаться быстрее спрятаться от приближающегося Америки. Мэтью пытался дозвонится Артуру все то время, что Альфред осторожно направлял его в сторону этого склада, но, когда понял, что это была ловушка, передатчик свой уничтожил. Вот только за пару секунд до отключения связь передала встревоженный голос Артура. Он таки вышел на связь. Альфред остановился, снова переведя взгляд на брата. Мэтью попытался подобраться, но лишь сполз немного по стене, пачкая бетон своей кровью. Ну ничего, Канада еще успеет понять свои ошибки, во всяком случае, добивать его Америка не видел смысла. Вообще Альфред всегда считал себя довольно жестокой, но все же справедливой страной. Да, брат его предал, и брат сейчас стоит там себе у стеночки и истекает кровью. Все по-честному, прямо как в тех играх, что они играли в детстве. Невольно вспомнилось, как Артур приготовил пирог и делил его поровну между двумя маленькими, снующими под ногами детьми. И, когда Альфред попросил кусок побольше, Англия шутливо погрозил ему пальцем и сказал, что это будет нечестно. А потому сейчас Америка возвращал долги от своевольного вторжения Канады на территорию США. Как его, в общем, и научил Англия. Каким бы несносным в детстве не был маленький Америка, он всегда пытался наблюдать за Великой Британской Империей. Все же, он рос в ее тени, и было бы настоящей глупостью не обращать внимание на все те уроки, что мог бы преподать ему Артур. Как и все, Британия не только одерживал победы, но и совершал ошибки. И Америке, находившемся рядом так долго, не составило бы труда сказать, на какой именно крючок можно поймать Артура. Как, в принципе, и Канаде, а потому бледность Мэтью обосновывалась не только потерей крови, но и пониманием ситуации. Нельзя сказать, что Канада дался без боя. Были бы они в другой ситуации, Америка даже бы гордился своим более слабым братом, оказавшим ему попытку сопротивления. Но все решило единственное попадание из американской штурмовой винтовки. Дальнейшая битва уже была предрешена. Канада тихонько захрипел на другой стороне склада, и Альфред снова бросил взгляд в его сторону. Губы Мэтью окрасились красным, и тяжелая капля потекла по подбородку. Вот только страны не умирают, а потому и беспокоится Америке не стоило — через месяц, а может и два, братец снова будет на ногах. Но даже это знание не давало Америке возможности добить противника. Для такого поступка рука не поднималась. Наконец у двери замаячила тень. Альфред напрягся, поудобнее перехватывая штурмовую винтовку и занимая позицию так, чтобы его было видно только вошедшему внутрь. Канада, заметив телодвижения Америки, попытался двинутся к выходу, но сил ему не хватило. В конце концов Мэтью пошатнулся и тяжело осел возле стены, пытаясь предупредить Артура словами. Вот только из горла вырывались лишь тихие хрипы. Артур не заставил себя долго ждать — поняв, что пока не зайдет, ничего не добьётся, Англия сделал шаг из тени, попадая в помещение склада. На Кёркленде был темный деловой костюм с кипельно-белой рубашкой и зеленым галстуком. Судя по всему, Канада отвлек его от какого-то совещания. В руках Англия держал форменный «Глок», готовясь взять на прицел условного противника, которого пока что не видел. Канада снова попытался двинутся, чем сразу привлек внимание Артура. Заметив воспитанника, Англия сделал еще один шаг на территорию склада и наконец увидел Альфреда. Штурмовая винтовка была нацелена на фигуру в костюме, и по сравнению с ней британский «Глок» не выглядел весомым оружием. Тем не менее, Англия предпочел его не опускать, боком двинувшись к Канаде и загораживая его собой. — Достаточно, Альфред. — Англия таки подал голос, внимательно наблюдая за американцем. — Это ни к чему не приведет. Давай я просто заберу Мэтта и разойдемся? — Не так быстро, чувак. — Альфред победно усмехнулся, продолжая держать Англию на мушке своей винтовки. — Ты правда думаешь, что я так просто тебя отпущу? — Да, я так думаю. Нам не выгодно сейчас стрелять