Давным-давно, когда я была еще малюткой, то увидела в гостиной одну картину. Тогда она показалась простой, безвкусной, нереалистичной, какой-то вычурной. Да и нарисована была отвратно. Словно вышедшая из-под кисти какого-то недоучки. Лишь спустя сотню лет, когда увидела это вживую, то сумела всё понять и осознать. Теперь же, слушая восхищённый голос Сард, я знаю одно — это просто невозможно. Не хватит никаких слов, красок, эпитетов для того, чтобы подчеркнуть красоту природы. Рассказать об истинной красоте? Просто невозможно. Глупая попытка объять необъятное. Элурия Верный Клинок.
Несколькими часами ранее.
«Как же тут всё так… необычно… и… красиво» — проговорила Сард. В её голосе звучало неподдельное удивление вперемешку с восхищением. Моя улыбка растянулась почти до ушей. Я сидела на плаще, почти не двигаясь, и сохраняла мертвенное спокойствие. Как маленький ребятенок, демонесса постоянно на что-то просила обратить внимание; то на новые для неё растения, или же на вон то животное, что промелькнуло рядом. И приходилось волей-неволей потакать этим мелким капризам, иначе была бы вынуждена выслушивать бесконечное нытье с угрозами. И теперь Сард была сражена наповал прекрасным видом, который открылся некоторое время назад. Если честно, то впервые, услышала от неё слово «красиво», именно в контексте природы. Суккуба произнесла его с таким чувством, придыханием, будто влюбилась, или впервые в жизни притронулась к чему-то прекрасному. А еще была вынуждена согласиться с ней; ведь вид, который наблюдали вместе, сделав привал на часик, действительно шикарный, и не чета тому, что видели ранее. Он потрясал своим величием, великолепием, роскошью и каким-то, казалось, божественным влиянием. Это место — волшебное, здесь творится самая настоящая магия. Первобытная магия жизни, такая как возникновение чуда из пустоты, оно словно рождение ребенка, заставляет трепетать сердце и биться его быстрее, чаще. Мы взобрались на небольшой пригорок и остановились там. Прислонившись к дереву, я лениво поедала последние орешки из сумки. В голове промелькнули воспоминания из прошлого. Они уже немного исказились, но всё равно были яркими, словно путеводная звезда глубокой ночью. Я жевала и, расслабившись, слушала бесконечный поток чудесных комплиментов от демонессы, что в мельчайших деталях описывала всё, не прерываясь ни на секунду. «Когда же это было? — нахмурилась я, пытаясь вспомнить приблизительное время. — Вроде сто лет назад… » Ностальгия захлестнула меня, и вновь мысленно оказалась в этих краях с отцом. Все же папочка оказался прав — это самое настоящее чудо, с которым в Азероте ничто не может сравниться. Как же теперь жалею о том, что не задержалась здесь чуточку подольше, и не насладилась великолепием во всей его красе. Шанс, который был дарован судьбой, оказался упущен навсегда, и сейчас всё изменилось. Я лишилась своих голубых, как бескрайний океан, глаз, но обрела взамен призрачное зрение… И теперь все стало выглядеть иначе — искаженно. Вместо прекрасных силуэтов и фигур, стали видны какие-то черточки, да мельтешения… Единственное, что осталось — это зеленое, черное… Для меня больше нет никаких иных оттенков. Что желтый, что красный — всё равно не смогу различить. Даже эта чудесная картина, которую описывала Сард, пытаясь подобрать слова, виднелась с новым зрением как-то неправильно, словно чья-то грубая топорная работа. И когда я осознала эти изменения — сердце ухнуло куда-то вниз. А мне стало так горько от обиды и понимания, что вся истинная красота природы… оказалась потеряна навек и теперь нет ни единого шанса прикоснуться к ней. Осознание утраты жгло сердце калённым прутом и заставляло пылать черной ненавистью в душе. Как же я завидовала Сард за то, что она прямо сейчас смотрит