Obscene

Открыв глаза, Питер не сразу понял, где он находится. Понадобилось несколько секунд, чтобы восстановить цепочку событий и сообразить, почему под ним кожаный диван, а наверху зеленый потолок, в котором он видел своё смутное отражение. Стоило приподняться на локтях, перед лицом материализовался стакан с зелёной жижей. — Ваш похмельный смузи, сэр. — Поморщившись от громкого звука, он протянул руку и взял предлагаемый стакан. — А ты ещё надо мной смеялся. Давай оклёмывайся. — Уже. Просто нужно было немного поспать. — Спустив ноги на пол, Питер приложился губами к черной трубочке и начал медленно всасывать в себя волшебный эликсир Озборна, секрет которого тот принципиально не раскрывал, но для всех было очевидно, что там просто какая-то трава и газировка. Зрачки Питера в это время следили за мечущимся по квартире другом. — Что интересного в универе? Гарри, будто не расслышав его вопрос, почесал затылок, покрутился вокруг своей оси и, задержав взгляд на комоде, прошёл к нему. Когда он развернулся к Питу, на его запястье уже красовались старомодные, но многое значащие часы. — Я тебя умоляю. Что там может случиться такого, о чем стоило бы говорить. А вот что действительно интригует, так это — что за парень вчера был с тобой? — Ты о ком? — Не знаю, может, о том, кого ты вчера пожирал глазами на баре? — А, ты о том парне. Забей. — Питер отмахнулся, словно эта вещь достойна обсуждения не больше, чем тема учёбы. Но Озборн уже зацепился за улику в виде излишка безразличия. — Бо-же-мой! Это не залётная жертва? — Гарри пулей уселся в кресло напротив, ожидая подробностей. — Я не хочу об этом говорить, — процедил Питер. — Охренеть, значит, всё ещё серьёзнее! О перепихонах на ночь ты не стесняешься расска… — видимо, увидев в глазах друга угрозу своей жизни при ещё одном его слове, Озборн закрыл рот. — Ладно, мне пора к отцу. Ты здесь останешься? — Да, нужно пару часов переждать. Это всё, больше информации не будет. — Отрезал Питер, заметив вспыхнувшее любопытство. — Как скажешь. Через пятнадцать минут дверь за Гарри закрылась, и Питер откинулся обратно на диван, закрыв глаза. Всё было бы хорошо в этой квартире, если бы нарциссизм Озборна не надоумил его прикрепить зеркало к каждой свободной поверхности. Даже, блять, на потолок! Кто так делает? Ему часто приходилось здесь бывать либо на вечеринках, либо чтобы отоспаться после загульной ночи, но из-за своеобразного декора это было в некотором роде испытанием. Всё началось лет с шестнадцати. Он, конечно, никогда не имел пристрастия крутиться перед зеркалом часами, обычно хватало пары секунд, чтобы оценить внешний вид. Но в определённый момент в процессе утреннего умывания он заметил, что зрение будто упало. Его отражение становилось размазанным, если смотреть на него дольше минуты, пока чистишь зубы. А благодаря непрошенному подарку, это было невозможно — он всё видел на двести процентов. И с каждым днём ситуация ухудшалась, пока он не перестал отражаться в зеркале, как вампир. Оставалось только спрятать мысли об этом в ларец с кошмарами, захлопнуть его и игнорировать проблему. Но надолго его не хватило. Как бы он ни старался не поднимать на себя глаз и смотреть чётко на слив раковины, периферическое зрение фиксировало, как бледная фигура пропадала, оставляя только задний план, и в итоге он врезал кулаком по подвергающей его сомнениям поверхности. Сомнениям в самом себе. Ведь идиотизм же сомневаться в том, жив ли ты вообще? Даже когда зеркало показывает, что тебя нет. Со временем удалось приучить себя вовсе не замечать этой особенности — то, что он умел делать лучше всего, но, когда он находился в пентхаусе Гарри, параноидальные мысли чёрным ворохом витали над ним и отчаянно пытались пробиться в черепную коробку. Он так часто не ощущал себя живым. Просто ходил, как кусок мяса, выполнял определённые функции, отвечал на вопросы людей, следовал заданному вектору, не испытывая при этом практически ничего. И когда эта опустошённость достигала пика, он набирал