Точный просчёт

      Драко не поднял взгляда, когда Флимонт молча пропустил его внутрь: чистокровный вошёл в дом, пялясь себе под ноги и проклиная за слишком поспешное решение явиться сюда, не проверив собственную догадку. Малфой с надеждой взглянул на затворившуюся за ним дверь. У него перехватило дыхание — шанс упущен, теперь точно не сбежать.       Зельевар пропустил Драко на кухню, предложил выпить, и когда Малфой подумал об огневиски, — оно послужило бы замечательной анестезией для неприятных известий — Флимонт поставил греться чайник и сел напротив.       Тишина затягивалась, и чистокровный всё больше путался в собственных рассуждениях, отчаянно перебирая в мыслях то, как сам пришёл к виновности Чанг. Но в голове неизменно всплывал образ отца, и Малфой сдался, поняв, что веских оснований для обвинения волшебницы у него и не было. Драко просто схватился за первую подвернувшуюся под руку соломинку, желая как можно скорее найти девчонку Пиритсов, и неважно, насколько дорогим для Флимонта или него самого может оказаться виновный в пропаже человек.       Подобная чёрствость могла бы вызвать угрызения совести у порядочного волшебника, но чистокровный ощущал лишь противное — впервые — для себя торжество, точно отнял у победителя, заслуженное им первое место. Вот сейчас, самое время, чтобы ощутить собственное превосходство, минутный триумф: Драко нашёл убийцу, — подозреваемого, как минимум — но непонятное сожаление перебивало остальные эмоции. — Я… — голос Малфоя предательски дрогнул, и он непроизвольно сжался, точно даже эта мелочь могла подорвать крепость его хрупких доводов. — Слежка за дежурившими в ночь нападения ничего не дала. Я решил ещё раз изучить шифр, который ты получил в ночь нападения.       Флимонт молчал, но чистокровному казалось, что он чувствует на себе его изучающий взгляд, и это впервые тяготило. — Что, если первые три символа… (мысли путались, и Драко на миг умолк, отгоняя неотвратимое, нахлынувшие чувства конца и безысходности) три символа — это не буквы, а цифры. А сокращения — имя, — Драко суетливо выхватил из кармана мантии принесённый с собой листок бумаги, на нём уже уже было написано недавно подобранное «2001: Чжоу Чанг. А», но третья часть послания до сих пор оставалась нетронутой, и Малфой, даже сейчас взглянув на аккуратную букву не мог предположить о её значении. — Может, это и поспешные выводы, но мне кажется…       Чистокровный поджал губы. Тишина его мучила, и Драко осмелился поднять глаза на до сих пор молчавшего Флимонта. — Ты прав, надо проверить.       Малфой смотрел в стеклянные глаза, на дне которых слишком явно плескалась отчаянная жестокость, в острые черты лица, и не мог поверить в услышанное. Чистокровный так сильно убедил себя в твердолобости зельевара, что теперь, когда тот с ним согласился, — причём почти сразу — Драко требовалось услышать ответ ещё раз. — Да? Но я… — Малфой замялся, не зная, что хотел сказать. Он попытался собрать мысли воедино, но понял, что любое продолжение будет звучать скомкано и рвано. Как оправдание. — Я не уверен. Даже если я прав, то не знаю, что значимого могло произойти в две тысячи первом, да и третья часть… Я пробовал подобрать слова, но ничего, связанного с оборотнями или убийством не подошло.       Флимонт словно был не здесь. Зельевар рассеянно смотрел на листок, беззвучно шепча, затем отвернулся к окну, вытаскивая что-то из внутреннего кармана куртки, делая глубокий глоток, крепко жмурясь.       Малфой не хотел торопить Джеймса: он не знал, насколько Чанг ему была дорога, но вкрадчивый тон, крепко сжатая ладонь в грубых пальцах зельевара при прошлой их встрече — едва ли всё это были просто ничего не значащие мелочи. Драко вообще за те дни и встречи успел достаточно хорошо изучить Флимонта, и доверие явно не было его сильной стороной. Даже в кафе, прежде чем взять в руки ложку, зельевар с сомнением осмотрел столовый прибор, — наверное, успел применить и невербальное — вытер невесть откуда взятым платком, лишь после приступая к еде.       Мало, кто из Пожирателей был так же дотошен к деталям. «Может, он из мракоборцев?» — странная мысль возникла внезапно, но теперь, припоминая все факты параноидальных наклонностей напарника, она не казалась дикой. — «Даже флягу всегда носит с собой. Как делал тот одноглазый». — Мы начали исследования в две тысячи первом. Тем же числом и были датированы мои записи, — Флимонт глубоко вздохнул. — Роули отвечал за проклятия. Ему нравилась эта область.       