***
Ни Вернон Роше, ни Иорвет ещё не знали, что будущая неделя, взявшая начало после того вечера, будет протекать весьма необычным и загадочным образом. Да, они подмечали странности, которые появились на следующий же день, но до поры до времени не акцентировали на них внимания. Возможно, эльфу и человеку было не до этого, ведь на их могучие плечи неожиданно свалилось большое количество работы. Роше старался вздыхать не так громко и тоскливо. Иорвет же себя не сдерживал. Темерец с интересом наблюдал, как тот закатывает глаза на очередную, по его мнению, глупость в документе, трёт рукой глаз и тихо ругается сквозь зубы, выводя на бумаге ровные строки делового содержания. Вернон его понимал, как понимал и то, что если бы эльфу действительно было плевать, то его бы здесь не было и в помине. А он почему-то был. Они столкнулись утром, когда построение потребовало присутствия обоих командиров. Роше снова был рад оторваться от одной работы, переключившись на другую, но картинка в виде горы писем и указов продолжала сидеть внутри черепной коробки тяжким грузом. Когда всё закончилось, он подошёл к Иорвету, который ещё не успел свалить к своим. Спросив у ушастого, всё ли в порядке после визита мага, тот ответил утвердительно — и, в свою очередь, начал выпытывать у человека различную информацию по поводу зала. Об этом диалоге Вернон вспомнил как раз за столом. Ещё пять минут назад он раздражённо отбросил перо, окинул взглядом оставшуюся гору бумаг и обречённо застонал. В уставшую голову опять полез образ одноглазого эльфа, и Роше решил пойти на интересный, даже экспериментальный шаг. И отправился за помощью. Несмотря на хмурый взгляд Иорвета, тот согласился без раздумий. Уже невесел, да тут и радость будет только одна — окончание работы, но остроухий всё ещё оставался рядом и исправно записывал ровными строчками листы. Для темерца это уже непосильная задача: запястье от долгих часов кропотливой работы не то что ныло, а подрагивало и отдавало резкой болью дальше, по предплечью. В жизнь темерца прочно вошёл недосып, поскольку заниматься писаниной он имел возможность только ночью. После его долгого отсутствия проблема с бумагами стала ещё более значимой, поэтому приходилось регулярно засиживаться до утра, чтобы не утонуть в них окончательно. — Dh'oine... — негромко проговорил Старый Лис, устало прикрыв глаз. — Какого чёрта именно тебе приходится разгребать столько бессмыслицы?.. — Ну, знаешь ли, людей, которым можно доверить такое, не так уж и много. К тому же ты и сам сейчас занимаешься тем, что пишешь под мою диктовку... а ещё то, что ты так любишь: делаешь копии и ставишь печати! Это не самая простая работа, тут нужен опыт. Ну, и знания, — Вернон нашел в себе силы усмехнуться, так же измученно глядя на эльфа. — Ты не заметил? Это только дела Вызимы и деревни неподалеку, а ещё белки. Как ты помнишь, Темерия состоит не только из них. — D'yaebl... А чем Наталис занимается? Нанял бы тебе писарей, и дело с концом. — У него дела пострашнее. В основном с Нильфгаардом переговаривается, с Вергеном... Пока лишь с ними можно прийти к взаимовыгодному соглашению. А насчёт писарей: повторюсь, что в таком случае мне придётся всё перепроверять и переделывать, поэтому лучше сразу сделать самому. Скоя'таэль замолк, неспешно размял руку и продолжил писать. После нескольких часов концентрированного исполнения новых обязанностей он явно устал не меньше командира Полосок. Не для этого seidhe копаться в бумажках, ох не для этого... Зато Роше смог узреть удивительную картину: вялый, несобранный Гроза Севера, который хочет просто лечь на стол, заснуть крепким сном на целую неделю и не беспокоиться ни о