Точный просчёт

      Драко поглощала злость. Ярая, безграничная. Он с трудом удержал на лице маску равнодушия. Ещё больших усилий стоило не ринуться к школьной подруге, встряхнуть её хорошенько и бросить едкое: «Низкая шутка. Даже для тебя». Но Малфой не дёрнулся: был уверен, что презрение и ненависть, которые его переполняли, не прозвучат, а вот отчаяние и горечь утаить не удастся.       Гениальная идея для розыгрыша: сказать — родители вернулись, но Пэнси не учла, что Драко утром уже получил отказ о пересмотре дела. Вот если бывшая слизеринка решилась бы развести его вчера — он бы поверил. Может, тогда Малфой даже посмеялся бы, и всё же…       «Сука! Какая ты, Паркинсон, сука!», — этой мысли хватило, чтобы девушка изменилась в лице. Она побледнела, за секунду даже как-то осунулась, походя на инфернала, и уставилась остекленевшим взглядом на Драко. — Зачем ты так? — её голос звучал подавленно, в глазах застыли слёзы, но девушка не отступала. Она выпрямилась во весь свой небольшой рост, прикусила губу до крови, возвращая себе самообладание, и уже твёрдым голосом, почти не срываясь на шёпот, добавила, — мои родители сейчас в Азкабане. Ты думаешь, я бы стала так шутить? Стала бы издеваться? Для чего?       Драко молчал. Он и сам не видел в происходящем никакой логики, но текст утреннего письма неизменно всплывал в памяти: «…Вынуждены сообщить, что в запросе о пересмотре дела мистера и миссис Малфой, заключённых в Азкабан, Вам отказано». Но если их и вправду отпустили, то почему ему, посылавшему эти бесчисленные запросы, не сообщили? Может, и сама Лоусон не в курсе? Но решение об освобождении Малфоев в обход заместителя министра мог подписать только один человек, и эта теория казалась ещё более безумной, чем факт освобождения Нарциссы и Люциуса из-под стражи. Этим человеком был Кингсли Бруствер. Какая выгода в освобождении Пожирателей Смерти министру? — Я не знаю, почему их освободили, — проговорила Пэнси, так и не дождавшись какой-нибудь реакции от Драко. В его мысли, видимо, она больше не лезла, опасаясь услышать очередной поток брани в свою сторону. — Я не знаю, почему тебе не сообщили, но если бы я узнала, что мою семью выпустили, что сейчас они уже дома — бросилась к ним со всех ног.       Она больше не плакала. Злобно сверкала маленькими тёмными глазками, твёрдо глядя в лицо Малфою, но снова наткнувшись на равнодушие, лишь удивлённо бросила, с обжигающе едким презрением, заставившим Драко вздрогнуть: — Скажи мне, Малфой, ты правда хотел освобождения своей семьи? Потому что сейчас я не вижу ни одного объяснения, почему ты всё ещё здесь, копаешься в происходящем, а не радуешься вместе с близкими.       Малфой, словно очнувшись, бросил косой взгляд на растерянного Гойла, который так не проронил ни слова, и ринулся прочь.       Он мчался по коридорам, не обращая внимания ни на удивлённые взгляды работников Министерства, послушно рассыпающихся в стороны, ни на тихие смешки в спину, ни даже на намеренные толчки в плечо и едкие ухмылки. Не сейчас.       Домой, скорее. Он обязан убедиться. Только тогда Драко сможет проверить.       В атриуме было пусто. Каминные ниши зияли чёрными провалами, и бывший слизеринец, наконец выравнивая дыхание, медленно вышагивал вдоль стен, так и не решаясь зайти ни в одну из них.       А если всё-таки правда, и его семья дома? Жизнь действительно вернётся на круги своя? Отец займётся делами рода и исправлением репутации, матушка наведёт порядок в поместье — они снова наладят прежние отношения. Как было, верно?       Но сейчас, когда цель находилась так близко — цель, к которой он шёл долгие шесть лет — Драко боялся. Он даже не понимал, чем вызван этот страх. Может, ожидания и обманут, ничего как прежде не будет, но родители рядом — никакого одиночества. Малфои всегда со всем справлялись вместе, и сейчас справятся, чтобы там ни мешало — Министерство, сам Кингсли или общественность, так почему же он не может пересилить себя и вернуться домой? — Драко, — звонкий женский голос прозвучал слишком неожиданно, но гораздо мягче, чем несколько минут назад в архиве. Пэнси остановилась рядом с Малфоем, беря его ладонь в свою и крепко сжимая. — Я могу пойти с тобой, если хочешь.       