В холодном взгляде мелькнуло что-то знакомое. Это не было похоже на изредка видневшуюся теплоту, радость или тоску. Что-то более личное, интимное, уязвимое. — Я не мог ему показать записи — у меня их давно не было, но рассказать — да. — Зельевар закрыл глаза, и если бы он был более… человечен, Драко уверен, зельевар не смог бы сдержать ни дрожи в голосе, ни слёз. Флимонт говорил о Пожирателе, как о своей семье, и всё равно это удивляло ничуть не меньше, чем метка, скрытая у аптекаря под курткой. Нет, пусть многих чистокровных и объединяли общие взгляды, страх за будущее, собственных детей и служение Волан-де-Морту, но никогда они не могли назвать друг друга друзьями. Настоящими друзьями и, тем более, — семьёй. Малфой и сам невольно поёжился, ощутив, как руки покрылись мурашками, но всё равно продолжал внимательно слушать зельевара. — Мне не стоило об этом рассказывать. Впрочем (всякая сентиментальность, которая не прослеживалась ни в голосе, ни в мимике, лишь в самой истории — тут же исчезла. Тон Флимонта зазвучал ещё твёрже и спокойнее, точно речь шла не о человеке, а о пере, которое пришло время выкинуть), теперь это не важно. Мы работали над зельем и ритуалом в течение года. В две тысячи первом.       Повисло молчание.       Теория Люциуса обретала смысл, и пусть тому снова не было весомых доказательств, но Драко был уверен, что к разгадке они, как никогда близки. — Осталась третья часть. Но, возможно, она и не настолько важна, раз мы знаем, кто и как будет действо… — Анимаг, — бросил Флимонт, оборвав чистокровного на полуфразе. — Что? — Роули хотел предупредить, что Чанг опаснее, чем может показаться, — Флимонт подобрал листок Малфоя, дописав неизвестно откуда взявшимся, похожим на спицу устройством, оставившим на бумаге слишком чёткий синий след.       Теперь, когда изматывающий разговор был позади, Драко испытывал непривычный подъём: он то и дело возвращался к такому простому «надо проверить», что недавнее событие почти сразу начало казаться ему выдумкой. Вполне удачной манипуляцией собственного сознания, избавившего чистокровного от посеянных им самим сомнений и воспоминаний. Но Флимонт сидел рядом, глотая обжигающий чай, внимательно слушал, когда Драко высказывал свои сомнения, не перебивая, и, конечно же, в свойственной только ему манере искусственно усмехаясь — пытаясь показать, насколько вся ситуация ему безразлична.       Малфой не мог понять, как мог так просчитаться в реакции, когда мелькнула новая мысль. Такая же своевременная, как и первая.       Джеймс обещал доверять.       Но и это самое доверие не было обоснованным: они знали друг друга не больше четырёх недель, разговаривали исключительно по работе, разве что однажды Флимонт спас Драко, — спасение… да уж, слишком странная процедура единения — но разве всего этого было достаточно, чтобы кому-то открываться, как сделал это зельевар? Впустить в свой дом, рассказать о прошлом, и клюнуть на первую же, притянутую за уши теорию малознакомого волшебника — разве не глупость? Конечно, и абсолютная!       Но Малфой решил, что если это дело не кончится их смертью, — об успехе речи уже не шло, слишком мало оставалось времени до предполагаемого ритуала — то он попробует ответить Флимонту тем же. Доверием, верно? Драко и забыл, что значит доверять целиком, но всё же хотел попробовать. — Я навещу Чанг. Постараюсь узнать, где произойдёт ритуал, заодно осмотрю дом. Флимонт поднялся с места, когда сумерки над Лондоном сгустились окончательно. Малфою идея не понравилась: лезть в пасть пусть и не оборотню, а анимагу было всё равно небезопасно, а к такой, как Чанг, без зазрения совести убившей двух волшебников, и подавно.       Малфой нахмурился, поднимаясь следом. — Один ты угодишь в ловушку. Не сомневаюсь в твоих силах, но справиться с убийцей лицом к лицу, второго обличия которого мы не знаем, будет сложно. Не забывай, что сейчас ты удерживаешь её в шаге от исцеления кого-то важного. Мирного разговора не получится, — против воли, голос Драко прозвучал до безобразия резко, жёстко, как хлёсткая пощёчина, но останавливаться чистокровный даже не думал. — Я смогу прикрыть. Идти вдвоём не обязательно. — Неужели беспокоитесь, Малфой? — ироничный тон зельевара заставил Драко скривиться, но развеять возникшего напряжения у Флимонта не получилось, и тот это заметил. — Не стоит. Меня пытались убить слишком много раз, и страшно погибать только впервые.       