смс, после которой следовало изнасилование за деньги, или обдалбливался кокаином, чтобы просуществовать ещё какое-то время. Всего два варианта способных вытянуть его со дна колодца. Но четыре дня назад появился третий вариант. Из-за которого Питеру пришлось сегодня прогулять пары и завалиться к Гарри на диван. Из-за которого он всю ночь пролежал, прислушиваясь к дыханию через стену. Из-за которого он вчера не смог сдвинуться ни на миллиметр от захлопнутой им же двери, словно был прикован невидимыми цепями. Джеймс будто запустил в него свою бионическую руку и сжал насквозь прогнивший кусок плоти, называемый сердцем. Внутренний голос приказывал ему уйти, сбежать как можно дальше, но тело не могло сделать ни шага. Он смотрел на дверную ручку, несколько раз тянулся к ней и резко одёргивал руку. Опустишь её — замок щёлкнет, а там неизвестность — хренов омут в сапфировых глазах, блеску которых невозможно было противостоять. Джеймс ломал его, ломал все установки и возведенные стены — да, они были покрыты мерзкой плесенью, но при этом были его опорой. А откроешь дверь и словно рискуешь лишиться и этой жалкой поддержки. Зато получаешь шанс обрести нечто большее — то, что ему, казалось, никогда не было нужно. И он сдался. Закрыл пасти своим демонам и отдался в распростёртые объятья, которые либо сделают его счастливым, либо потом заставят его пустить себе пулю в лоб. Три заветных слова… — Да ты охренел?! Раскатистый бас Уилсона прогремел на всю комнату, и Джеймс моментально забрался под подушку. — Бакс, ты какого лысого тут спишь? — Потому что это моя комната, Сэм. Хер ли орёшь в такую рань? — Малейшее движение сопровождалось звоном колоколов в голове. — Рань? Пятница, подними экраны! — Послышался глухой скрежет, и помещение начало заливаться солнечным светом. Джеймс пробурчал явно какое-то ругательство в матрац и попытался сильнее натянуть одеяло. — Встать, солдат, я сказал! Одеяло исчезло, и Барнс, готовый задушить друга, перевернувшись, резко сел и тут же сжался, схватившись за голову. Благо левая рука была холодной и могла послужить хорошим компрессом. — Не верю… у тебя похмелье? — Сэм, будто увидел восьмое чудо света, уронил свою челюсть. — Во вторник? А это не моветон? Мне нужно знать всё: от «где?» до «с кем?»! А у тебя вообще может быть похмелье? Лицо Джеймса мучительно искривилось от очереди вопросов, при которых Уилсон даже не удосужился понизить свою громкость. Возможно, если продолжать молчать, он сам всё придумает, и отвечать уже не придётся. — А это что за рубашки на полу? О-хо-хо! — Что за санта-клаусщина? — У тебя было свидание? Не отвечай! Шерон, да? Ну, колись же! Металл нагрелся, и Джеймс безысходно рухнул обратно на подушку, сморщившись от боли. — Ты не можешь так со мной поступать! — Стоило капле кофе попасть на язык, состояние Джеймса значительно улучшилось, а Сэм, намереваясь подкупить друга, приготовил шикарный омлет и теперь, обломавшись, обиженно на него пялился. — Я тебе всё и всегда рассказываю! — Да, и я тебе не всегда за это благодарен. Например, расстройство желудка две недели назад ты мог оставить при себе. — Ты просто не видел того, что… — Ради бога, Сэм, я ем! — Сокол прищурился, будто подбирал подходящий метод шантажа. — Слушай, я просто не хочу врать. Давай мы отложим этот вопрос. И, когда придёт время, я обещаю: ты будешь заплетать мне косички, а я буду делиться с тобой всеми сокровенными секретиками. Уилсон безудержно засмеялся, очевидно, представив эту картину, и у Джеймса отлегло. Ему, действительно, не хотелось лгать, но и рассказать правду он пока не мог. — Ладно, принцесса. Надеюсь, ты всё же пошёл не в рубашке? Это совсем не твой стиль: с этой байкерской прической, щетиной а-ля «я неделю в запое» и вот… всем этим. — Нет, конечно. Если увидишь меня когда-нибудь в рубашке, даю официальное разрешение сделать мне лоботомию. — Ты решил снова стать Зимним? — Наташа, услышав конец фразы, зашла на кухню, и Сэм сразу провёл пальцами по линии волос, словно убирал