друг в друга, мы попадем в одинаковое положение. — Одинаковое? У тебя всего лишь пистолет, братишка, а у меня штурмовая винтовка. Тем более на мне бронежилет. Давай-ка подумаем, кто из нас пострадает больше? Англия нахмурился еще сильнее, от чего его брови почти сошлись на переносице. Чувствуя в груди разливающееся чувство удовлетворения, Альфред не сдержался и широко улыбнулся. Наконец-то он загнал старика в угол. Наконец-то преимущество в войне на его стороне. Пока что все шло по плану. Альфред не сомневался, что так и будет, ведь главная слабость Артура — сентиментальность. Англия не смог бросить попавшего в беду Мэтта, а потому явился к нему без промедления, а потому и без особой подготовки. Да и потом, что бы Англия ни делал, американец был уверен — его старший брат не сможет навредить лично ему, так же, как и не смог во времена войны за независимость. Он мог сколько угодно угрожать ему своим пистолетиком, но на спусковой крючок он нажать не сможет. А если и выстрелит, то не в голову. Восстановление после огнестрельного ранения такого мелкого калибра не было долгим, в отличие от штурмовой винтовки, способной быстро и эффективно проделать в Англии несколько дырок, отходить от которых он будет как минимум месяц. А за месяц с армией, лишившейся командования своей страны, разобраться достаточно легко — они станут слишком разобщены и деморализованы. Понимание этого вызвало ликование в душе Альфреда, готового таки выполнить задуманное и наконец победить в этой войне. Англия тоже понимал, к чему все идёт, и все равно оставался непробиваемо спокойным. Он наблюдал за движениями Альфреда, и просто ждал, когда он сделает свой шаг. А он сделает, в этом не приходилось сомневаться. Артур не смотрел враждебно, скорее, настороженно. Было похоже, что он раздумывает о том, что теперь будет делать. Канада за его спиной затих, но Альфред не был уверен, потерял ли тот сознание. Америка понимал, что нельзя давать Англии возможность продумать свою речь — он бы вполне смог заболтать Альфреда, отвлечь от цели или просто потянуть время до прихода поддержки. Нужно было заканчивать с этой ситуацией сейчас, пока Артур не разработал в своей голове план дальнейших действий. Америка уже предвкушал, как Артур, получивший несколько пуль, падает на пол, хватая ртом воздух, а его противная идеально выглаженная белая рубашка пачкается красным. В его глазах — отчаяние и страх, из груди течет кровь, и он пытается руками остановить ее, что, разумеется, тщетно. От картины, нарисованной воображение, почему-то не стало радостно. Рука Альфреда дрогнула. Простит ли его Артур, если он выстрелит? А простит ли ему Мэтт? Хоть эти двое и воевали против него, но все же саму войну развязал Америка. Развязал отчасти ради Артура и ради Мэтта, а теперь он готов их убить, и не имеет значение, что страны не умирают. Убивают только врагов, и Англия уже доказал, что не станет стрелять в Альфреда. Как и не стал бомбить его столицу. Если Артур и Мэтт его не простят, то Альфред на всю жизнь останется один, без семьи. Готов ли он к этому шагу? Он думал об этом все дни, прошедшие со времени встречи со Швейцарией. Да, Артур забрал его территории, но, в конце концов, штаты, ушедшие по своей воле, все равно когда-нибудь покинули бы его. Артур лишь подтолкнул их, пообещал лучшею жизнь, и они радостно убежали из США. Стоило ли винить Англию в том, что он избавил Америку от будущих предателей? Хоть это и было больно, Альфред не мог злится за это на Артура. В конце концов, Альфред сам объявил ему войну, и британец должен был оборонятся. Америка не знал, сколько времени они стояли друг напротив друга. Чем больше Альфред думал, тем меньше хотел действовать по своему плану. Решимость рассыпалась, стоило посмотреть Артуру в глаза, и Альфред не понимал, что ему теперь делать. Сейчас он мог наконец-то дать отпор. Войска Британии не так сильны, как дух этой страны, и именно он направляет удар в самые уязвимые места, заранее зная, как