Чистокровный не сдержал раздирающей его злости: он хотел избежать чужих смертей вокруг себя любой ценой, а этот придурок так спокойно относится к возможному исходу, что даже умудряется шутить. За шаг преодолев дистанцию между ними, Драко отвесил Флимонту лёгкий подзатыльник, и лишь ещё сильнее надулся, когда в ответ зельевар как-то заливисто, по-глупому рассмеялся. — Не беспокойтесь, Малфой, вас ещё должны повысить. Какой из меня куратор, если я не доведу дело до конца? — Флимонт прошёл к выходу из поместья, и Малфою ничего не оставалось, как пойти вслед за ним. — Постарайтесь не высовываться. Побудьте с семьёй. Вы узнаете адрес, как только его узнаю я.       Мужчина хлопнул себя по груди, где с внутренней стороны куртки должен был располагаться внутренний карман, и Драко согласно кивнул. — Тогда будет справедливо, если после нашего успеха, и ты начнёшь ко мне обращаться более фамильярно, — Малфой уже вышел за порог, но невольно обернулся, не в силах отделаться от ощущения, что видит Флимонта в последний раз. Лицо зельевара вытянулось в удивлении, брови поднялись на лоб, и от такого нелепого выражения Драко невольно рассмеялся. Веселье было крайне неуместным, но всё же оно помогло немного взять себя в руки, да и аптекарь в ответ лишь довольно хмыкнул, пожелав удачи и выдав согласное «Ловлю на слове», а затем, закрыв за собой дверь, трансгрессировал.       Эта ночь была первой за последние несколько недель, когда Драко удалось выспаться. Во сне он не видел кошмаров: не пытался догнать и остановить решившего использовать адское пламя Крэбба, не сидел в зале заседаний, прикованный цепями к креслу, не пытался спастись от оборотней и не видел умирающих, пока ещё живых в реальности близких ему людей. Наверное, его настолько измотало дело, а в большей степени — мысли о возможном провале, что подсознание решило впервые послать всё к чёртовой матери и дать возможность отдохнуть. И этот день был первым за всю работу в Министерстве, когда Малфой проспал начало рабочего дня. — Мистеру Драко пора вставать, — незнакомый тоненький голосок вырвал чистокровного из пучины сна, заставив недовольно поморщиться. Драко тут же сел в кровати, рассеянно оглядывая помещение, когда кольца штор противно скрипнули, и комнату озарил слишком яркий свет, режущий глаза. Малфой закрыл лицо рукой, но это немногим помогло, и он сквозь зубы недовольно выругался. — Простите, сэр, но Фрейлин должна была вас разбудить.       Маленькая эльфийка выглядела на удивление опрятной и здоровой, хотя одета была, как и подобает домовику, в обычную, хоть и довольно чистую, наволочку. Она услужливо поклонилась, ожидая дальнейших приказаний, а когда ответа не последовало, величаво распрямилась. — Ты новая прислуга, взятая матерью, — Драко говорил с сомнением. Уж слишком выверенно держалась домовиха: её манеры, ровная спина, приподнятый подбородок — всё говорило о хорошем воспитании, и если бы в мире волшебников эльфам не была бы отведена роль прислуги, то Малфой бы непременно решил, что Фрейлин родилась и воспитывалась в знатной семье. — Верно, сэр, — даже говор у неё был мягким. Эльфийка со знанием дела растягивала гласные, и сама речь звучала неторопливо и вальяжно. — Но миссис Нарцисса наняла меня временно.       Драко на мгновение задумался, а затем медленно кивнул. Он слышал, что Пожирателям запретили брать в услужение новых эльфов, но никогда не считал это правдой, ведь какую угрозу мог нести обычный домовик, особенно под крылом чистокровных, которые без зазрения совести мешали с грязью загнанных в рабство существ, принимая их расу, как более низкую и никчёмную. — Свободных эльфов стало куда больше, — проговорил Драко бесцветно. Его не заботила новая прислуга, как и тот факт, что ей, похоже, придётся платить, но утренняя тишина возвращала волнения предыдущего дня, и Малфой был рад заполнить пустующий фон даже бесцельным разговором. — Не волнуйтесь, сэр Драко, я буду выполнять все приказания семьи Малфой, не несущие вам угрозы, бесплатно, — Фрейлин ещё раз грациозно — насколько вообще возможно для домового эльфа — поклонилась, забирая приготовленное к стирке бельё, и уже собиралась покинуть комнату, когда Драко её остановил. — Кому ты служишь?       