чём... — Врёшь, мне попадались переписки с комендантами других городов. — Ах, попадались... Ну, я же не могу бросить всё и поехать путешествовать по всем странам, чтобы разобрать все вопросы побыстрее. — С чего это? Мы вполне справляемся с обязанностями и без помощи твоих собачьих лап. — Предлагаешь оставить без присмотра Анаис? Наталис по возвращении остаётся здесь ненадолго. Талер — шпион, не боец, к тому же ему тоже может понадобится резко сорваться из Вызимы в какую-нибудь задницу. А за Бьянкой, ёжкин корень, тоже нужно следить. Предложишь слугам и страже её в случае чего поддержать? — Но ведь есть я, Роше! — почти обиженно воскликнул эльф, резко взбодрившись. — К тому же она совсем не такая, как ваши обычные детеныши... — Потому что в ней течёт кровь Фольтеста! И сама она не лыком шита, – не сдержался Роше. — Но напомню ещё раз, если ты не уяснил: светиться тебе нельзя. А я не политик, чтобы лезть в отношения государств глубже, чем положено. Иорвет весь как-то сник, плечи его ссутулились, и он вдруг стал похож на обиженного ребёнка. Это произошло так внезапно, что Роше ещё с минуту удивлённо пялился на его макушку и сгорбленную спину, и только потом тихонько засмеялся. Незамеченным это не осталось: эльф тут же поднял голову, встретившись с человеком взглядом, позволяя ему увидеть свои нахмуренные брови и поджатые губы, но снова её опустил, пробормотав что-то неприятное на Старшей Речи. Роше пытался давить улыбку, частенько поглядывая на её причину. Расположились они в новой дворцовой обители Иорвета, к которой тот насмерть прикипел. Темерец осматривал нежилое, хотя уже и не такое пыльное помещение, не понимая, почему Иорвет не предпочёл этой хоть и большой, но дыре, тёплую казарму и общество Белок. Без сомнений, эльф много времени и внимания уделял отряду, своим обязанностям, но этим же утром он обмолвился, что свободное время отныне собирается проводить здесь. Если, конечно, сюда не нагрянет кто-то из слуг, придворных или, на худой конец, Чёрных. Когда за окнами стемнело, было принято решение отстраниться на время от работы, дабы продолжить завтра. Иорвет воспринял это с таким явным облегчением, что Роше ему беззлобно позавидовал: сам он отдыхать и не собирался. Перед тем как отправиться к себе в кабинет, Роше взял с остроухого слово, что тот не станет ничего чиркать в бумагах самостоятельно, иначе темерец заставит его переписывать всё с начала, не чураясь самых разнообразных способов принуждения. И снова странный взгляд. Роше всё-таки просёк это явление: Иорвет так смотрит, когда речь между ними заходит о доверии. Вернон уже давно понял, что за инциденты с похищением и печатью тот просил прощения искренне, однако темерец всё ещё закрывал кабинет по новой технологии, даже если где-то внутри ворочались неприятные, противостоящие этому чувства. Злость ушла, но осадок после беличьих махинаций был стоек. Иорвет смотрел буквально в душу, прямо в глаза, обычно отрываясь только тогда, когда человек переводил тему сам. Но сегодня Вернон этого не сделал: он, хотя и стоял уже на пороге, смотрел на эльфа до тех пор, пока не сказал что-то вроде: «До завтра, Белка». Ушастый вздрогнул, опустил взгляд, но вполне добродушно ответил тем же. Кивнув, Роше вышел за дверь. Во второй день командир Полосок бессовестно скинул все обязанности, которые касались отряда, на Бьянку. Временно, конечно. Вэс, слушая указания, чуть не прыгала на месте от восторга, желая поскорее бросить патруль и приступить к более интересным задачам. Роше же вновь поспешил в зал. Эльф подошёл только спустя пару часов. Гонял молодняк в это время и, видимо, выбил из них всю душу. Не сказать, что он сильно