Малфой не хотел. Меньше всего он желал, чтобы его слабости обнажили ещё больше, пусть даже свидетели тому — друзья. Меньше всего он хотел пускать её в свою голову и показывать все сомнения, пожирающие изнутри, и меньше всего хотел получить утешение и поддержку. Драко итак задолжал Поттеру, только новых обязательств ему не хватало, а потому он лишь ободряюще улыбнулся, сжимая руку в ответ, и покачал головой: — Я вечером пришлю сову. Родители будут рады видеть тебя, — прозвучало слишком бодро.       По взметнувшимся на лоб бровям, сомнению отразившемуся в тёмных глазах и сморщенному носу, было понятно, что Паркинсон ему и на дюйм не поверила, но всё-таки согласно улыбнулась в ответ. Она бросилась к Драко, крепко сжав в объятиях, и, пока он не начал возмущаться, отшатнулась назад, успев втолкнуть его в беззубую пасть камина: — Не забудь, а то я обижусь, Малфой, и, клянусь, тогда ты больше не сможешь скрыть от меня свои грязные мыслишки…       Драко бросил летучий порох, секунду назад взятый с каминной полки, и остаток слов Паркинсон утонул в треске огня.       В поместье стояла подозрительная тишина. Не было слышно ни возни домовиков, взбудораженных возвращением хозяев, ни бушующего за окнами дождя, ни отдалённых криков павлинов, вынужденных прятаться под навесами в саду. Но что важнее — не было слышно голосов родителей.       Драко ни разу не посещал Азкабан, — и за это он был готов благодарить хоть самого Мерлина, хоть Поттера. Не в жизни, конечно. В мыслях. Только раз в году — но знал, что связь пленников с внешним миром и друг другом была ограничена. Им не давали возможности видеться с родными, получать письма или газеты, а некоторых и вовсе лишали возможности говорить.       Новые правила Министерства не терпели исключений. Больше никто не должен был сбежать, — со сторонней помощью или нет — и чтобы быть в том уверенными, Министер утвердил новый закон, вступающий в силу в следующем месяце: теперь помимо магов Азкабан должны охранять драконы, — атлантические бескрылые — выловленные специально из вод у Антарктиды. Пусть эти хладнокровные твари и не могли летать, но выпрыгивать из воды на добрые пятьдесят метров были способны, ещё из их пасти вырывался поток ледяной магии, а потому возможность побега и вправду теперь казалась нереальной.       Драко боялся нарушить тишину, словно вместе с ней исчезла бы и надежда. Он на мгновение замер, переминаясь с ноги на ногу, а затем, судорожно вздохнув, бесшумно направился вглубь поместья. Никого в гостинной, в спальнях, в столовой, в библиотеке, даже кабинет отца — любимое убежище Люциуса — был пуст. Малфой всерьёз начал думать, что Пэнси его обманула, но как искусно: смогла даже выдавить слёзы! Драко остановился у дверей, ведущих в сад. Капли дождя разбивались миллиардами осколков о стекло, а павлины разевали в беззвучном крике клювы, точно в насмешке. Надежда, бьющаяся в сердце загнанной птицей таяла, и нутро снова заполняли едкие отчаяние и горечь.       Всё-таки не отпустили. — Хозяин Драко, — тоненький голос Сирви прозвучал так тихо, что Малфой не сразу обратил внимание на серого эльфа, испуганно опустившего огромные уши с рваными уже зажившими краями. — Хозяин Драко в порядке?       Несмотря на очевидный испуг, домовик не пытался скрыться с глаз, и чистокровный, подавив внезапно нахлынувшую злость, сдержанно кивнул. Пусть в обязанности эльфов и входила забота о семье, которой они принадлежали, но после заключения родителей, Сирви и Кипти были единственными, кто не позволял ему совсем сойти с ума от отчаяния. Домовик явно не поверил Малфою, но упрямо топтался на месте: он неуверенно протянул костлявую руку к бывшему слизеринцу, но тут же дёрнулся назад, закрывая белёсые глаза и резко, слишком бодро продолжая: — Может, хозяин Драко повеселеет, если отобедает вместе с госпожой и господином? Чистокровный резко обернулся к эльфу лицом, и Сирви пискнул, закрывая голову руками, но отшатнуться не посмел. — Родители здесь? — Он слышал, как сдавленно прозвучал его голос, но храбриться сейчас не хотелось. Поскорее увидеть родных, — это всё, что имело смысл — а поэтому Драко нетерпеливо шагнул к сжавшимуся эльфу. — Где они?       