Слишком фамильярное обращение являлось для эльфов табу, разговоры о деньгах — унизительными, а столь поставленная речь и манеры — дикостью. Мать бы никогда не наняла домовиху столь горделивого нрава без должной необходимости, а острой нужды в дополнительной прислуге не было. Значит, либо эльфийка умело изображала роль в присутствии родителей, либо попала обманом. Драко понимал, что вероятность честного ответа не высока, — особенно, если домовихе удалось попасть в поместье за счёт актёрского таланта — но всё же решил испытать удачу.       Фрейлин обернулась к Малфою, и её длинные уши горделиво распрямились. — Тому, кто не боится помогать другим, — домовиха вежливо кивнула, и окончательно покинула комнату, оставив Драко в смешанных чувствах. Он не знал, с какой целью Фрейлин устроилась к ним в поместье, — а то, что она не ставила первоначальной задачей прислуживание семье волшебников после этого странного диалога стало для чистокровного очевидным — но был уверен, что вреда домовиха не принесёт.       Малфой помнил просьбу Флимонта, но сидеть дома и ждать вестей не мог, а потому уже собирался отправиться в Министерство, когда его на пороге окликнула мать. — Доброе утро, — Драко прошёл на кухню — теперь она была самым главным убежищем матери. Пусть Нарцисса и недолюбливала домовиков, но всегда находилась в их компании, избегая тяготившего одиночества. Волшебница пыталась тянуться и к Люциусу — по вечерам Малфой-младший не раз слышал, как мама замирала на пороге кабинета перед закрытой дверью, вслушиваясь в едва доносившийся скрип пера по пергаменту, затем стучала, негромко и торопливо. Отец не выходил, неизменно бросая заученное «я занят».       Не появлялся Люциус и на привычных ранее совместных завтраках, лишь к обеду, как говорила Нарцисса, он выходил из своей клетки, спешно проглатывая приготовленную домовиками еду и снова запираясь в четырёх стенах. В этот момент с ним было невозможно говорить, и мама лишь с сожалеющим взглядом смотрела в след мужу, казалось, совсем забывашем о существовании собственной семьи.       Драко понимал, почему так сильно мать тянулась и к нему, и испытывал невероятную вину, которая с каждым днём лишь усиливалась. Она снедала его так сильно, что Малфой-младший даже думал рассказать маме о расследовании, поделиться переживаниями и той ответственностью, что каждое утро заставляла его подниматься раньше положенного, а то и вовсе не возвращаться домой, но как только наступал удачный случай для разговора, чистокровный уходил. Оглядывался на опустившую плечи Нарциссу, её дрожащую спину и, сдерживая желание подойти и заключить её в объятиях, как при первой встрече, срывался вон. Ему казалось, что не стоит волновать близких ещё больше.       Но это «не стоит» стиралось с каждым днём, стоило только взглянуть на бледное лицо с явными чёрными кругами под глазами от давно не проходящей бессонницы, на голубые глаза, смотрящие без должного осуждения, но с неизменной болью. — Доброе утро, — голос матери звучал тепло, уютно, и Драко нежно приобнял женщину за плечи, после усаживаясь за стол напротив. — В последнее время ты мало ешь, выглядишь совсем изнурённым. Всё в порядке на работе?       И хоть это была слишком очевидная попытка узнать происходящее, юлить Малфою-младшему не хотелось. Может, он и пытался скрыть всё изначально, но легче матери от очередных тайн не становилось. Так стоило ли всё скрывать, когда угрозы от этих знаний не было. По крайней мере, на первый взгляд. — Нет, всё хорошо, — Драко заметил, как на губах мамы снова расцвела печальная улыбка, а глаза невидяще уставились в стол, и чистокровный тут же продолжил. — Наоборот, похоже, вскоре меня повысят. Есть такая вероятность.       Нарцисса неверяще взглянула на сына. Её туманный взгляд загорелся сомнением, но и тень надежды, не появляющаяся уже очень давно, сделала Драко гораздо счастливее, и пусть она была связана вовсе не с хорошими новостями, а, наконец, долгожданным пояснением. — Сейчас мы расследуем убийство Роули. — Торфинна? — Кристофера. Его брата. Если нам удастся найти убийцу, то мою кандидатуру рассмотрят для перевода в мракоборцы, — тут голос Драко сел. Он раньше не задумывался о том, какой иронией является эта обещанная награда. Из Пожирателей в их мучители? Малфой, задержав дыхание, ожидал реакции матери, но та лишь удивлённо хлопала глазами. — Разве у нас есть такая возможность? — бесцветный голос заставил Драко напрячься, но он видел, что родительница его вовсе не осуждала: она не могла поверить после всех прочитанных