обрадовался, увидев работающего человека, но и не стал кривить лицо, несколько устало выдыхая и без слов устраиваясь рядом как можно удобнее. Всё шло как по накатанной, разве что разговаривали меньше, и в этот раз Вернон всё чаще ловил на себе взгляд единственного глаза. В один момент, когда Роше пододвинулся к нему ближе, прижимаясь плечом, Иорвет оцепенел, наверняка пропустив всё мимо своих острых ушей, и лишь ниже склонился над бумагами. Сказать, что это было приятно — ничего не сказать. Но тем не менее именно с этого мгновения началась большая, по мнению обоих, проблема. В последующие дни они то и дело невзначай касались друг друга, как казалось на первый взгляд, с полным пониманием того, насколько осознанно это происходит. Между ними поселилось неозвученное согласие на обоюдное испытывание терпения, прощупывание дозволенностей. «Как далеко можно зайти?» — немой и такой волнительный вопрос. А остановиться было уже невозможно: случайные (или не очень) прикосновения успокаивали, грея душу. Тревожно, но беспокойство пропадало, когда кто-то из них решался на ещё один шаг. Положить руку на плечо, огладить спину, коснуться снова, делая вид, будто смахиваешь пылинку, потянуть за запястье... В последний раз Старый Лис зашёл ещё дальше, прижимаясь к темерцу сбоку, когда захотел увидеть, что тот пишет. А Роше был не против и в конце дня решил сам перейти к радикальным действиям. Усталость и замотанность рассредотачивали внимание — грань истончалась и становилась невидимой. — Помнишь, как мы дрались в лагере? Перед тем, как ты подгорел, — спросил Роше негромко, почти не вызывая эхо. — Ещё бы... Для меня это был не такой уж короткий промежуток, чтобы что-то забыть, — усмехнулся в ответ скоя'таэль, пожимая плечами. Устал. — Я даже помню, как ты укрыл меня ночью в трактире... Не отнекивайся, я точно знаю. — Иди ты... — командир Полосок отвернулся, чтобы спокойно переварить услышанное. Не хотелось поднимать эту тему. — Укрыл и укрыл... Иначе ты бы зубами до утра стучал. Как, кстати, ухо твоё? Зажило нормально? — Да, зажило... — отстранённо буркнул эльф, сосредотачиваясь на письме и опуская к нему голову. Он слышал, как человек продолжал говорить что-то про их совместное прошлое, со смехом предаваясь воспоминаниям. Иорвет же постарался обратить всё внимание на строки, так как заметил в тексте упоминание скоя'таэлей, а разбор этой темы Лис считал своим непосредственным долгом. Но задача оказалась сложной: слова буквально плыли по бумаге из-за усталости и недостатка сна, поэтому стоит ли говорить, что рассуждения человека звучали для острых ушей размытым задним планом? Но вот в зале наступила тишина, и это эльф всё же засёк, отметив, что приятный фон исчез. Роше закончил рассказ и, судя по всему, ждал какого-либо отклика на свою речь. — Ага, да, — на этот раз Иорвет ответил ещё более рассеянно, но участливо склонил голову к темерцу, надеясь, что если он пропустил что-то важное, то тот просто переспросит. Лис усиленно щурил и напрягал глаз, стараясь отогнать сон и дочитать текст до конца. Пространство сбоку зашевелилось — похоже, человек решил размяться, — а эльф так и не поднял на него взгляд. В документе, в содержание которого Иорвет так отчаянно стремился вникнуть, оставалась пара предложений, но вдруг он всем телом вздрогнул, когда почувствовал прикосновение к ушной раковине и шраму на ней. Оно было осторожным, даже робким. Как только Лис дёрнулся, контакт тут же прекратился, и этого крошечного мгновения хватило, чтобы стало жарко, а по спине пробежали мурашки. — Ты... Что?.. — эльф боязливо схватился за ухо, резко повернулся и перехватил взгляд Роше, такой же растерянный, как и у