на всё это! Я мечтала втайне поменяться с ней местами, на пару мгновений, чтобы вновь, в последний раз увидеть и дотронуться до всего этого… Желчь подступила к горлу, и захотелось сказать ей что-нибудь такое едкое, гадкое, противное, вроде: «Не думала, что демонам нравится красивый вид гор, ведь тебе по вкусу вид выпоротых кишок», но язык совершенно не поворачивался. Не знаю почему, просто молчала, в какой-то глупой нерешительности, будто боясь чего-то. Постепенно ярость и ненависть сошли на нет, и, успокоившись, я вдыхала чистейший воздух, откинувшись на дерево, ловя ласковые лучи солнца, и попутно слушая дифирамбы Сард. Суккуба в попытках насладиться красотой пыталась подобрать эпитеты — кто бы мог подумать?! «Невероятно красивая, как молочный клык, гора! Нет, не то! Ар-р-ргх!» — с яростью прорычала демонесса. Мне послышалось, как она схватилась в отчаянии за голову. От этого хихикнула в кулачок, пусть та даже не заметила. «О демоны! И почему я не могу подобрать слова?» — обратилась она к безмолвной великанше-горе. Было одновременно и радостно, и грустно на душе, и я решилась философски ответить ей: — Потому что таких слов еще не придумали. — Проведя рукой по всему удивительному ландшафту, я продолжила: — Нет таких красок, чтобы запечатлеть и передать всю душу природы, а еще слова всё портят. Я слышала её фырчание. На секунду даже ощутила теплое дыхание прямо в лицо, но это оказался мимолетный ветерок. Сард надула губки и не знала, как ответить. Она явно была недовольна таким ответом и жаждала реванша! «Ты не права! Почти все мои слова нужны! И подходят в большей степени!» — с гордостью произнесла суккуба. — Но ни одно так и не попало прямо в яблочко, — задумчиво сказала я, легонько пнув лежащий рядом камешек. Он полетел со склона и упал куда-то вниз… Но Сард не намерена была сдаваться и продолжала упорствовать. «И всё же ты не права! Мне нужно просто… — замялась она, растерявшись на пару секунд, — просто больше слов! Вот!» Я ничего не ответила и лишь с улыбкой, погрузилась в воспоминания. Зачем ей говорить, что слова иной раз могут быть лишними и вообще ненужными? Что только они и портят всю картину своим присутствием. Тот самый день снова промелькнул в голове. С самого начала, как будто в замедленной съемке… Всё началось с того, что я, юная эльфийка, была разбужена ни свет ни заря отцом, который велел собираться и идти за ним. Вокруг царила такая темень, и показалось поначалу, что просто-напросто ослепла. На вопрос, куда мы идем в такую рань, папа ответил таинственным «идём покорять красоту». Наши отношения на тот момент были натянутыми, как струна на гитаре, и всё же пришлось послушаться его, когда он пригрозил сжечь одежду и оставить в чем мать родила. Я шла за ним опустив голову, без настроения. Пыталась идти прямо по его следам, но все же нередко оступалась и частенько падала; то корень дерева нечаянно зацеплю, или же не замечу камень. Папа молча протягивал руку и помогал встать каждый раз. Виной всему были они — утренние сумерки, в которых ничего не было видно! А еще я ворчала от недовольства, отряхивая порванные штаны, — было обидно, что пришлось идти черт знает куда. «Как же всё это раздражает!» — подумала тогда, бросая уничижительный взгляд на папу. Он внезапно остановился, и я налетела на него, ударившись лбом о твёрдую наплечную пластину. Почесывая очередную шишку на голове, была в высшей степени раздражена. В тот момент всё это казалось самой настоящей глупостью, прихотью отца. Я его почти что ненавидела, мне было больно за то, что я оказалась единственной, кто искренне, всем сердцем, любила маму! Ведь отец не плакал и не ронял слёз, даже на похоронах. «Какой же надо было оказаться бессердечной сволочью, чтобы забыть маму и её самопожертвование