статей, законов, рассказов Драко о судьбе чистокровных, верных Тёмному Лорду в столь благоприятный для сына исход, и потому, хоть и не отрицала возможность повышения, но и не принимала её окончательно, ведь это дало бы шанс не только её сыну, но и ей самой — возможно, начать новую деятельность, выйти из дома и стать немного свободнее. Не пленницей, запертой в собственном доме, а… — Есть. И как только мы закончим с этим делом, я стану появляться дома куда чаще, обещаю, — Драко накрыл ледяную ладонь матери своей, и та, вздрогнув, устремила на него стеклянный взгляд. С минуту она молчала, но, видимо, приняв всё как есть — по крайней мере пока — мягко улыбнулась, накрыв второй рукой руку сына. — У тебя всё получится. Я даже не сомневаюсь.       Драко ободряюще улыбнулся в ответ. От слов родительницы стало так хорошо, что Малфой непроизвольно поднялся с места, оказываясь рядом, и приобнял Нарциссу за плечи. Он и забыл, как близки с матерью они были раньше, и теперь их потихоньку восстанавливающаяся связь грела душу, как никогда. — Спасибо, мам. — Хозяин Драко, к вам посетитель. Он ждёт у входной двери, — Сирви появился всего на мгновение, уже в следующее пропадая в коридоре.       Нарцисса уже хотела упрекнуть домовика в невежливости, но Драко обнял её крепче, тепло улыбаясь, и обещая напоследок: «Я скоро». — В следующий раз бери на ужин и своего напарника. Уверена, Грегори и Ванесса тебе не откажут.       Малфой остановился у двери, оглядываясь на маму, только сейчас понимая, что так и не рассказал ей о условии, выдвинутом Гампом. — Мы с Гойлом больше не работаем вместе. У меня новый напарник. — Тогда приходи с ним. Я хочу знать, кому мой сын доверяет свою жизнь.       И хоть Нарцисса снова улыбнулась, у Драко в душе поселилось неприятное чувство. Отчего-то ему казалось, что Флимонт не понравится матери, а ещё больше не понравится тот факт, что он — Пожиратель. Малфой лишь согласно кивнул, решив, что придумает что-нибудь в следующий раз и, перехватив на бегу тост и поймав недовольный взгляд мамы и её возмущённое «что за манеры?», поспешил к выходу.       Чистокровный не ждал гостей — для вестей от Флимонта было ещё слишком рано, поэтому завидев на пороге мнущегося на месте Грега, лишь удивлённо вскинул брови. — Драко, — приветственно кивнув, Грегори заметно расслабился, хотя некая нервозность всё равно прослеживалась в непривычно резких для медлительно друга движениях. — Можно с тобой поговорить? Пожалуйста.       Малфой обернулся на дом, — мать за ним не последовала — закрывая дверь и направляясь по тропинке, подальше от поместья.       Они так и не поговорили как следует после той нелепой стычки в Министерстве, да Драко и не желал этого, стремясь оттянуть бессмысленные объяснения и избавить себя от очередной нотации, которая обязательно последует.       Они с Гойлом были знакомы ещё до школы, и пусть поначалу — первые девять лет — Драко относился к Грегори не больше, чем к тупой грубой силе, готовой ради него на всё, то война, не желая мириться с цинизмом чистокровного, внесла свои коррективы.       Во время битвы за Хогвартс, когда троица узнали о местонахождении Поттера, Крэбб совсем потерял голову. Винс был истинным Пожирателем, — пусть ещё слишком юным, глупым, но решительным и послушным — готовым на всё дабы услужить Тёмному Лорду, который и в грош не ставил любую цену, уплаченную его подчинёнными.       Драко даже не мог предположить, что Крэбб сможет вызвать нечто настолько же разрушительное и смертоносное, как Адское пламя, а вот потеря контроля над заклинанием была слишком очевидной — тёмная магия с трудом давалась и Драко, хотя он более старательно пытался постигнуть запрещённые искусства, пока не столкнулся с ними вживую. Но против чар такого высокого уровня не было контрзаклятий, и при всём желании Малфой бы не смог спасти Крэбба, решившего, что служить Волан-де-Морту куда важнее, чем просто спасти свою жизнь.       А Поттер пытался. И как бы часто Малфой не возвращался к той ситуации, не мог понять, с чего вдруг его заклятый враг решил ему помочь. Банальное геройство? Как глупо.       Как глупо. Слишком похоже на Флимонта, ровно так же решившего доверять Пожирателю. Решившего помочь сотни отринутым Министерству волшебникам, хотя и сам в сути он оказался… — Пожирателем? — сказанное слово резало слух, но Драко был уверен в том, что видел. На руке Флимонта чернела метка, и он не мог не знать, что Малфой её заметил. «Он сделал это специально, но зачем?».       