него. Это было самое настоящее... нападение, чёрт возьми. Приближающуюся к голове чужую руку Иорвет попросту не заметил, так как отдавал всего себя юридическим дебрям. Сейчас он в миг ощутил бодрость, какой не чувствовал уже несколько дней, только теперь эльф ещё и выглядел так, будто его шарахнуло молнией. — Что «я»? — буркнул Роше, безопасности ради отойдя на шаг в сторону. В его голосе слышалось беспокойство. — Ты же сам разрешил. Чёрт, я что-то задел? Уставившись на человека, Иорвет усиленно соображал. Ему стоило переспросить, а ещё лучше — заранее ничего не упускать и не отмахиваться от того, что Вернон говорил. Он же просто поддакнул и тем самым неосознанно дал согласие себя облапать. Вряд ли Роше знал что-либо об эльфских ушах. Это чувствительное, почти интимное место, к которому Seidhe не позволяют притрагиваться посторонним. Если Вернон и не был для Лиса незнакомцем, а являлся товарищем по несчастьям и союзником, то разум Иорвету всё равно твердил, что тот не должен даже случайно прикасаться к ушам. Но это произошло, и эльф, к своему удивлению, никакой трагедии пока ещё не обнаружил. — Да, ты задел моё ухо, dh'oine, — ответил он наконец, прекращая пялиться на темерца и пытаясь стряхнуть с себя растерянный вид. — Я... Упустил смысл твоих последних слов, поэтому это было не то, что я хотел сказать. — Не слышал, значит? И что же это за бумажки такие интересные, а?.. – Роше, изображая заинтересованность, снова придвинулся ближе, но не взглянул на стол, а просто встал рядом. Иорвет молча вернулся к документу, не пытаясь в него вникнуть и практически играя занятость делом. Теперь он почувствовал это. Что-то сродни нетерпению, томлению, предвкушению. Человек ничего не предпринимал, но эльф чуял нутром, что тот вот-вот повторит свой замысел. Интуиция не подвела: будто шестым чувством он ощутил движение слева. Роше не собирался действовать неожиданно, и поэтому зашёл со зрячей стороны, дабы в случае чего Лис мог контролировать ситуацию. Несмотря на то, что Иорвет знал и не противился, касание было неожиданным. Человек трогал аккуратно, без излишеств, просто приложив палец, и поначалу толком ничего не делал. Скоя'таэль решил, что стерпит: раз хочет — пускай. Всё равно никакого подтекста не было и нет, а тот не переходит границы. Стоило ему только дать себе обещание, как Вернон зажал чувствительный кончик уха между пальцев, и Иорвет, не сдержав резкого вздоха, сцепил зубы. А ведь эльф уже и забыл, насколько ощутимым это может быть. Благо совсем скоро темерец отстранился; прямо после того, как обвёл каждое местечко его уха, покрутил мягкую мочку и царапнул за раковиной, доставляя ещё больше странных, противоречивых чувств. Единственное, что выбивалось из общей картины, — сонливость, которая притупляла непривычно приятные ощущения и постепенно захватывала тело. Может быть, росла она вместе с тем, как всё больше горело ухо, а заодно и щёки? Роше тихо хмыкнул, прокашлялся и медленно отошёл к окну. Иорвет всем своим естеством прильнул к столу и показательно зашуршал бумагами, будто ничего необычного не произошло. В голове крутилась мысль, что если бы человек, прекратив это, сел обратно, то у него были бы все основания полагать, что темерец только для этого со своего места и встал. Разошлись несколько скованно, но эта скованность вызывала между ними томное напряжение, заставляя бурлить кровь и додумывать варианты развития диалогов, произошедших и предстоящих.***