разрушить, казалось бы, нерушимое. Если Артур выйдет из игры хоть на месяц, победа будет в кармане Америки. Но взгляд зелёных глаз, выдающих намерения их владельца, сбивал американца с толку. Англия не собирался стрелять, но и опустить пистолет не мог, защищая собой Мэтта. А потому просто ждал и, казалось, смирился со всем, что могло произойти. Он был готов к тому, что Америка его убьет и захватит его страну, но бежать не собирался. Он целился в Альфреда, вот только его поза была больше защитной, замершей в ожидании действий противника. — Артур. — Америка таки подал голос, решая выяснить все окончательно. Англия лишь кивнул в ответ, демонстрируя, что слышит его, ничем более не выдавая своего внимания. Альфред почувствовал, как от волнения вспотели руки, но вытирать их сейчас было не лучшей идеей. — Скажи, мы сможем наладить отношения? Если Англия и удивился, то виду не подал. Его задумчивый взгляд скользил по Альфреду, и Америка подсознательно замер в ожидании ответа. — Все зависит от твоих дальнейших действий — Ко мне приходил Швейцария. — Не только к тебе. — И что ты ему сказал? Великобритания, казалось, замер, смотря на Джонса своими завораживающими зелёными глазами. И только по тому, как нервно Артур перехватил пистолет, можно было заметить его волнение. — Что готов подписать договор о мире. Но если ты будешь инициатором. Альфред не хотел перемирия. Он хотел вернуть хотя бы те территории, что Англия и Канада захватили силой. Но готов ли он лишиться свой семьи? Готов ли он остаться в одиночестве — штаты не в счет, они ведь часть его самого. Да и, справедливости ради, он и правда сам развязал войну, поэтому и заканчивать ее ему. Но были проблемы и посерьезнее. Америка понимал, что он знатно облажался. Он считал, что, напади он на Англию, все упадут перед ним на колени, как перед главным во всем этом мире. Что присоединив Артура, все Британское Содружество последует за ним, как когда-то за Великобританией. Что Британская Империя пала навсегда, но у него, воспитанника этого великого некогда государства, есть возможность стать еще больше и еще значимее своего старшего брата. Что все ресурсы и связи Артура станут его, Альфреда, а уж он найдет им применение. И что теперь? Никто за ним не пошел — ни Содружество, ни Европа, и сам Англия. Более того, Артур сам смог подчинить себе его финансовую систему, его политиков, многих его граждан. Федеральная финансовая система не захотела поддерживать войну, уйдя в нейтралитет и не выделяя финансы на оборону, Британское Содружество как бы ни старалось делать вид, что заглядывает ему в рот, оказалось полностью на стороне Великобритании. Его не поддержал даже Канада, не захотев помочь брату и уйдя к Артуру. Раньше Альфред был уверен, что он центр мира. И это не преувеличение — сколько стран сплотил доллар, американские ценности и разработанная им демократия? Хотя, если сейчас остановится и задуматься, везде оставался незримый отпечаток Великобритании. Это война изначально свернула не туда, ударив по Америке, и, если Альфред продолжит, он потеряет остатки своей мощи и влияния. И даже если он победит, стоит ли это его еще большего ослабления на политической арене и тех проблем, что ожидают страну внутри его собственной экономики? Сейчас Англия давал ему шанс все закончить относительно гладко. Артур мог бы это устроить и, даже, вполне возможно, помочь. Но цена за это была велика — уступить свое влияние Великобритании, хотя это уже и так почти произошло. Зато сам Альфред сможет выйти из своего кризиса и жить дальше успешной, развивающейся страной. Да, не главной. Но все равно сильной. Все равно, рано или поздно, Альфред заберет все свое назад. Америка взвесил в голове все за и против, осознавая, что вряд ли сможет справится с последствиями этой войны за влияние в мире без Англии. Ему придется уступить, но это для благополучия его народа и его страны. А потому Америка тяжело вздохнул и опустил винтовку. — Я буду инициатором. Но только если ты обещаешь, что эта война не испортит наши отношения. Англия несколько минут внимательно смотрел на Альфреда, видимо, тоже взвешивая все за и против. И, в конце концов, опустил свой пистолет. — Что ж, я могу дать такое обещание. И я рад, что все это закончилось.***