Новый вопрос не давал покоя, но сказанная после фраза Флимонта давала надежду, что к этому разговору они вернутся, и всё, наконец, встанет на свои места. — Что? — Драко забыл думать о Греге, хотя вообще вся прогулка и затевалась ради диалога, который пока так никто и не решился начать. — Ничего. Что ты хотел?       А нужно ли было во всём разбираться? После того, как они с Флимонтом раскроют дело, — или с треском провалятся — зельевар перестанет быть куратором Драко, и видеться им не будет необходимости, и в том ничего страшного нет. «Конечно, нет», — подумал Драко, лениво замахнувшись, но внутри остро кольнуло, и он побледнел — «А хотел бы я, чтобы всё закончилось?». — Тогда в церкви. Можешь рассказать, что произошло? — Гойл остановился. И хоть Малфой не видел его лица, но был уверен, что сейчас друг пристально за ним наблюдает, пытаясь уловить каждую эмоцию, каждое движение, способное подтвердить или опровергнуть ещё не сказанные слова, хотя у Грегори, как обычно, ничего не выйдет. — Просто часть нашей работы. Разве не ради этого мы решили поступить в академию? — Драко спокойно пожал плечами. Он юлил, но в этот раз Грегори об этом прекрасно знал.       Ни у кого из них не стояла изначальная цель, как защита волшебников. Защитить собственные семьи от возможных посягательств надзора, попытаться отвести подозрения в случае возможных угроз, заслужить доверие и воспользоваться им, и поэтому всё перечисленное никак не могло оправдать риск для жизни, которого Драко и Грег всегда избегали. Не специально, конечно, на вполне законных обстоятельствах, но чтобы вот так напрямую кидаться в лапы смерти? Нет-нет, спасибо. — Наша работа закончилась, когда мы передали дело Смиту, — Грегори оссёкся, хотя голос его звучал по прежнему настойчиво и остро. — Ты понимаешь, что мне бы пришлось рассказать миссис Нарциссе о твоей смерти? — Зато впервые Пожиратель умер бы за правое дело. Ты бы гордился мной? — весёлость в тоне Малфоя, казалось, только взбесила Гойла, и тот в пару шагов оказался рядом с другом, разворачивая его к себе, сжимая руками плечи и едва ощутимо встряхивая. — Речь идёт о твоей жизни! Не смей так шутить! Если тебе плевать, то подумай о том, что наши матери этого не переживут! — голос Грегори звучал низко, дрожал, срывался на сиплые ноты. Гойл не считал происходящее смешным, а Драко просто не мог относиться ко всему серьёзно.       Страшно было оказаться перед лицом смерти?       Невероятно. Малфоя до сих пор охватывала дрожь при одной мысли, что Флимонт бы не организовал за ним эту глупую слежку, за которую так ни разу зельевара и не упрекнул. Но Драко и помыслить не мог, чтобы оставить убийство Роули в покое, а девчонку Пиритсов на волю судьбе, которая непременно затащит её и Флимонта в могилу.       Но смеяться над собственной смертью было гораздо проще, чем видеть, как погибают вокруг.        Драко замер, вспоминая прошлый разговор с аптекарем. «Легче, чем смотреть на смерти других, да?», — в груди неприятно заныло, и чистокровный с трудом остановил себя, чтобы не проверить белую карточку во внутреннем кармане мантии, хоть и знал, что ничего кроме абсолютно белой поверхности не увидит. — «Даже не думай, ублюдок. Ты не посмеешь!». — Нет, Грег, это ты не понимаешь, — слишком спокойно отрезал Малфой, вырываясь из захвата друга. — Нас считают паразитами, от которых стоит поскорее избавиться. Если ты готов сейчас ничего не делать, защищая свою жизнь, то начни готовиться и к тому, что однажды Министерство выдаст приказ по уничтожению всех, хоть когда-то связанных с Пожирателями. И в тот момент, сколько бы ты не возмущался — тебя никто не услышит. Нас уже не слышат, так чего ты боишься на самом деле? Потерять временно предоставленный хлев?       Губы Гойла побелели от напряжения, но отвечать не спешил. Он смотрел с непонятным Драко чувством, но Малфой лишь покачал головой, нарушая слишком затянувшееся молчание. — Не мешай мне делать то, что я считаю правильным. Большего я от тебя не прошу. — Ты изменился.       Драко удивлённо поднял брови. — Рискуешь шкурой непонятно ради чего, шутишь о собственной смерти и рвёшься к ней, не бываешь дома, хотя столько лет боролся за свою семью. Что с тобой стало?       