Сирви радостно улыбнулся, его уши раскрылись, точно крылья летучей мыши, и он весело, почти вприпрыжку бросился в сторону левого коридора: — Здесь, хозяин Драко! Хозяин и хозяйка на кухне, ждут только вас!       Чистокровный с сомнением посмотрел вслед счастливому эльфу.       Родители на кухне — эта мысль была на грани сказки. Всю домашнюю работу выполняли исключительно домовики, и если Нарцисса иногда всё-таки заглядывала туда, не доверяя ни Сирви, ни Кипти в приготовлении чая, то Люциус — никогда, считая само посещение кухни делом, себя недостойным.       Но щемящее душу предвкушение встречи не позволило сомневаться долго: Драко бросился вслед домовику, всё ещё радостно подпрыгивающего на ходу, и замер в самых дверях.       Нарцисса стояла у окна, нервно теребя в руках фамильный медальон Лестрейнджей — подарок сестры перед смертью. Она выглядела измождённой: в уголках глаз и рта были слишком заметны глубоко прочерченные шрамы морщин. Волосы потеряли прежний блеск, хоть и были, как раньше, собраны в аккуратную высокую причёску. А глаза слишком усталые, почти неживые.       Люциус сидел за столом, невидяще уставившись на свои дрожащие руки и совсем не замечая хозяйничующую на кухне Кипти. Кожа его пожелтела, и теперь он едва ли походил на того самоуверенного мужчину, на которого в детстве всегда равнялся Драко — теперь Люциус выглядел, как старик, которому в своей жизни разве что и осталось подвести итог да лечь в могилу. — Отец, мама, — голос прозвучал глухо, но бывшего слизеринца это нисколько не волновало. Родители, тут же подняв на него свои взгляды, изменились в лицах. На губах матери застыла улыбка — открытая, искренняя, и оттого она выглядела в разы моложе. — Драко, — мягко протянула она и бросилась навстречу. Чистокровный ощутил крепкие объятия, и едва сумел сдержать себя в руках, чтобы не засмеяться. Он лишь счастливо улыбнулся, прижимая хрупкое тело матери, точно скрывая её в объятиях от всего мира. — Сын, — Люциус стоял рядом, и впервые в его глазах Драко разглядел облегчение и даже плохо скрываемую нежность. Малфой старший протянул руку, наверное, для рукопожатия, но Драко, наплевав на все «принято» и «надо» просто притянул отца к матери, сжимая в объятиях их обоих, и всё же не сдержал счастливого смеха и судорожного, едва слышимого: «Я чертовски скучал».       Драко так и не отправил письма Пэнси. Он и не говорил-то почти, больше слушал, как щебечет его мать, вспоминая жизнь до войны, до Тёмного Лорда, словно и не было вовсе этих долгих лет, наполненных ужасом и отчаянием, и эта болтовня действительно помогла Малфою почувствовать себя лучше.       В ту ночь бывший слизеринец впервые за шесть лет смог спокойно заснуть, пусть и только под утро: ему до первого луча солнца казалось, что его родители вот-вот исчезнут, и вокруг не останется ничего, кроме пустых стен и домовиков с нервирующей жалостью глядящих на него из-за угла, а потому всё, что ему оставалось — ежечасно заглядывать в спальню, где уже давно спала мать, а после торопиться на первый этаж и бесшумно замирать у входа на кухню, прислушиваясь к едва уловимому шелесту страниц старых газет, пристально изучаемых отцом.       Но утром никто не исчез: мать спокойно отдыхала в родительской спальне, пока на полке протяжно пела заевшие колыбельные музыкальная шкатулка, а отец, невзрачной тенью, по прежнему сидел на кухне, перелистывая вчерашнюю газету Пророка, пока домовики спешно готовились подать завтрак. — Доброе утро, отец.       Люциус поднял взгляд на сына, как-то остро улыбнулся, точно не мог решиться, стоит проявлять открыто эмоции или нет, а затем отложил газетёнку в сторону, указав рукой на соседний стул.       