так легко?» — вот какой вопрос поставил разлад в наших отношениях. Но вдруг папа показал рукой куда-то вперед. И стоило перевести взгляд, как увидела… Рот сам открылся, а я только и смогла застыть, словно древняя статуя. В этом безумном походе мы умудрились забраться на самую вершину горы, и стояли почти что под облаками. Тут было небольшое плато с парой редких деревьев, и я в изумлении уставилась на черную как смоль гору, что вдалеке была такой маленькой и игрушечной; казалось, можно взять её в руку и спрятать под плащ. — Не правда ли красиво, дочка? — сказал папа, обнимая меня. В его голосе проскальзывали нотки радости, заботы. Луна уже почти спряталась, и скоро должно было появиться солнце. Весь мир лежал передо мной на расстоянии вытянутой руки и он казался черным, прогнившим, недостойным спасения, словно погибал. Не знаю почему, но на пару мгновений показалось, что он ждал помощи откуда-то, будто молил о каком-то спасении. То ли от воображения, то ли от пережитого потрясения, то ли от нехватки кислорода, но у меня участился пульс, сердце забилось как барабан, и, растерявшись, не смогла вымолвить ни единого слова. Эмоции переполняли меня, руки дрожали, и слёзы навернулись на глаза. Наверное, от холодного потока ветра, что дул в лицо. А потом необузданная волна ветра чуть не сбила меня с ног, но отец удержал, даже не шелохнувшись. Прикрывая рукой глаза от мелкой пыли, я мельком глянула вниз и увидела реку, что протекала буквально в шаге, которая выглядела чересчур жутко. Темная река вызывала в сердце первобытный ужас, и словно вся омывалась бескрайним потоком крови… И дальше, в самом низу, на расстоянии сотен метров рядом с кровавой рекой, стояли десятки великанов — дубы, которые протягивали свои высохшие ветви для того, чтобы схватить и высосать всю жизнь, до единой капли. Весь мир, что оказался перед моим глазами, был самым темным ужасным местом в Азероте, словно навеки проклятый и всеми отринутый. Что-то во мне кричало, и молило дать шанс ему, и, словно демиург, я чего-то ожидала, наверное, чуда… И вдруг… всё начало незримо преображаться. Первым раздался крик ручного орла, от которого нечаянно вздрогнула, бросив взгляд наверх в воздух. Кто-то из следопытов, выгуливал гордую птицу, что пролетала неподалеку. Орел кружил и высматривал добычу, а заодно, как показалось на долю секунды, приветливо помахал мне и папе крыльями. Именно его крик вселил надежду, что это только начало, и всё может еще измениться… И как в подтверждение моих слов, вся эта на первый взгляд гнетущая, черная, мрачная картина погибающего мира, стала исчезать уже через несколько мгновений… С каждой секундой вид преображался. Именно в тот день я впервые прикоснулась к прекрасному, и всхлипывала, смотря на удивительную метаморфозу в природе. Сердце моё перестало быть черствым, словно гранитный булыжник, и смягчилось. Ненависть утихла и испарилась неизвестно куда, страх с ужасом убежал в далёкие дали, и в душе царили только безмятежность и покой. Уже по прошествии многих лет, сама себя спрашивала: — И ради чего мы около часа блуждали в потёмках? Для того, чтобы увидеть этот единственный момент? Это был риторический вопрос, на который сама же себе отвечала: — Да, для того чтобы увидеть восход солнца и исчезновение тьмы. Ради этого стоило подняться на самый верх… Что же тогда увидела? Одно из самых настоящих чудес в Азероте: просто потрясающее, грандиозное, воистину уникальное зрелище, от которого невозможно было оторваться. Солнце, что только-только просыпалось, разбрасывалось кроваво-красными лучами благословения, и довершало этот невероятный шедевр природы. Затаив дыхание, я переживала и отказывалась верить своим глазам. Только что происходила удивительная метаморфоза, от которой просто дух