Малфой не ответил. Он изменений в себе не видел: по прежнему боялся за семью, боялся смерти, идти против Министерства и предстоящей встречи с Чанг. Даже имя Волан-де-Морта, сказанное им самим по прежнему заставило напрячься, готовясь к уже ненужной обороне. — Мне пора, — Драко кивнул, подводя черту под разговором, и трансгрессировал, с удивлением ощущая, как его плечо стискивает медвежья хватка Гойла. Их резко дёрнуло вниз, но тошнотворное чувство быстро прошло, и друзья вывалились в заброшенный дом в проулке рядом с Министерством.       Малфой поднялся на ноги, отряхиваясь, бросил злобный взгляд на Грега и вышел из притворённой двери, когда на пороге услышал уверенное и воодушевляющее: — Я помогу, если понадобится. В этот раз ты можешь на меня рассчитывать.       Малфой не обернулся, хотя ему и хотелось увидеть лицо Гойла, чтобы понять: не послышалось ли, но позволить подобного себе не мог. Драко заметил торопящуюся прочь от телефонной будки волшебницу с забранными в строгий пучок волосами со слишком обеспокоенным, настороженным взглядом. Чанг скользнула в проулок между домами напротив входа в Министерства. Не размышляя ни секунды, Малфой бросился следом, надеясь, что хотя бы в этот раз его нелепый порыв не свёлся к очередной угрозе собственной жизни.       Чанг то и дело оглядывалась, но дезиллюминационные чары действовали как надо: чистокровный замирал на долгие мгновения, и волшебница, не заметила слежки, продолжала петлять по улочкам города. Понять направление Чанг малфою не удалось: она то и дело меняла направления, почти возвращаясь к изначальной точке, пытаясь скрыть собственные следы заклятиями и пряталась в тупиках. Малфой понимал, что пусть о слежке волшебница и не знает, но явно её ожидает. Видимо, Флимонт всё же с ней поговорил, но белая карточка, до сих пор скрытая во внутреннем кармане, не отзывалась теплом — и Драко решил, что если к вечеру зельевар с ним не свяжется, значит, с ним точно что-то случилось. «Он не мог обмануть», — с непоколебимой уверенностью подумал Малфой, когда на очередном круге Чанг резко свернула налево, выходя прямо к больнице Святого Мунго.       Волшебница распрямилась, поправляя странную магловскую, явно неудобную одежду со слишком узкой юбкой, но оглядываться не стала, лишь прибавляя шаг и тут же, едва замирая у невзрачной витрины с уродливым женским манекеном, прошла сквозь стекло.       Малфой снял с себя чары, идя следом, но замялся у входа. Чанг бы сразу поняла, что он здесь из-за неё. Сначала Флимонт наведался в гости, потом бывший Пожиратель оказывается там же, куда волшебница держала путь — слишком много совпадений.       Времени искать оборотное не было, да и менять внешность магией — тоже, а универсальные дезиллюминационные чары не смогли бы помочь обойти ту толпу волшебников, которая, казалось, в Мунго никогда не исчезала. Тяжело вздохнув, Малфой всё же скользнув в здание.       Минутной заминки на выходе хватило, чтобы Чанг уже покинула приёмную. Малфой осмотрелся, но заметить силуэт волшебницы в огромной очереди, ведущей к стойке информации с ведьмой, с усталым недовольством глядящей на нетерпеливых пациентов.       Драко обошел очередь сбоку: недовольные волшебники кричали что-то в след, пытались схватить его за руки, и один из них, стоящий ближе всех к чистокровному с огромными языками на лице в форме детальной карты Лондона, порвал рукав мантии, оголяя чёрную метку. В холле повисла непроницаемая тишина. Колдуны и колдуньи не смели даже шелохнуться, даже вздохнуть, точно тем самым могли неожиданно вызвать возвращение тёмного волшебника. Но у Малфоя на их страх не было времени.  — Куда направилась Чанг? — собственный голос прозвучал как никогда жестоко, и Драко не без сожаления заметил ужас в глазах обернувшейся в поисках поддержки медсестры. Чистокровный сбавил тон, запуская руку во внутренний карман мантии, на что волшебники в очереди зашуршали одеждой, но Драко не обернулся. Знал, они достают палочки. Удостоверение работника отдела магического правопорядка упало на стол перед медсестрой, и Малфой уже мягче повторил. — Мне нужно знать, куда направилась Чжоу Чанг. Пожалуйста.       