В следующий раз, когда количество сидячей работы отчего-то резко сократилось, Роше был в хорошем настроении и даже не хотел спать. Эльф, который несколько раз перед вечерней встречей отгонял своих бойцов, был в состоянии ровно противоположном. Вернону пришлось постараться, чтобы уговорить раздраженного и плюющегося ядом ушастого пойти размяться самому. Всё было как всегда. Роше нападал, ставил блок, Иорвет отбивался, контратаковал и насмешливо уходил от ударов. Втянуть эльфа в более-менее серьёзную драку удалось не сразу, но уже к середине битвы они притоптали и перемешали весь снег, который успел нападать за время отсутствия тренировок. Было в зимнем холодном воздухе что-то особенное и новое. Как тогда, в игре, а не в по-настоящему жестоких боях. Словно их никогда не бывало, и теперь на опустевшие места записывались куда более тёплые воспоминания. Да, если рассматривать ситуацию скептично, то всё это представлялось глупостью и нерациональными поступками, но что Иорвету, что Роше, привыкшим именно к такому анализу мира, казалось, что сейчас их действия совершенно оправданы. Азарт хлестал изнутри, окатывая соответствующими эмоциями, но разум не позволял одурманить голову; он упорно продолжал выискивать в обороне противника слабые места, чтобы руки, ловко управляющие оружием, стремительно этим воспользовались. Не было цели во что бы то ни стало победить или унизить другого, однако каждый пытался то выставить подножку, то нанести удар покрепче, то провести завуалированную, быструю атаку. Они соревновались в изобретательности, скорости, силе и сноровке, уважая при этом способности друг друга. Иорвет, например, не смог обойтись без эффектов, поэтому решил темерца удивить. Увернувшись от очередного прямого удара, он скользнул за человека, отдалился от него и двинулся к ближайшей стене. Роше резко обернулся, с непониманием уставившись на хитрую ушастую морду, и последовал за ним. Он собрался зажать эльфа у каменной преграды, чтобы сократить пространство и тем самым помешать широким взмахам сабли, но Белка обрёк его план на провал. Он рванул к стене, прыгнул на неё и, разворачиваясь, со всей силы оттолкнулся ногами. На мгновение он словно завис в воздухе. Роше почти попал под лезвие клинка, без всякого зазрения совести заглядевшись на соперника и успев только в последний момент выставить блок. Непривычно сильный и увесистый удар отбил крепкий темерский меч, но его обладатель не удержался на ногах и рухнул на спину. А Иорвет, в отличие от него, плавно перекатился, тут же подскакивая на ноги, и посмотрел на Роше сверху вниз. — Стареешь, dh'oine! — победно воскликнул эльф, широким движением убирая оружие в ножны, и повернулся к поверженному боком на одних носках. — Я победил тебя в третий раз. Мне полагается награда? — Ага, блять... — недовольно воззрился на него темерец, на самом деле лишь делая вид, что злился. — Ну надо же, и почему я раньше не мог тебя побить? — Иорвет развёл руки в стороны. — Оказывается, это так про... Коротким вскриком — фраза прервалась, когда Вернон, так и не поднявший своего меча, схватил скоя'таэля за руку и дёрнул на себя, подставив ногу. Далее навалиться на противника и заломить ему руку за спину не составило труда. — Пиздишь много, вот почему, — хмыкнул Роше, поймав на себе злобный взгляд. Иорвет недовольно запыхтел, уткнувшись носом в снег. Человек не дал насладиться победой, поступив, впрочем, как и эльф неделю назад. Мстит за «бой» в лесу, значит. — Ну, должен я же хоть как-то компенсировать отсутствие зрителей, верно? — досада никак не отразилась на голосе, который перебивался сбитым дыханием и звучал почти что равнодушно. — «Сам себя не похвалишь — никто не похвалит», — так ведь у вас говорят? Роше только приподнял брови. Не хочет признавать поражение, зараза такая. Эльф ещё некоторое время лежал спокойно, но всё-таки предпринял попытку перевернуться и