Безответные чувства

Драгонслееры не болеют. Просто не могут. Они не слабые человеческие детеныши, которые способны сломаться от легкого ветерка. Они убийцы драконов — магия покрывает тела, превращая их в драконью чешую, руки — в драконьи крылья, ноги — в мощные лапы. Их дыхание — магический огонь. Волшебству человеческих колдунов не сравниться с драконьей силой. Так рассказывал Вайсология Стингу и у последнего не было причин сомневаться в правдивости драконьих слов. Невозможность ехать в транспорте всего лишь побочный эффект — драконы ненавидят клетки, особенно клетки, которые могут двигаться. И Стинг верил, пока… Пока в одно воскресное утро он не зашелся кашлем, а после выплюнул в умывальник окровавленные лепестки. Влажные, покрытые слизью, с прожилками крови. Стинг тогда замер, с трудом подавив желание истерически расхохотаться. От непонимания. Он ведь драгонслеер — как его могло сразить какое-то глупое проклятье? Вот только это было не проклятие. Ханахаки — магическое заболевание, когда из-за безответной любви в легких волшебника начинают прорастать цветы. Мерзкая болячка с вычурным названием, при упоминании которого Стинга по-прежнему тянет блевать. Потому что слишком глупая, слишком сказочная эта болезнь, слишком даже для их мира, где существуют волшебные гильдии. Ключевое слово — "любовь," но… какая, к черту, любовь?! Стинга от непонимания просто колотит. Он не сопливая девчонка, которая из-за неразделенной любви побежит топиться в ближайшем пруду. Да и не любит он никого. Лектор и Роуг, да еще Фрош — это другое, это семья. Это те, кто вошел в его маленький круг. Те, которым он может довериться, как бы это было ни тяжело. Стинг свои чувства понимает четко. Ему по-своему безразличен Саблезуб, хотя он и гордится их силой. Эвклифф не будет страдать, если половина согильдийцев исчезнет. Они не в его круге — а значит, плевать. И это не изменилось даже после магических игр. Даже после обретения им титула мастера. Есть свои, есть чужие. Этого Стингу пока что не перерасти, да он и не пытается. Ведь… Ему бы разобраться с болячкой. Стинг понимает, что возникла она не на пустом месте, понимает, что где-то крупно облажался. Скорее всего, подцепил в магической драке. Кто же знал, что выплюнутый в лицо окровавленный цветок может оказаться настолько заразным. А темный маг, который ему так подгадил, уж точно не сможет подсказать — мертвые не болтают. Роуг в лице не меняется, ему вообще не свойственно истерить, только хватка на плече Стинга куда крепче, а Лектор с Фрошем наперегонки гоняют в магическую библиотеку — кто-то же описал болезнь, а значит, смог ее пережить. Аргумент так себе, но хотя бы несет в себе немного надежды. Дни идут, ответ найден, но Стинга он не устраивает: найти человека, к которому неравнодушен и заставить ответить на безответные чувства. Эвклиф с чувством рвет книгу напополам. Гнев клокочет в горле, магия выходит из-под контроля. Остужает его только хриплый смех Роуга — тот советует искать зазнобу. Стинг бесится. Стинг ломает стены, бьет врагов на заданиях. Стинг задыхается, выплевывая окровавленные лепестки в умывальник. Куда угодно, лишь бы не заразились свои. Роуг лениво листает страницы, облокотившись спиной на подоконник. Стинг сидит на табуретке с миской, полной окровавленных лепестков. С каждым днем их все больше и больше. Мокрые, склизкие комки белого цвета. Стинг вертит один в руках, в кои-то веки задумчиво — кто же эта зараза? Он, конечно, все еще сомневается, вот только миска, полная отхаркнутых цветочно-кровавых ошметков, слишком весомый аргумент. — Как думаешь, кто это? — Стинг задает этот вопрос не в первый раз. И каждый чертов раз с новой интонацией. Сегодня — обреченная усталость, потому что в миске, кроме лепестков, уже лежит пара бутонов, а значит, время истекает, и даже его удача, помноженная на драгонслееровскую регенерацию, скоро даст сбой. Роуг даже не отрывается от книги. В такие моменты Стингу, кажется, что тот над ним насмехается. — А кто тебя бесил на играх больше всего? — вопросом на вопрос, слегка насмешливо отвечает друг. — Я не люблю Нацу Драгнила! — оскорбленно фыркает Эвклифф. Роуг закатывает глаза. — Из девушек его гильдии, идиот. Стинг морщится. Вопрос интересный, на которой так сходу и не ответишь. Он вообще плохо помнит гильдию Нацу. Слишком тогда был зациклен на Драгниле и желании его победить. В воспоминаниях мелькает Эрза Скарлетт, но Стинг почти сразу отмахивается — он помнит лишь легкое раздражение вместе с намеком на сдержанное уважение, когда та разбила сотню демонов, и горькое непонимание, когда та одолела Минерву. Пусто, к Эрзе чувств у него нет. Вспоминаются Мираджейн с младшей сестрицей, но мельком, Стингу на них плевать. Локсер вызывала лишь брезгливое недоумение своей беготней за Фуллбастером, а Альберона отвращала стойкой вонью от перегара. Все не то. Стинг раздражен. Он чувствует, что разгадка близко, вот только все равно хватает рукой воздух. — Не знаю, никто на ум не приходит. — Эвклиф деланно безразлично пожимает плечами, на что Роуг лишь фыркает. — А Хартфилия? — в голосе Чени сквозит усталость. Тот внимательно смотрит на Стинга, а он… молчит. — Хартфилия… Люси… — тянет Стинг и почти задыхается. Фамилия горчит на языке, вызывая стойкое желание сплюнуть. Чертова блондинка, напарница кумира детства. Глупая девчонка, которую раз за разом отделывали на играх. Которая ни разу так и не победила сама. Стинг помнил, как ее избивали, как напополам с насмешкой внутри бурлило глухое раздражение, которое он успешно скрывал за громким смехом. В глубине души Минерву он тогда не одобрил. Бить Хартфилию было… неправильно? Нет, не так. Ее нельзя было трогать. Минерве нельзя. А… ему? Получается, можно? Стинг удивленно моргнул. Хартфилия его действительно раздражала — своей жизнерадостностью, верой в давно уже сдохшую гильдию, чертовым безграничным доверием к своим товарищам. Стинг, наверное, не понимал, как можно так прикипеть душой к гильдии, будто это… семья, свои? Но бить он ее не хотел. Взбесить так, чтобы она сбросила маску миленькой девочки и обматерила с ног до головы — да. Огрызалась и ни капли не боялась его бешенства — наверное, тоже да. Отвечала на его чувства? Стинг поперхнулся. Потому что тоже да. — Ты не ответил, — склоняет голову на бок Роуг, терпеливо наблюдая, как Стинг откашливает еще один бутон. — Мне надо в Магнолию, — усмехается Стинг, вертя в руках бутон белой розы и мысленно радуется, что тот хотя бы не пафосно розовый, ведь тогда проще было бы удавиться. Хартфилия невыносимо бесит.