захватывало. Это было изменение в самом мироздании: горы перестали быть чёрной массивной скалой и превратились в красивую скульптуру, что, казалось, была вылеплена самим создателем. Молочно-белая шапочка отразила лучик солнца и на миг ослепила меня. А бросив взгляд вниз, оторопела, уставившись на реку, которая в свете ночи показалась багровой, полной крови. Она тоже изменилась от лучей солнца и стала радостно переливаться, сверкая чистой водой. Наблюдая за шаловливой рекой, я испытывала потрясение — сколько жизни, движения! От такого зрелища невозможно было оторвать глаз, оно завораживало великолепием. Под конец своего путешествия ласковые лучи солнца, открыли правду насчет великих дубов, что раскинули пышные ветви, в чьих кронах, ютились сотни, тысячи листьев. А стоило только подняться маленькому ветерку, как в ту же секунду мириады крон дружно зашумели, будто переговариваясь. Они незримо смеялись над глупой эльфийкой, что видела в этом мире одну лишь тьму и не могла разглядеть красоту без явных указаний повелителя света… Наконец настал миг, когда солнце взошло, изгнав абсолютно всю тьму. Мир воцарился на моей душе. И отец, сохраняя безмолвие, поцеловал в щёчку. Губы его были слишком влажными и бросив на него взгляд, остолбенела. На лице у папы были слезы — он беззвучно плакал, при этом шепча одно слово. Я прочитала его по губам, и поняла, как сильно ошибалась в нём. «О свет! Какая же я дура! — корила себя в этот момент, схватив себя за волосы. — Как я могла так плохо про него подумать и возненавидеть?!» Только-только я открыла рот и собиралась попросить у него прощения, да и чтобы утешить, сказать, что все будет хорошо, как его пальцы легли на мои губы, словно незримо предупреждая — не надо лишних слов. А потом поняла, что снова ошиблась. Папа прижал меня к себе, всхлипывая. Он обнимал так, будто боялся потерять. В этот день я осознала тот факт, что гибель мамы сблизила меня и отчима настолько, что он стал для меня папой навсегда. Я не хотела знать никакого другого отца, только его — Лиама Верного Слову. Стоя на самой вершине, мы так и не проронили ни одного слова. Да и зачем, когда эмоции сказали всё за нас? Лишь на обратном пути, спустившись в самый низ, он сказал с улыбкой и толикой ностальгии: — Знаешь, доченька, и всё же из меня отвратительный художник… Даже магия не способна передать истинную красоту. И вспомнила ту нелепую картину… И сейчас, по прошествии стольких лет, больше ничего святого для меня не осталось. Картина сгорела в пожаре при штурме Кель-Таласа, а отец же погиб… Он настолько сильно любил маму, что даже стал изучать запретные техники. И для многих эльфов мой отец запомнился выдающимся героем, одним из тех, кто пытался остановить захват Солнечного Колодца… Но только я знала правду, которую скрыла ото всех. От этого знания было горько и больно на душе. Мой отец… Стоит ли говорить, что я знала его, если в итоге, как оказалось, ничего не знала о нём? Теперь же, слушая этот монолог демонессы, я чувствовала, как теплый ветерок вновь колыхал волосы, ласкал кожу, и принюхивалась к запаху морского бриза. Вновь неведомая лёгкость ощущалась в груди, и заставляла глупо улыбаться, смотря на мельтешащие черточки и палочки. Ведь это тоже красиво, правда по-своему. Буквально на какое-то мгновение вздумалось уподобиться тому же самому орлу и расправив крылья, броситься навстречу земле. Чтобы оторваться от мирской суеты, да оказаться куда подальше отсюда. Что-то внутри настойчиво просило повернуть назад. Однако, глядя на маленькие деревья, я вновь замечталась, как срываюсь в полёт. Мне захотелось вновь испытать это невероятное, ни с чем не сравнимое ощущение. Когда адреналин растекается по венам, а в лицо бьет поток холодного ветра, кажется, что время на пару