встать; тогда темерец навалился на него, на этот раз всем весом, да ещё и специально вдавил в снег. — Ну-ну, нет. Пока не скажешь, что проиграл, хрен тебе, а не вид неба. — Хорошо, ты проиграл. Я сказал это, отпускай. — Ты проиграл, придурок, — покачал головой человек и снова надавил на чужую спину. Эльф болезненно — скорее из-за собственного проигрыша по всем фронтам, чем от неприятных ощущений — застонал, дёрнувшись под противником. А потом, казалось бы, послушно затих, распластавшись под ним. Надеялся, что отпустит? Нет уж. — Я сейчас щёку отморожу... Пусти, — тихо и смиренно попросил эльф, не глядя на Роше. — Неправильные слова. — Да иди ты... — шикнул он, но обречённо выдохнул — правда ведь замёрз. — Я проиграл. На этот раз. — Можешь же, когда хочешь! Как только давление на спину исчезло, Белка засобирался напасть снова, но потом почувствовал, что руки начали неметь от холода, да и лицо тоже: не март-месяц на дворе. Идея была признана неудачной, поэтому он буквально упал на ящики, схватил свой плащ и сердито укутался в него, почти не подмечая Вернона, сидевшего очень близко. — Bloede Fadhb... — пробурчал он, сжимая в паузах между словами челюсти, чтобы темерец не услышал стук его зубов, — говорил же, что драться нужно в помещении! Если заявишься завтра в штаб с соплями, учти, dh'oine: я тебя покрывать и заменять не стану. — Я — житель Севера, что мне морозы, когда есть кров? — усмехнулся Роше. Совсем рядом, они соприкоснулись плечами. — А ты у нас южная неженка, так? — Ах ты!.. — Иорвет резко повернул голову в сторону звука, но так ничего и не сказал. Лицо человека оказалось слишком близко. Куда ближе, чем они когда-либо были. Не успел эльф отодвинуться, как Роше среагировал на движение справа от него и тоже повернулся, смотря прямо на ушастого. Теперь расстояние было минимальным. Иорвет честно глядел человеку в глаза, с долей паники пытался смотреть выше носа, но в конце концов инстинктивно (или «позорно», как он позже отметил у себя в голове) опустил взгляд на губы. И Вернон Роше, чёрт бы побрал этот холодный вечер, сделал тоже самое. Острое мгновение было только мгновением. Лис, как только поймал взгляд темерца вновь, сорвался с места. — Я вернусь. — он вскочил, отряхивая плащ от снега, и, не оборачиваясь, зашагал к оружейной. Эльф стремительно добрался до неё. Зашёл, запер дверь и привалился к стене, сильно зажмурившись. Эти мысли... Какого чёрта они всплыли в голове именно сейчас? И ведь не могли её теперь покинуть. Иорвет сдёрнул с макушки повязку и взъерошил волосы, тяжело дыша от напряжения и проклиная всё вокруг. Одно дело — чувствовать уважение или благодарность по отношению к своему бывшему врагу. Пусть это и сомнительно, но желание его обнять возникнуть всё-таки могло. Позволить в шутку касаться и подкалывать, побеждать себя, не чувствуя ни доли агрессии, ни гнева, а лишь небольшую, странную обиду, которая ей-то и вовсе не являлась, — возможно, как показал опыт. Однако совсем другое дело — засматриваться на его губы. Тонкие, немного потрескавшиеся, но мягкие на вид... А после, вспоминая о них, желать прикусить за нижнюю, попробовать на вкус человеческую кровь. Откуда это вообще взялось? Как разобраться с этим? Иорвет решил, что нужно срочно выбивать из себя всё дерьмо, которое накопилось внутри, мешая жить спокойно. Задерживаться нельзя. Быстро заглянув в один из сундуков, Лис достал небольшой сверток ткани, содержимое которого было уже холодным, но ещё не очерствевшим. Настрой был таким, словно эльф добровольно собрался шагать к палачу на казнь. Вернон ждал Иорвета недолго. Вытер меч и, уже сухой, спрятал в ножны. В мыслях было подозрительно пусто, но