чёлку, рот Баки открылся в недоумении. — И почему пропустил собрание? Сразу за Романофф проследовал погруженный в свои мысли Стив. Увидев его, Джеймс приветственно кивнул и снова вернул внимание на рыжую. — Я в отпуске, имею право выспаться. — Фьюри так не считает. — Фьюри достаточно меня поэксплуатировал, переживёт один день. — Воу, тебя Питер укусил? — Баки со Стивом заметно дёрнулись на эту шутку и переглянулись, что никак не могло скрыться от Наташи, но девушка, поставив в уме галочку, решила сменить тему. — Кто-нибудь уже придумал, что будет дарить на свадьбу Ванде и Вижену? Одновременно раздались три тяжелых вздоха. — Блин, эти подарки — настоящий геморрой, — проныл Сэм. — Когда я буду жениться, я избавлю всех от этой обязанности. Нельзя подвергать людей таким мучениям… — Если, — жуя завтрак, перебил его Барнс. — Не понял? — Если ты будешь жениться. Ты себя вообще видел? — Уилсон мигом напрыгнул на Баки, пытаясь отобрать у него вилку, чтобы настучать ею по «тупой патлатой башке». — А я с ними познакомился на прошлой неделе. — Отбиваясь от друга, вставил Джеймс. Лицо Наташи приобрело всю строгость, достойную воспитательницы детского сада. — Стив, а у тебя какое оправдание? — Да никакого. Мы с Тони дарим путешествие в Шотландию. Я не из-за этого вздохнул. — Тебе что-то сказал Ник? — Стив уже начал отвечать, как Наташа подняла вверх указательный палец. — Я в вас сейчас из электрошока выстрелю. Угомонитесь! — Сэм и Баки тут же расцепились, толкнув друг друга пару раз напоследок. — Простите, мисс Романофф. — Мы больше так не будем. — Оба состроили виноватые рожи, но довольно переглянулись. — Убила бы… Стив, так что случилось? — Джеймс, теперь услышав её, обеспокоенно взглянул на друга. — Ничего такого. Кроссбоунс был замечен в Южной Америке — нужно проверить, а это может затянуться. Тони, естественно, вызвался со мной. — И? — Наташа мотнула головой, ожидая дополнительной информации, потому что это было самой обыденной вещью в их работе. Но Джеймс сразу понял, что его тревожило. — И ничего, обдумываю детали. Не обращай внимания. Бровь Наташи дёрнулась — вторая галочка. И, окинув взглядом Баки, выглядевшего абсолютно «не при делах», поджала губы — тоже мне мастера скрытности и шпионажа. — Ты что, никогда не был в кино? Джеймс набрал в ладонь горстку попкорна и по одной закидывал в рот, не сводя глаз с озирающегося по сторонам Питера. Казалось, парню было весьма неловко, но, услышав вопрос, он приосанился. — Конечно, был. Год или два назад. Тогда другой кинотеатр устроил марафон Звездных войн. Что за изумление? Джеймс обнажил белоснежные зубы и скрыл за ними ещё одну попокорнинку. Питер чуть не завыл. Как можно сексуально есть попкорн? — Ты и Звёздные войны… слабо представляется. — И как это понимать? — Так и понимай. И прекращай всё воспринимать в штыки. — Питер откинулся на стуле, скрестив руки. — И хватит закрытых жестов. — Хватит приказывать. — А мне казалось, ты любишь пожестче. — Джеймс, наслаждаясь появившимся выражением лица, поиграл бровями. — Уважаемые зрители, сеанс в зале номер пять начнётся через пять минут. Просьба пройти в зрительный зал. — Огласил на весь кинотеатр механический голос. Половина фильма была позади, на экране уже активно нарастал экшен, но Джеймс практически не следил за происходящим. По сути, он специально выбрал именно поход в кино для встречи, чтобы было время хорошенько обдумать прошлый день. И спустя час он уже был почти уверен, что вчерашнее наваждение не являлось следствием абсента, который он в жизни никогда больше не будет пить! Последний раз он так страдал на утро ещё до войны. Они с Питером сидели на диванчике посередине последнего ряда, и от места, где их бёдра соприкасались, расплывалось томящее тепло, унося к воспоминаниям о ночных пьяных поцелуях и самому горячему петтингу через одежду в его жизни. Джеймсу с неожиданной для себя сложностью удавалось сдерживать порыв плюнуть на план и распластать парня прямо там. Естественно, всё сказанное им про консерватизм