Другой шанс

      После спасения Шрама прошел месяц. Все это время черногривый вел себя тише воды, ниже травы. Но не только из-за предупреждений племянника: льву самому надоели интриги, и Шрам просто хотел прожить дни, что предначертаны ему в тишине и покое. Тем более в глубине души он чувствовал благодарность к своему племяннику за свое спасение и не хотел больше вредить ему. Шрам даже задумался о том, что много лет назад он совершил ошибку, убив своего брата и выгнав Симбу. Но, к сожалению, время нельзя повернуть назад. Симба так и продолжал относиться к нему холодно, и дядя не мог осуждать его, ведь он сам разрушил эту тонкую грань доверия между ними, так что ждать прощения незачем. Шрам снова и снова прокручивал в голове день смерти брата. Вспоминал Симбу, который плакал под лапой отца, как львенок прижимался к нему, ища защиты и поддержки, а он обвинил его в смерти Муфасы и прогнал, еще и приказал убить племянника гиенам. Тем самым гиенам, от которых Симба потом спас его. В душе черногривого поселилось до сих пор ему неведомое чувство вины. Жажда власти настолько ослепила его когда-то, что заглушила в нем все светлое и хорошее. А теперь, когда власть уже была не важна для Шрама, эти чувства просыпались в нем. Другие тоже относились к нему с недоверием. Презрение и ненависть читались во взгляде каждого жителя Прайдленда, которого Шраму приходилось встречать на своем пути. А их, вернувшихся на земли прайда после того, как узнали, что король теперь Симба, было немало. И вскоре к чувству вины прибавилось еще и чувство одиночества. На душе у черногривого появился очень большой и тяжелый камень. Симба и Нала тем временем прогуливались по саванне и разговаривали о всяких разных вещах, но тут разговор коснулся Шрама:       — Ну и как там Шрам? — как бы между прочим спросила Нала.       Она давно видела, что мысли о дяде мучают Симбу и решила вызвать его на этот разговор, чтобы облегчить душу любимого.       — Да вроде нормально, он теперь смирный, — ответил Симба, — по крайней мере, пока. — прибавил он хмуро.       — Симба, я вижу, что тебя что-то беспокоит насчет него, — сказала ему Нала, — расскажи мне и тебе станет легче.       Симба вздохнул и посмотрел в глаза Нале. Он подумал, что ей можно рассказать о том, что лежит у него на душе. Ведь она его подруга, а отныне еще и жена.       — Да, у меня большой камень на душе, Нала, — начал молодой лев, — я хоть и спас его, но не могу забыть о том, что он убийца моего отца, но одновременно мне его жаль. Как такое может быть?       — Ты запутался в своих чувствах, Симба, — ответила ему Нала, — в тебе живет обида на него, которую ты не можешь отпустить. Я правильно тебя поняла?       — Да, пожалуй, ты права, — сказал Симба, — и эта обида лежит у меня на душе, но как мне жить с ней?       — Время покажет, милый, возможно, что Шрам еще изменится, — ответила Нала, смотря Симбе в глаза.       — Что? — шокировано спросил Симба: его очень поразили слова жены. — Ты понимаешь, о ком ты говоришь? Такие, как он, не меняются.       — Кто знает. Жизнь полна случайностей, возможно, что мы сами будем удивляться переменам, что произойдут с ним. — ответила Нала, прижимаясь к нему. — подумай об этом.       И львица ушла, оставив молодого короля наедине со своими мыслями. К тому времени на саванну уже опустился вечер, и Симба поднял глаза на звезды. Отыскав самую яркую звезду, он спросил:       — Отец, как думаешь, Шрам может измениться? — но ответом ему была только тишина.       Тем временем Шрам тоже решил погулять. Черногривый любил ночь, потому что в это время суток все вокруг погружалось в темноту, и его темная шерсть сливалась с окружением, делая его невидимым для других. Он решил сделать то, что должно облегчить его душу: попросить прощения у Муфасы. С этой целью Шрам пришел к месту, где покоился его брат.       — Ну здравствуй, Муфаса, — сказал он, смотря на небо — я знаю, что недостоин обращаться к тебе, но надеюсь, что ты выслушаешь меня и подашь какой-то знак. — Шрам глубоко вздохнул и продолжил. — Может, ты мне и не поверишь, но мне очень жаль, что с тобой так случилось; поступок Симбы о многом заставил меня подумать, в том числе и о тебе. Я так был ослеплен жаждой власти и желанием быть на твоем месте, что не заметил, как зачерствела моя душа. А ты всегда хотел помириться со мной и спасти меня, но я не подпускал тебя к себе, потому что с тех пор, как отец объявил тебя наследником, ты стал для меня предателем, хотя и не был ни в чем виноват. Потом я стал жутко завидовать тебе, и эта зависть съедала меня изнутри. Я стал самым страшным твоим врагом, а потом и убийцей. Думая, что совесть не будет меня мучить, я все же ошибался. Запрет всем говорить при мне твое имя не помог забыть о этом дне, и я ужасно мучился. Теперь, зная, что до конца жизни буду одинок и это мое наказание, я хочу сказать тебе: я раскаиваюсь в своем поступке. Слышишь, прости меня, Муфаса, прости. — и с глаз Шрама потекли слезы.       Вдруг легкий ветер ласково коснулся его гривы, и черногривый удивленно посмотрел на небо. Одна из звезд горела ярче остальных и сразу привлекала внимание.       — Ты прощаешь меня? — спросил Шрам.       Ответом ему послужило легкое дуновение ветра.       — Спасибо, — просто сказал черногривый и на душе у него стало немного легче.