пустота эта ощущалась невероятно приятно, ведь вечным спутником темерца клубок мыслей стал уже давно. В ней было что-то мягкое. Может, она пришла из-за того, что жизнь наконец-то наладилась? Криво, косо, ненадолго, но наладилась. У него был дом, шаткий мир, маленькая королева, которая спустя лет десять станет полноправной и, несомненно, хорошей правительницей, и даже проблемы с Нильфгаардом казались не такими значимыми. Игра стоит свеч? Возможно. Но Иорвет точно стоил жертв, и будь это какой-то другой остроухий, всё было бы не так. — А ты, я вижу, в духе... — немного недовольно буркнул Иорвет, внезапно опустившись на ящики рядом с человеком, как некоторое время назад. — Радуешься гнусной победе? — Да кто бы говорил. Повязку поправь, — глядя на криво натянутую ткань, Роше усмехнулся, и эльф проматерился. — Ты что принёс-то хоть? Скоя'таэль, заминая смущающие мысли, вновь поддался задору и изобразил на лице хитрющую гримасу. Лис — он и есть Лис. — Нихрена себе, — выдал Роше, разглядывая куль в чужих руках, из которого очень вкусно пахло. — Это что ещё за праздник? — Повод отсутствует, но почему бы и нет?.. — невинно ответил Иорвет и развернул ткань. На его коленях лежал пирог, целый только наполовину, но совсем не становившийся от этого хуже. Подобная роскошь в их солдатской жизни стоила дорого, поэтому Вернон слегка насторожился. — Ну, и откуда ты его взял? — Это важно? — Раз он уже здесь, то не особо, но всё-таки. — Скажем так, далеко за ним идти мне не пришлось... — эльф потянулся куда-то вниз, чем-то звеня. Запасливый, гад. Темерец вспомнил мимолетную сцену, которую ему пришлось наблюдать утром этого дня. Он шёл по коридорам замка и стал случайным свидетелем беседы двух служанок. Одна из них была кухаркой и бурно жаловалась второй на то, что «развелось воришек, даже в королевской обители шастают»: кто-то взял и стащил только-только испечённый пирог, поэтому всю работу пришлось выполнять заново. — Ты сожрал полпирога в одну харю? На это Иорвет только шире улыбнулся, скалясь, а после элегантно вытащил кинжал и разрезал оставшееся на несколько частей, слушая тихую ругань. Изначально есть его сразу он не планировал: хотелось оставить на потом, чтобы ночью налить себе чего-то горячего и наслаждаться трапезой медленно, время от времени таская по куску. Или по два, потому что время не улучшает его качество. Но только откусив и почувствовав свежий яблочный вкус на языке, Иорвет не удержался и наелся до отвала. И, в общем-то, не сильно жалел об этом. — Мне три куска, тебе — один, — довольно осклабился Белка, уже собираясь откусить, но человек рывком приблизился и сжал руку, отводя ото рта. — Какого дьявола? — Ушастый, ты сожрал целую половину. И радуйся, что я не прочел тебе лекцию о том, что солдатам на службе красть категорически запрещено. — Я — вольный эльф, что хочу — то и ем, в самых разных количествах! — Иорвет выразительно фыркнул, но вырываться не стал. — ...При этом заплатив за еду. — Я бы мог с тобой поделиться, dh'oine, но мне нужна моральная компенсация за то, что ты меня победил, — Иорвет на чужие слова лишь зло сопит носом, не планируя отступать. Он снова посмотрел на темерца. Роше выглядел странно. Не злился, но был несколько раздражен; он продолжал крепко сжимать иорветову руку за запястье, не собираясь отпускать. По позе или мимике трудно было что-либо прочитать, но в тёмных глазах сидело что-то... Хитрое, злорадное, но в то же время и серьёзное. Этот взгляд обещал месть за все эльфские козни, загадки и учинённые беспорядки, лично касающиеся одного конкретного человека. — Моральная, говоришь? — тихо спросил Роше и следом, не разрывая зрительного контакта, прошипел: — Будет тебе компенсация. Иорвет не успел среагировать, когда чужая рука вцепилась ему в челюсть, тем самым не оставив иного варианта, кроме как по инерции податься вперёд. Ему даже не удалось удивиться, разозлиться или испугаться, прежде чем он прочувствовал момент, который сначала попросту не поддавался описанию, но вскоре эльф осознал произошедшее — и ощутил тихий ужас. По телу резво пробежали мурашки. Роше настойчиво прижимался к его губам своими: сухими, потрескавшимися, но такими горячими, что хоть металл плавь. И Иорвет как раз чувствовал, как бьёт в голову молот, кующий новый острый меч. Пара секунд длилась вечность. Человек отстранился и победно улыбнулся, утащив свой кусок пирога, словно совершенно не беспокоился о том, что только что сделал. А может, так и было? — Dh'oine, какого чёрта ты?.. — Иорвет застыл камнем и уставился на него. Роше дёрнул головой, повёл плечами, будто принимал более удобное положение для разговора, и ответил: — Твоя персональная моральная компенсация, — сказал он и сразу же откусил приличный кусок от пирога. Иорвет резко выдохнул и отвернулся. Они сидели всё так же плечом к плечу, но теперь смотрели прямо перед собой, не пытаясь даже дёрнуться в сторону друг друга. Лис судорожно облизнул губы, ловя фантомное ощущение. Они словно горели, но эльф отдернул руку, как только те потянулись к лицу: не здесь, не сейчас. Чтобы хоть как-то себя занять, он откусил от своей оставшейся части лакомства и тогда пришлось признать, что Роше придумал удачно: с набитым ртом можно безнаказанно ни на что не отвечать и ничего не говорить. Однако на душе творилось страшное нечто, и оно, не находя себе выхода, только усиливалось. Зачем Роше это сделал? Не было ни одной причины, ни одного намёка или повода, который предсказал бы это или хотя бы объяснил мотивы Вернона. Всё это слишком странно, ни с чем не связано, однако тут же, сквозь толщу воспоминаний, всплывал наружу момент из лагеря — они ведь уже целовались. Но если Иорвет пошёл на поцелуй не по своей воле, а засчитал его в качестве своеобразной платы, то сейчас ситуация была ещё сложнее и многограннее. Или человек действительно поступил так, припоминая тот случай? Нет, не ясно. Командир Полосок сидел с каменным лицом, будто и вовсе ничего не случилось, что очень напрягало. Скорее всего, это была глупая шутка: dh'oine редко могут похвастаться хорошим чувством юмора, а у этого, видимо, его отбило напрочь. Руки и рот наконец освободились. За всё время трапезы не было сказано ни слова (и в этом не было ничего необычного), но тишина всё равно напрягала, давила. Вряд ли эти минуты могли быть ещё более неловкими, чем они есть. Иорвету чуть ли не впервые в жизни захотелось сбежать. Да, такой поступок недостоин aen seidhe, но эльф с чувством на это плюнул и поднялся с места, придерживая некстати сползающий плащ. — Мне пора, — выдавил он из себя. Всего два слова, но сколько же усилий пришлось приложить, чтобы сказать это вслух... Роше повернул в его сторону голову, но так и не посмотрел в глаз. Серьёзно кивнул. Естественно, этот Пёс понимает, что лучше сейчас спокойно разойтись по своим норам, а не строить из себя тупиц, которые ничего не понимают. Иорвет прошёл до границы полигона и, завернув на давно заученную дорогу, наконец перестал ощущать спиной человеческий взгляд, жгучий, достающий до кожи и костей сквозь слои одежды. Темерец остался там, но через день или два им снова предстоит увидеться, ведь долг службы не щадит никого. На город начали опускаться сумерки; снова пошел снег, с закоулков подул сквозняк. Оказавшись в полном одиночестве, Роше встал, отряхнулся и, не оборачиваясь, побрёл к замку.