было полной брехнёй, но в тот момент поставленное условие показалось отличной идеей, наверняка подсказанной тем же грёбаным абсентом, однако Питер почему-то отнёсся к нему серьёзно. Возможно, оно и к лучшему. В конце концов, кто знает, как относился бы парень к их отношениям, будь он самим собой. «Будь Питер самим собой» — от этой формулировки так смердело, что он непроизвольно поморщился. Разве он уже им не был? Может, на других это и не распространялось, но с ним Питер был открыт… отчасти. Внутри чувствовался укор от собственной фальши. Сейчас то, как Питер постоянно сдвигает брови и подозрительно прищуривается, ища во всём подвох, даже казалось милым. И это упрямство, дерзость… Поздравляю, Джеймс, ты запал на психопата… Питер будто услышал его мысль, резко повернул голову, и, сделав то же самое, Джеймс понял, что ему так же безразлично показывающееся на экране месиво. Он смотрел на него и не верил, что перед ним человек, лишённый главной составляющей души, потому что в карих глазах было желание, они уже не были стеклянными, а сердцебиение еле уловимо, но было учащено. И Джеймс бы сейчас никакими усилиями не смог бы заставить себя отвернуться, поэтому он наклонился и коснулся уже раскрытых готовых ему ответить губ. И на трезвую голову это было не менее страстно. Питер в два счета оказался у Джеймса на бёдрах, упираясь коленями в сиденье дивана, и обвил мощную шею ладонями, запрокидывая голову, чтобы глубже проникнуть в его рот языком. Такая настойчивость вышибала из-под ног землю, а из головы все мозги, оставляя тело на волю голым инстинктам. Забыв о том, где они находятся, Джеймс спустил руки с талии на ягодицы и тут же их сжал, заставив Питера выдохнуть еле сдерживаемый полустон, а затем мстительно прикусить губу и тут же зализать травмированное место. — Ты не выдержишь, — шепнул ему в губы Питер и специально потёрся пахом о внушительных размеров бугор, вызвав красноречивое утробное рычание. Решив, что лучше вообще не отвечать, Джеймс сам прижал бедра парня к себе. Чем закончилось противостояние японских мафиози, они так и не узнали. — А сколько тебе лет? Ты вообще стареешь? Они вышли из кинотеатра и не спеша двигались в сторону парковки. — Мне было двадцать шесть, когда я подвергся… трансформации. Под личностью Зимнего солдата старение заморозилось почти на семьдесят лет благодаря криосну. Но с возвращения прошло больше десяти лет, а внешность особо не меняется. Скорее всего, старею — только очень медленно. — Ну, так и в переводе на человеческий? — Двадцать восемь, пусть будет так. И, — он остановился и внимательно взглянул на парня, — я тебе что — собака? В переводе на человеческий? Джеймс хотел его поймать и потеребить по кудрявой макушке за эту сначала незамеченную издёвку, но замер, потому что Питер, смекнув о его намерениях, отбежал на несколько метров и, развернувшись, звонко засмеялся. Вокруг карих глаз тут же прорезались лучики морщинок. Да, Джеймс, ты в дерьме… Питер, не отводя согревающего взгляда, осторожно и медленно подошёл вплотную к нему, и, поднявшись на носочки, поцеловал колючую скулу. — Я хочу есть. — Джеймс, наконец-то очнувшись, проморгался, парень уже подходил к его мотоциклу. — Можем поехать в мой любимый ресторан, там охуитительные блинчики с черникой. Хотя для ужина они не подойдут… но там и всё остальное довольно неплохое. — Почему именно это блюдо? Питер замялся и опять (!) прищурился, но затем расслабил лицо, пожал плечами и перекинул ногу через кожаное сиденье. — Нравится и всё. — Ясно. А как насчет поужинать дома? — Занесённые над головой руки замерли, держа шлем. От того смеющегося нежного выражения не осталось ни следа. — Тони и Стив улетают через несколько часов на миссию, возможно, это надолго. Вдруг захочешь попрощаться, не знаю, пожелать удачи. Ясно. Усевшись перед Питером, Джеймс завёл мотоцикл, но парень всё ещё за него не держался. — Хорошо. — Двигатель пришлось заглушить. — Хорошо, говорю. Поехали домой. — И живот кольцом обхватили сильные руки.