Весь вчерашний вечер Малфой старший молчал, и Драко подумал, что отцу нужно дать несколько дней — привыкнуть к нормальной жизни, поэтому он даже не представлял, чего стоит ожидать от предстоящего разговора. — Значит, ты работаешь в министерстве? — резкий голос отца заставил напрячься и Драко. Он непонимающе уставился на родителя, лишь согласно кивнув, и ожидая, пока тот продолжит. — И насколько… высоко тебе удалось подняться?       Чистокровный предчувствовал: ничего хорошего из диалога не выйдет, но всеми силами пытался удержать на лице маску равнодушия: — Я состою в группе по обеспечению магического правопорядка, — Драко заметил, как перекосилось от гнева и презрения лицо отца, но оставив это без внимания, лишь расслабленно откинулся на спинку стула. — Расследуем дела, предотвращаем преступления…  — Подчищаете за грязнокровками и Министерством.       Драко одарил отца ещё одним непонимающим взглядом, но ничего не сказал. Он сжал руки в кулаки, впиваясь не длинными ногтями в бледную кожу ладоней, и, досчитав до десяти, расслабленно выдохнул: — Могу показать тебе список доступных профессий бывшим пожирателям. Выберешь себе что-то по вкусу. Наверняка что-то среднее между торгашом в лавке Уизли и собачонкой министерства на роль «принеси-подай» сойдёт. Громкий хлопок заставил домовиков испуганно вскрикнуть и тут же скрыться из виду, оставляя отца и сына наедине. — Не смей так со мной говорить.        Впервые Драко в глазах отца видел такую обречённость. Этот человек перед ним совсем не походил на его родителя. Сломленный, загнанный в угол — с прежним Люциусом его роднило лишь одно: попытка удержать репутацию, которую, к сожалению, уже растоптали.       Драко корил себя, что не смолчал, что надавил на больное, хоть и обещал дать время, а потому, поджав на секунду губы, он глубоко вдохнул:   — Мы поговорим, как я вернусь, а пока — не оставляй маму. Она не может находиться в тишине.       В этот раз в Министерство Драко явился ещё раньше, чем вчера. Он заглянул к Грейнджер, всё норовившую расспросить его о семье, но когда Гермиона так и не получила ровным счётом никакой информации — лишь чиркнула допуск на вход в закрытый архив и, пообещав вытрясти из него душу при следующей встрече, отпустила.       Бумаги помогли отвлечься от утреннего разговора с отцом, хотя вина за сказанные слова и давила тяжким грузом. Пожалуй, встреча вышла не так хорошо, как Малфой рассчитывал, и в том — он прекрасно понимал — была его ошибка.       К началу рабочего дня — восьми часам — у Малфоя уже была выборка из списка на двадцать имён, которых причисляли — или чьи родственники были причислены — к рядам Пожирателей смерти.       Конечно, никакой уверенности, что воры осведомлены о статусе волшебников нет, но почему-то Драко не сомневался, что раз им понадобился список нелегальных зельеваров, то о служителях Тёмного Лорда они знают наверняка. Впрочем, тогда возникал следующий вопрос: откуда воры знали, что именно в «Эликсирах Морганы» будет такое огромное количество незаконных волшебников?       Записав все неясности дела в ежедневнике, где ровными рядами теснились фамилии зельеваров и их адреса, Драко вернулся в офис на 2 уровень и, прихватив с собой Гойла, успевшего лишь удивленно раскрыть рот, бросив беглый взгляд на часы, показывающие восемь ноль семь, направился по первому адресу, к Генри Эджкому.       К обеду из списка были вычеркнуты десять имён. Каждый зельевар, лишь увидевший Малфоя и Гойла, лица которых пестрели в газетах после оправдательного вердикта ни одну неделю со скандальными заголовками, вроде «Предатели снова ушли от наказания» или «Как продать статус, чтобы Вас спас Герой» — которая касалась уже исключительно Драко — тут же спешно прощался, ссылаясь на важные и явно неотложные дела. А услышав, что напарники прибыли для расследования кражи в лавке, и вовсе глохли, как заведённые отрицая всякую связь с «Эликсирами Морганы», ретируясь с двойной скоростью.       