секунд останавливается во всём мире. И этот невесомый полёт, кайф от парения, он, словно наркотик, дурманит голову и кружит. А пролетая над деревьями, всё выглядит таким мелким, надуманным, каким-то несущественным. Ветер, кажется, проникает в каждую клеточку тела и наполняет истинной свободой, которая манит к себе. После стольких лет скитаний по земле, я наконец поняла, почему птицы ненавидят сидеть в клетках и так стремятся жить в небе. Но сейчас сдерживала внезапный порыв души полетать — было слишком рано, да и к тому же впереди ждала конкретная цель. Да и это не самая большая высота откуда можно полететь, однако вид отсюда открывался воистину прекрасный. «Не думала, что увижу нечто грандиозное — судорожно дыша, пролепетала Сард, закончив рассказ. — Спасибо тебе, Элочка». Я сделала вид, что не расслышала комплимент, и вытащила магическую карту из рюкзака, и, смотря на пересечения линий, водила пальчиком по ним. Если местоположение определено правильно — то скоро достигну Обители Света. «Часовня Последней Надежды» — вот как назывался мой конечный пункт. Нет, я не набожная, и не верю более во всю эту чушь о милосердии света после того, как последний отвернулся от меня. Руки затряслись и сжались в кулаки, заскрежетали зубы. Юркая мысль, словно паразит, грызла изнутри, заставила почувствовать всю бесполезность и вновь напомнила о себе: «Что было бы, если свет отозвался тогда?» — вот как она звучала. Тысячи раз я прокручивала в голове события той ночи и мечтала вернуться на пару минут в прошлое, для того чтобы всё исправить. Если бы свет отозвался, то тогда всё поменялось в корне. Я была бы, наверное, самой счастливой эльфийкой на всем Азероте, и до конца жизни держала целибат, ходила на все глупые, нудные молитвы, проповедовала веру, терпимость и носила с гордостью жреческую мантию. Но этого не случилось… Да и вряд ли такое возможно… «С тобой всё хорошо?» — обеспокоенно спросила Сард, заметив моё напряжение. — Да. В полном порядке, — только и смогла прошептать в ответ, нацепив фальшивую улыбку. Я чувствовала на себе её пристальный взгляд, который незримо говорил «меня не проведешь». Уставившись пустыми глазницами в карту, размышляла, ведь необходимо было навестить старого знакомого. Он высечен в камне, и единственное, что могу сделать — отдать дань памяти. Тот, кто по воле судьбы совершенно случайно спас мою никчемную жизнь. Такой же изгой среди своих, единственный, протянувший руку помощи пару лет назад. И что же он получил взамен, вместо добрых слов благодарности? Смерть… гибель единственного ребенка, в котором повинна я. Наконец привал окончился, и я отправилась в путь. Уже через несколько километров я, идя вдоль дороги, приметила вдали крестьянские домишки с частоколом. И сразу же остановилась, бросив мимолётный взгляд на карту. Мне хотелось шипеть от злости. На ней не было никакой деревни, только густой лес и тропинка. — Вернусь в Оргриммар, головы этим гоблинам пооткручиваю! — выпалила в ярости. «Ну да… кто бы мог подумать, что они тебе продадут старый хлам? — с ядом проговорила Сард. — Еще и по завышенной цене!» Оценивая размеры деревни, примерно по границам, я уже прикидывала, что внутри могу встретить около сотни человек; точнее сказать трудно. Обойти деревню не получалось никак: чуть левее пролегал путь в болотные топи, где запросто можно сгинуть без проводника и знания троп, а справа были горы, возле которых простирались бескрайние поля с растущей пшеницей и чем-то ещё. Это неожиданное препятствие вконец испортило всё настроение, а также почему-то насторожило… Мое нутро, при виде этой деревни, почему-то закричало: «здесь что-то не так!» Оно трубило о надвигающейся опасности. Однако отмахнувшись от глупых мыслей рукой, я невольно засмотрелась на десяток