Драко поднялся на второй этаж, над дверью которого висела вывеска с белыми, посеревшими от времени буквами: «Ранения от живых существ». Широкий коридор был испещрён множеством проходов, ведущих в отдельные палаты с мутными окнами, не позволяющими видеть больных и их посетителей. Малфой шагнул вперёд, приоткрывая дверь, где непонятными разноцветной и чёрной кляксой мелькали две фигуры. «Укус австралийского чёрта» — с трудом припомнил Драко. Этих существ вывели пару лет назад, в самой глубокой впадине Тасманового моря. Оказалось, что эти маленькие существа куда более агрессивны по сравнению с их северными собратьями, обитающими например, в озере при Хогвартсе, однако их укусы куда менее болезненны и вредны. Драко до сих пор вспоминал в экстренном порядке выпущенную статью Пророка, где прикладывались цветные — чтобы волшебники могли узнать симптомы — фотографии раздувшегося в три раза тела волшебника с множеством радужных пятен. Такая заинтересованность Министерской газеты была в том, что австралийские черты выглядели, по мнению многих детей — очень мило: точно русалки с крыльями, правда, на лицо куда более симпатичные, как феи, из-за чего их стали вытаскивать с глубин по запросу богатых волшебников, которые впредь их содержали потехи ради, как домашних питомцев. Но австралийские черты были слепы, и яркий свет, слишком слабое давление (создать условия глубины в шесть тысяч километров было не просто) вводили их в крайнюю степень ярости, отчего те бросились на всех существ, которые были в их досягаемости, а спустя пару дней — умирали.       Во второй палате находился лишь один человек, и Драко прошёл мимо, высматривая бежевое пятно — цвет одежды Чанг. Пройдя ещё пару палат, Малфой остановился возле двери, снова наложив на себя дезиллюминационные чары, и после заглядывая в палату.       Волшебница сидела на краю кровати со множеством белых пушистых подушек, за которыми пациента разглядеть не получалось. Чанг устало стянула волосы в тугой пучок, и, казалось, наконец позволила себе расслабиться: губы исказила грустная улыбка, а по щекам заскользили хрустальные слёзы, но колдунья не позволила проронить себе ни звука. Волшебница протянула руку к лицу человека, и в свете тусклых ламп Малфой смог увидеть, как сильно дрожат её руки. Чанг колебалась всего секунду: она подхватила лёгкое тельце на руки, и тут же правой ладонью наспех вытерла лицо.  — Мама? Мы уже уходим? — тонкий голосок прозвучал до одури оглушительно, и Драко с трудом подавил в себе желание отшатнуться, уйти прочь, подальше от чужого горя, которое, похоже, он скоро должен будет нарушить. — Да, дорогая. Сегодня ты станешь здоровой.       Колдунья на мгновение обернулась ко входу в палату: в её взгляде не было и капли той нежности, с которой она прижимала девочку лет пяти к своей груди, только отчаянная решительность и злоба. Не заметив Малфоя, Чанг подошла к окну, открывая его нараспашку и с минуту глядя вниз, словно что-то оценивая, а затем вновь заговорила, гораздо мягче, успокаивающе:  — Ты только ничего не бойся, хорошо, солнце? Мама тебя не отпустит, и ты меня ни за что не отпускай, — поставив ребёнка на пол, она бережно отвернула малышку от себя и, направив на себя палочку, резко прогнулась в спине, сжимая до скрежета вытягивающую пасть с острыми, как бритва клыками. Ноги и руки резко подломились, и Чанг повалилась на пол, пока её тело продолжало стремительно меняться. Уже через пару мгновений на месте волшебницы стоял громадный леопард, оглядываясь по сторонам. Малфой пришёл в ужас: учуяла. Острый взгляд коричневых глаз столкнулся с поражёнными серыми. Драко наставил палочку на зверюгу, но сделать ничего не успел: ребёнок обернулся к матери, с заливистым смехом хватая его за шею, и дикая кошка, угрожающе обнажив клыки, выпрыгнула со второго этажа.       Малфой за пару шагов оказался у окна, но зверя уже не было на улице: люди по прежнему сновали туда-сюда и, кажется, совсем не были испуганы мгновение назад спрыгнувшим леопардом. — Чёрт!       Досада пожирала изнутри, и Драко теперь не представлял, как найти Чанг и её дитя, но ещё больше его гложил предстоящий ритуал. Значит, девчонка Пиритсов в обмен на пятилетнего ребёнка?       Малфой закрыл рукой глаза, понимая, что всё и так очевидно. Нельзя отдавать одну жизнь, на другую, даже если кому-то кажется, что это справедливо. Пусть и Пиритс была из семьи Пожирателя, но она такой же ребёнок, не желающий умирать в угоду кому-то, ради благой цели, так почему кто-то решил, что это правильно и избрал путь за неё? — Пожалуйста, Флимонт. Чёрт тебя дери, пожалуйста, не подведи.       Точно услышав просьбу Малфоя, карточка во внутреннем кармане потеплела, и чистокровный вытащил вещицу, с явным облегчением вглядываясь в незнакомый адрес и слишком отчётливую приписку: «Прямо сейчас».