И если Драко подобной реакции ожидал, то Гойл явно был недоволен. Он даже несколько раз пытался удержать дверь, вывести волшебников на диалог, но тогда зельевары сиюсекундно трансгрессировали. — У меня ощущение, словно мы представляем не министерство, а… — Грегори замялся, вглядываясь в очередной адрес в заметках Малфоя, но фразу так и не окончил. Гойл и сам был из тех магов, что всё ещё ожидали возвращения Тёмного Лорда, и боялся этого даже больше, чем сумасшествия собственной матери. — Так и есть. Вспомни первый год после войны. Мракоборцы немногим отличались от Пожирателей: вытравливали из собственных домов, если ты в первую минуту не сдавал палочку добровольно.       Гойл нахмурился, но промолчал. Видимо, вспомнил отца, догадался. Гойл старший сумел пережить войну, но терпеть дерзость мракоборцев, вломившихся посреди ночи, не смог, за что и поплатился жизнью.       Мало кто из Пожирателей шутил, да и просто говорил о войне — слишком уж сильны были воспоминания, не дающие покоя ни днём — во взглядах и самоуверенных тычках в лицо, которых, впрочем, Малфой научился игнорировать довольно быстро — ни ночью, в кошмарах. — Пришли, — с явным облегчением выдавил Гойл, завидев на невысоком здании из красного кирпича заветный адрес.       Напарники переглянулись, в очередной раз приготовившись к мини-штурму, обязанному обернуться провалом, но как только Грегори коснулся двери, она приветливо распахнулась.       Малфой заметил растерянный взгляд Гойла, но вслух ничего не сказал, даже не сразу достал палочку.       Открытая дверь — признак, конечно, странный, но что могло случиться с чистокровным магом в центре Лондона, через десяток домов от которого расположено Министерство Магии?       Малфой остановился у лестницы, из холла ведущей прямо на второй этаж. Отчётливый звук шагов, доносившийся с этажа выше смолк, и чистокровный обернулся на Грегори, но тот, уже вовсю осматривал убранную гостинную.       Показалось?       Заклинание на присутствие живых существ ничего не дало, и это только сильнее смутило чистокровного, но он медленно двинулся по лестнице вверх, напряженно прислушиваясь к обманчивой тишине, в которой мог расслышать собственное сердцебиение. — Гоменум ревелио, — оказавшись на втором этаже прошептал Драко, но заклинание снова не дало результата, обнаружив только присутствие Гойла. Значит, шаги — галлюцинация? Игра воображения? — Не галлюцинация, — незнакомый голос прозвучал так близко, что Малфой, отступив на пару шагов назад, едва не слетел с лестницы. Осторожно оглядываясь по сторонам, Малфой выглянул на второй этаж, но не заметил ничего — такие же безжизненные стены, приветливо разинутые рты комнат, в которых царил абсолютный порядок, словно там и не жили вовсе и тишина. Как прежде.       Снова ли показалось? Но в этот раз Драко был уверен, и в подтверждение происходящего, снова различил голос: — Я не враг. На третьем этаже. Можете подняться, — конец фразы прозвучал совсем тихо, точно незнакомец терял силы. Малфой обернулся лицом к первому этажу, но, не заметив Гойла, всё-таки двинулся дальше.       В комнате прямо напротив лестницы третьего этажа лежал человек. Вернее, то, что от него осталось. Волшебника, безжизненно осевшего на пол, покрывали глубокие раны. Брюхо распорото, из которого бесформенной массой торчали кишки.       Чистокровный слишком ярко представил, как маг бился в агонии, на грани сознания пытаясь затолкать обратно собственные внутренности, а потом — взмах когтистой лапы… Голова откинута в сторону: сквозь мясо проглядывали светлые позвонки.       Малфой с трудом подавил рвоту, отворачиваясь от тела, уже собираясь выйти прочь, когда его кто-то схватил за запястье.       Бывший слизеринец вскинул палочку, но ничего сделать не успел: прозвучало едва различимое «Экспелиармус», и Драко оказался обезоружен. Малфой отшатнулся, и в этот раз незнакомец его отпустил, но дверь в комнату с громким хлопком закрылась. — Я же сказал, Малфой, я вам не враг. Пожалуйста, не реагируйте так бурно, даже не подумав, — мужчина лет сорока на вид миролюбиво поднял руки, а затем медленно, явно боясь сугнуть, протянул бывшему слизеринцу его палочку. — Хотя о чём я. Думать — это ведь не в духе Малфоев.       