Высадка французского военного контингента в Алжире шла по плану. Город Оран, находящийся на самом берегу Средиземного моря, наводнили солдаты и военная техника, аэропорт на окраинах был закрыт для гражданского населения, а порт забит кораблями. Франция чувствовал себя тут, как дома — местные не противились, спрятавшись по домам, правительство города не перечило, предпочитая отмалчиваться. Все шло по плану, а потому Франциск удивился, увидев возле себя Алжир. Хоть большинство населения этой страны было арабским, выглядел мужчина, как типичный бербер — смуглый, европейского вида, с синим тагельмустом, завязанным на голове и закрывающим подбородок, с темными бровями и усами. Светло-карие глаза смотрели на Франциска сердито, рука страны покоилась на рукояти флиссы, находящейся в гравированных ножнах. — Здравствуй, Арудж. Не ожидал тебя тут увидеть. Я был уверен, что ты предпочтешь держатся в стороне. Бербер нахмурился, и сильнее сжал рукоять флиссы. Вот только Франциск сомневался, что Алжир решится использовать свой меч против более сильной страны. Но все же Франция достал свой пистолет — сделанный на заказ, со вставками из слоновьей кости и золота, и невзначай стал его рассматривать, словно только для этого и вытащил оружие. Хоть Алжир все еще и был под его протекторатом, формально он — независимая страна, еще и очень характерная. Стоило продемонстрировать ему, что незачем хвататься за оружие — можно и ответ получить. Арудж нахмурился еще больше, и его темные брови сошлись на переносице в одну линию. Рукоять флиссы он все же отпустил, а потому и Франциск вернул свой пистолет в кобуру. — Убирайся отсюда, Бонфуа. В этот раз я не стану стоять в стороне. — Позволь мне узнать, что ты задумал, mon cher. — Я буду поддерживать Италию. Такого в плане не было. По идее, Алжир в принципе не должен был влезать в их разборки с Римской Конфедерацией, вот только отношения между Франциском и Аруджем в последнее время не ладились. Тем не менее, Бонфуа казалось, что они все же на одной стороне. — И что же Варгас тебе пообещал? — Свободу. Я, конечно, потеряю независимость и присоединюсь к Римской Конфедерации, но он не станет лезть в мои дела так, как это делаешь ты. — Ты считаешь? — хмыкнул Франциск. Арудж не был глупым, скорее наоборот — его уму и интуиции многие страны бы позавидовали. Вот только ум его был достаточно ленивым — заниматься развитием своей страны он не хотел, но понимал необходимость, а потому спокойно пускал в свои владения европейцев. И доверял им, если те не переходят границы дозволенного. Конечно, Франция частенько эти границы пересекал, но он же не думал, что Алжир настолько затаит обиду, что решит переметнутся на сторону его врага. Если бы не Италия, Бонфуа давно бы выбил из Аруджа всю дурь и, как и ранее, поставил бы его на колени. Но войска Варгаса уже заняли столицу Алжира и направлялись к Орану, и если бербер собрался воевать против французов, то и местные войска придется учитывать — все же страна не маленькая, солдат достаточно. — Ты хорошо подумал? Так ли ты доверяешь Риму? Мы с тобой идем бок о бок уже столько лет, я могу дать больше свободы, если в этом дело. — Катись отсюда со своей свободой, Бонфуа, она у меня, как кость в горле. Взглянув на бербера последний раз, Франциск гордо развернулся и отправился назад в порт. Конечно, такая постановка вопроса задевала гордость, да и сил на Алжир было потрачено немерено, но Бонфуа умел ждать. Время все поставит на свои места, и Алжир снова станет достоянием Франции. Тратить свои силы, ресурсы и жизни солдат напрасно не хотелось, а потому стоило сфокусироваться на других территориях. Африка велика и богата, и на Алжире свет клином не сошелся.