однообразных домишек, причем новехоньких. Типичные деревенские избы, покрытые соломенной крышей и состоящие из брёвен, — самые роскошные и представительные здания. Они ясно говорили о том, что стекла здесь — настоящая ценность и есть не у всех. В домах поскромнее, была слюда. Рядом виднелись более-менее ухоженные участки. Вот пробежал выводок кур, за которыми гнался неугомонный петух, вяло помахивала хвостом корова, отгоняя мух и лениво пощипывая травку. Прямо аккурат возле недоделанного частокола. Деревянные колья были уже выстроганы и лежали кучей на земле. При этом, часть работы уже была сделана — каркас уже был готов. Везде были раскиданы щепки и наполовину обработанные бревна, как и брошенный инструмент. «Защита лишней не бывает», — промелькнула мысль, от которой инстинктивно нащупала на поясе клинки. Мои две катары были все также холодными и нисколько не нагрелись в такую жарищу. За столько времени они уже изрядно притупились, и их нужно наточить, иначе следующие демоны умрут со смеху от порезов. — Однако, если это так, то где работники? Почему не слышно отборного мата? — недоумевала я. «Скорее всего, все ушли на обед», — горделиво произнесла Сард. Единственная дорога, что была протоптана, вела прямехонько в деревню, и проходила сквозь неё, и сделано это явно нарочно. Сделали торговый тракт, а значит, для удобства путников тут есть всё: постоялый двор, таверна, конюшня. Ну и конечно ради того, чтобы каждый из местных имел шанс что-то купить или продать. «Раз всё равно идём в деревню, то я бы не отказалась от горячей ванны и какого-нибудь сочного мясца», — проговорила с мечтанием Сард. Закрыв по привычке веки, я тоже невольно улыбнулась, представив горяченькую круглую бадью, от которой шёл пар. В такую хотелось просто упасть, окунуться в горячий источник, чтобы понежиться, млея, и насладиться негой. Ну или на крайний случай в баню сходить — смыть всю эту дорожную грязь, пот. А в довершение всего просто упасть на мягкую пуховую кроватку и заснуть младенческим сном. Мои мечтания прервал живот, что предательски заурчал, словно поддерживая слова суккубы о вкусном мясе, которого не ела уже давно. Облизнувшись, и чувствуя буквально рядом запах чего-то жареного, я покачала головой. Как бы то ни было, но пришлось согласиться с ней: в деревне придется задержаться на пару дней точно. Надо пополнить запасы провизии, которая закончилась буквально вчера, отдать кожевеннику на починку доспех, найти оружейника, а заодно решить вопрос с подмёткой. Внезапно я почуяла сильный запах дыма, что доносился со стороны. Принюхавшись, поняла — кто-то сжигал сорняки, которые больше дымили, чем горели. Бросив взгляд в сторону запаха, я заметила неподалёку немного полуразвалившуюся хибару. Она пряталась в окружении ветвистых деревьев и была почти незаметна. И судя по всему, раньше это было жилищем какого-то изгоя, или же местной ведьмы. Тропа, что ранее была протоптана, заросла сорняками. Видно, даже местные перестали сюда ходить. Тут я перевела взгляд на деревню вновь, и немножко оцепенела, поняв, что меня смущало: из печных труб извивались малые струйки дыма. А потом внимание привлекло какое-то движение. Мгновенно повернув голову, я увидела, как рядом лениво прошествовал большой черный котяра. Гордый, статный красавец, с пышными усами, неторопливо перешел мне дорогу, неся в зубах мертвую мышь. Он на пару секунд остановился и бросил заинтересованный взгляд, словно предлагая поделиться добычей. Я ухмыльнулась от такого щедрого предложения, а кот бесшумной походкой убежал вглубь леса. В кои-то веки, у меня впервые появился выбор: пойти к таинственному домишке, чтобы найти кого-то живого, или же расследовать таинственное исчезновение жителей. Сбросив капюшон, я направилась в сторону хибары.