Драко упорно вглядывался в резкие черты: прямой, слишком длинный нос, острое лицо, смоляные, спадающие до плеч, волосы, ярко-синие глаза, не отражавшие абсолютно ничего, хоть на узких губах и играла едва заметная улыбка — но так и не смог припомнить незнакомца, хотя тот, судя по уверенному тону, знал кого-то из их семьи. — Напасть со спины, отобрать палочку — очень дружелюбно, — на ироничное замечание незнакомец не обратил внимание. Он только пожал плечами, мол, не убил же, а затем, обойдя чистокровного, оказался рядом с трупом. — Разодрали ещё ночью. Тело порядком окоченело. По какому делу вы здесь? — несмотря на вопрос, незнакомца, казалось, ответ его не интересовал вовсе. Он сосредоточенно изучал мертвеца, разглядывал раны, что-то складывал в небольшие пакетики, после пряча их во внутреннее карманы кожаной куртки. — Расследуем кражу. Из Министерства, — Малфой не мог объяснить, почему не потребовал имени первый, почему не мешал незнакомцу в его исследованиях, лишь внимательно наблюдая за ловкими движениями, но затем, точно очнувшись, резко бросил, делая ударение на последнем слове. — Кто вы? — Джеймс. Джеймс Флимонт, — закончив свои манипуляции, маг поднялся на ноги, оборачиваясь к Малфою. — Кража в «Элексирах Морганы»?       Флимонт, владелец лавки. Могло ли это быть простым совпадением, или он бросился проверять каждого из своих подопечных, узнав о краже? Или Флимон знал о предполагаемой жертве заранее? — Теперь не только кража. И раз вы, мистер Флимонт, наконец вернулись из своего путешествия, то сможете, наконец, ответить на несколько вопросов. — Для начала я задам вопрос вам, — мужчина как-то странно повел плечами, словно освобождаясь от невидимого груза, а затем прямо, немигающе уставился в глаза Малфою. Драко даже почудилось, что незнакомец, как и Паркинсон, владеет легилименцией, и сейчас, дабы чистокровный не увильнул, не обманул, пытался проникнуть в его сознание. — Вы правда сделаете всё, что найти убийцу?       Требовательный тон Флимонта бывшему слизеринцу не понравился. Драко нахмурился, но отвечать не спешил, и тогда Джеймс снова заговорил: — Вы знаете, что Кристофер состоял в родстве с Пожирателем. Не можете не знать, верно? — тонкие губы на мгновение исказила сожалеющая улыбка. — Ведь вы пытали его брата.       Роули.       В памяти вспыхнуло воспоминание: распластанный на полу маг, истошно стонущий от боли. Ещё один взмах палочки, и собственный не дрогнувший голос «Круцио!».       Чистокровный не мог отвернуться, чтобы не разозлить Тёмного Лорда ещё больше, итак недовольного провалом Младшего из Малфоев. Драко повезло, что Дамблдор всё же оказался мёртв.       «Круцио!» — звенел надрывный крик в ушах, когда по худому телу Торфинна Роули расползались молниями новые кровоточащие раны, но отступить означало подписать приговор и матери, и себе.       Драко пришёл в ужас. Теперь он был уверен, что Флимон способен проникнуть в его разум, и это далось мерзавцу так легко, что чистокровный даже не заметил вмешательства. — Министерству нет дела до Пожирателей и их семей. Как только они узнают о его личности… — Флимон указал на мертвеца, но глаза его оставались пугающе бесстрастны. —…убийцу перестанут искать. Скажите мне, Малфой, готовы ли вы пожертвовать своим положением, чтобы узнать правду?       «Пожертвовать». Это слово отозвалось в сердце тупой болью. Разве Драко уже не пожертвовал своим будущим? Друзьями, половина которых лежала в могиле, а вторая — сидела в Азкабане? Семьёй, теперь уже раздробленной и сломленной? Разве он не пожертвовал, в конце концов, своей душой по прихоти чуждых ему желаний? Так какого чёрта он снова должен жертвовать чем-то в угоду никому не нужной правде и справедливости? — Я так и думал. Значит, и мои ответы вам не нужны, — в голосе незнакомца не прозвучало горечи, но сам Малфой отчего-то почувствовал досаду. Он хотел возразить, но раздался хлопок — Флимонт исчез.