***

Дом Хартфилии Стинг находит по запаху. Оказывается, от него буквально несет белыми розами. Аромат стойкий, почти приторный, Эвклиф понимает, что вряд ли когда-нибудь его забудет. Это, конечно, если выживет. Запах ведет его лучше всяких дорожных знаков. Роуг с ним не идет. Он берет с собой Фроша и Лектора, и направляется в гильдию Фейри Тейл. Дружественный визит, как же. Стинг дергает щекой — засранец просто не хочет, чтобы место мастера Саблезуб стало снова вакантным. Иначе тогда Роугу уже точно не отвертеться. Домик Хартфилии даже милый, но Стингу сейчас не до него. Та, слава богам, сейчас дома — сидит на подоконнике и… курит. На ее подоконнике тоже миска, полная лепестков и бутонов — только там бледно-желтые нарциссы. — И как же Драгнил терпит эту дымную вонь? — Стинг небрежно отбирает у ошарашенной Хартфилии сигарету и выбрасывает на улицу. Та удивленно хватает ртом воздух. Стинг качает головой. Запрыгивает на подоконник, садится напротив, беря миску в руки. Нарциссы ему не страшны. Уже заразился. Люси переводит взгляд со Стинга на миску и слегка усмехается. — А он не терпит, потому и курю. Жаль, на тебя плохо действует. Стинг хмыкает, но ничего не говорит. Хартфилия бледная, даже слишком. Ханахаки поиздевалась над ней сильнее, чем над ним. Впрочем, он драгонслеер, а значит, априори крепче. — Знаешь, а ты меня бесишь, Хартфилия. Прямо чертовски бесишь, — доверительно, глядя ей прямо в глаза, произносит Стинг. Люси громко фыркает и закатывает глаза. — Вообще-то это взаимно, Эвклиф. — Белая принцесска, то есть розочка, — Стинг достает из-за пазухи потрепанный белый бутон. Капельки крови на нем смотрятся даже красиво. — Самовлюбленный мудак, то есть… нарцисс, — мило улыбается Хартфилия, хотя взглядом… взглядом явно хочет убить. — Попробуем не сдохнуть? — Стинг улыбается почти весело, наклоняется вперед, крепко обхватывая руками Люси за плечи. Та не сопротивляется. — Я не настолько мечтательница, чтобы умереть из-за любви, — успевает сказать Хартфилия, прежде чем Стинг ее целует. Кашлять обоим уже не хочется. Похоже, чувства не настолько и безответны.